Закат и рассвет

      — Ты не мог… Какого черта? — Цунаде стоило огромных усилий не проехаться сейчас по змеиной роже кулаком. Ее трясло от злости. От обиды. От отчаянья.       Она знала, что это произойдет рано или поздно. Знала, что Орочимару не тот кому стоит доверять без остатка. Каждый раз возлежа с ним в постели, ожидала ощутить холод лезвия на своей шее и все же оказалась не готова к этому.       Не была готова встретиться с правдой. Посмотреть ей в глаза. Она отворачивается на секунду, выдыхает. Прикрывает глаза. Ей нужно собраться. Нельзя идти на поводу у собственных эмоций. — Еще как мог. И уже успел ознакомиться с содержанием, — на мужских устах усмешка, но в глазах неутомимая злоба. Разочарование будто. И мрак       Он взломал ее печать. Как он смог это сделать? Она сбита с толку… Цунаде снова оборачивается, сверлит Орочимару взглядом. Уже готова взорваться, а затем до нее доходит…        Она позволяла ему связывать себя веревками, что впитывают чакру… Он воспользовался ими. Добрался до самого сокровенного, украл ее «энергию». Перешел очередную черту. Мерзавец…       Предатель. Ублюдок без принципов. Ей так хотелось вцепится ему в горло. Отправить к чертям. Покончить с этой связью раз и навсегда.       Ненавижу. Ненавижу… — Как ты посмел копаться в моих вещах???       Сенджу вылезает из воды, поджимает губы. Ее омуты сверкают пламенем. Праведным гневом.       Орочимару должен был радоваться своей победе. Злорадствовать от того, что он смог обдурить ее, как какую-то мелкую гениншу. Но на его лице не читалось удовлетворения или эйфории победителя. Удивительно и непонятно.       Ей нужно перестать поддаваться эмоциям, а иначе она выдаст себя. Выдаст свои планы. Нет. Нет. Нет.       Она не может остановиться на полпути. Слишком много поставлено на карту. Не может рисковать всем тем, что от нее сейчас зависит. Не из-за собственных чувств и разочарований.       Сжимает руки в кулаки до белизны костяшек. Нужно просто пройти мимо. Переодеться. Подготовиться к собранию. Со всем остальным она разберется уже позже. На все остальное наплевать…       Но у Орочимару были свои планы на этот счет. Алебастровые пальцы сжали женское запястье в стальной хватке. Сенджу сразу же вырвала руку, но он зарычал. Это был рык на грани с криком: — Какого хрена ты затеяла? Совсем ебнулась? Решила выторговать себе местечко получше в другом государстве?       Сенджу лишь глаза закатила. Будь они в Конохе, она бы уже просто начистила ему рожу, но здесь позориться нельзя. Нельзя устраивать уличные драки. Они здесь роли послов исполняют, они не могут ударить в грязь…        Тебе повезло, змееныш, что я не могу тебя прикончить… Не сегодня…       Внутри все горело. Гнев скользил по венам темными линиями. И если нельзя было причинить другому боль физическую, то всегда можно уколоть словами. — Не твое собачье дело, — она рассмеялась прямо ему в лицо. Нагло. Дерзко. Гордо задрав подбородок. Смотря так, будто он для нее пустое место.       Цунаде знала, как играть на его нервах. Знала, как ковырнуть посильнее, вывести из себя. Мотнула головой, чтобы капли с белокурых локонов попали на ткань его темного одеяния.        И Орочимару повелся. Лед треснул. Не мог устоять перед пламенем.        Вцепился пальцами в тонкую шею. Сжал, притягивая к себе, сделав так, чтобы между их лицами оказалось всего несколько сантиметров. Выбивая воздух из чужой груди.        Через пару часов на оливковой коже, наверняка, окажется синий узор.        У Цунаде красивая шея и ярко выраженные ключицы. Орочимару знает вкус ее кожи. Персики, цветы и хвоя. Но он не должен думать об этом сейчас. Не должен заводиться от жестокости ее фраз. От ощущения, что он может забрать ее жизнь прямо сейчас.        Раньше ему казалось, что невозможно желать и ненавидеть одновременно. Но теперь он хорошо осознал, как бывают размыты эти два понятия.        Они вечно балансировали на грани. Болезненно. Неправильно. Всепоглощающе пагубно.        Что будет если он прямо сейчас вонзится зубами в один из оголенных участков бархатной кожи? На сколько еще более безумным он будет выглядеть? — Вот как? А может мне свернуть тебе шею прямо сейчас? На собственную жизнь тебе уже давно плевать, теперь решила потерять и достоинство?        Как же она выводила его из себя. То, с каким рвением она хотела угодить в петлю.        Как можно так наплевательски относиться к своей жизни, когда на глазах погибло столько невинных людей?        Хочешь поскорее к Джирайе, сука? Неужели, ты не понимаешь, что он желал бы, чтобы ты продолжала жить? Идиотка…        Она не вырывалась. Не двигалась с места. Позволяя кричать на себя, трясти, словно она кукла, обмякшая.        