***
— Мистер Сайфер, мы очень рады Вашему приезду, — жестикулируя рукой, пропел паренёк лет двадцати. — Да чтоб тебя! Знаешь же, что я терпеть не могу такое возвышенное отношение к себе. Билл рывком выпрыгнул из кареты и передал свои вещи одному из слуг. Солнце уже почти что скрылось за горизонтом, а со стороны леса небо уже прилично так потемнело. Градиент между ночью и днём завораживал по-детски. Сайфер пожал руку парня. Зус Рамирез был комедиантом и драматургом при дворе Люциуса. Он жил в их поместье с тринадцати лет, так как остался полной сиротой — мать умерла от чёрной оспы, а отец погиб, когда Рамирезу было всего три года. Кажется, тогда Волан-де-Морт убил чьих-то родителей. Было сражение, где и погиб старший Рамирез. Зус этим не интересовался. Точнее, не было того человека, у которого можно спросить… Сам Рамирез частенько писал комедии и пьесы. Некоторые из них даже обыгрывались в театре. Однако парень не чувствовал известности и в какой-то степени популярности среди людей. Сам по себе он выглядел вполне симпатично, если не считать чересчур бледной и загримированной кожи. Это прозвучало бы странно, но в случае Рамирезов черная оспа играет роль наследственного заболевания. Зус с улыбкой на лице шутил по поводу того, что когда-нибудь посмеётся, глядя в глаза Смерти. Он готовил себя к этому, хоть и не до конца осознавал всю серьезность ситуации. Так вышло, что при рождении вакцину от оспы ему не сделали. Парень никого не винил в этом, а лишь продолжал ночами писать свои труды почерневшими и полусгнившими пальцами. — Ладно, ладно, мистер «я из знатного рода, но не обращайтесь ко мне на Вы», больше не буду допускать подобных ошибок. Хотя нет, всё-таки буду, — Сайфер нахмурился, — При Вашем отце, разумеется. Как дела в Хогвартсе? — Слышал, твою драму вновь поставили в театр? — умело проигнорировал вопрос старого друга, — Я здесь недели на две, так что рассчитываю попасть на представление. Рамирез улыбнулся и поправил коричневое пальто. Билл заметил почерневшие кончики пальцев приятеля и с жалостью в глазах посмотрел на Зуса. Его друг медленно сгорал в бушующем пламени этой чертовой болезни, а он? Он просто сидит сложа руки и ничего не может сделать с этим! При таком огромном бюджете отец мог отправить лучшего и единственного писателя, творчество которого он так восхваляет, куда-нибудь заграницу. Например, в Германию. Там могут заглушить эту болезнь хотя бы на время, а может даже и заморозить её распространение. Билл уже знал, о чем попросит отца. — Это причиняет боль? — Неимоверную, — всё ещё с улыбкой выдал друг, — Но пока высшие силы окончательно не отобрали меня у меня самого — я буду писать. Через боль, со слезами на глазах, но буду.Позднее Зус Рамирез будет посмертно награждён за свои старания званием «Великий из великих, владевших пером».
