***
Когда его отправили в незнакомую спальню в старом кошмарном доме после событий, которые выбили его из колеи, Эд понимал, что не сможет выспаться. Но это не мешало ему притворяться изо всех сил, когда он услышал, как открылась дверь, а по комнате прошлась поступь сапог. Ну конечно, его поселили с Мустангом. Он знал, что всё так и будет. Строго говоря, он уже почти неделю делил комнату с Мустангом, но было тяжело считать неприятные дни, проведённые в доме Дурслей, когда общение сводилось к минимуму по молчаливому согласию. Там было по-другому. Ну, Эд надеялся, что так окажется. Дом на Площади Гриммо был мрачным и жутким, но семья Дурслей не отличалась в продажности от какого-нибудь чиновника в захолустном городишке Аместриса, который пытался подмазаться к Эду из-за его должности. Стрёмный древний дом был лучше ежедневных пряток от Дурслей и криков Гарри по ночам. Это время было сюрреалистичным. Эд нашёл утешение в книгах Гарри по зельеварению, изучении этого странного ответвления алхимии и в знании, что скоро уедет. Как оказалось, уедет быстрее, чем того ожидал. Что бы ни произошло в том парке, это было отвратным опытом, но Дементоры, или как их там, послужили достаточной причиной, чтобы переместиться на площадь Гриммо. Угасшее величие дома, несмотря на обветшалость и ветхость, хотя бы не покрылось фасадом нереальности, а люди здесь не имели ни малейшего интереса в карабканье по социальной лестнице. Или, по крайней мере, в том, чтобы использовать для этого его или Мустанга. Дементоры… думать о них ещё хуже, чем о Дурслях. И всё же Эда тянуло к воспоминанию о них и всем старым воспоминаниям, которые они разбередили, — всем его прошлым ошибкам. Помогало концентрироваться на «здесь и сейчас». Помогало не задумываться. Запах пыли и сухой гнили, шаги по деревянному полу возвращали Эда в реальность. Он слушал, пытаясь дышать как можно равномернее. Мустанг готовился ко сну. Щёлкнул чемодан, послышался шорох одежды. Скрипнула кровать, и Эд уловил тихий вдох. Он силился расслышать, что делает Мустанг, но из-за собственного дыхания ничего услышать не мог. Тогда мужчина снова начал медленно двигаться. Он что, думал, его разбудит какой-то скрип, если б он правда спал? Мустанг продолжал эту неловкую возню, пока наконец не залез под одеяло. Он, кажется, и впрямь всеми силами старался не разбудить Эда, что было смехотворным. Но, несмотря на глупость этой мысли, он не мог придумать другого рационального объяснения действиям Мустанга. Он так не осторожничал у Дурслей, так что причиной странного поведения были или смена обстановки, или сегодняшнее происшествие. В чём бы ни было дело, Эд не желал в это лезть. Это бремя Мустанга, и если он хочет ходить вокруг на цыпочках, то это его проблема. Он позволил себе вздохнуть и отвернуться от другой кровати на тот случай, если в комнате было достаточно светло, чтобы Мустанг смог разглядеть его гримасы. Он недвижно лежал и ровно дышал, надеясь, что скоро заснёт. Пока он ждал с закрытыми глазами, плотность темноты будто изменилась. Наверно, выключили свет в коридоре или ещё что. Чёрный с отсветами превратился в сплошную тьму. Глубокую тьму. Эд расслышал шаги. Они были легче, этот человек не носил сапоги. Дверь открылась. Эд привстал, чтобы узнать, что надо гостю. Фигура шагнула вперёд, выдавая в себе Гарри. — Эй, Эд, — он простыл во время полёта? Мальчик звучал как-то… странно. — Эд, хочешь поиграть? Что? Эд раскрыл рот, пытаясь спросить, что Гарри имел в виду. — Хочешь поиграть? — снова спросил он. Кровь капала с его губ на пол. Когда Эд вернул взгляд к Гарри, его уже не было. Вместо него — тёмная туша, чьи волосы тянулись от лужи крови. — Хочешь поиграть? Голос Гарри тоже пропал. Голос Нины эхом доносился… от существа перед ним. И позади него. — Давай поиграем. Лужа крови растекалась всё шире. — Давай поиграем. — Стальной. Эд пытался отступить, не коснуться, но, опустив ногу, мальчик уже понял, что наступил в кровь. — Стальной. Он вновь попытался выйти из лужи. С его обуви стекала кровь. Ему нужно было… Толчок в плечо — и он вскочил. В комнате было по-прежнему темно, но сквозь окна просачивалось рассеянное электрическое свечение уличных фонарей. На полу не было тел. Его покрывал ковёр, не кровь. — Стальной! — прошипели ему в ухо. Эд мотнул головой в сторону Мустанга. — Чего? — он огрызнулся скорее на автомате, чем из-за реальных эмоций. — Тебе приснился кошмар. И тебя трясёт, — отметил Мустанг с клинической отчуждённостью. — Я в порядке. Это правда, его рука дрожала. Пальцы автоброни щелкали из-за схватившей судороги. Ему хотелось свернуться, обняв больную ногу, из-за стреляющей боли, которую Винри и бабушка Пинако звали фантомной, пока его рука и нога не перестанут болеть, но чёрта с два он сделает это перед Мустангом. Мустанг одарил Эда нечитаемым взглядом. — Как скажешь, Стальной. — Он встал с корточек около кровати. На мгновение он заколебался, его рука дёрнулась вперёд. Затем он вздохнул и пересёк комнату, возвращаясь на свою часть. В напряжённой тишине прозвучало тихое: «Спокойной ночи, Стальной». — Спокойной ночи, полковник Мудак, — буркнул в ответ Эд. Он услышал недовольное фырканье. — Грубишь старшим по званию, — пробормотал Мустанг, и Эд с успокоением вернулся к прежнему статусу кво.***
