Проще Пареной Репы (ХИАТУС)

      Должно было быть только несколько вещей, столь же неудобных, как спать в кресле. Во всяком случае, Джонатану не удалось выспаться. Он ждал, неподвижный и тихий, вскакивая при малейшем звуке, доносившемся из дома. Братья уговаривали его пойти отдохнуть, но Джонатан не слушал их. Он остался рядом с отцом, отказываясь уходить.       Наконец, где-то в глубине ночи Джонатан услышал, как Джордж зашевелился. Его движения были скованными, медленными и неуклюжими, но всё же достаточно, чтобы разбудить его вечно бдительного сына. Джонатан, широко раскрыв глаза и не дыша, опустился на колени рядом с отцом, мягко помогая ему сесть.       — Папа, — тихо произнёс он, внимательно вглядываясь в лицо мужчины. — Как ты себя чувствуешь?       Джордж медленно моргнул, привыкая к тусклому свету. Его дыхание было неглубоким и тихим. Черты его лица казались глубже, губы дрожали. Он посмотрел на Джонатана, и младший Джостар почувствовал, как в уголках его глаз появились слёзы. Дрожащая, замёрзшая рука Джорджа потянулась к руке Джонатана. Джонатан обхватил ладонь отца обеими руками. Его губы слегка шевелились, складываясь в слова, которые было трудно понять. Джонатан наклонился вперёд.       — Джоджо, — прошептал отец слабым и болезненным голосом.       — Не изводи себя так! Я схожу за доктором!       Когда Джонатан попытался встать, Джордж на мгновение крепче сжал его руку. Это, казалось, сказалось на нем, так как он побледнел ещё больше.       — Джоджо, послушай меня. — Джонатан смахнул слёзы и придвинулся ближе к отцу. — Мой милый сын… Ты всегда говорил мне правду.       — Всегда, — прошептал Джонатан.       — Как ты мог так солгать мне? — Джордж всхлипнул, и одинокая слеза скатилась по его восковой щеке.       Джонатан растерянно заморгал.       — Что ты имеешь в виду?       — Ребёнок Джозефа.       Слова выкатились изо рта Джорджа, как тяжёлые янтарные бусины, которые покатились по деревянному полу, растрескивая безупречную поверхность. Глаза Джонатана расширились, а рот слегка приоткрылся. Взгляд Джорджа по-прежнему был устремлён на него, в нём читалась спокойная печаль человека, находящегося на пределе своих сил. Всё тело Джонатана онемело, по спине стекал ледяной пот. Его губы слабо шевельнулись, но он не издал ни звука. Ни единого вздоха.       — Как ты мог скрыть это от меня, Джоджо?       Джонатан прикусил язык. Слёзы затуманили его зрение при звуке слабого, обиженного голоса отца. Оправдываться было просто бессмысленно. Извинения казались невыполнимой задачей. Это также не имело никакого смысла. Конечно, он сожалел, хотя констатация очевидного никому бы не помогла, не так ли?       — Как ты узнал? — спросил Джонатан, и в животе у него уже начало клокотать отвратительное чувство страха.       — Дио сказал мне.       В этот момент Джонатан был уверен, что его сердце остановилось. Слабый маленький барабан в его грудной клетке за долю секунды прекратил биение, оказался застывшим, неподвижным, мёртвым.       Дио. Снова Дио. Дио, который, казалось, был Пандорой, держа в руках ящик, который он всё время открывал, выпуская в мир всевозможные пороки. Ящик дарил миру всё больше кусочков ада, и он продолжал открывать его. Знал ли он о последствиях? Или, может быть, он ещё глупее, чем кажется?       (Джонатан знал, что где-то в глубине этого адского ящика, под каждым слоем боли была надежда, которая тоже ждала освобождения. Он знал это, но в тот момент совершенно забыл.)       — Ну, на самом деле он мне ничего не сказал. Это было скорее оговоркой. — Джордж вздохнул. — Ты не только солгал мне, но и рассказал об этом незнакомому человеку ещё до того, как рассказал мне?       — Отец…       Джордж резко поднял руку, заставляя сына замолчать.       — У меня нет сил обсуждать это дальше, но я знаю, что ты, твои братья и я будем долго разговаривать, как только мне станет лучше.       