Закат и рассвет

            '' Прервать затворническую жизнь в загородной резиденции Первого Хокаге было нетрудно, но заставить себя жить по-настоящему, а не существовать, было что-то из ряда фантастики. Цунаде переломанная, с дефектом, будто бы и ждёт, когда уже откажут последние шестерёнки. Слабый механизм, который уже никогда не сможет функционировать нормально. Но ей нужно, хоть как-то двигаться дальше. Плевать, что с помощью алкоголя. С бессонницей и бесконечными тревожными мыслями. Такие дыры в груди не зарастают, а время не лечит, кто бы и что не говорил. Слишком больно.       Её жизнь теперь, как бесконечные качели. Нет стабильности, нет нормального будущего. Один день кажется, что всё нормально, она заставляет себя улыбаться, учит Шизуне и работает в госпитале. Раздаёт подзатыльники Минато, часами сидит за медицинскими трактатами, ходит на задания… И хочется надеется, что привычная повседневность снова складывается по кирпичику, так, будто ничего и не было… Но это всё чёртов самообман. Достаточно разбитого стакана или найти в своём доме одну из вещей, вдохнуть его запах, чтобы начался ад. Паническая атака.       В первый раз её накрывает внезапно, прямо на рабочем месте, когда она видит в приёмной мальчишку без сознания в окровавленной одежде. Он такого же возраста, как и был её брат… И она больше не видит в нём незнакомца, перед глазами рисуются картины той роковой ночи…       «Наваки….Нет… Я не могу. Я не хочу тебя терять.»       Её трясёт, переламывает… Сенджу роняет поднос с медицинскими инструментами, а в глазах безумие играет. Животный страх перекрывает кислород… Он бьёт кувалдой по голове.       Она и сама не замечает, как пространство вокруг неё теряет очертания, как она практически падает на пол, теряет сознание, но её вовремя придерживают чужие руки.       Позже она открывает глаза на больничной койке в пустой палате, Орочимару сидит рядом. Протягивает стакан воды, объясняет то, что сказал другой медперсонал о произошедшем.       Цунаде не в состоянии понять эмоций на лице напарника. Она пытается встать, но он просит её не спешить. Говорит о том, что ей достаточно на сегодня. Сегодня нет войны и можно позволить себе пойти домой. Перестать истязать свой организм алкоголем, вечными переработками и просто лечь спать. Орочимару не из тех, кто любит читать нотации, но в этот раз, он ведёт себя странно. Не язвит, не делает резких движений. Просто сидит рядом и смотрит, будто находясь в растерянных чувствах.  — Пойдем, я доведу тебя до дома. Прослежу, чтобы ты не завернула в очередное увеселительное заведение, — он закатывает глаза с ноткой раздражения, уже собираясь встать со своего места. Догадываясь, какая реакция последует на его слова, готовясь к очередной словесной перепалке о том, как лучшего всего поступить в данный момент. Цунаде, ведь не нужна чужая помощь. Она упряма в своём самоуничтожении как никто другой. И каждый раз говорить с ней это как биться головой об закрытую дверь. Можно просто раскрошить себе череп в неудачных попытках.        Но Цунаде не спорит, её пальцы резко сжимают мужское запястье и она не даёт ему сдвинуться с места. Она применяет чакру, ходя по тонкой грани, где крепкий захват может перетечь в сломанное запястье. Цунаде смотрит ему прямо в глаза, когда он оборачивается, и этот взгляд ему совершенно не нравится. Холодный и обречённый. Безжизненный как в лихорадку. — Я как побитая собака. Толку от меня уже никакого, а добить жалко. Орочимару, пообещай мне, что если я окончательно слечу с катушек… Ты сделаешь это для меня, — у неё голос сорванный, но её слова звучат далеко не как просьба, а скорее приказ.        Он знает, о чём она говорит и его от этих слов конкретно переёбывает. Он и сам ещё недавно угрожал ей именно этим, но одно дело, написать слова на бумаге, а другое — дать осознанное обещание ниндзя…       Он не сможет отказаться от этой клятвы в будущем, если сейчас скажет ей «да».       