На следующее утро Мустанг ничего не сказал о его кошмарах, и Эд поступил так же. Он молча последовал на кухню за своим начальником. Так как мальчик буквально спал на ногах прошлым вечером, он не совсем помнил, где что находится в этом ужасном жилище, и следовать за Мустангом было лучшим планом. Пока что. На кухне было полно людей, большинство из которых — рыжеволосые. Судя по брифингу, что Ал заставил его прочитать перед миссией, это должна быть значительная доля семьи Уизли. Эд помнил вчерашнюю встречу с миссис Уизли, хотя тогда он не был в состоянии произвести хорошее впечатление. Вечером она выглядела взволнованной и властной. Этим утром — суетилась на кухне, махая палочкой, как заправский дирижёр, и с помощью магии тарелки с едой буквально танцевали по воздуху и поверхности стола. Несмотря на недолгосрочность магии, Эд мог признать: были моменты, когда она казалась даже полезной. Например, когда он был голоден и волшебство преподносило ему тарелку с горкой яичницы и тостов. Он промямлил искреннее «спасибо», прежде чем приняться за еду. Только услышав бормотание Мустанга: «Он всегда так ест», — Эд осознал, что большинство людей, сидящих за столом, уставились на него. Миссис Уизли стояла у плиты и, как он истово надеялся, готовила добавку яичницы. Младшие Уизли и темноволосые гости в различной степени в открытую веселились или с осторожностью избегали его взглядом. — Еда хорошая, — защищался Эд, чем заслужил сияющую улыбку миссис Уизли и вторую порцию яиц. — Я только рада, что растущий мальчик вроде тебя имеет здоровый аппетит, — сказала она. Эд заметил, что к тарелке Гарри тоже прилетела добавка. Один из близнецов Уизли спросил: — И он так ест каждый раз? Эд не мог ответить из-за набитого рта. К сожалению, Мустанг, видимо, предполагал это. Мужчина вздохнул. — Эдвард не часто бывает в Vostochnom, мы редко едим вместе. Но, как я слышал, да. Конечно, он… как это говорить… подросток. — Иди нахер, — буркнул Эд и запихнул вилку с яичницей в рот. Он бы использовал более грубое выражение, но пока не смог найти добротных ругательств на английском. Но даже без по-настоящему обсценной лексики у некоторых вздёрнулись брови. Девочка слева от него — не Уизли, у неё каштановые волосы — нахмурилась. — Я думала, в армии нужно уважительно обращаться к вышестоящим, нет? Тёмные волосы, любопытная, ровесница Поттера — должно быть, это Гермиона Грейнджер. В инструктаже мелькало несколько деталей о друзьях Гарри, и Ал добавил некоторые рассуждения команды Мустанга. По всей видимости, Грейнджер считалась одной из светлейших, подающих надежды голов в сообществе волшебников. До такой степени, что некоторые традиционалисты начинали нервничать. Ал не совсем понимал, чего они опасались, но Эд предположил, что любой новый элемент, ставящий под угрозу прежнее положение вещей, будет восприниматься враждебно. Он являлся превосходным примером этого. — Это… недостаток Эдварда, да, — вымолвил Мустанг. — Я уважаю людей, которые заслуживают уважения, — пояснил Эд. — Как Хоукай. Может, когда ты станешь лидер, как обещаешь. Один из близнецов Уизли, сидящих за другим концом стола, наблюдал за перебранкой, другой спросил: — Вас тоже запрягут убираться, значит? — Уби-раться? — Эд глянул на Мустанга. Ему ничего не говорили о домашних делах на миссии. Мустанг посмотрел на него в ответ. Его лицо приняло расчётливый вид, который не понравился Эду. — Ты должен влиться в коллектив, — сказал он на аместрисском. Эд испепелял его взглядом. — Я должен выучить четыре курса этой ебанутой версии алхимии, — огрызнулся он. — Как я успею с этой уборкой? Вместо того, чтобы повестись на ругань, Мустанг лишь приподнял бровь. — Ты что… боишься, Стальной? Раньше ты не нервничал, знакомясь с новыми людьми. Хотя, по-моему, ты не особо общаешься с детьми твоего возраста… — Тварина, — прошипел Эд. — Не боюсь я. Просто думал, это в твоих интересах, чтобы я был готов к заданию. — Тогда докажи это, — Мустанг вернулся к своей еде. Уизли, за исключением близнецов, которые откровенно таращились с расчётливым блеском в глазах, делали вид, что полностью заняты