Голубой омут

Сегодня Накахару не разбудили озорные лучи солнца, любившие появляться в его доме — всё небо было затянуто непролазными тучами. После долгого пробуждения в голове Чуи всплыли воспоминания минувшего дня, заставив его невольно улыбнуться. Вчера Осаму не назначил точного времени для встречи и, вспомнив о номере Дазая, молодой человек решил спросить у него напрямую. "Здравствуй, Осаму. Вчера ты не назначил время для сегодняшней встречи. Если не затрудняю, ответь как можно скорее. Накахара", — Чуя, перечитав сообщение бессчетное количество раз, всё-таки решился его отправить, откинув все сомнения насчёт содержимого. В ожидании ответа Накахара сделал все дела по дому: перемыл оба этажа, погладил одежду на встречу и разобрал заваленный шкаф, каждая вещь в котором невольно переносила Чую в определенный отрезок его жизни. С детства родители приучали его к чтению и рисованию, но после ранее упомянутого развода мать перестала особо беспокоиться о ребёнке, из-за чего Накахара рос как сорняк — сам по себе в неизвестном направлении. Всю среднюю и старшую школу он был задирой, известным на всю округу своими выходками. Сначала безобидными — например, мог нахамить или громко унизить одноклассника. Позже Чуя получил не самую лучшую репутацию тем, что разбил окно в кабинете завуча или, например, жестоко издевался над сверстниками. Администрация не раз поднимала всех на уши по этому поводу, дабы привлечь внимание родителей. Но после пары таких «шумих», она окончательно убедилась в их равнодушии. За это время у Накахары идеально сформировались нарциссические качества, преследующие его и по сей день, попутно доставляя ему много хлопот. Молодой человек не любил упоминать о своём не самом лучшем прошлом, как и о том, что он любил писать рассказы. Он редко кому-либо их показывал, боясь любой негативной критики в свой адрес. Также у него имелось отдельное пространство на стене около лестницы, которое было увешено рамками с написанными строчками от руки, автором которых являлся Чуя. Его работы не были большими настолько, чтобы отнести их в издательство, напротив — они были маленькими. Порой с глубокой мыслью, а порой просто описывающие простые радости жизни. Накахара не надеялся получить ответ от Дазая, как вдруг его телефон, лёжа на полу, издал тихий скрежет. С теплом в сердце Чуя подполз к нему и взглянул на яркий дисплей. После нескольких нажатий на экране высветилось содержимое долгожданного сообщения: "Приветик, Чуя, извини уж — забегался сегодня, приходи в 16:30 как обычно". До встречи осталось не так много времени и поэтому Накахара решил поспешить, так как до клиники ему тоже предстояло идти пешком. Надев свежий комплект одежды, молодой человек вышел из дома. Задумавшись, мужчина осознал: они с Осаму понимали, что его лечение сейчас уходит на второй план, ведь для них обоих в данный момент важны чувства, возникшие между ними. И что им придётся и дальше скрывать свои отношения от других. Проведя в раздумьях всю дорогу, Чуя и не заметил, как подошел к клинике. Оглянувшись по сторонам, он увидел идущего Дазая на соседнем пешеходном переходе. Он был облачен в свой любимый бежевый плащ, но теперь же из-под него виднелись руки, бинты с которых немного спадали, красиво развеваясь на ветру. Накахара заметил, что походка врача была достаточно быстрой. Она намного превышала темп его обычной ходьбы. Опомнившись, Чуя забежал в клинику и, повторяя уже рутину для него, поднялся на второй этаж, бредя в сторону двадцать девятого кабинета. Стук в дверь, голос Осаму и робкое проникновение Накахары в кабинет — всё как в первый раз, но уже привычней. Только Дазай сегодня был одет не в привычную белую рубашку, а в голубую, с закатанными рукавами и жилеткой с кулоном поверх. Взору голубых глаз предстали обмотанные бинтами шея и руки до ладоней. В полумраке комнаты игриво поблескивал зелёный кулон на груди Осаму. Чуя же был в незамысловатом обличии — его