Джонатан медленно кивнул, его щёки пылали от стыда. Прежде чем встать, он поцеловал руку Джорджа. Старик снова вздохнул и покачал головой. Джонатан молча вышел из комнаты. Его ноги были тяжёлыми, падая, как брёвна, на мягкий ковёр. Его голова была низко опущена, глаза широко раскрыты, но он ничего не видел. Миллион мыслей пронеслись в его голове, и они затуманили его разум резким жужжанием, как пчелиный рой. Они двигались так быстро, что он не мог сосредоточиться на одной мысли.       Внезапно он поднял голову и увидел дверь. Когда он пришёл сюда? Его пальцы сжались вокруг ручки, и он сглотнул. Он был бледен, как привидение, и вспотел, словно его бросили в пустыне. Даже идиот смог бы увидеть, что что-то не так.       — Джонатан?       Обеспокоенный голос Джозефа был первым, что он услышал, войдя в комнату. Его глаза тревожно метнулись вверх, и он снова обнаружил, что не может пошевелить ни единым мускулом. Это была его вина. Если это Дио рассказал Джорджу, то он узнал об этом только от Джонатана. Джонатан, у которого так кружилась голова от душевной боли и так хотелось произвести впечатление на своего нового любовника, поэтому позволил себе разболтать все секреты. Тихий голосок в его голове пытался оправдаться.       «Ты только хотел, чтобы он тебе поверил!»       Этого было недостаточно. Из-за своего нетерпения и ребяческого подхода к отношениям Джонатан облажался. На этот раз по-королевски.       — Как папа? Он уже очнулся?       Джонатан вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Он слегка кивнул, что заставило Джозефа вздохнуть с облегчением, и снова сел, улыбаясь. — Слава Богу. Старик напугал меня до смерти.       — Что-то не так?       Джонатан увидел Джотаро, стоящего у окна. Его густые брови были нахмурены, а лицо, освещённое лунным светом, казалось старше и серьёзнее.       — Это… отец.       — Что такое?       — Он знает.       — О чём?       Джонатан так сильно прикусил дрожащую губу, что у него потекла кровь. Его голова опустилась ещё ниже. Он не мог заставить себя посмотреть на них.       — О Джозефе. И ребёнке.       На несколько секунд воцарилось молчание. Джонатан поднял голову, думая, что братья его не услышали. Однако, реальность оказалась гораздо хуже. Они услышали его и стояли совершенно подавленные. Джозеф был совершенно потрясён, глядя на него с выражением, которое можно было описать только как ужас. Даже Джотаро, который так хорошо умел скрывать свои эмоции, выглядел потрясённым этим. Джонатан слышал, как яростно работает мозг Джотаро. Парень всегда был умным.       — Но как… — пробормотал Джозеф.       — Об этом знали только мы трое и наши самые близкие друзья. — Глаза Джотаро сузились. Он сделал шаг вперёд. — Я чертовски хорошо знаю, что никому не рассказывал, и Джозеф тоже. Ты раскрыл кому-нибудь наш маленький секрет, Джонатан?       Джотаро знал. Конечно, он знал. Он всегда знал и всегда пытался предупредить Джонатана. Ему просто нужно было услышать имя и подтвердить свои подозрения.       — Дио, — со стыдом выдохнул Джонатан, и слёзы покатились по его щекам. — Я сказал Дио.       Вновь воцарилась тишина. Сцена стояла совершенно неподвижная, она могла бы быть даже картиной, если бы не пыль, пляшущая в лучах фонаря. Джонатан снова посмотрел на братьев. Их первоначальный ужас и смятение сменились гневом. Они оба уставились на него с недоверием; Джозеф не мог поверить, что его брат так предаст его, а Джотаро не мог поверить, что Джонатан действительно зайдёт так далеко.       — Чёрт возьми, Джонатан! — закричал Джозеф.       — Зачем ты ему всё рассказал? Как ты мог так поступить с нами?       — Я не думал, что он расскажет отцу! Он оговорился!       — Оговорился?! — Джотаро сделал шаг вперёд. Для человека, который так часто бывал зол, он действительно выглядел ужасно, когда злился. — Ты что, блять, серьёзно? Вся эта неразбериха из-за обмолвки?!       — Это не его вина! — Джонатан спорил, и это, казалось, ещё больше разозлило Джотаро. — Он не знал, что мы не сказали отцу!       — Это то, что он сказал, или то, во что ты хочешь верить? — Джонатан понятия не имел, где правда. Ему отчаянно хотелось верить, что Дио только проговорился, хотя ему было трудно убедить себя в этом. В глубине души он знал это. Именно страх не давал этой мысли обрести вид и отравить его.       — С самого первого дня, — продолжал Джотаро, кипя от гнева, — я говорил тебе, что эта проклятая змея разорвёт нашу семью на части. Ты меня не слушал. До этого должно было дойти, чтобы ты увидел, что он — болезнь. И мы должны обрезать все связи с ним, пока он не убил нас всех.       — Всё совсем не так.       — А как? Как это, Джонатан? Неужели ты действительно такой идиот, чтобы не понимать, что всё, чего он хочет — это разбить нашу семью, изолировать тебя от всех нас и забрать твои деньги! Он жестокий, вероломный ублюдок, и ты впустил его в нашу семью, несмотря на то, что тебе все говорили!       — Довольно!       — Ты защищаешь его, — пробормотал Джотаро. — Даже сейчас ты всё ещё защищаешь его.       — Джотаро…       — Нет. — Джотаро прошёл мимо него и направился к двери, открывая её и захлопывая, эхо его громовых шагов становилось всё более отдалённым.       — Как ты мог так поступить со мной? — спросил Джозеф, и в его голосе было больше обиды и предательства, чем гнева. Его зелёные глаза были печальны, лишённые своего обычного яркого блеска.       Джонатан шагнул к брату, но тот тоже встал и вышел из комнаты, впервые оставив Джонатана в полном одиночестве.

***

      Сначала не было ничего, абсолютная пустота, каким был мир до того, как Бог решил его создать. Пустота плавает вокруг ещё большей пустоты, без направления или цели. Совершенно пусто. И это было не просто короткое замыкание. О нет. Впервые за всю свою жизнь голова Дио была совершенно пуста, он не мог думать, чувствовать, даже следовать своим инстинктам. До поры до времени он просто существовал, дышал, не способный ни на что другое, не говоря уже о том, чтобы произносить слова и, что ещё хуже, произносить их вслух.       Мало-помалу в бездне его головы начали появляться искры. Одна за другой, как фейерверк без всякого толчка, они зажигали его мозг, приводя его в движение. Логика хлынула в его вены, он выпрямил спину, закрыл рот, и зрение вернулось в его глаза. Харука всё ещё стояла перед ним полуголая. Её лицо было высокомерным, как у трусов, которые часто решают скрыть свой страх, надевая жалкую маску самоуверенности. Её тонкая рука гладила живот, круглый, полный и наполненный ребёнком. Его ребёнком.       Да, верно.       Дио фыркнул, прежде чем разразиться смехом. Выражение лица Харуки не дрогнуло. Во всяком случае, она казалась более решительной. Дио смеялся целую минуту, а потом тихо хихикнул, вытирая слёзы с длинных ресниц и глядя на женщину с насмешливой жалостью. На самом деле, он действительно жалел её. Он жалел её отчаяние, отсутствие воображения и полную глупость.       — О, ты действительно думаешь, что я поверю в это, — проворковал он, всё ещё издавая тихие смешки. — Самый избитый трюк? Ты могла придумать что-то лучше, чем это.       — Я и не ожидала, что ты поверишь в это. Твоя реакция была именно такой, как я и ожидала. Но это не меняет правды.       — Правды? — он усмехнулся, начиная раздражаться. Нет ничего, что он ненавидел бы больше, чем бедных идиотов, которые просто так не отстают. — Ты хочешь, чтобы я поверил, что из всех людей, которым ты позволяешь трахать себя, ты забеременела от меня? Что из всех членов, которые были внутри твоей никчёмной пизды, именно мой сделал это?       — Я уже говорила тебе, что не ожидала, что ты мне поверишь. Но это правда. И это можно легко доказать, как только ребёнок родится. — Её рука остановилась. — Если ты действительно думаешь, что я приехала сюда только потому, что мне нужен отец для моего ребёнка, то ты идиот. Меня это совершенно не волнует. То, что мне нужно и за чем я пришла — это деньги. Твои, твоих друзей, меня не волнует. Я хочу четыре миллиона долларов наличными, иначе Джонатан Джостар узнает, что ты просто ещё один безответственный отец-неплательщик.       При звуке этого имени Дио вскинул голову, его улыбка погасла. Она знала. Конечно, она знала. Одна за другой его ошибки начинали всплывать в голове. Он действительно трахал её без всякой защиты. И он угрожал ей в присутствии Джонатана. Он вспомнил, как она говорила ему, что у неё есть что-то важное, но он отмахнулся от неё. Наверное, так оно и было. Но он по глупости проигнорировал её.       — Ты сделаешь аборт, — сказал он, стараясь говорить спокойно. Гнев клокотал в его животе, медленно поднимаясь вверх, наполняя его кровь.       Он был готов взорваться.       — Чёрта с два! Если нет ребёнка, то нет и денег. — Харука прошлась по комнате, собирая свою сброшенную одежду и надевая её обратно. — Мне всё равно, что ты меня бросил. Такой человек, как ты, никогда бы не остался со мной всерьёз. Меня волнует, что ты оставил меня с этим. Я не хочу этого.       — Тогда делай аборт.       — Ты правда идиот. Я говорю тебе, что хочу денег. А если нет ребёнка, то нет и денег. Если ты не отдашь мне деньги, Джонатан узнает, что ты делал за его спиной. — Лёгкая улыбка появилась на её розовых губах. — Это что-то вроде личной мести за меня и за то, как ты меня бросил, если подумать.       Взгляд Дио остановился на ней. То, что он чувствовал внутри, невозможно было описать словами. Это был не гнев, он был глубже, темнее, сильнее. Злился ли он на это жалкое человеческое существо за то, что ему нужны деньги? Нет, конечно, нет. Он был на её месте бессчётное количество раз, он сделал бы то же самое, если не хуже. Нет, он не сердился на Харуку за то, что она была бедной и воспользовалась единственным оружием, которое у неё было. Он злился на себя за такую глупую ошибку.       (Как и следовало ожидать, у него в голове чирикнул тихий голосок. Он был беспечен, слишком пьян своим успехом, чтобы считать себя простым смертным. Он был воплощением удачи.)       Медленно шагая, Дио потянулся за резаком для бумаги, лежащим среди его письменных принадлежностей. Он наполовину спрятал его между своими ловкими пальцами, его янтарный взгляд был направлен на женщину перед ним. Только один удар, может быть, два, и всё, что ему было нужно, чтобы прикончить её. Он поднял руку, пальцы сомкнулись на маленьком лезвии. Оружие со свистом рассекло воздух. Харука с визгом отскочила назад и упала на пол.       — Что…       Дио снова опустил нож, на этот раз воткнув его в половицу рядом с её головой. Он вскарабкался на Харуку, одной рукой пытаясь высвободить нож, а другой держа её за шею. Она закричала, яростно дёргаясь под ним, пытаясь сбросить его с себя.       — Помогите мне! — закричала она.       Дио ударил её по лицу, разбив губу.       — Ты думала, что можешь просто прийти в мой дом и угрожать мне? — прошипел он, всё ещё пытаясь обездвижить сопротивляющуюся женщину. Он чувствовал, как она ударяется об его тело, яростно двигаясь. Обе его руки обхватили её бледное белое горло, заглушая дыхание. Она задыхалась, впиваясь ногтями в его пальцы, выкашливая из себя искажённые слова. Она пнула пол, извиваясь со всей силой, которая у неё ещё оставалась. В тусклом свете комнаты глаза Дио горели красным огнём. Его кровь достигла точки кипения. С каждой секундой, когда её пульс ослабевал, он чувствовал, что становится сильнее, ярче. Её глаза затуманились, стали стеклянными. Её движения замедлились, растворившись в дезориентированных попытках освободиться.       