Орочимару — подлец, но даже у него есть своя мораль и принципы. — Нет, — Орочимару практически зашипеть готов. С раздражением вырывает руку из её захвата. Он злится. Он уже готов послать всё к черту и просто уйти. Пусть сама добирается, как хочет. Пусть валит на все четыре стороны. Напьётся где-нибудь, а затем сдохнет в канаве, если родилась такой слабачкой. — Пообещай мне, — Цунаде вторит это, как одержимая… Царапает ногтями его руку. Цепляется пальцами за ворот мужской одежды. Не позволяя от себя отстраниться. — Цунаде…- он готов сейчас схватить её за волосы и хорошенько огреть об стенку от ощущения собственной безысходности в этот момент. Он скалит зубы, он не хочет поддаваться на эти долбанные провокации.        Они оба, будто душевнобольные… Невыносимо противно видеть, как давно знакомый тебе человек уничтожает себя изнутри. Он просто хочет остановить это, но ничего сделать не может… — Я столько раз вытаскивала тебя из лап смерти и никогда ничего не требовала взамен. И это единственное, что я прошу тебя для меня сделать. Разве тяжело дать мне лишь одно обещание? — она бьёт по болезненным точкам, потому что знает куда бить.        Его перетряхивает от гнева, он еле сдерживается, чтобы не дать ей по морде так, чтобы в глазах засияло.        Чего она добивается? Это, блять, какая-то шутка для неё? Что ещё нужно, чтобы окончательно достигнуть дна? — Тяжело. Потому что это единственное чего я не хочу для тебя и себя, — единственная откровенность, которую он позволяет себе прямо сейчас, но Цунаде не хочет слышать, не хочет понять того, что скрыто под будничном маской человека, который не умеет выражать свои эмоции. Она его доламывает. — Поклянись, поклянись… — она просит, практически умоляет. Это тихая истерика без слёз, она трясёт его за плечи, пока он не скручивает ей руки в попытке подавить накатывающую бурю. — Я клянусь, что убью тебя, если ты окончательно потеряешь себя, но знай, что после этого ты станешь для меня пустым местом, — выдыхает он, сжимая губы в тонкую полоску.        Это эгоистично, но кажется единственным для неё спасением.        «Я, кажется, уже тебя ненавижу, Сенджу»        Они оказались в стране Облаков ближе к вечеру. Лунный дворец был точно таким же, как запечатлела его в своих воспоминаниях Цунаде. Ей всегда здесь нравилось… Гулять в, казалось бы, безграничном саду во время цветения сакуры, любоваться водной гладью, наслаждаться отражением звёзд в местных озёрах, что были здесь в изобилии. Ощущалось так, будто после её последнего визита прошла целая вечность, но на самом деле — всего четыре года… Долгих года, граничащих с бесконечностью, застывших между жизнью и смертью. После войны вся жизнь была с кислым привкусом, с постоянным ожиданием грозы и крови… На поле боя было столько крови, что невозможно было дышать… Красный цвет стало уже невозможно воспринимать нормально.        Просто коснуться пальцами холодной поверхности стен Лунного дворца и горько вздохнуть от осознания, что они изменились, а от прежней Цунаде осталось лишь блеклое отражение. Она, похоже, была проклята Богами за грехи своего отца и деда, обречённая постоянно оборачиваться в глубины прошлого…       Невозможность отпустить прошлое. Ей страшно забывать о войне, потому что, если позволить себе забыть, она станет предательницей для тех, кто оставил свою жизнь там, чтобы сейчас она могла позволить себе жить, быть здесь… Почувствовать вкус первой любви… Проверить дружбу на прочность. Ей с каждым днем всё труднее смотреть на себя в зеркало, потому что, от взгляда побитой собаки уже никуда не деться. Больно…Джирайя в прошлый раз тоже был здесь….Правда, тогда они не были парой. Они вообще друг с другом не разговаривали, потому что снова поссорились из-за какой-то ерунды.        Они вечно что-то делили. Вечно выедали друг другу мозги… Кто же тогда мог знать, что причиной их вечных несостыковок было то, что им просто никогда не было достаточно просто дружбы. Какой же слепой она была… Они оба….        