любимые чёрные брюки и белая рубашка, первые пуговицы которой были расстёгнуты, оголяя его шею. — Приветствую, Чуя, как самочувствие сегодня? — спросил Дазай, пока тот усаживался в кресло напротив него. — Всё намного лучше, таблетки помогают. — Вот как. Рад, что выбранное лечение даёт свои плоды. Как насчет того, чтобы поговорить сегодня о Ваших увлечениях и хобби? Ну, а потом перейдем к чему то более интересному, — с влюблёнными глазами проговорил Осаму и уставился на собеседника. — Не против. С детства меня приучали к чтению и рисованию, но у меня, откровенно говоря, не срослось с этим. Во время школьного периода я ничем таким развивающим не занимался. — А сейчас? Есть что-то, что тешит Вашу душонку? — с некой философской ноткой спросил мужчина. Дазай озадачил его, всё-таки, это один из самых потаенных секретов, и открываться каждому молодой человек был не намерен. — Ну вообще, я пишу рассказы, — как будто стесняясь своего увлечения, ответил Накахара. — Отличное увлечение, главное, что оно Вас радует. — А что насчет тебя? Есть что-то, что интересует тебя кроме психологии? — чуть перебив, высказал интерес Чуя. На что Осаму усмехнулся уголками губ и, подняв глаза, обратил свой взор прямо в радужку голубых глаз пациента. — Не перестаёшь радовать. К сожалению такого, чтобы влекло меня, нет, — скользнув кончиками пальцев по подбородку, проговорил Дазай. — Хотя нет, есть кое-что — ты, — влюблённо улыбаясь, добавил врач, вызвав тем самым ухмылку на лице Накахары. При этом мужчина не выпускал подбородок молодого человека из худощавых пальцев. Одним движением он притянул к себе пациента, вовлекая его в поцелуй. Поддавшись моменту, он незаметно взял ладонь Чуи, сплетая их руки в замок. Накахара был совсем не против и, отстранившись, принял инициативу на себя, теперь уже первым нежно соприкасаясь с алыми губами Осаму. Язык Чуи полностью проникал в рот партнёра, чему тот и не препятствовал, а даже наслаждался влекущей его властью Накахары. Соприкасаясь, их зубы издавали едва слышный скрежет, а рука Дазая продолжала всё сильнее сжимать уже родную для него ладонь Чуи. Вскоре им пришлось отстраниться друг от друга, дабы перевести дыхание. — Не хочешь выпить? — более-менее отдышавшись, спросил Осаму. — А давай. Дазай неторопливо встал и подошёл к шкафчику в конце кабинета, пока молодой человек придвинул кресло так, чтобы быть поближе к возлюбленному. Затем он опустился на сиденье и увидел уже идущего к нему Осаму с бутылкой дорогого красного вина и двумя бокалами в руках. — И ты не переживаешь, что тебя застукают за распитием? — прозвучал голос Чуи. — Для меня это не причина не выпить с тобой, — сказал психотерапевт и начал наливать вино в бокалы, придвигая один к Накахаре. Дазай тут же опустошил свой и морщась, почувствовал, как тепло от алкоголя разливается по всему телу. Чуя последовал примеру врача. — А знаешь, ведь он смотрит сейчас на меня. Смотрит и наблюдает за моей жизнью с небес — я обязан Оде жизнью. Накахара, не перебивая, слушал маленький рассказ Осаму, понимая, что он легко напивается. Ещё пара бокалов могла бы привести их обоих к неожиданным последствиям. Во мраке блеснули солёные дорожки на щеках Дазая, заставив Чую придвинуться к нему и приобнять за плечи. Он и подумать бы не мог, что за серьёзным лицом психотерапевта скрывается боль от потери друга, копившаяся годами и лежащая камнем на сердце. Накахара не умел успокаивать людей, но ради возлюбленного он мог постараться — молодой человек поцеловал его где-то в макушку, в каштановые волосы, успокаивая как маленькое дите. Одновременно с тем он наливал себе второй бокал вина, чтобы забыться и начать жить моментом. Заметив это, Осаму хрипло попросил налить ему. Уняв сухость в горле глотком игристого, Чуя придвинул хмыкающего мужчину к себе и нежно поцеловал, приговаривая, что он его единственный. Выпивая с Дазаем, Накахара не позабыл о том, как легко ему напиться: два-три бокала, и