Твои руки

Второй день как Бориса нет рядом. Рядом не было и его рук. Легасов буквально терял свои силы. Он чувствовал себя все хуже с каждым часом. «Неужели его присутствие так сильно на меня влияет?» — несколько раз задумывался ученый. Хомюк за это время частенько заглядывала к химику, дабы получить какой-нибудь дельный совет, но замечала, что Валерий начал словно затухать. Ульяна, казалось, давно уже догадалась из-за чего академик такой подавленный, поэтому решила на всякий случай напрямую поговорить с ним об этом. Казалось с первого взгляда, что женщина холодная и черствая, что ее интересует только физика и ничего более. Но если выдастся шанс поговорить наедине с ученой хотя бы часок, то все ранее пришедшие в голову мысли сразу испарятся. — Товарищ, могу я с Вами кое-что обсудить? — М? — безучастно спросил Легасов, держа в руке догорающую сигарету, обращая свой взгляд куда-то в окно. — Это все из-за Щербины, я правильно понимаю? — ее голос немного дрогнул, когда она поймала на себе взгляд полный грусти. Казалось, что толстые стекла в оправе очков ученого как-то удерживают слезы, которые могли вот-вот вырваться наружу, — Товарищ… Все нормально? — Это не из-за него, — холодно бросил Валерий, старясь спрятать непонятные ему и самой Хомюк эмоции, — С каких это пор он должен меня волновать? Ульяна села немного ближе, пододвинув стул с характерным скрипом. — Товарищ Легасов, Вы можете мне довериться, — Я вижу, что Вам плохо. — Радиация здоровья не прибавляет. Не Вам мне это объяснять, — взгляд у Валерия стал еще отрешенней, а тон его похолодел окончательно, — У Вас есть еще какие-то вопросы ко мне? Рука Ульяны аккуратно скользнула на мирно лежащую, на столе кисть Легасова. К своему великому удивлению химик не почувствовал ровно ничего. Обычное прикосновение ледяных пальцев, которое вызывало скорее неприязнь, нежели какие-то теплое ощущение спокойствия. Руку он так и не убрал. Просто из вежливости. Ученый постоянно грешил этим: он не умел говорить «нет» вовремя. Но именно сейчас его это не волновало. Хомюк просто хотела как-то достучаться до Легасова обычным прикосновением. Ведь так? — Товарищ, простите, но я видела, как Вы реагируете на прикосновения. Я думала, что так у Вас со всеми людьми. Но на меня Вам все равно, верно? Это точно что-то связанное с Борисом. Валерий не выдерживает и выдергивает руку из-под ладони коллеги. Он вскакивает со стула, бросает сигарету в пепельницу, и достаточно громко кричит: — Да что Вы от меня хотите?! Пожалуйста, давайте будем разбирать не мою психологию, а проблему, которая сейчас грозит всему человечеству! Хомюк смотрит на него взглядом, полным неожиданности с примесью небольшого страха. — П-простите, я что-то… — он осторожно садится обратно на стул и, сняв очки, утыкается лицом в ладони. — Товарищ, я, пожалуй, пойду. Извините за беспокойство, — мягко произносит Ульяна, — Отдыхайте, пожалуйста. Женщина забирает со стола сумку, свое пальто и направляется к выходу. После того, как химик слышит, как закрылась дверь, он, наконец, обретает тишину. Валерий обратно надевает очки и опять смотрит в окно. Что он там искал? Сам Легасов не мог ответить. Возможно, какого-то умиротворения. Ему действительно было тяжело в дни, когда Борис покидал его, уезжая в Москву или в другие города на разного рода собрания и совещания. Хотелось поскорее увидеться с министром, рассказать ему обо всем, что тревожит, рассказать о своих чувствах и желаниях, но… Ученый никогда этого не сделает. Он не позволял себе так раскрываться перед другими, хотя все прекрасно замечали изменения в поведении химика. Но ведь так хотелось прижаться к Борису ближе, ощутить его тепло, заботу. Хотелось, чтобы его просто обняли, хоть как-то прикоснулись… Нет, нет. — Нет! — вслух проговаривает Валерий. Он вновь вспомнил о руках. Опять. Ученому его страсть к кистям Щербины напоминала какую-то зависимость. А данный период в отсутствии зампреда – ломку. Он ощутил непонятную дрожь, словно озноб внезапно поразил все его