Просто слушала злобное шипение у своего уха.        Молча наблюдала за тем, как мужское бледное лицо искажается в хмурой гримасе. Как жилки на его шее играют.       Наступила напряженная тишина, а затем она криво усмехнулась. Янтарные глаза в лучах солнца казались безумнее, чем когда-либо. — Давай, Орочимару. Я даже подскажу тебе, куда стоит давить сильнее. Ну, а может закончишь начатое и утопишь меня в озере? — она скользнула пальцами по широкой груди, подняла руку выше. Накрыла его ладонь своей. Сжимая чуть сильнее. Концентрируя чакру в своих пальцах.        Их взгляды снова столкнулись. Она чувствовала, как дрожат его руки, плечи. Как его накрывает с новой силой. Как золотистые омуты погружаются во тьму. Они в этой грязи просто захлебываются.        И он сжал сильнее, так, будто и в правду хотел задушить… Ну, а может свернуть ей шею прямо сейчас.        Рано или поздно ему все равно придется это сделать…так зачем тянуть резину? — Какая же ты сука…       Она злила его до белых пятен в глазах. Казалось, что не существует предела до которого Цунаде не сможет его довести. — Я — сука? Пригрелся в моей постели, а сам шпионишь за мной. Выискиваешь, как шавка…. Кому ты докладываешь про меня?        Змеиный саннин отпускает ее резко. Удивляется словно услышанным словам. Вздрагивает. Он, будто в реальность чужих слов поверить не может.        Цунаде достаточно взглянуть на его красноречивую реакцию, чтобы понять, что она во всем права. Он предатель. Крыса.        Она доверяла ему, а он ей нож в спину. Не стоило подпускать его к себе настолько близко.        Пускать к себе в постель. Позволять владеть своим телом.        Она была слишком слаба. Слишком слепа, чтобы заподозрить его в подобном. Наивно полагая, что их горе общее. Помешательство одно на двоих. Безумие в сердцах. Сенджу слишком много ошибалась. Утопала в своей боли, не замечая, как паук уже сумел сплести свои сети вокруг нее.        Это было неприятно. Ядовито. Хотелось стереть с себя чужие прикосновения раз и навсегда.        Цунаде призирала их связь. Она была ей ненавистна. Но теперь ей стало еще противнее от собственной уязвимости перед ним.       Рассвет был разрушителен как никогда раньше. Послевкусие было просто отвратительным. — Почему ты молчишь? Думал я не замечу, как ты отправляешь кому-то сообщения на рассвете? Может быть, я уже давно не в своем уме, но никогда тупой не была.       Она смеется горько. Касается пальцами переносицы. Все и так ясно, как белый день. Она догадывалась с самого начала. Да, что уж там…знала. Но говорить об этом вслух, означало, окончательно признать это. — Цунаде, повысишь на меня голос еще раз, и я просто не знаю, что с тобой сделаю.        Пытается ускользнуть от неудобных вопросов. Спрятаться за угрозами. А сам растерян. Сам не знает куда себя деть. До сумасшествия зол. — Данзо или Третий? Чья ты шестерка?        Молчит, а затем цедит сквозь зубы. — Чье имя ты хочешь услышать больше? — провоцирует, огрызается. Хочет что-то прочитать в ее глазах. Что-то глубже, чем просто ненависть. — Да, пошел ты к черту, Орочимару.       Цунаде фыркает, собирается уйти. Задевает его плечом резко. Он не позволяет ей такой простой побег, снова хватает за локоть. Притягивает к себе. — Хватит паясничать. Ты не понимаешь насколько рискуешь? В какие блять игры ты играешь? — Убери от меня руки, а иначе я тебе их сломаю, — ее голос звучит жестко, сердито. А во взгляде столько презрения, холода, что пробирает до костей. — Знал бы ты на сколько я тебя ненавижу. Понимала, что ты скользкий тип, но чтобы так… Чтобы блять дойти до такого…       Его хватка ослабевает, ей даже не приходится применять для этого силу. — Ты ничего не знаешь, чтобы судить меня. — Это ты первый пришел сюда с обвинениями, а теперь не стой у меня на пути.        Она поправляет ткань на плечах, а затем вырывает из рук Орочимару свиток. Уходит гордой походкой. Скрывается в глубине розовых веток сакуры. Оставляя напарника в полнейшем одиночестве и смятении.       Они оба и предположить не могли, как сильно были одиноки в своих пороках и ошибках. Каждый сделал свои выводы, от которых просто задохнуться хотелось.        Сенджу заперлась в своих покоях и не выходила оттуда до начала собрания. Была просто не в состоянии еще перед кем-то играть роль беспечности и нормальности, когда даже те вещи за которые она так усиленно держалась, разлетелись у нее в руках полчаса назад.       Но одно она поняла для себя совершенно точно — она не отступит от своих целей. Терять уже было нечего.        Пускай клеймят её предательницей, она сделает все, чтобы спасти других.