Делегация страны Облаков встретили её с Орочимару практически у порога дворца. Старейшины, несколько министров и стража, а самое главное здесь была Юки Сама. Белокурая, миниатюрная, в традиционном кимоно нежно розового цвета. Зеленоглазая, с хитрым и таким чарующим взглядом, будто она лесная нимфа. С цветочными украшениями в волосах. Кто бы мог подумать, что за кукольной внешностью скрывается острый и холодный ум… — Цунаде Сама… Орочимару сама… — Наследная принцесса.       Несколько формальных поклонов, что соответствуют этикету. Цунаде улыбнулась. И это был не оскал, не очередной приступ невроза или попытка вновь обмануть окружающих. Это было тепло, точно так же, как два года назад. Без тысячи шрамов на сердце. Просто сама мысль о том, что она далеко от Конохи, будто являлась освобождением. — Рада видеть Вас снова в наших краях. С возвращением. — Выражаю своё почтение, это взаимно.        Видеть перед собой близкого человека, просто друга, равного себе, который не смотрит на тебя с жалостью. Не ждёт, когда ты сорвёшься. Не следит за тем, чтобы ты не решила сбежать или наложить на себя руки.        Юки была её подругой, наверное, единственной в полноценном смысле этого слова. — Орочимару Сама, чувствуйте себя, как дома, — наследная принцесса учтиво улыбается уголками губ, в то время, как Орочимару снова совершает поклон в знак уважения. — Благодарю вас, Юки Сама, это очень любезно с вашей стороны.        После того, как все формальности были совершены, и все обменялись приветствиями, делегация медленно начала расходиться. Когда осталась только Юки и слуги, девушки непроизвольно пересеклись взглядами на несколько молчаливых секунд.       Наследная принцесса снова обратилась к гостям: — Я уже распорядилась, и слуги проводят вас до ваших покоев, чтобы вы смогли отдохнуть с дороги перед ужином и другими важными делами. Отец сейчас в зале переговоров в другой резиденции, поэтому не смог поприветствовать вас, но пообещал, что будет обязательно присутствовать на ужине. — Спасибо, — Сенджу вновь поклонилась, еле сдерживая улыбку. Всё это представление было необходимо для чужих глаз, но и в тоже время чертовски забавляло её. Гордость за подругу переполняла грудную клетку… Казалось бы, ещё мгновение назад они были детьми, которые сбегали на деревенскую ярмарку при любой возможности, а теперь от них зависело слишком многое… Судьбы двух государств. Какая ирония…        Первым откланялся Орочимару, последовав за слугой, что должен был проводить до его покоев. Цунаде поймала себя на мысли, что хочет, чтобы они находились, как можно дальше от её покоев… Ей хотелось думать, что за пределами Конохи у неё есть шанс на перерождение. Шанс искупить грехи. Перестать поддаваться своим порокам….Имела ли она право на столь наивные надежды и желания?        Сенджу кивает и собирается последовать примеру напарника, но стоит ей сделать шаг вперед, её сразу же останавливает ласковый женский голос, заставляя обернуться:  — Цунаде Сама, выпьете со мной чая перед ужином? — она тактична, как никогда раньше. — Конечно. И перестань говорить со мной так официально, а то у меня уже зубы начинает сводить от непривычки, — саннин ухмыляется, оглядывая подругу с ног до головы, в глазах играют черти.        Юки манит её к себе пальчиком, заставляя придвинуться, как можно ближе и говорит на тон ниже, так, чтобы их никто не мог услышать. — Прости, сестричка, это всё из-за присутствия старейшин. Не хочу, чтобы они потом пытались обвинить меня или отца в том, что мы не объективны по отношению к союзу с Конохой. — Ну, а ты объективна? — Сенджу хмыкает и иронично ведёт бровью, с интересом ожидая ответ.       Юки Сама смеется и прикрывает рот ладонью в очаровательном жесте, а затем её голос становится жестким и смелым: — Цунаде, твой дедушка и мой, поклялись на крови, что Коноха и Страна Облаков всегда будут преданными союзниками, а я обещала тебе, что никогда не отвернусь от нашей дружбы. Можно мне позволить себе быть чуточку необъективной в этом вопросе? — Можно… Я чертовски рада слышать твой голос.        Они обе будто выдыхают после произнесённых друг другу слов. Так, словно сейчас обе избавились от бремени, что нависло у них на плечах. Стало легче дышать и хотелось улыбаться, хохотать, как в детстве. Не думать ни о чём плохом. — Взаимно, а теперь иди отдыхать. Я буду ждать тебя в шесть в малахитовой беседке, — наследная принцесса едва касается пальцами женского запястья, чуть сжимает в знак поддержки и подмигивает.  — Слушаюсь и повинуюсь, наследная принцесса. Скоро увидимся, — она гладит подругу по руке в ответ и кивает, прежде чем покинуть летнюю веранду.        Они пьют чай, но их обеих хватает лишь на две маленькие чарки. Хочется выпить чего-то покрепче, но вскоре их ожидают серьезные переговоры со старейшинами. Обе нервничают, но обговаривают все важные моменты, слабые места. Так, чтобы Цунаде была готова ответить на все провокационные вопросы министров, советников, а Сенджу же не скрывает от Юки уязвленные точки Конохи, чтобы для неё тоже не возникло неприятных сюрпризов.       Это не первые дипломатические переговоры для Конохи и Страны Облаков, но первый опыт, где они принимают непосредственное участие. Играют ключевую роль, и хочется сделать всё правильно. Обезопасить свою родину с помощью скрепления союза двух стран. Вероятность возникновения очередной войны слишком велик, и они должны быть готовы… Должны сделать всё, чтобы предотвратить потери. Страх нового кровопролития горький на вкус и не даёт ночами спать спокойно. Они уже не дети и им придется отвечать за ошибки, за судьбы чужих людей, если вдруг, всё пойдет не так… Когда всё стало так сложно? Исчезнет когда-нибудь это всепоглощающее чувство подавленности внутри?        Они идут к озеру, там весной цветёт сакура, рядом с водой стоит большое, могучее дерево. И всегда приятно наблюдать, как на водную гладь падают розовые, душистые лепестки.       Цунаде хорошо помнит этот маленький мостик. С ним связаны самые тёплые воспоминания. Жаркий июнь и распитая на двоих бутылка саке вместе с Юки, звонкий смех и девичьи секреты.       Сенджу помнит всё… Как они строили планы и делились мечтами. Как сидели здесь до самого рассвета. Свободные, ещё не знающие войны. Ещё непонимающие насколько большим бывает страх, насколько ядовитым и разрушительным он может оказаться в своём существовании…. И она помнит конфеты до жути сладкие, от которых сводило зубы. От обилия сахара и ягод в начинке. Хрупкие и такие дорогие сердцу воспоминания… — Тут всё ещё так чертовски красиво. Жаль, что мы больше уже не подростки…- горько усмехается Цунаде, устремляя свой взгляд на лазурную водную гладь и садится на край мостика, снимая обувь и опуская ноги в воду. Юки следует примеру подруги. На женской лодыжке блестит золотой браслет в лучах солнца. — Безумно жаль.        Они молчат ещё где-то минуту от силы. Обе напряжены. Обе понимают, что им нужно поговорить, многое рассказать друг другу, но нет сил, мужества, чтобы начать. Цунаде кусает губы, думает, что сейчас, как никогда хочется напиться, разрыдаться на коленях лучшей подруги и просто сознаться во всём.       Цунаде никогда не была трусихой, но в этот миг, страх держит её за горло….Плечи снова напрягаются, стоит только вспомнить обо всех своих скелетах в шкафу…        Она не поймёт. Она будет смотреть на меня с разочарованием, жалостью, как другие… Не хочу… — Расскажи, что тебя гложет, Цунаде… Я пойму, всегда понимала, ты же знаешь, — подруга говорит тихо, заботливо гладит по плечу. Юки Сама — тёплая, как мягкое домашнее одеяло, и в тоже время, щит, готовый, закрыть от всех преград.        Так, ведь и должно быть в настоящей дружбе, ведь так? Спокойно, без ядовитого чувства, что разрывает на куски…       Но с Орочимару теперь никогда не бывает просто, а ведь он был её другом очень долгое время…. Когда они перешли эту грань, когда они позволили себе всё сломать? От этой параллели просто невыносимо. В жизни Цунаде больше нет ничего стабильного… Нет уверенности, даже в собственных убеждениях. — Я расскажу, но не сейчас, ладно? Дай мне время, я ещё не готова… — она не врёт, говорит честно, зная, что Юки никогда не выдаст её секретов и будет ждать сколько нужно. — Хорошо.        Они обмениваются улыбками. В глазах Юки искрящая тревога, а в глазах Цунаде полная обреченность. Её надлом не должны видеть окружающее, но, похоже, его невозможно скрыть даже с помощью дорогого кимоно.       