тело, — Нет, пожалуйста, забудь об этом… Тишина начинает напрягать. Она начинает становиться громкой, до неприятного звона в ушах. Легасов готов был поспорить, что он давно привык к настолько тихому месту, но сейчас было страшно. Почему так тихо? Я совершенно один. О, Боже, пусть это прекратиться, пожалуйста! В глазах начало темнеть, кислорода перестало хватать. Было слишком много мыслей о руках Бориса. О, черт, я словно умираю… Нет, что за бред я несу? Ученый попытался отвлечься, снова обратив свой взгляд в окно. Это немного помогло. Химик снова начал ясно видеть, звенящая тишина начала отпускать его, ведь внимание Легасова притянул черный автомобиль. Валерий был уверен, что до этого машины там не было. Неужели кто-то приехал? Волнение затрепетало в груди, отчего ученый почти что вскочил со стула. Голова вмиг закружилась от переизбытка чувств в один момент. Валерий старался не обращать на это никакого внимания. А если это Борис? Ох, будет ли он рад нашей встрече? Или он будет чем-то встревожен? Нужно встретить его! Не успевает Легасов толком одеться, как вдруг дверь резко открывается, жестко ударяется о стену и, будто отпружинив, с грохотом закрывается обратно. Казалось, что благодаря такой силе она могла и вовсе слететь с петель, но этого, к счастью, не произошло. Уверенным широким шагом Борис прошел в номер Легасова и начал что-то злостно выкрикивать. Сначала Валерий не мог разобрать речь своего коллеги из-за некоторого ступора и шока, но позже пришел в себя и услышал: — … эти бляди не понимают, что творят! Сволочи, чтоб их! — Щербина начал быстро снимать пальто, а затем и пиджак, — Они еще поплатятся за это дерьмо! — Борис?.. — осторожно спросил ученый, стараясь понять, что так разозлило зампредседателя. Он тут же поймал на себе разгневанный взгляд и невольно отстранился, — Слушайте, Вам нужно немного успокоиться. — Да, нужно, — говорит Борис, приближаясь к химику, — И ты мне в этом поможешь, — министр резким движением снимает шарф со своей шеи и отбрасывает его в сторону. Легасов отошел еще на два шага назад, но тут же уперся в стену. Ощущая свою беспомощность, он зажмурился, ожидая чего-то ужасного. Щербина подошел вплотную. Вновь. Валерию уже не привыкать к этой близости, но почему-то постоянно, буквально каждый раз в такой ситуации академик не может понять, что ему чувствовать: либо большую опасность, либо полную безопасность. Сейчас же ученому было страшно. Он всегда боялся Бориса в гневе, ведь тот мог и навредить. — Не… Не надо, пожалуйста, — тихо шептал Валерий, стараясь уберечь себя от ярости зампреда. Легасов действительно не знал чего ждать в данный момент от коллеги. — Не надо? Ты сам говорил, что хочешь меня отблагодарить. Так что давай. Твой час настал, Валера, — крепкие руки принялись резкими движениями расстегивать пуговицы на рубашке. Эти маленькие детальки на одежде зампред уже успел возненавидеть с прошлого раза. Такие мелкие, неподдающиеся, постоянно выскальзывают из пальцев. Не выдержав, он дергает рубашку Легасова, отчего некоторые пуговицы разлетаются в стороны, ударяясь едва слышно об пол. — Борис, пожалуйста, н-не надо, — продолжает шептать химик. Не такого «первого раза» с Щербиной ожидал Валерий. — Я знаю, что поможет тебе, — говорит зампредседателя, закатывая рукава своей рубашки. Он прижимается к Валерию еще ближе и прикасается руками к спине коллеги. В ответ Борис слышит сиплый выдох и чувствует легкую дрожь. Щербина чуть сильней надавливает на позвоночник и спускается ниже, к копчику. Легасов закидывает голову назад и тяжело дышит. Это невероятно заводит обоих. Зампред срывается и целует губы ученого. Наконец, они оба могут полностью отдаться своим чувствам. Поэтому поцелуй получается влажным, жарким, по-настоящему страстным. Валерий аккуратно кладет свои руки на плечи Бориса, прижимаясь ближе. Нога Щербины в итоге оказывается зажата между ног химика. Легасов инстинктивно подается бедрами вперед и издает тихий стон. Теперь зампредседателя чувствует возбуждение Легасова и от