Химия страсти

Энджи удивлённо моргала, чувствуя, что сейчас просто закричит или свалится в обморок. На её глазах только что развернулась настолько жуткая картина, что ей не хотелось даже представлять. Но ей была нужна флешка. Развернувшись на каблуках она бросилась прочь из холодильного помещения. Как неудивительно, но он за ней вылетел следом. В голове мужчины роились тысячи мыслей. Мур его видела. Не то, что узнала… да трудно не узнать человека с которым всю жизнь проработала. От неё нужно было избавиться. Немедленно. Найти и придушить. А с таким брюхом далеко не убежишь. Но Энджи бежала изо всех сил. Она не только смогла растворится в темноте, но ещё и притаиться за дверью. Эндрю не только её не заметил, но ещё и побежал дальше. На цыпочках, она снова вернулась в морг, в темноте зарываясь в шкаф. Предательская флешка нашлась очень быстро. Но девушка не спешила глупить и попадаться Эндрю. Она слышала, как он приближается. Её окутала паника. Кровь стучала в висках, малыш в утробе нервно заворочался. Энджи осматривалась по сторонам, пытаясь выкрутиться из положения… Эндрю уже нажал на ручку автоматической двери, раскрывая её и влетая в помещение. — Ага! Но девушки внутри не оказалось. А он точно видел, как медленно она пробиралась во внутрь. Он клацнул светом, однако в озарившийся комнате всё ещё никого не было. Эндрю наклонился вниз и заглянул под секционный стол. Пусто. Он даже недоверчиво пораскрывал небольшие шкафчики, пытаясь найти в них неизвестно что. Но быстро сдавшись, мужчина упаковал обратно в мешок свою любовницу. Громко хлопнул отсек под номером пятьдесят восемь, и, отдаваясь эхом при каждом шаге, он клацнул свет торопливо покидая морг. Буквально через секунд тридцать-сорок клацнула защёлка. С синюшным оттенком кожи, Энджи выбиралась из отсека для трупов. Ей невероятно хотелось повыдирать на себе волосы и принять ванну из кипятка. Но первым делом отсюда нужно было бежать. Только отъехав от стоянки, у неё зазвонил телефон. С явными нотками истерики, девушка ответила. — Доктор Мур. — Не спишь? Хорошо, — Блум куда-то бежал. — У нас тела. Пожар произошёл во многоквартирном доме. Очевидцы утверждают, что уже есть три тела. И всё ещё не ясно, закончатся ли они на этом. Где ты сейчас? — Только отъезжаю от лаборатории. — Отлично. Припаркуйся возле «ШоуТайм», дальше поедем на моей. Руки девушки предательски задрожали. Она прикусила губу, заставляя себя избавиться от дурацких мыслей. Просто… она вздохнула с облегчением, что сейчас её заберёт Блум. Она ведь понимала, что вероятнее всего, Эндрю будет караулить её около дома. А больше податься ей некуда. Теперь же её работа займёт время и быть может… ей повезёт.  — Прошу прощения, — произнес вдруг Блум, когда Энджи едва ли не на ходу запрыгнула в машину. И Мур сперва не поняла, о чем идет речь, пока Блум не включил сирену и фары на полную мощность и не рванул вперед. Она помнила, что поначалу у неё даже дух захватило и она испытала нечто вроде детского азарта, глядя, как лихо они мчатся, оставляя позади все другие машины и время от времени выезжая на встречную полосу. Многоквартирный дом, возле которого они затормозили, время превратило в грязную развалюху; участок перед ним, весь в маслянистых пятнах, был завален черными полиэтиленовыми мешками. Из окна гостиной, разбитого и кое-как заколоченного досками, словно сквозь треснувшее стекло входной двери, просачивались струйки дыма. Мур и Блум оказались первыми, кто прибыл по вызову. Вокруг них быстро собралась небольшая толпа мужчин среднего возраста, молодых матерей и женщин постарше. Никому из них не хватало смелости или желания что-нибудь предпринять. — В доме есть ещё кто-нибудь? Можно было подумать, будто этих людей заставляют признаться в поджоге или ткнуть пальцем в виновного. Никто ничего не знал. — Кто там живет? — Женщина с маленькой девочкой, — неохотно сообщил кто-то таким тоном, словно выдавал военную тайну. — Ты лучше останься здесь, — обратился к Мур Блум. Но та не послушалась совета. Ею двигала идея. Идиотская идея, что она должна вести себя геройски. Таким образом, она все-таки проследовала за Блумом. Полицейский не стал возражать, — возможно, в глубине души он был рад тому, что не один. Когда они подошли к полусгнившей двери, Блум отпихнул Мур в сторону, сам тоже остановился сбоку от двери и поднял дубинку. Отвернув лицо, он ударил дубинкой по стеклу. Звеня, посыпались осколки, и в образовавшуюся дыру повалили клубы дыма, но огня видно не было. Просунув руку в отверстие, он повернул ручку, и не успела Мур моргнуть глазом, как полицейский уже исчез в дыму. Помедлив несколько секунд она направилась следом. Уж если изображать героя, так до конца. Уже внутри она с