Ей нужно быть сильной. Нужно держать себя в руках. Не ради себя, но хотя бы ради Конохи и тех, кого она поклялась защищать. — Где твой брат? Почему мелкий засранец не пришёл повидаться со своей анэсан*? — Сенджу переводит тему, а наследная принцесса смеётся. — Он не от мира сего, ты же знаешь… Снова закрылся в своей лаборатории и что-то химичит. Слуги не смогли до него достучаться, чтобы сообщить, что вы прибыли. — Я зайду к нему позже, у меня есть к нему дело, которое точно его заинтересует. — Мне стоит начать беспокоится? — девушка задумчиво хмурит лоб, в то время, как губы Цунаде пронзает злорадная улыбка. — Кто знает, Юки Сама… Кто знает…- Сенджу смеется, внезапно толкая подругу в воду, та не привыкшая оставаться в долгу, резко тянет Цунаде за лодыжку, и они обе оказываются в прохладной воде. Плевать на дорогие ткани, на то, что обе в чересчур официальных нарядах, и что потом снова придется переодеваться. Приводить себя в порядок.        Сейчас не хочется думать о последствиях… Цунаде впервые за долгое время отпускает себя, позволяет себе смеяться, брызгаться, как малый ребенок.       Жаль, что счастье слишком быстротечно… И эта иллюзия гармонии разрушается вместе со звуком мужского голоса. — Мне стоит напоминать вам двоим, что до собрания, где будут все важные фигуры, осталось всего два часа? — Орочимару скрещивает руки на груди, он тоже уже переоделся в официальные одежды. Лазурно-серый был ему к лицу. Цунаде первый раз увидела, как напарник собрал половину своей темной шевелюры в маленький хвостик сзади.        Их взгляды пересекаются, как две молнии во время штурма.        Орочимару не разделяет её запала, не ведётся на провокацию. Он делает несколько шагов вперёд, подходя к краю мостика. Его гримаса на лице непроницаема. В такие моменты, когда он смотрит так, у Цунаде неприятная дрожь по коже. Некоторые демоны внутри него настолько темные и кровожадные, что ей не под силу их обуздать. — Нам нужно поговорить, — в интонации его голоса проскальзывает сталь. Она знает этот тон… Именно так он говорит, когда они остаются за закрытыми дверями, когда больше не нужно притворяться… Но сейчас другие обстоятельства. И Цунаде наблюдает за ним и просто не может понять, что происходит. Он злится, она чувствует это в каждом его движении.        Почему? Что не так? — Обязательно сейчас? Мне нужно переодеться. — Потом будет поздно. — Подожди до рассвета. — Нет. Мы поговорим прямо сейчас…- говорит он с нажимом. Орочимару не двигается с места, но создается ощущение, что ещё немного, и он будет готов придушить кого угодно голыми руками.       Цунаде хорошо читает язык его тела, слишком чутко ощущает каждый исходящий импульс от юноши. Ей не нужны публичные сцены… Ей нужно быть в трезвом уме, чтобы всё, что она задумала, наконец, получилось.       Наследная принцесса не вмешивается, не встревает в разговор, но смотрит на Цунаде с очевидным вопросом в глазах. Сенджу спокойно кивает головой и обращается к подруге: — Всё в порядке. Ты можешь идти, скоро увидимся. — Хорошо, — Юки Сама не спорит, только напоследок одаривает Орочимару пронзительным взглядом, как у хищника, и он прекрасно понимает, что она хотела сказать ему этим жестом. Слишком проницательная для своих лет. Она никогда ему не нравилась, именно из-за этого назойливого умения читать других людей, как раскрытые книги. — Чего ты хочешь? — Цунаде не спешит вылезать из воды, на бледной шее прозрачные бусы из капель, сверкающие на солнцепеке ярче любых бриллиантов.       Ткань пудрового цвета незаметным жестом спустилась с женского плеча. Цунаде красива в своей откровенности. В своей небрежности и искусанных губах.        Орочимару зависает на мгновение, но не подаёт виду. Молчит, дожидаясь, когда янтарные омуты снова посмотрят на него. — Это ты мне скажи, — он достает из рукава черный свиток, перевязанный алой лентой.       Расслабленное выражение на женском лице сменяется неприятным изумлением, а во взгляде горит алая ярость. — Ты не мог… Какого черта?        Мог…ещё как мог…сукин сын…