Закат и рассвет

      Было больно засыпать. Она, словно под лед в холодную воду погружалась. Тонула, не могла выплыть. Ничего не могла сделать с диким течением и с лихорадочным ознобом.        Задыхалась, воду глотала. Она была повсюду. Прожигала лёгкие, а каждая попытка сделать вдох приносила новую порцию мучений.       Больно. Больно. Больно быть преданной. Она ощущала себя дурой, которую обвели вокруг пальца.       И болезненный шум в ушах от которого было просто невозможно отключиться. Как перестать чувствовать? Как перестать ощущать открытую рану в своем теле?        Орочимару никогда не был святым. Он действовал по собственному уставу. Думал о своей выгоде. Она об этом знала. Она никогда не была слепой по отношению к нему.       Но всё же оказалась обманутой. Подпустила его слишком близко. Потеряла бдительность. Была помешана на своих страданиях, что не заметила очевидного — его мотивы находится так близко.        Быть с ней в одной постели. Играть в эти больные игры.       Цунаде была слабой, уязвимой странницей. Не думала, не задавала себе вопросы о том для чего ему всё это нужно.       И оказалась в дураках….Но ей, ведь не в первой ощущать себя полной дурой…. Вокруг было столько лицемерия и лжи, что она уже перестала чувствовать кислый привкус во всём, что ест.       Рассвет же словно проклятье, больше не срывал маски. Они давно приросли к лицам. Стали второй кожей.        Кем на самом деле был Орочимару? Что было в его мыслях? Что он чувствовал? Чувствовал ли вообще хоть что-то?        И если в его планах было её потопить, почему выбрал столь изощренную пытку? Почему каждый раз, когда она была готова сдаться, вытаскивал её из глубины буквально за шкирку?        Когда она просила, буквально умоляла добить её. Уничтожить.       В его поступках, будто не было здравого смысла….Никакой логики. А может быть ему назначили достаточно высокую цену, чтобы превратить её жизнь в настоящий кошмар? Он, ведь шлёт кому-то отчёты. Роется в чужих вещах, пытается что-то раскопать. Сукин сын.       Кому он служит?        Данзо или кто-то из старейшин? А может быть Третий ей больше не доверяет? Проверяет её на вшивость? Считает её неспособной сделать всё самостоятельно? За этим сюда решил отправить Орочимару?       Для чего?       Что тебе блять нужно от меня, Орочимару? Хочешь растоптать меня? Хочешь, чтобы я умоляла о пощаде?        Организм усталый, утомлённый… Ей бы полностью отрубиться и не думать. Ей бы перестать сопротивляться рассвету и просто отключиться. Но её тревожный сон терзали мрачные воспоминания. Они въелись в оливковую кожу.        ''Цунаде поджимает губы, знает для чего её позвали. Она ненавидела эти душные залы для переговоров. Здесь никогда не происходило ничего хорошего. Напротив неё сидит Третий, а по бокам старейшины. Глава Анбу чуть поодаль, как всегда прячется за маской, хотя она прекрасно знает, кто скрывается за ней. Орочимару и команду 6 тоже позвали.       Сенджу прекрасно понимала почему пригласили именно такой состав. Они все знали. Нужно быть идиотом или бесконечно наивным, чтобы не осознавать очевидного.       У неё в голове расползался туман, а мышцы в теле были напряжены как после интенсивной тренировки. Так, будто она всю ночь наматывала круги на площадке. Грудную клетку уже скручивало спазмом.        В помещение воцарилась тишина. Никто не перешептывался. Вряд ли кто-то желал разговаривать, даже подросткам не хотелось резвиться. У них, словно у всех отобрали возможность смеяться уже давно.       Долина без приятных снов. Потерянное королевство бесконечной тоски. Без детства. Без молодости. — Думаю, что собравшиеся уже понимают для чего я всех вас позвал. Джирайя пропал полтора года назад. И вчера один из отрядов Анбу вернулся с очередной поисковой операции, которая не дала никаких результатов, — поясняет Третий. На первый взгляд он кажется совершенно спокойным, но Цунаде знает, что он курит трубку на официальных сборищах только, когда нервничает. Запах табака в этот раз кажется ей до боли противный. Полынь и мята.        