завтраком. — Конечно же мы будем рады помогать с уборкой, — сказал по-английски Мустанг. На этой фразе Эд понял, что у мужчины уже имелся план, как отлынивать от, собственно, самой работы. Этот ублюдок собирался бросить его с какими-то… детьми, которых он даже не знал! А без Ала ему даже не будет с кем поговорить! Как только он осознал это, на него снизошло второе откровение. Он остался без Ала и должен был общаться с кучей ровесников. Даже когда он ходил в школу в Ризембуле, Эд не слишком-то ладил с другими детьми. Ал был милым, дружелюбным из двух братьев. Эд обычно таскался за ним или Винри. И здесь их обоих не было. Ему грозит общение со странной волшебной мелюзгой, и да, возможно, он подрастерял свой навык. Но он не нервничал, так что Мустанг может пойти нахуй. Что он и сделал, как только миссис Уизли умудрилась снабдить всех самодельными защитными костюмами и вооружить спреем для чего-то под названием «докси». Работа была нудной, но не особо сложной. Миссис Уизли установила резвый темп, но ей было далеко до Учителя. Это также дало ему шанс присмотреться к людям, с которыми ему придётся торчать целый год. Среди друзей Гарри выглядел невероятно умиротворённым, чему Эд был несказанно рад. До этого, казалось, парень ещё немного — и из своей шкуры выскочил бы, если не пытался слиться со стенами. В нём осталось какое-то напряжение, но Гарри не избегал внимания, как в Литтл Уининге. Дело наверняка было в людях, которые приняли Гарри как члена семьи. Эд часто видел в Ризембуле большие семьи вроде Уизли, которые перекрикивались через всё поле и всегда знали, чем заняты родственники. Такие семьи слегка припугивали его одной своей многочисленностью. Он помнил, как в детстве навещал с мамой и Алом семьи на фермах. Это были мимолётные воспоминания хаотичной теплоты и того, как все словно сияли от радости в этих деревенских домишках. Уизли казались такими же, но сдерживаемые городским особняком и крепкой рукой миссис Уизли на время уборки. Прогресс, проделанный группой, впечатлял, и Эд должен был отдать женщине должное: она знала, что делала. Вскоре первая гостиная была полностью вычищена от докси, и они перешли к следующей. Гарри и Гермиона легко поспевали за рыжими. Что логично — согласно брифингу Эда, они дружили с Роном с одиннадцати лет. Им уже было пятнадцать, и если четыре года знакомства не приноровили их к темпу жизни Уизли, то ничего уже не поможет. Гермиона была сообразительна. И ему не нужны были доклады, чтобы понять это: он увидел проблески её ума, когда она, почти не колеблясь, расспрашивала Мустанга. Он надеялся, девочка проявляла такое же любопытство к науке. Эду не терпелось сравнить с ней магию и алхимию. Это, наверно, будет единственной адекватной стимуляцией интеллекта в следующие десять месяцев. Следующей целью безудержной уборки стала затхлая комната с кучей стеллажей. Пыль и паутина покрывали все поверхности, а занавески жужжали характерным для докси звуком. По крайней мере, так сказала миссис Уизли, и, насколько мог судить Эд, она была экспертом по докси. Несколько заходов с химикатом, находящимся в их распылителях (или, возможно, это был какой-то магический раствор, кто знает) позаботился о жужжании. Пока остальные собирали оглушённых существ с пола, Эда потянуло к полкам. К его радости, на нём были перчатки, и мальчик провёл рукой по грязным угловатым предметам. Его перчатка почернела, открыв взору корешки древних книг. «Атлас Ворожбы над Рассудком». «Преображения и Пытки: Рассуждение о Применении Трансфигурации». «Чародеи и Ведьмы Старой крови». Все названия были такими, но одно зацепило его — «Риски Души и Награды Тела в Магии». Снизу был подзаголовок поменьше, но его нельзя было прочесть из-за пыли. Странный символ над названием книги напомнил Эду глиф, на который он наткнулся год спустя после окончания обучения у Учителя. Он достал книгу с полки, и она вышла с облаком пыли, которая въелась ему в лицо, нос, рот. После беглого взгляда обложка ещё больше предвещала что-то многообещающее. Название располагалось в окружности, вокруг — символы, эхом отдающие об алхимических, которые были Эду слишком хорошо известны. Каждая страница была забита плотным текстом, который ходил ходуном в его глазах. Он почти казался написанным вручную, но буквы были слишком единообразными — такое может быть только напечатано, и под подушечками пальцев Эд ощущал углубления от пресса, оставленные при создании книги. Шрифт был странным, но для Эда, привыкшего читать наспех нацарапанные заметки алхимиков, вдохновлённых открытием, было достаточно просто прочесть эту незашифрованную книгу. Он сел, не замечая, как его плащ, опустившись на ковёр, посерел от пыли.