Искупление

Дыхание Григория замедлилось, когда он увидел перед собой Катерину. Она стояла, закутанная, бледная перед ним и испуг её был не меньшим. Катя сделала шаг назад, когда мужчина слез с лошади и опасливо оглянулась, не зная куда бежать. Около этой мельницы никто и никогда не ходит, где же ей помощь найти? Катя открыла было рот, чтобы что-то сказать, когда Гриша в миг преодолел расстояние между ними, буквально нависая над Катей. Он чувствовал её тяжёлое дыхание, её взгляд — колючий. Вербицкая сжалась, желая оказаться где угодно в это время и мысленно молилась, чтобы под многочисленными юбками не было видно её живот. — Я не видел тебя несколько месяцев, — от чего-то совсем шепотом сказал Гриша, поднимая руку и касаясь испуганного лица Кати. Она прикрыла глаза. Тело дрожало, не слушаясь её, а щеки запылали, когда перед глазами заплясали воспоминания, в следствие которого под её сердцем рос ребенок. Но Гриша будто не видел этого страха. Сейчас его волновало лишь то, что перед ним стоит живая Катя. Не призрак, не вспышка безумия, а живой человек, его страсть. Его рука медленно перешла к волосам, выбившихся из-под толстого платка и он сделал ещё один опасный шаг. — Милая моя. Я скучал. Очень, очень скучал, — он прижался к её губам, не дав Кате понять, что случилось, какие слова он произнес. Григорий положил свою руку ей на талию и Катя ответила на поцелуй. Не потому что хотела, а потому, что ей вновь не дали право выбора. Вербицкая очнулась, только когда в лёгких совсем не осталось воздуха и когда рука Гриши опасливо начала продвигаться к животу. Катя дернулась, вырываясь, пытаясь проглотить комок обиды, душащий её. — Катя? — Не смейте прикасаться ко мне, Григорий Петрович. Я не ваша. Я никогда и ни за что не стану вашей вещью. — Однако, эти слова мне кое-что напоминают, Катенька, — не удержался Григорий, сжимая рукоять трости. — Вы…вы мерзкий, недостойный. У вас нет ни совести, ни чести напоминать мне о том, что было, — быстро начала говорить Катя, не вдумываясь в смысл слов. — Быть может, мне и воздастся за эти слова, но я рада что Наталья Александровна уехала, разорвала помолвку. С вами может жить женщина, лишь такая, как вы. Катя замолчала, осознав что сказала и из груди её вырывался выдох. Она отвела взгляд в сторону, к озеру, покрытого тонкой корочкой. Время казалось шло неумолимо медленно, пока они оба молчали. Григорий думал, что слова её правда. Такой ангел, как Катя, точно не будет с ним никогда и ни за что. А Катерина жалела, ведь совсем не думала о Григории Петровиче в таком ключе. Катя провела рукой по губам, ещё мягким, и медленными шажками начала отходить. Теперь ей было ещё и страшно. Уже раз он ударил её, что стоит сделать и во второй раз? — Я бы мог высечь тебя за то, что ты пришла на мою мельницу, но я не сделаю этого. Знаешь почему? — Я не сделала ничего такого, за чтобы вы могли наказать меня. Здесь покончил с жизнью мой муж, мой свет, я лишь желаю почтить его память. — Благородный дурак Косач не подумал о тебе перед смертью, а ты печешься о его памяти. Ты ещё совсем дитя. — Я люблю его. А разве вам известно это чувство? — она вытерла одну слезу. — Прощайте, Григорий Петрович. Катя резко развернулась и сорвалась на бег, в скором времени скрываясь за голыми ветками деревьев.

***

Червинский зашёл в её комнату, едва ли не выбив дверь, со злости рукой сметая все хрустальные статуэтки, аккуратно стоящих на ажурных салфетках. Он приказал не трогать эту комнату, даже не заходить в неё, единственный ключ сберегая в своём кармане, но сам решил разрушить это маленькое царство. Григорий закричал от злости на Катерину, от её обидных слов, которые являлись отчасти правдой. Но никто, в особенности какая-то крепостная, не смела говорить такого. Он же…он же ради неё на всё. Готов был землю руками рыть, перевернуть всё вверх дном, в самое пекло спуститься, чтобы только спасти, а она все равно не верила. Видела лишь плохое, не пытаясь заглянуть под самую корочку. Конечно, Катя испугалась его поцелуя, но это было так необходимо Григорию. Только целуя её, касаясь, он забывал обо всем, возвращался во время, когда всё было хорошо. А разве вам известно это чувство? Глупая. Гриша успокоился, дергая плечами и поправляя воротник. Он огляделся, когда взгляд его пал на рисунок акварелью, стоящий на мольберте. Катерина только начала рисовать маленького ангелочка, ещё остались пробные мазки и линии карандаша. Червинский провел рукой по шершавой бумаге, внезапно сжав её в своей ладони, испортив. Катя вернётся сюда и нарисует всё снова, с нового и чистого листа. Хочет этого или нет.

