— Как думаешь, до утра доживёт? — тонкий детский голосок отчётливо слышно было в глухой тишине. В маленькой комнате догорала последняя свеча и мать ребенка, ставя новую, недовольно шикнула.
— Хворая, будем молиться, — на выдохе ответила молодая женщина, смотря на худое тело Кати, однако с видным животом. Она сокрушенно покачала головой. Третий день лихорадит, одному Богу известно, как до сих пор ребенка не потеряла. Однако даже сейчас спала не спокойно, метаясь со стороны в сторону на твердых матрасах, едва слышно что-то бормоча.
— Пани наша приедет, расстраивать не хочется, если помрёт, — не унималась девочка лет девяти, подавая матери миску с шиповником.
— Варька, иди от сюда от греха подальше.
Девочка нахмурила светлые брови, уже собираясь уходить, когда Катя застонала, открывая глаза.
Она не понимала, где она и что здесь делает. Даже не помнит, что случилось — лишь то, как бежала по дороге и как больно было внутри.
Во сне постоянно кричал ребенок, кричал мужчина, но Катя не могла понять, что происходит, куда ей деться от этого.
— Проснулась! Смотри, проснулась! — закричала девочка, захлопав в ладоши.
— Где я?
— Не переживай, дитя, ты в безопасности, — улыбнулась женщина, рукой трогая лоб Кати. — Ты в доме господина Лапушинского. Наша пани в театр ехала и тебя увидела на земле, лежала без сознания. Три денька уже прошло, мы думали не очнешься, а нет любит Бог тебя. И дитя твое.
— С ним все хорошо? — хрипло спросила Катерина, сквозь боль в горле.
— Видишь же, — женщина кивнула на живот. — Как зовут-то тебя?
— Катерина.
— А я Оля, — она засмеялась. — А это дочка моя, Варвара. Дуреха, но хорошая. Если помощь тебе нужна какая, ты её зови.
— А где пани ваша? — Катя приподнялась, но силы исчезли и она вновь упала на подушки.
— В театре. Где же ещё, — Оля улыбнулась и Катя расслабилась, почувствовав на душе тепло. Ей было спокойно впервые за столько месяцев, лежа в этой темной комнате, разговаривая с неизвестными ей людьми. Катя знала Лапушинских и радовалась, что нашли её именно они. Только вот вернут её к Суслову, а тот спуску ей не даст. Катерину начало тошнить от того, что она вспомнила его толстые и липкие руки на своих бедрах и щеки её покрылись алыми пятнами стыда.
В душе её тот час появился страх за жизнь свою и ребёнка. Где же её некогда спокойная и отчасти свободная жизнь у Червинских? Когда не было Григория, когда Анна Львовна была к ней благосклонна и даже Пётр Иванович относился терпимо.
Дверь со скрипом открылась и Катя едва успела рассмотреть кто вошёл, когда услышала звонкий женский голос.
— Ольга, ты почему не сказала мне, что Китти в сознании?
— Так, пани, только-только глаза открыла, — Оля улыбнулась, сделав реверанс.
— Ну хорошо. Идите, приготовьте для неё теплое платье и пальто.
Крепостные вышли и пани Лапушинская, с лёгкой улыбкой, приблизилась к Кате, с нескрываемым интересом смотря на неё. Катя почувствовала вновь себя зверьком. Ей хотелось, чтобы кто-то смог защитить её от сих взглядов. Только не было никого, кто смог бы.
— Здравствуйте, Катенька.
Катерина что-то пискнула, совсем не имея сил даже поблагодарить за свой временный приют.
— Вы узнали меня? Я была ближайшей подругой Анны Львовны. Ещё купить вас хотела, но Лидия Ивановна и тут оказалась шустрее, — женщина засмеялась, снимая со старых рук фиолетовые перчатки. — А тут еду и вижу, лежит бездыханная, ещё и в таком интересном положении девушка. Катя, я была премного удивлена, что это были вы. Неужто Лидия Ивановна вас прогнала?
— Она продала меня пану Суслову, — прошептала Катя.
Как страшно звучало это слово «продала». Кто она такая, против панов?
— Ужас, — Варвара прижала руку ко рту. — Совершенно неприятная ситуация. Я не буду вас спрашивать ни о чем сейчас. И я готова приютить вас в качестве своей компаньонки. Думаю Аннушка была бы очень рада этому.