этого кружится голова. Руки продолжают поглаживать спину ученого, иногда сжимая это податливое горячее тело. — Борис, я хочу…— тихо начинает Легасов, но тут же обрывается, — Они же все слышат, да? — неожиданно звучит вопрос. — Да, все. И пусть слышат. Я хочу, чтоб они слышали, как хорошо мы проводим время. Не сдерживай свои эмоции, Валера, — напоследок говорит Щербина, расстегивая ремень на брюках ученого. Эти слова и действия вводят Валерия в краску. Он опускает взгляд, наблюдая за руками коллеги. Ему очень это нравится. Настолько, что подгибаются ноги. Ученый уже едва может ровно стоять, дрожь пробирает его тело, заставляя содрогаться. — Ты, кажется, не договорил, — продолжает Борис, наконец, избавляясь от брюк химика. Быстрыми движениями он приступает снимать свою одежду. — Я хочу… Вас, — шепчет Легасов. От этих слов бросило в жар. Щербина все отчетливо расслышал, но решил насладиться моментом снова: — Что-что? — с наигранным непониманием произносит зампредседателя, снимая с себя брюки. — Я хочу т-тебя, — чуть громче повторяет химик, — Борис, только… Пожалуйста, нежнее. Щербина почти что теряет рассудок. «Нежнее» — раздается эхом в голове мужчины. Он должен держать себя под контролем. Но это чертовски тяжело, когда прямо перед тобой человек, которого ты хотел еще очень давно, оба еще и возбуждены до предела. Разве тут совладаешь с собой? — Валера, я… Я постараюсь, — непривычно неуверенным голосом произносит зампредседателя, снова подходя ближе, — Какой же ты горячий. Легасов снова тянется за поцелуем, но неожиданно вместо губ к нему прикасаются пальцы министра. На лице Бориса появляется улыбка и Валерий почти сразу понимает, что ему нужно делать. Влажный язык едва касается подушечки пальца. От смущения ученый закрывает глаза и, осторожно взяв руку министра за запястье, проводит языком по всей длине пальца. Дыхание учащается у обоих. Академик начинает уверенней облизывать указательный палец, стараясь таким образом принести больше наслаждения товарищу. Хотя скорее неземное удовольствие получал именно он. Валерий давно мечтал так сделать. Сердце забилось чаще, от возбуждения рот наполнился слюной, поэтому производить эти манипуляции стало легче. Это так странно, но Господи, как же мне это нравится. — Валера, ты… Ох, — выдыхает Борис. Он не выдерживает и проталкивает два пальца глубже в рот химика. — Б-Бо… — не успевает договорить Валерий, как вдруг слышит скрип двери и стук каблуков. — Товарищ Легасов, простите, но я оставила у Вас… — ученая замерла. Перед ней предстала картина, которую она точно не ожидала увидеть, — Оу. Химик закрывает лицо руками и медленно сползает вниз по стене. Он был готов провалиться сквозь землю, если бы была возможность. Борис на несколько секунд отворачивается в другую сторону и позже говорит: — Товарищ Хомюк, Вы ничего не видели. И мы сейчас спокойно разойдемся. — Д-да, но… — Вы знаете какие потом могут быть проблемы. Пожалуйста, давайте просто забудем все это. — Да, но я все-таки заберу ту папку, если Вы не возражаете, — наконец договаривает Ульяна. Она с трудом проходит мимо мужчин, быстро хватает документы и мигом бежит к выходу, — Простите за… Беспокойство. Дверь закрывается и вновь воцаряется тишина. Легасов ощущал себя просто ужасно. Как он теперь посмотрит в глаза этой женщине? Как сможет теперь заговорить с ней? Да никак! — Борь, тебе лучше уйти. П-прости, — шепотом говорит Валерий, находя в себе силы что-то сказать в данной ситуации. Щербина шумно выдыхает и, смирившись с поражением, начинает одеваться. Забрав все вещи, он уже стоит возле двери, но вдруг разворачивается и, бросив взгляд на коллегу, произносит: — Доброй ночи, товарищ Легасов. Дверь опять захлопывается. Химик не может подняться с пола. Его до сих пор трясет. Слезы сами по себе стекают по щекам, падая на расстегнутую рубашку. Такого стыда он давно не испытывал. А испытывал ли вообще? Ученый засыпает только под утро, все также сидя на полу. Ему совершенно не хотелось просыпаться, но его будит стук в дверь.