Не смотри чудовищам в глаза

В залы исследований охотница приходила уже давно. Петляющие коридоры, лестничные пролеты, не меньше сотни палат — поначалу Мария и впрямь блуждала здесь, как в лабиринтах. Исследовательский комплекс казался бесконечным. Удивительно, сколько же Церковь вложила сюда сил? Этот непостижимый размах впечатлял. Пациенты неизменно радовались редкому визитеру, приносящему в стерильный больничный воздух какую-то весточку прежней жизни, о которой едва кто-либо не вспоминал. И вскоре Мария стала здесь куда более частым гостем, нежели в охотничьей мастерской. К счастью, о причинах расспрашивать было некому. Она, наконец, получила то уединение, которого искала. Оттого, встретив здесь человека похожего на неё — охотника, с той лишь разницей, что облачен он был в белое — она даже несколько удивилась, будто забыла, что такое возможно. Как и Леди Мария, он тоже нашел себе занятие в стенах Собора. Несмотря на одежды под стать церковным врачам, Саймон не имел никакого отношения к исследователям. И все же, как оказалось, ориентировался в больничных коридорах на порядок лучше любого из работавших здесь. Несколько раз ей довелось просить его о помощи, когда найти то или иное место без чьей-либо подсказки первое время было очень непросто. Упорствовать в бессмысленной самостоятельности все же довольно глупое занятие. Тогда же она и отметила, насколько хорошо Саймон знаком с исследовательским комплексом. Может, оттого и пошла привычка перебрасываться парой слов в редкие встречи? К долгим разговорам у них обоих не лежала душа. И все же, странным образом, присутствие друг друга уединению каждого из них не мешало. Задумывалась ли Мария, что Саймон здесь забыл? Разве что мельком. Зачем задавать вопрос, на который сама не стала бы отвечать? Непросто уловить перемены, когда сам являешься их частью. День ото дня охотницу не покидало чувство, сродни тому, что, наверное, испытывает природа, замершая перед грозой. Когда все живое, затаив дыхание, поднимает взгляд в темнеющее небо, видя как из белых облаков наливаются свинцовые тучи. Только здесь не начинались грозы, и задержанное в предвкушении дыхание все больше напоминало удушье. Поток пациентов, привлекаемых к исследованиям, не иссякал. Церковь умела быть щедрой. И все же, палаты верхних этажей практически всегда пустовали. Люди все чаще бросали участие в экспериментах, один за другим неожиданно отправляясь домой, или напротив — переводились в иные места. Неужели такой могущественной организации их было не удержать? Едва ли. Исследователи все больше сменялись врачами. Служители Хора практически исчезли, похоже, утратив интерес к этим экспериментам. Отчего? О, этого никто не спросил. Помимо охотников в белом, вскоре появились и те, что носили черное, только никого это уже не удивило, словно в том была какая-то своя необходимость. «Больной» теперь звучало все чаще, нежели «пациент», но, сказать по правде, участники экспериментов все больше ему соответствовали. Что это были за исследования, до неузнаваемости уродующие людей? Зачем были нужны такие муки? И когда Церковь распорядилась делать пациентам инъекции успокоительного перед сном, все отчего-то обрадовались, вместо того, чтобы спросить у самих себя: «неужели теперь это необходимость?» Если поначалу рыдания и мольбы холодили душу, вызывали желание броситься на помощь к страдающему человеку, то спустя некоторое время, все, кто пробыл в этих стенах достаточно долго, будто и впрямь оглохли. Отвердели сердцем к чужим мукам, чтобы не измучить самих себя. Была ли в этом их вина? Конечно была. Жестокость других еще никогда не оправдывала собственную. И все же, это было сродни очередной пугающей необходимости, иначе здесь было не выжить. Люди создали себе ад, чтобы уподобиться тварям в нем обитающим.