Ещё немного, и она всё содержимое своего желудка оставит на этом чертовом столе, хотя и не ела толком.        Остальные слова наставника пролетели мимо ушей. Она словно оглохла. В висках всё гудело. Она не хотела слышать. Ощущать. Слушать.       Глава Анбу тоже произнёс несколько дежурных фраз, но они не имели никакого значения. Не дали ей ровно ничего. Никто не мог ответить на вопрос где находится Джирайя или его тело.        Никто не знал ответа на этот долбанный вопрос. — Поэтому мы пришли к решению о том, что дело об его поиске нужно закрыть. Это было нелегко, но мы больше не можем растрачивать ресурсы нашей деревни так необдуманно.        У Цунаде от слов Кохару Утатане на лице расползлась горькая усмешка. — Необдуманная трата ресурсов? А ничего, что он герой войны этой самой деревни о которой вы так сильно печетесь? Нет ни одного доказательства, которое бы указывало на его смерть, а вы просто хотите закрыть на это глаза и сделать вид, что его никогда и не было? Вы считаете это разумным и справедливым решением по отношению к человеку, который костьми ложился ради Конохи?       Янтарные глаза горели, в них играла буря. В них было столько боли и разочарования. Жажды справедливости.        У неё голос дрожал. Она слышала, как за спиной захныкали мелкие. Хорошо, что она запретила Шизуне сопровождать её. Та бы тоже сейчас разрыдалась. Слишком сентиментальной была. — Цунаде, я понимаю, что тебе тяжело это принять, он был твоим товарищем по команде, но сейчас не самое стабильное время для того, чтобы элитные ниндзя тратили свое время на поиски иголки в стоге сена. Джирайю уже не вернуть, как и многих наших бойцов. Мы не можем искать годами каждого, хоть и хотели бы…— Кохару умела играть на публику. Изображала тоску в голосе, устало вздыхала. Так, будто ей есть до кого-то дело. Но Сенджу этой песенкой не обманешь.       Шпильку в свой адрес она конечно же тоже оценила. И не могла промолчать. Только не в этом случае. — Мы с Джираей были вместе, и вы это прекрасно знаете. Не нужно преподносить это так, будто мы говорим о безродном воине о котором и тосковать некому. Он был для многих опорой, другом и наставником. Он многое сделал для Конохи, даже больше, чем вы.        Цунаде злилась. Смотрела с вызовом. Кривила губы. Орочимару рядом не произнес ни слова, только карандаш в руках сжал так сильно, что можно было услышать, как он разломался на части.        Старейшина снова улыбнулась, вышла из-за стола. Подошла к ней вплотную. — Дорогая, вы не были женаты. А встречания — это дело молодое. Сегодня любовь до гроба, а завтра вы уже просто товарищи по команде. Кажется, еще недавно ты была обручена с Даном. Потом вы с Джираей закрутили служебный роман. Это частая история среди напарников — мимолетные интрижки, когда бушуют гормоны. Кто знает, чем это у вас закончилось? Может быть, сейчас ты уже и не носишь статус так называемой «вдовы»? — её пальцы коснулись щеки Цунаде. Она нависла над ней так, будто разговаривала с несносным ребенком.        Сенджу не могла выдержать эту провокацию. Саннин была готова разорвать эту старую дуру на кусочки. Или просто проломить ей череп прямо сейчас. Наплевав на любые последствия.        Эта сука высмеивала их отношения. Превращала всё в дешёвый цирк. — Что вы себе позволяете??? — она перехватила руку старейшины, отдёрнула от себя. Цунаде резким движением встала из-за стола, так чтобы их взгляды оказались на уровне друг друга. — Я не хотела задеть, милая. Просто говорю о том, что за вами молодыми не поспеешь, может быть тебя осчастливил уже кто-то другой. Все-таки вы с Джираей были вместе пару месяцев от силы, — и снова дурацкая улыбка, будто они говорят о погоде. От чего у Цунаде просто крышу срывает.       Это всего лишь игра для неё. Очередной повод самоутвердиться за счёт чужих слабостей. — Я вам сейчас покажу забавы молодых. Вместе посмеёмся.        