***
Катерина вытерла рот рукой, упираясь спиной о деревянную стену сарая. От волнения или голода, но её стошнило. Ещё ни разу ей не было так плохо, как сейчас, после того как она увидела Григория. Внутри неё жило два чувства, которые яростным огнём боролись. Она боялась его, презирала за все то, что он пытался с ней сделать, но в то же время, что-то маленькое, говорило ей, что Григорий уже не настолько чужой человек для неё, как был ранее. Теперь в её лоне рос маленький ребенок, так или иначе, принадлежащий Червинскому. Он или она должны называться его фамилией… Вот только, Катя была уверена, что Григорий, узнав о будущем наследнике, после рождения заберёт ребенка, а её вышвырнет, как ненужное. Использованную, униженную, грязную… Катерина всхлипнула, качая головой. Если уж ей и суждено стать матерью, то чтобы там ни было, этот ребенок никогда не узнает о своем отце. Китти готова была бежать, скрываться, но о её грехе будет знать лишь она и сам Бог. Она медленно поднялась на ноги, опираясь рукой о стенку. — Катря! — воскликнул Илько, подбегая к ней. Вербицкая быстро вытерла слезы, улыбаясь. — Что такое? — Пан, который приезжал, тебе вот что передал, — тихо сказал мальчик, протягивая деньги Китти. Она выдохнула, увидев такую сумму и взяла тонкие бумажки в руки. Мысли клубились и Катя не знала, от чего же Григорий Петрович дал ей столько лет. Что он тогда потребует от неё взамен? — Он ничего не сказал? Илько пожал плечами, наверняка, желая сказать ещё что-то, но в это самое время Захар вышел из дому, оглядываясь. Заметив мальчика, он кивнул ему, чтобы ступал в дом, а потом крикнул Кате: — Вечером чтобы к пане пришла! Она вздрогнула, будто её окатили холодной водой и руки сами накрыли живот, защищая.***
Григорий залетел в дом, на ходу снимая цилиндр и перчатки, кидая их в сторону. Лакей едва ли поспевал за помещиком, ожидая его скорых приказов. Однако Червинский не желал никого видеть, слышать. То, что он увидел — всё ещё стояло перед глазами. Его ангел. Нетронутое дитя. Была избита, на ней не было ни единого живого места. Как Шефер посмела надругаться над святым? Ей за это сотни лет гореть в адском пламени. Григорий уже переступил порог, когда увидел отца, выходящего из кабинета. Пётр Иванович был одет в вычурный вечерний наряд, настроение его было наилучшим из тех, которые могли только быть. Червинский-старший хмыкнул, завидев сына и направился к нему. — И где же это мы пропадали целый день? — Я, кажется, не обязан отчитываться перед вами, папенька, — ответил Григорий, однако не удержался, чтобы не спросить: — Не к канареечке ли вы путь держите? — Лариса Викторовна очень скоро станет моей женой, — буквально прорычал Пётр. — А вот ты — болван. И Наталью Дорошенко упустил и Катьку свою больше не вернешь. Упорхнула пташка. Григорий дернулся к отцу, но вовремя остановился, ведь взгляд его упал на портрет матушки. Он одернул руки и отошёл на несколько шагов. Отец не имел права упоминать о Катерине. Это его. Его личная боль. — Катя очень скоро вернётся сюда, в мой дом. И ни вы, ни кто-либо, не сможете мне помешать. Пётр засмеялся и сжав рукоять своей трости, стукнул ею. — Экая заноза крепкая. Смотри, Гришка, чтобы с ней без штанов не остался последних. Пётр ушёл прочь, напевая под нос песню. Григорий проследил, как он исчезает за дверью, а сам зашёл в курительную. Боль в ноге не давала трезво мыслить и только опиум помогал на время найти покой. Закрыв глаза, вдыхая пары, мужчина лишь вспоминал моменты, связанные с Катей. И как так получилось, что она так крепко засела в его голове? Любовь, не иначе. Григорий жалел о том, что раньше, когда она была рядом, не ценил её присутствие. Он мог накричать, напомнить о её низости, но ведь он все равно любил её. Даже в тот момент, когда она, совершенно не понимая, что делает, пришла к нему. Гриша отложил книгу в сторону, когда услышал тихий стук в дверь. Он встал, запахивая свой халат и открыл дверь, уже желая накричать на какого-то нерадивого слугу, но это была всего лишь Катя. Она подняла глаза, полные слёз и испуга. Но что-то в них было и кроме этого. Какое-то странное, до сих пор неизведанное чувство, читающееся в её распахнутом взгляде. — Катя?..— удивлённо произнес Григорий, совсем тихо. Она сдавленно кивнула и без ответа, приблизившись к нему предельно близко, поцеловала. Прижалась к его губам, руками обнимая за шею. Червинский, несмотря на полное удивление, ответил на поцелуй. Только вот он все равно не понимал, что же руководило ею. Все эти чертовы дни, после смерти Косача, Катерина ходила, как тень. Вся в черном, ничего не ела и почти не пила, не говорила… А здесь, вдруг такая близость. — Катя, — сквозь поцелуй прошептал Григорий, своими руками придерживая Катерину. Она тряслась, а в этом белом платье, она была похожа на невесту. — Не гоните меня. Я хочу этого, — прошептала отчаянно Катерина. Ей хотелось забыться. Почувствовать облегчение. Этот способ греховный, запретный, но ей нужно почувствовать себя