***

Был только один человек, которого, наверное, мучили все те же вопросы, что и саму Марию. В этот раз она искала его специально. Ждала возможности снова пересечься где-нибудь в этих стенах. Однако вопреки ожиданиям, тот, с кем охотница и впрямь могла об этом поговорить, ответил на удивление взвешенным и кратким «не лезь». И все? За этим она пришла к Саймону, да? Честно сказать, услышать подобное было даже несколько обидно. Как щенок, получивший от хозяина щелчок по носу. Только в этом «не лезь», было что-то гораздо более тяжелое и неприятное нежели попытка ее поддеть. — Тебе не нужны эти ответы. – Охотник покачал головой, вместе с тем пряча от собеседницы невольную усмешку, такую сейчас неуместную. О, этот взгляд! Подожди Саймон еще мгновение, прежде чем продолжить – Мария, кажется, заколола бы его и без своих острых клинков. В другой раз он не упустил бы возможности над этим подшутить, жаль только тема разговора у них совсем не располагающая. — Ты задаешь вопросы вслух, чтобы убедиться, что они реальны, что тебе не кажется, что ты отдаешь себе отчет в происходящем, когда остальные – нет. — Я знаю, зачем задаю вопросы, и почему задаю их тебе, – с первых слов стало понятно, что этот разговор ни к чему не приведет. Охотница не ошиблась придя сюда, однако ответов ей, похоже, не услышать, – не знаю только почему ты охраняешь чужие секреты с тем же рвением, что и собственные. — Чужие? – Саймон хмыкнул. – Речь не о том, чьи они, а о том, что там – внутри. В том ящике, который родители запирают на ключ. Дело совсем не в вопросе, не в том, кто знает на него ответ. Ты найдешь немало людей, которым могла бы озвучить его вместо меня, верно? Но стоишь здесь, грозно сверкая глазами, потому что после того, как разгадка найдена, история рассказана, дальше с этим останется только жить. Верить, что в ответах есть смысл, а в намерениях оправдание, – охотник вздохнул, устало проведя ладонью по лицу, – тебе придется поверить мне на слово. Ни черта там хорошего нет. Только беспросветный поток крови и гнили, в который лучше не вступать. Мария хотела было возразить, но на словах о смысле и оправданиях все-таки дрогнула, на какое-то мгновение отведя взгляд. Видимо, некоторые вещи никогда не перестанут отзываться в ее душе. К счастью, охотник смотрел в другую сторону. Умышленно ли? Может и так, некоторые разговоры лучше вести, не глядя друг другу в глаза. Будто услышав ее мысли, Саймон поднял взгляд: — Если я задам тебе нужный вопрос, что ты мне ответишь? – леди Мария лишь упреждающе покачала головой, однозначно давая понять, что делать этого не стоит. Впрочем, охотнику было достаточно и этой реакции. – Видишь? У всех есть свои тайны. У меня, у тебя, у Церкви и ее святейшего викария. У здешних врачей, у простых горожан. Мы все оберегаем их, и у всех на то разные причины. А еще мы все — все до единого — чертовски и безответственно любопытны. Даже невзирая на наш паритет, и тебе, и мне хочется узнать все о секретах друг друга. Саймон был прав, прав не только в своем утверждении, но и во многом другом. Они с Марией были до отвращения похожи, оба знали каково это, видеть то, чего не хотел, каково найти неприглядную истину. И все равно никак не могли остановиться. Не удивительно, если и конец их ждет одинаковый. Охотница не стала спорить. Пресыщенные ложью, каждый из них выбрал молчание вместо ответов. Наверное, потому они и стали друг другу молчаливыми собеседниками. К чему тогда врать теперь? — Только мы оба понимаем, что оно того не стоит. Любопытство никогда еще не приносило счастья, а сокрытому порой таким и стоит оставаться. – Саймон чуть помолчал, прежде чем продолжить: – Всех нас в каком-то смысле влекут чужие секреты. Мы лезем в чужие дела и чужие кошмары очертя голову. Свои чудовища всегда кажутся стократ страшней, а то, что пугает других, над нами будто бы не имеет власти. Только нас эта самоуверенность и губит, – он невесело усмехнулся. – Знаю, звучит не очень убедительно, особенно для охотника, но некоторым чудовищам не стоит смотреть в глаза. С ними нельзя встречаться взглядом. Это как... – Саймон задумался. – Как смотреть в бездну, знаешь. — Не страшно, пока она не взглянет на тебя? – Мария хмыкнула. – Пока не знаю. И как, любитель секретов, получается следовать собственным словам? — Если бы получалось, может был бы гораздо счастливее, – охотник коротко усмехнулся, – и что за прозвище такое дурацкое, сама придумала? — Ну, почему сама, – охотница усмехается в ответ, – тебя так все здесь зовут... — Все – это ты что ли? Мария смеется так заразительно, что Саймон вновь невольно улыбается ей. «Не смотри чудовищам в глаза».