***

Катерина засмеялась над шуткой дворовой девки Алёны, вытирая тряпкой стол господина Суслова от пыли и грязи. Она пыталась не думать о сегодняшней встрече, чтобы вновь не плакать от обиды и досады. Китти ещё шире улыбнулась, когда ребёночек внутри неё толкнулся. Катя положила руку на живот, погладив. Какое счастье, что Григорий не увидел в каком она положении. Все же, тяжесть юбок была не напрасной. — Ой, Катря, как думаешь кого ждёшь? — спросила Алёна, не переставая вытирать раму картины. — Одному Богу известно, — Вербицкая пожала плечами. — Счастливая ты, — крепостная засмеялась. — Я помню тоже раньше мечтала о ребёнке, о муже. А как двадцать исполнялось так и перестала даже думать об этом. — От чего? Ты ещё такая молодая. — Пан наш оборвал любые мои мечты. Кому я буду нужна такая? — выразительно сказала Алёна, шмыгнув крючковатым носом. — Ты, конечно, тоже на многое не надейся. Вот только с ребенком ты точно одинока не будешь. Всю любовь будешь ему или ей отдавать. Катерина подошла к ней и крепко обняла. Китти давно поняла, что судьба всех крепачек Суслова — быть его личной утехой, его наслаждением. Он лишает их всякой жизни, чести, лишь чтобы позабавиться несколько минут. И ведь все паны такие. Катя подумала в тот час о Григорие — она для него была так же мимолётным увлечением, игрушкой. Обычное пошлое развлечение. Она покраснела и оторвалась лишь тогда, когда дверь кабинета открылась и на пороге нарисовался Суслов, как всегда, в стельку пьяный. От него разило настоящим отвращением и Кате стало тошно от одного только вида этого человека. Алёна ойкнула и дернула её за руку, учтиво сделав книксен, будто бы невзначай оголяя стройные ноги. — Чего вы здесь забыли? — прохрипел он, входя вглубь. — Так уборка. Чтобы всё чисто было да свежо, как вы любите, — затараторила Алёна, будто бы и не говоря те слова минутами ранее. — Верно. А ну иди отсюда! — крикнул Суслов, едва ли не упав. Алёна кивнула и уже хотела схватить Катю за руку, чтобы увести от греха подальше, когда Суслов успел перехватить её руку и дернуть с силой в сторону. — Сама иди. Эта мне понадобится. Катя побледнела, услышав последние слова. Ей ведь обещали, что не тронут, пока не родится ребенок. До весны она бы придумала, что делать, чтобы уберечь себя. Алёна закрыла за собой дверь и Катя отступила назад, вслушиваясь в шум дождя за окном, чтобы только не думать об ужасающей её ситуации. Суслов надвигался до неё, через силу стягивая свой сюртук. — Ну что, пташка, попалась. — Вы не посмеете. Он остановил её звонкой пощечиной, оставив на щеке алый след. Катя стиснула зубы, чувствуя холодный камень своими лопатками. — Ты сегодня будешь моей, хочешь или нет. Или только Червинским можно? Он навалился на неё, пытаясь поцеловать, поймать её губы, но Катя вовремя отвернулась, руками отпихивая тучного мужчину. Ей было только на руку, что пан пьян, так во всяком случае было легче спасти себя. Рукой мужчина пытался поднять подол её теплого платья. Кате стало противно от самой себя, от своей слабости. Её тело стало вдруг ватным и она сдавалась. Только когда Суслов вновь пытался поцеловать её, Катерина очнулась и толкнула его со всей силы. Мужчина растерялся и свалился на пол, давая Кате возможность убежать. Она, не думая ни о чём, выбежала из поместья, молясь о том, чтобы никто не кинулся за ней в сей час, чтобы успеть скрыться хотя бы на эту ночь. Ей некуда идти, от Суслова не деться. Но ведь сегодня в доме было опасно. Вербицкая остановилась лишь когда внизу живота заболело, а голову будто сдавило с двух сторон. Она была на проселочной дороге, сама не ведая, как дошла сюда. Мелкий дождь уже успел промочить её и Катерина обнимала себя руками, пытаясь согреться. Даже не было слёз, чтобы плакать. Лишь полное осознание своей собственной неспособности что-либо сделать. За неё всё решат и без этого. Катенька… Катя обернулась по сторонам, услышав из ниоткуда голос Григория и рухнула вниз, теряя сознание.