цельной, нужной. Она сама дернула рукав платья, оголяя загорелое плечо и положила руку Григория, ведя вниз. В голове все шумело, но ни его, ни её уже нельзя было остановить. Червинский прижал её к себе, подталкивая к кровати. Катя быстро и неумело пыталась расстегнуть пуговицы его хлопковой рубахи. Губы Гриши уже исследовали её шею, плавно переходя на плечи, а руки дернули окончательно платье. Грудь Кати оголилась и молочная кожа покрылась мурашками от холода. Гриша провел влажную дорожку поцелуев к груди, целуя ложбинку, промеж ключиц. Катерина выгнулась, к своему стыду чувствуя настоящее удовольствие. Вот она, та грань, которую ей хотелось почувствовать. Он стянул с неё оставшиеся юбки, оставляя полностью голой и на миг его дыхание замедлилось. Умом Григорий понимал, что Катя пожалеет об этом, но остановиться он уже не мог. Кровь бурлила от возбуждения и он уже не знал, как облегчить для неё ту боль. Хотелось, чтобы ей было приятно, не так противно на следующий день. Катя застонала, когда Григорий вновь принялся целовать её, рукой гладя бедро, поднимаясь вверх. Коленом он развел ей ноги, рукой гладя там, где ещё никто не смел касаться. Она его. Только его. — Я люблю тебя. Только тебя, — прошептал Гриша ей на ухо, расстегивая брюки и спуская их. Он положил свою руку на руку Кати, переплетая пальцы и посмотрел в глазах. Зрачки расширились, перед глазами была пелена — ей хотелось также сильно, как и ему. Григорий поцеловал её и с этим поцелуем он вошёл в её податливое тело, медленно двигаясь, стараясь причинить как можно меньше боли. Катя захныкала от боли, однако тут же застонала, чувствуя некое наслаждение. Сделав ещё несколько толчков, мужчина излился в неё, утыкаясь носом в плечо, вдыхая её сладкий медовый запах. Он лег рядом и Катя только тогда поняла, что произошло. Она повернулась к нему, красными глазами смотря на Гришу. — Григорий Петрович, — тихо позвала его Вербицкая и Гриша понял, что ей больно. Червинский обнял её за плечи, кутая в мягкое одеяло и прижимая к себе тельце. Она дрожала и была напряжена, но отпустить её Гриша не мог. Не после такого. Китти уснула, так и будучи прижатой, только Григорий не уснул до утра. Он очнулся от воспоминания, оглядываясь вокруг себя. Всё та же комната, та же мебель и времени прошло не больше десяти минут. А это воспоминание было таким живым, будто все это случилось только-только, а не в начале лета. Но чтобы там ни было, он вернёт Катерину и сделает все, чтобы она вновь пришла к нему так же.***
Лидия хищно улыбнулась, оглядывая Катю. За несколько дней она оправилась от прошлых избиений, но теперь Шефер соскучилась по своей игрушке, желая воздать ей все обиды. Ещё и визит Червинского разозлил пани. Каждый кто приезжает к ней, просит пощадить эту девицу. От чего же? Что в ней такого? — Ну наконец-то нам удалось свидеться, — Лидия улыбнулась. — Иди сюда. Катя, уже знавшая всю боль, послушно подошла к пани, кланяясь. — Знаешь какой сегодня день? Катя кивнула, прикусив губу. В этот день родился Алексей, её муж, так рано почивший. Ей больше всего хотелось прибежать на его могилку, без креста и оградки. Сказать, как сильно она любит его. — Отвечай, — повысила голос Лидия, в руках сжав веер. Её лицо побагровело, под цвет янтарных серёжек. — День рождение Алёши, — тихо прошептала Катя. — Нет! — взвизгнула Лидия. — Не Алеши, а господина Косача, глупая холопка. Катерина унижено отвела голову, но Лидии все было мало. Она замахнулась и пощёчина обрушилась на щеку Кати. Алый след и царапина от кольца дорожкой остался на её коже. — Сегодня стол накроешь на двоих. Такой праздник мы отметим вдвоём, как муж и жена, — тихо сказала Лидия, сжав зубы. — Он не ваш муж, — дрогнувшим голосом сказала Катя. — Дрянь! — закричала Лидия, вновь начав бить Катю. Та закрывала живот руками, принимая всё удары на лицо и плечи. Губа уже кровоточила, на скуле появился ещё один синяк, но ей важно было сохранить жизнь ребенку. Она уже свыклась с тем, что внутри неё новая жизнь. И Лидия не посмеет оборвать эту жизнь. — Захар! Шефер остановила свою экзекуцию, но не надолго. Приказчик вошёл, в руках уже держа кнут, но взгляд его пал на Катю. Она лежала на полу, руку прижимая к лицу, вытирая слёзы и кровь. — Тридцать плетей. И чтобы голой была! — Лидия уже срывалась. — Ей не стыдно будет, уж точно. — Пани, — обратился к ней Захар, отводя немного в сторону. Лидия дернулась. Она уже предвкушала её мучения и не хотела оттягивать это. — Тут дело такое. Катря беременная. Лидия не сдержала удивлённый выдох, поворачиваясь к Катерине. — Что? — Шефер округлила глаза, наближаясь к Кате. Она дернула её за руку, поднимая. — Чей это ребенок? — Мой. Только мой. — Кто отец?! Лидия впилась в неё взглядом, но Катя не отвернулась на этот раз. — Это не Алексея. Шефер облегченно улыбнулась, отпуская руку Кати. — Не бей её, — Лидия отвернулась. В её мыслях пронеслась совсем другая мысль, намного лучше. — Лучше отпиши господину Суслову, что я имею к нему одно заманчивое предложение.