***
Пётр Иванович был вне себя от злости, когда вернувшись утром домой, увидел в коридоре Катерину да ещё и в интересном положении. Она едва ли не уронила поднос, как можно быстрее скрываясь с его глаз, но Червинский не готов был оставлять это просто так, а посему сразу же нашёл своего сына. Гриша решал дела хозяйства, делая пометки в своих нотатках. Пётр вошёл без стука, всем своим видом показывая, что он вновь хозяин положения. Григорий поднял голову, удивляясь: что же заставило отца отлучиться от молодой любовницы? Уж точно не зов отцовской любви. — Папа́. — Что здесь делает эта девка? — Какая именно? — усмехнулся Григорий. Мысль о Кате теплом отбилась там, где по всей видимости, было сердце. Гриша жалел, что накричал на неё вчера, не сдерживая свою импульсивность, но он понятия не имел, как бороться с её упрямством. Неужели ей не ясно, какие чувства он испытывает? — Катька. Я продал её, чтобы духу её здесь не было. — Как видите, она снова дома. — Дурак! — крикнул Пётр, ударяя кулаком по столу. — Не можешь ты любить её. Она — крепостная, без рода и племени. Какой тебе толк? — Уж точно не ваше дело, отец! — начал кричать Григорий, теряя самообладание и вставая с места. — Я женюсь на ней как только она родит моего ребенка. — Что ты несешь? — Не переживайте, на свадьбу приглашать не буду. Пётр ничего не ответил, выйдя из кабинета. Он хлопнув дверью и та едва ли не слетела с петель. Мужчина уже не хотел бороться с сыном — пусть рушит свою жизнь собственными руками. Не может ему быть счастья с Катей.***
Катя шла в свою комнату, впервые за последние дни, в хорошем настроении. Она была на улице, ведь Назар, не смотря на чужие пересуды, буквально заставил тётку Павлину заставить Катю выйти. Вербицкая всячески отпиралась — она знала, как на это отреагирует Гриша — но все же вышла. И не зря. Холодный вечер был одним из лучших в её жизни. Все шутили, смеялись, пели песни, вовсе не думая о завтрашнем дне. Катерине не хватало такой беззаботности. Особенно в такие тяжёлые моменты её жизни. В руках замерзших она держала кованую брошь в виде птицы. Ласточка, скорее всего. Назар подарил ей это, с абсолютной нежностью в глазах и Катя с благодарностью приняла, пообещав — что эту не потеряет точно, а будет беречь. Вербицкая знала, что Назар, даже не смотря на её положение, всё ещё влюблен. И сердце болело, что не чувствует она к нему ответных чувств. С ним точно было без легче, нежели с Григорием. Китти толкнула свою дверь, отметив что она не заперта и застыла на пороге. Вся её комната была зачислена различными сундуками и небольшими ларцами. Она зашла вглубь, оглядываясь и не понимая, что же это такое. Катя открыла один сундук и увидела голубую шёлковую ткань. Потянув её, Катерина увидела, что это был халат с вышивкой на рукавах и поясе. Слишком дорогая вещь, наверняка не одну сотню стоящая. Вербицкая кинула обратно вещь и начала открывать все сундуки. Но там так же были только вещи: подъюбники, кринолины, корсеты, шали из теплого штофа и шуршащего шелка. Лежала даже белая пелерина — Катя видела такое только в журнале Натальи Александровны, ещё летом. Она перешла к туалетному столику, на котором лежали украшения из золота, серебра и жемчуга. Все это стоило баснословно дорого. — Я вижу ты уже осмотрелась, — послышался голос Григория. Катя подняла взгляд, замечая лёгкую улыбку на его лице. — Это что? — Как видишь, — Червинский прошел в комнату, так же смотря на все вещи. — Одежда, тёплое манто будет несколько позже. У портного не было нужного меха для отделки. — Зачем мне это? — Катенька, — Григорий усмехнулся. Он будто говорил с глупым маленьким ребенком, который не понимает самого простого. — Неужели ты не поняла, о чём мы говорили вчера? — Вы, верно, шутили, — с надеждой