появляется совершенно иной Чуя Накахара. Мужчины давно не следили за временем и, вливая в себя бокалы алкоголя, открывали в друг друге всё больше качеств. Взаимоотношения давно перешли планку дозволенного, а их история, больше похожая на роман о влюблённости двух человек, невольно сведённых судьбой, до сих пишется, глава за главой, абзац за абзацем. И нельзя было сказать, что это всё являлось настоящими событиями и реальными людьми, которые сейчас, где-то в Йокогаме, тонули в омуте собственных грёз. Бутылка уже давно пуста, а в бокалах остались недосягаемые капли алкоголя; только сердца с каждым мгновением наполнялись новыми чувствами. Осаму сидел на маленьких коленях Чуи, положив голову ему на грудь и мерно посапывая. Накахара и оглянуться не успел, как Дазай обмяк в его руках и погрузился в сон. Картина была немного несуразной — Осаму был намного выше Чуи, и поэтому его ноги невольно свисали, касаясь пола. Взглянув на время, молодой человек решил, что надо бы отвезти психотерапевта домой. Однако перед ним стояла проблема — он не знал адреса. Решив всё-таки потревожить Дазая, Накахара спросил у него место жительства. — Такишари, сорок семь, — сонно проговорил мужчина и провалился в дрёму. На лице Чуи появилось удивление —он жил на той же улице, и его дом находился не так далеко. Странно только то, что они ни разу не пересекались на улице. Оставив Осаму спокойно дремать в кресле, Накахара начал искать ключи от дома и кабинета. Ему не очень хотелось рыться в личных вещах мужчины, но случай вынуждал. Обе связки были в ящике стола; накинув на себя плащ Дазая, который был ему велик, Чуя шумно вдохнул запах владельца, такой приятной и щекочущий нос аромат полевых цветов. Закрыв дверь и взяв спящего Осаму на руки, молодой человек вышел из здания, стараясь не встречать на пути персонал. Все проходящие мимо косились на них, но сегодня Накахаре было всё равно — он считал, что прохожие просто завидуют его новообретенному кудрявому счастью. Дом Дазая чем-то был похож на его дом — в нём тоже чувствовались пустота и одиночество. Положив врача, Чуя решил, воспользовавшись случаем, пройтись по его дому и осмотреться. Строение что внутри, что снаружи особо не выделялось — довольно стандартные кухня, ванная и просторная спальня, в которой Осаму, видимо, проводил больше всего времени. Двухместная кровать, две тумбочки, большое окно, завешенное полупрозрачной тюлью, и изобилие бумаг повсюду. Посмотрев на постель, Накахара невольно загляделся на спящего Дазая — его лицо было таким, каким никогда не видел Чуя. Кулон, съехав с груди, лежал рядом на кровати, бинты, свисающие с рук, тоже были где-то около, рубашка уже давно помялась, а каштановые кудри спадали на глаза. Накахара решил тоже прилечь рядом и укутать Осаму пледом, что и сделал, заботливо укрыв его до самого подбородка. Повернувшись на бок, молодой человек смотрел в умиротворённое лицо Дазая. Было в нём что-то успокаивающее и безмятежное. Во сне Осаму иногда двигал руками так, что на мгновения их с Чуей запястья соприкасались. Накахара понимал, что лучше бы ему уйти и дать выспаться, но что-то держало его рядом с ним, не желая отпускать. Чуя взял его ладонь и вложил в свою, сплетая их вместе. Лёжа вот так и наслаждаясь присутствием Дазая, Накахара и не заметил, как его тоже начало клонить в сон. Расслабившись, он закрыл глаза и провалился в объятия Морфея, около тела возлюбленного, совсем позабыв о том, что ещё недавно они были друг для друга просто знакомыми. Однако пара дней и бутылка вина породили новые чувства между ними, раньше чуждые им. Простая встреча, ставшая важнейшей для их отношений; она открыла мужчинам новые границы их личностей и эмоций. Это было пересечение дорог, которое помогло возлюбленным познать друг друга и встретить новый день в одной кровати. Завтра озорные лучики снова коснутся их светлых лиц, побуждая проснуться и улыбнуться не менее тепло, чем могло бы Солнце.