облегчением увидела, что пламя в доме не бушует, а дым и удушливый запах исходят от кучи тряпок, наваленных в гостиной. В ковре образовалась дыра, но дальше огонь не успел распространиться. Блум схватил с кресла грязное одеяло и набросил его на дымившуюся кучу. В этот момент с улицы донеслись звуки подъезжавшего автомобиля пожарной команды. Блум вышел им навстречу, оставив Энджи одну. Та прошла из гостиной вглубь дома, где находилась кухня, служившая также столовой. Дверь была закрыта, и из-за нее доносился нестройный шум. Музыка, разговор, крики — все это, приглушенное запертой дверью, смешивалось в единую какофонию, но не услышать эти звуки было невозможно. Телевизор, решила Энджи, но вскоре до неё донесся совершенно иной звук. Звук, который был живым и явно не записанным на пленку. Тихий плач. А затем… Энджи узнала этот звук. Что-то вроде вдоха наоборот, когда воздух врывается в вакуум, где сталкиваются две воздушные волны. За этим странным звуком моментально последовал жуткий вопль. Мур распахнула дверь. Зрелище, представшее ей, навсегда запечатлелось в её памяти как воплощение абсолютного кошмара, и она чувствовала, что даже смерть не сможет стереть его, что он останется в её сознании навечно. Спиной к стене стояла женщина, она машинально щелкала зажигалкой и с мечтательной улыбкой глядела куда-то вдаль, а в центре комнаты виднелось еще что-то, окутанное огнем и дымом. Это была маленькая девочка. Стол был накрыт, звук в телевизоре включен на полную мощность. Из радиоприемника на всю комнату гремел симфонический оркестр. Сама же комната наполнялась дымом; он поднимался вверх, скапливался под потолком и клубился вокруг грязного розового абажура. Девочка корчилась на полу и кричала, кричала, кричала… Не видя ничего, что можно было бы накинуть на нее, Мур сорвала с себя халат и, бросившись к девочке, накрыла ее халатом, ладонями чувствуя жар пламени, но не ощущая боли. На то, чтобы сбить пламя, потребовалось не больше двадцати секунд, и все равно она опоздала на миллиард дней. Тело девочки почернело и потрескалось, красные пятна выступали из клочьев плоти, к которым прилипли расплавленные обрывки нейлона, когда-то служившего одеждой; от детского лица осталась лишь половина, обе руки, туловище и одна нога обуглились. Энджи решила, что девочка мертва. Она хотела поднять ее и убедиться, что огонь угас. Доктор машинально подняла глаза на женщину, но та даже головы не повернула в её сторону. Мур заорала, призывая Блума. Заорала так, как не кричала никогда в жизни. Очевидно, от этого безумного крика девочка очнулась и посмотрела на Энджи. Кошмар начался снова. Она умирала, это было ясно. Она дернулась, и доктор почувствовала, как детское тело разламывается в её руках. Оставалось только надеяться, что она уже не чувствует боли, что огонь уничтожил все ее нервные окончания. Кто-то вошел в комнату и остановился позади неё. Мур краем уха услышала громкий вдох и отборную ругань, но по-настоящему она не воспринимала ничего, кроме девочки. Слава богу, она перестала кричать. Взгляд её единственного уцелевшего глаза остановился на лице Энджи, и в этом взгляде не было ни страха, ни боли — одно лишь непонимание. Последние произнесенные ею слова остались навеки в памяти Мур, время от времени вспыхивая в её мозгу. Она задала вопрос, который наполнял её одновременно ужасом, изумлением и надеждой. И ответа на этот вопрос у Энджи не было. Слова девочки красноречивее всего на свете доказывали, что Бог существует, но Бог этот жесток. — Где моя мама? И она покинула этот мир, оставив только смрад сожженной человеческой плоти и жирное розовое пятно на белой рубашке доктора. Уже вывели из комнаты женщину, которая по-прежнему глядела куда-то вдаль, не обращая никакого внимания на еще дымившийся на полу обугленный сверток, и только тогда Энджи поднялась и посмотрела из окна на маленький неухоженный садик. Только тут она узнала звучащую музыку. Это был «Реквием» Ре минор, K.626 (лат. Requiem — заупокойная месса) — последнее, незавершённое произведение композитора Вольфганга Амадея Моцарта, над которым он работал вплоть до самой смерти, — траурная заупокойная месса, написанная на канонический латинский текст. После смерти сочинение завершили Йозеф Эйблер и Франц Ксавер Зюсмайер. Тем не менее, «Реквием» является одним из наиболее известных произведений Моцарта и рассматривается как одно из важнейших его творений. И от этого было лишь тяжелее. Блум чертыхнулся, его лицо выражало одновременно и горечь, и боль, и отчаяние. Он вышел на улицу, но вся его предыдущая жизнь осталась в этом доме. Энджи сглотнула комок в горле и посмотрела на свои чёрные обожженные руки. Если даже это всё просто так, то… Зачем живёт она?