произнесла Катерина, упираясь спиной в трюмо и выпуская из рук ласточку. Гриша подошёл к ней, но вместо того, чтобы прикасаться к ней, он сделал нечто неожиданное для них обоих — накрыл округлый живот своей ладонью. — Зачем вам такая жена, как я? — Мой ребенок должен расти в семье, где есть и отец, и мать. Кем бы эта мать не была, — сказал Гриша, смотря неотрывно на Катю. Она прикусила губу, стараясь не испытывать неловкости от его горячей ладони на своём животе. Руки будто прожигали её насквозь. — И ты знаешь, Катя, что я прав в своём желании. Гриша отошёл, но не для того, чтобы уйти. Он быстро достал из кармана своих брюк кольцо с алым рубином в центре золотой оправы. Катя задрожала и тяжело выдохнула, когда мужчина опустился перед ней на колено. Она прижала руку ко рту, чтобы вновь не заплакать. Когда-то так перед ней стоял Алексей и её переполняли лишь светлые чувства первой любви к нему. Сейчас же…эти чувства были ей неизвестны. — Станете ли вы, Катерина, моей женой пред Богом и людьми? — тихо спросил Гриша, добавив. — Ради нашего ребенка. Катя знала, что выбора у неё нет. Если она несчастлива, то пусть хотя бы ребенок испытает это чувство. — Да. Он надел ей кольцо на безымянный палец, словно это были кандалы. — Только пообещайте мне, что не притронетесь ко мне, пока я сама этого не пожелаю. Пожалуйста. Червинский кивнул. — Мы обвенчаемся как только родится ребенок. У тебя есть какие-то пожелания? — Я не хочу гостей. Только вы и я, — Катя говорила это, не слыша саму себя. И Гриша заметил это. Несмотря на все желания хотя бы поцеловать её, он только последний раз взглянул на неё и вышел из комнаты. Катя прикрыла глаза и подошла к иконам, обращаясь к Святым, моля у них прощения и защиты.***
Весна должна была вот-вот наступить, а вместе с этим Катя ожидала рождения ребенка. С каждым днём ей становилось всё тяжелее и тяжелее, а страх перед неизвестным только усиливался. Гриша приходил к ней каждый вечер, но не добивался от Кати ничего, кроме равнодушного взгляда и кивков. Он понимал, что легко не будет, но Катерина вовсе не шла к нему на встречу, закрываясь в своих мыслях и раздумьях. Червинский сходил с ума от одной только мысли, что даже будучи в браке с ним, Катя будет думать о Косаче. Ночь уже опускалась на Червинку, сизым туманом обволакивая землю. Снег таял, в воздухе висел запах дождя. Катя уже спала, но сон её был беспокойным. Григорий целовал её горячими и влажными поцелуями, руками обхватывая бедра, притягивая все ближе и ближе к себе. Катя не упиралась, лишь мягко поддаваясь на его ласки. Она стонала и для Гриши это было настоящей усладой для ушей. Катя растворялась в нем, сливалась с ним и они становились одним целым — неделимым. Гриша зарывался в её волосы, вдыхая родной запах, а Катя слышала его сбившееся дыхание. И для них больше ничего не нужно было. Только их всепоглощающая страсть. Катя резко открыла глаза, когда во сне губы Григория коснулись ложбинки меж груди и откинулась на подушку, улыбаясь. Это только сон. Кошмарный, безобразный. Катерина хотела было повернуться на бок, чтобы вновь провалиться в царство Морфея, когда резкая боль внизу живота помешала ей это совершить. Глаза Китти округлились и она откинула одеяло, беря в руки подсвечник и освещая себе ноги. Меж ними простынь была мокрой. — Нет…— зашептала Катя. Она не готова к этому. Девушка вскричала от новой волны боли и сползла с кровати, чтобы попросить о помощи. Катя вышла в тёмный коридор, слёзы застилали ей дорогу. Она шла, руками держась о стенку, подходя к комнате Григория. Он ещё не спал, тонкая полоска света виднелась из-под двери. Вербицкая постучала, держась за низ живота и как только Гриша отворил дверь, Катя ухватилась за его руку. — Григорий Петрович…мне больно. Очень больно.