Она кинулась на неё, уже готовая вцепиться в чужую шею и задушить, но Орочимару опередил Цунаде, блокировал её атаку. Схватил руками женскую талию и не позволил вырваться. Цунаде была свирепой. Была готова сопротивляться, в девичьих глазах искры летали.        Как вдруг натренированный стан окатил яркий холодный импульс, как раскат молнии. По ощущениям, как самый болючий укол в жизни….        Сенджу оцепенела, её тело стало ватным. Просто не шевельнуться. Что змей с ней сделал?        Она подняла ошарашенный взгляд, столкнулась с жёлтыми омутами. Они ослепляли своим сверканием. Он придерживал её за талию, не давал упасть на пол. Шепнул ей на ухо: — Тише. Не устраивай сцен.        И тут девушку окатило осознание, словно ледяным водопадом. Он применил к ней какую-то печать. Успел нацепить на её поясницу одну из своих экспериментальных бумажек.        Один рывок…два, три. Активировать чакру просто не получалось. Она была не в ладах со своим телом. Зрение стало смазанным, как при лихорадке. Пока Цунаде пыталась выскользнуть из цепких объятий напарника, вмешался Хокаге: — Дамы, я прошу вас успокоиться. Мы все тут на нервах. Джирайя был для нас всех дорогим человеком, но, давайте, не устраивать из этого балаган. Кохару-сама, вы неправы в своих словах, дети любили друг друга. И вы не в праве обесценивать их отношения. Цунаде самый близкий человек для Джирайи и он бы отдал за неё жизнь, если бы было нужно. Не порочьте память о моем ученике и не оскорбляйте честь моей ученицы. Иначе мне придётся принять меры. Я ясно изъясняюсь? — Да, Хокаге-сама, — процедила сквозь зубы брюнетка. Никак не ожидая такого расклада. — Цунаде, я понимаю, что ты расстроена, но не стоит нарушать субординацию. Не вынуждай меня применять наказание и к тебе.        Сенджу хотела произнести хоть что-то, но язык заплетался. Орочимару-сучонок воспользовался тем, что она была в состоянии аффекта. Уродец.        Если бы она не была так расстроена, то не позволила подобраться к себе настолько близко.        Еще одна вялая попытка ударить его локтем прошла безуспешно. Ничего не получалось. — Я так понимаю, что объявлений сегодня больше не будет. Мы пойдем. Хокаге-сама, старейшины…- Орочимару кивает всем присутствующим и утаскивает Сенджу за собой.       Они исчезают в коридоре. Цунаде чувствует себя безмолвной куклой, как и в их играх. Разные эмоции переполняют её. Боль, отчаянье… Дикая злоба на Третьего, на старейшин и на жизнь. Ей хочется скулить как раненной собаке. Рыдать и крушить всё, что она видит перед собой.        А еще она в шоке от того, что сделал Орочимару. Она просто не понимает, как ему хватило наглости остановить её. Зачем он это сделал? Каков был мотив?        Змеиный саннин ничего не говорил. Просто затащил её на первый этаж в библиотеку и закрыл за ними дверь на засов. Даже свет не стал включать. — Дай знать, когда успокоишься, и я сниму печать.        Цунаде не получалось активировать чакру. Она, будто вообще её не ощущала.       Сенджу пыталась ударить в ответ, старалась вырваться, а затем просто сдалась. Обмякла в чужих объятиях. Сдалась. В темноте показывать свою слабость было не страшно, так, будто демоны заранее пообещали сберечь её секрет.       Слезы шли по щекам тихой истерикой, а чужая одежда уже промокла от невысказанной скорби.       Это был конец. Поисков Джирайи больше не будет. Она потеряла его навсегда. Никто не поможет.       Немой крик. Тихая истерика, когда разрывалась душа. Мужские ладони придерживали, гладили по пояснице. Ни слова не говоря. Цунаде вдыхала запах хвои, лаванды и ладана.       Это было неизбежностью. Одержимостью. Настоящим несчастьем.        Они были вдвоем против всего мира. Никто не понимал той боли и скорби, что причинил им Джирайя своим исчезновением.       Когда же ты наступишь, рассвет? Тьма затягивала их в пропасть слишком стремительно без шанса на побег.        Хотелось до бесконечности кричать «ненавижу», но не было сил.