Но пока не стоит думать об этом.***
— Миссис Сайфер давно не покидала свои покои, — эхом отдавались слова друга в голове Слизеринца, — Лекари говорят, что надежда есть, но лучше не питать свои мысли ею. Всё вокруг будто замедлилось в глазах Сайфера. Он не был готов потерять родного и такого близкого человека. Нет, он ещё не собирается сдаваться. В голове вновь начали бушевать воспоминания. Мелодия из шкатулки опять тесно внедрилась в его и так запутанные мысли. Билл чувствовал что-то непонятное. Он не мог разобраться в своих эмоциях и ощущениях. Это какое-то сумасшествие, которое рано или поздно доведёт его до психушки. Комната Миссис Сайфер находилась в самом конце коридора. Никто не знал, почему она так стремилась спрятаться от лишних глаз и избавиться от внимания слуг. Женщина пускала к себе только Рамиреза, чтобы тот, в свою очередь, читал ей газеты и стихи. И так уже несколько месяцев. Люциус считал свою жену странной, а при гостях иногда называл её умалишённой, когда она вновь не появлялась на ужине. Слухи о том, что у Господина Сайфера поехавшая умом и разумом жена, расползлись по миру аристократии очень быстро. — Более того, последнее время она перестала узнавать людей. Вот например, вчера весь вечер доказывала, что Господин — не её муж, а простой смертный и подставной мошенник. Зус говорил очень тихо, будто Её Величество могла услышать и приказать четвертовать несчастного писателя. Наверное, подобные случаи уже были, но Билл не задумывался над этим и продолжал в спешке идти в покои матери. Высокая деревянная дверь практически упиралась в трёхметровый потолок. Билл хотел что-то спросить, но, когда повернулся, друга за спиной не обнаружил. Волнение взяло верх над ним. Сайфер ещё долго топтался на одном месте, когда наконец-то решился и кротко постучал по массивному и дорогому дереву. Ответа не последовало, и тогда он постучал более настойчиво. Послышалось тихое «Войдите» и до жути больной кашель. — Здравствуй, мама, — в покои медленно зашёл Билл и сел на стул рядом с дверью, — Я вернулся ненадолго. Женщина, что лежала в постели под тяжёлым зимним одеялом, даже близко не была похожа на его мать. Когда Билл уезжал в Хогвартс, она выглядела на свои сорок шесть. А сейчас… Сейчас Нарцисса была похожа на семидесятилетнюю дряхлую старушку: огромное количество морщин, впалые и тусклые глаза, местами седые пряди волос. Она протянула костлявую руку и пальцем поманила сына ближе. Ей было тяжело громко разговаривать. Одно только «Входите» чего стоило. Билл отметил, что сейчас она похожа на его покойную прабабку, но усмешки на его лице это не вызвало. — Сынок, я рада, что ты приехал, — прошептала Миссис Сайфер практически только губами, — Люциус уже спит и видит мой гроб… Нарцисса закашляла на всю комнату поместья. Слизеринец заметил кровь на ладони, которой она прикрывала рот, но решил промолчать. Билл не понимал, почему его родители даже в такие моменты не могут выйти на компромисс. — Мам, с тобой всё будет… Будет хорошо. А ты сам хоть веришь своим словам? — Я ещё собиралась понянчить внуков. Видимо, судьба решила, что мне этого не надо. Неожиданно для самого себя Билл позволил себе печально улыбнуться. Заметив приподнятые уголки губ сына, Нарцисса вопросительно посмотрела на него, молча дожидаясь ответа. — Мам, ты неисправима. Понянчишь ты своих внуков, успеешь ещё. Не думаю, что нужно торопиться. — Ради матери мог бы и найти невесту, — прохрипела женщина, слегка наклонив голову в бок, — Пока Люциус не решил всё за тебя. Сайфер сразу подумал о Пайнс. Он рассчитывал на серьёзные отношения даже после окончания академии, а не на перепихоны сопливых подростков. Сердце участило свой ритм от одного только воспоминания о ней. Он влюбился. Влюбился, словно шестилетний мальчишка. И эта любовь чистая, без всяких извращений и пошлых деталей. — Возможно, я уже нашел её. Никогда прежде не испытывал подобного, мама. Только есть одно «но», — Нарцисса приготовилась молча слушать сына, — Она…не чистокровная. И можешь даже не пытаться манипулировать неприязнью отца к грязнокровкам — я слушать не буду, ты меня хорошо знаешь. — Ты всегда был непослушным, но умным мальчишкой, — веки женщины постепенно опускались, — А теперь ступай. Не прерывай мой сон. Билл медленно встал с места и поспешно скрылся за дверью, оставив мать в полном одиночестве. Боль сковала сердце и сильно сжала, из-за чего становилось тяжело дышать. Он не хотел видеть собственную мать в таком состоянии, не верил, что всё действительно плохо. Ей уже нет возможности чем-то помочь, и Сайфер это понял почти сразу же, как увидел её лицо.***
Погода в эту ночь выдалась, мягко говоря, плохая. Сильный ветер шёл в дополнение к снегопаду, а температура воздуха сползла до минус двадцати пяти. И это ещё только декабрь! Билл сидел в своей комнате и читал. Ему редко удавалось найти уединение с книгой, но сегодня как раз такой случай. Шелест и треск брёвен в камине расслаблял Слизеринца. Произведения Шекспира завлекали его одним только названием.«Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем мы можем быть.»
Неожиданно искры из камина волной хлынули на кресло, в котором развалился наш герой. — Здравствуй, милое дитя…