— А Суслов?
— Мой муж заплатит ему. А вот ребенок, — она не удержалась, всё же захотев узнать правду. — Алексея Федоровича?
Катя покачала головой. Она вновь вспомнила о Григорие и совсем не подумала об Алексее, своем муже.
Я ведь люблю его. Я уверена в своих чувствах, разве это не так?
***
Лидия засмеялась, смотря с блаженной улыбкой на новый портрет приуроченный к Рождеству. Алексей выглядел статно, в своем военном мундире и Шефер была горда за то, что муж её был так красив.
Только её он полюбил, никого больше. С ней он готов был провести всю оставшуюся жизнь, а она с ним. Быть может, когда-то у них будут дети. Своевольные, благородные, очень красивые… Лидия мечтательно расплылась в улыбке, ставя на блюдце чашку с выпитым чаем.
— Где она?! — из раздумий о жизни её вырвал злостный восклик Григория.
Тот ворвался в её гостиную, не слушая указаний Захара о занятости пани. Он тяжело дышал от злости и спешки.
— Григорий Петрович? — удивилась Лидия, складывая руки перед собой.
— Как ты посмела…— прошипел мужчина, забывая о любых правилах приличия, этикета. Сейчас в нем кипела злость.
Как? Как она посмела продать Катерину? Ещё и Суслову. Только он может владеть ею. Только он может быть её хозяином, никто более. Даже назвать себя хозяином он уже не мог. После той ночи Червинский понимал.
Теперь Катя имеет власть над ним.
— Вы что себе позволяете? — взвигнула Лидия. — Извинитесь или покиньте мой дом.
— Я уйду. Но сначала вы, Лидия Ивановна, объясните зачем вы продали Катерину Вербицкую?
— Нет мне от неё спокойствия, — Лидия улыбнулась. — А потому что не место пороку и разврату в моём поместье. Мужа моего соблазнить она собралась! Да и вы, я вижу, тоже под чары этой негодницы попали.
— Я не понимаю вас.
— Ну конечно, — Шефер отвернулась к окну, смотря вперёд себя. — Ещё беременная ходит. А кто отец — не знает.
Казалось, Григорий утратил способность мысли, когда услышал, что Катя беременная. Это ведь его ребенок. Он был у неё первым, а после него… Григорий зажмурился, поправляя воротник рубашки. Стало невыносимо душно, воздух сперся. Нет, это точно его ребенок.
— Черт.
Лидия удивленно взглянула на него и вдруг, всё сложилось в её голове.
— Так значит, Григорий Петрович, вас можно поздравить? — колко произнесла она. — Что же, Катерина смогла надурить всех нас.
Червинский ещё раз взглянул на Лидию, уже и забыв о её помешательстве, и выскочил из дому. Путь его лежал к Суслову. Где бы он сейчас не встретил Катю — против всех законов заберёт домой.
***
Катя смогла встать лишь к обеду, не без помощи Ольги. Лапушинская дала ей платье, глубокого синего цвета, а главное очень теплое. Катя не могла не радоваться, смотря на себя в зеркало, на свой круглый животик. Ей хотелось верить, что с этого дня всё будет хорошо. Они выкупят её у Суслова, дадут шанс на жизнь ребенку. И Китти будет заниматься тем, что любит и умеет — читать романы, играть на фортепиано и петь романсы.
Она отошла от зеркала, с трудом садясь за письменный стол.
— Мы будем счастливы. Вдвоём. Я все сделаю ради тебя, — совсем тихо сказала Катя, сквозь улыбку, обращаясь к своему животу.
Дверь открылась, пропуская холодный воздух и Ольгу. Та держала в руках чистые скатерти, но даже работа не омрачала её хорошее настроение.
— Я говорила, что отвар быстро на ноги поставит!
— Спасибо тебе, — Катя кивнула.
— Пани благодари и пана. Да и вот я чего зашла, пани просят тебя, чтобы составила ты ей компанию за обедом.
— Сейчас?
— Сказать, что нездоровится?
— Нет, я пойду, — Катя встала, чуть пошатнувшись, вздернув с готовностью подбородок.
Она шла по светлому коридору, дрожа от страха разочаровать. Катя всё ещё не была полностью здорова, но лежать попросту не могла. Так пользоваться добротой.
Катя шла, не зная, что и счастье её, быстро попавшее в руки, не долго длится будет.
