Глава 2. Мягкость
18 августа 2019 г. в 10:28
Прошел месяц с тех пор, как Цзян Чэн узнал о своей беременности. Как и ожидалось, Лань Сичэнь пробыл некоторое время в Лотосовой пристани после того, как получил письмо, проводя много времени в заботе о Цзян Чэне и посылая ему восхищенные улыбки, которые соперничали с яркостью и теплом солнца. Цзян Чэн, видя такое блаженство, мог только отводить взгляд, борясь с собственной улыбкой.
В конце концов, Лань Сичэнь не мог больше уклоняться от своих обязанностей и с большой неохотой отправился в Гусу.
— Пиши мне, если тебе что-нибудь понадобится, — сказал он Цзян Чэну, задержавшись на краю пирса. Они крепко сжимали ладони друг друга, и Лань Сичэнь провел большим пальцем по костяшкам Цзян Чэна, как будто пытаясь запомнить их форму.
— Конечно, — Цзян Чэн понятия не имел, что ему когда-либо понадобится, чего бы он не смог достать сам, и обычно он спорил, что может и сам справится, даже если рядом нет Лань Сичэня, который обычно держит его за руку… но он пообещает, если это успокоит его партнера.
— Я буду приезжать, когда смогу. По крайней мере, постараюсь раз в две недели. Нет, пожалуй, лучше будет раз в неделю.
— Это слишком часто, Лань Хуань. Кроме того, я знаю, что ты не спускаешь с меня глаз. Я видел, как ты разговаривал с моим поверенным и врачом. При таком раскладе я даже чихнуть спокойно не смогу.
Лань Сичэнь улыбнулся, будто ничего не смогло бы порадовать его больше.
— Хорошо. Отчитывайся мне за каждый, ничего не упускай.
Цзян Чэн хмыкнул, но уголки его губ дернулись в подобии улыбки:
— Ты слишком много дразнишься, — несколько лет назад никто не смог бы убедить его, что великолепный Цзэу-цзюнь может быть таким игривым. Он был добрым и открытым, но в то же время благопристойным, воплощением совершенства Гусу. Шутки были не в его характере. И после запутанного хаоса событий, когда Вэй Усянь вернулся в жизнь Цзян Чэна, а Цзинь Гуанъяо принял ужасную смерть от рук Лань Сичэня, казалось, никто из них не сталкивался с чем-то, кроме собственной тьмы, которая каждый день заставляла их забывать, каково это — улыбаться.
Но теперь у них есть все, чтобы смотреть в будущее со счастьем. Кто бы мог подумать?
Лань Сичэнь поцеловал его в лоб, щеку, губы. Все это время прижимая ладонь к животу Цзян Чэна.
— Будьте здоровы, вы оба.
После его отъезда, Цзян Чэн сдержал свое слово и позаботился о том, чтобы раз в неделю посылать письмо Лань Сичэню, во всяком случае, чтобы помешать его партнеру опрометчиво совершить ненужную поездку в Юньмэнь — после которой он, вероятно, больше не вернется в Гусу.
Кроме визитов к врачу для осмотра, в его расписании почти ничего не изменилось, и он был занят исполнением обязанностей главы клана и наблюдением за обучением своих учеников. В настоящее время он даже научился немного лучше заботиться о своей территории и прислушиваться к нуждам народа Юньмэн. Не заблуждайтесь, они все еще дрожали от пронзительного взгляда и говорили с видом людей, которым приставили меч к горлу, но все равно приходили.
Это было странно. Цзян Чэн по-прежнему занимался своими повседневными делами, и все же было так много вещей, которые теперь отличались. В груди у него было легко, хотя семя в животе становилось все тяжелее. Иногда он прижимал руку к животу, как бы убеждая себя, что это реальность, а не сон.
Вырастив Цзинь Лина, Цзян Чэн имел некоторый опыт в воспитании детей. И хотя он очень любил своего племянника, в конце концов, Цзян Чэн не был тем, кто носил его в своем теле, и не заменял сестру и ее мужа. Это был первый раз, когда Цзян Чэн испытывал все сам в зачатии и вынашивании ребенка, будучи его родителем. Это было в равной степени страшно и захватывающе.
Ну, может быть, страха было больше. Как в личных ощущениях, так и если смотреть на ситуацию со стороны. Цзян Чэн не был глухим или слепым, он хорошо понимал, что все говорят о нем, как о сильном и безжалостном. Как и положено. Цзян Чэн упорно трудился, чтобы создать такой образ, чтобы никто не мог сомневаться в силе и долговечности ордена Цзян, который он восстановил собственными руками. Имея темперамент своей матери, а также собственную горечь, которая росла в течение многих лет, было нетрудно добиться его нынешней репутации.
Поэтому он знал, что некоторые будут шокированы, если узнают, что он носит ребенка, что он будет его матерью. Во всяком случае, они будут удивляться, почему ею не является Лань Сичэнь. Не то чтобы это было их делом, но было очевидно, что, в то время как Лань Сичэнь был мягким весенним бризом и ослепительным белым солнцем, Цзян Чэн бушевал летними штормами и неровными горами. Он был твердым камнем и непреклонной сталью, и в нем не было места податливости.
И все же… Четыре недели спустя с того момента, как он узнал новости, Цзян Чэн проснулся утром, которое не должно было отличаться от других. Но, одеваясь, он заметил, что его живот был не таким плоским как раньше.
Чуть ниже пупка образовалась круглая выпуклость.
Она была маленькой, едва видимой, но сердце Цзян Чэна забилось немного быстрее, когда он повернулся перед зеркалом, уставившись на нее. Присмотревшись внимательнее к себе, Цзян Чэн приметил другие едва заметные отличия в теле — его грудь выглядела немного опухшей, а линия подбородка казалась немного менее очерченной. Никто бы не заметил эти различия, если бы не искал их, но Цзян Чэн мог видеть это — безжалостный Саньду Шэншоу терял свои острые края и становился мягче.
С все еще трепещущим сердцем, Цзян Чэн провел кончиками пальцев по небольшой выпуклости, думая о растущей каждый день жизни, которая формировалась там.
—… ты действительно там, — пробормотал Цзян Чэн, немного не веря. Его глаза встретились со взглядом в отражении, и он подумал о том, как будет стоять перед этим зеркалом через несколько месяцев, когда небольшой холмик превратится в большой, круглый живот. Из груди вырвался смешок, недоверчивый, но счастливый.
Цзян Чэн закончил собираться и немедленно отправился в свой кабинет, чтобы найти бумагу и чернила. Он начал писать, не в силах ждать, когда расскажет партнеру о своем утреннем открытии.
Когда ученик проходил мимо и собрался поздороваться с ним, он мог только в замешательстве смотреть на мягкую улыбку, которая стерла хмурый взгляд с лица главы его клана.