Сильные руки схватили Дио за плечи, сбросив его с тела девушки. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться в реальность, всё ещё думая, что он держит шею Харуки в своих руках. Она прижалась спиной к стене, насколько могла, кашляя, хрипя и плача. Но она была жива.       Дио поискал глазами незваного гостя и не удивился, увидев пару ясных тёмно-синих глаз, глядящих на него из-под светлых кудрей. Он тяжело дышал, оскалив зубы и сжав когтистые пальцы. Валентайн остался неподвижен, прежде чем сделал шаг назад. Олень в свете фар. Он был в ужасе, глаза широко раскрыты, руки согнуты перед собой.       — Дио…       Он так и не закончил фразу. Он схватил другого человека за горло и прижал его к стене. Валентайн брыкался и царапался, но хватка Дио только усилилась. Он поднял Валентайна с ног, вложив всю свою силу в то, чтобы перекрыть ему доступ воздуха. Валентайн что-то выдавил, но всё это растаяло в жалком хныканье, когда он медленно умирал в руках Дио.       Кто-то более крупный и сильный сбил его с ног, повалив на землю. Тело Валентайна с глухим стуком упало на пол, тяжёлое и безвольное, не более чем мешок с мясом. Дио поднял голову и увидел, что над ним возвышается Дьяволо, а за ним Кира, провожая Харуку к выходу из дома.       — У тебя есть пять месяцев, Дио! — воскликнула она.       Дио двинулся было за ней, но Дьяволо прижал его, поставив ногу на грудь Дио. Волосы рассыпались вокруг него, закрывая лицо, всё, кроме глаз. Они были там, мрачно сверкая, ненавидя его.       — Я убью тебя, — пробормотал он с явным обещанием в голосе. Его резкое, хриплое дыхание прорезало воздух, становясь быстрее с каждой секундой.       Кира быстро вернулся в комнату, оттащив Дьяволо в сторону. Это была довольно трудная задача, учитывая, насколько больше был Дьяволо и насколько злее. Он не сводил глаз с Дио и отодвинулся только тогда, когда услышал слабое покашливание, доносившееся из угла комнаты. Он опустился на колени рядом с Валентайном, изучая его лицо. Его руки, нежные и мягкие, помогли другому мужчине сесть, задавая ему простые вопросы, на которые можно было ответить простым кивком.       — Что это было, чёрт возьми? — спросил Кира.       Дио поднял голову и только тогда понял, что происходит. Он оглядел комнату. Ничего не изменилось, если не считать ножа для резки бумаги, всё ещё лежащего на полу. Сердцебиение вернулось в норму, дыхание успокоилось. Дешёвые духи Харуки остались позади, их подавляюще сладкий аромат вызывал тошноту у Дио.       — Дио!       Голос Киры звучал отстранёно. Он оставался таким лишь на секунду, как ничем не примечательное зрелище во время дорожного путешествия. Дио вскочил на ноги. Его кровь была в огне, его тело застыло, голова была пустой и кружилась. Он оттолкнул своего соседа по комнате, спотыкаясь, спустился по лестнице, распахнул дверь и исчез в темноте ночи.

***

      — Спасибо.       Чай из гвоздики и корицы с мёдом, способный вылечить любую боль в горле. Его завораживающий аромат наполнил комнату. Валентайн осторожно подул на него, держа чашку ближе, позволяя теплу проникнуть в его кожу. Он сделал первый глоток, обжигая кончик языка, чувствуя, как жидкость течёт по горлу, как мёд смягчает внутренности. Удовлетворённый и определённо более расслабленный, он откинулся на спинку кровати, вытянув ноги перед собой.       — Как ты себя чувствуешь?       Валентайн пожал плечами.       — Лучше. Впрочем, это не имеет значения. Есть вещи куда более серьёзные, чем моё благополучие. — Валентайн поставил чашку и придвинулся ближе к Дьяволо. — Ты видел её, — сказал он.       Дьяволо сглотнул. Он был так погружён в эйфорию от того, что его возлюбленный лежит на его кровати, что забыл о полуживой, тяжело беременной женщине, которую они спасли из комнаты Дио.       — Да.       — Ты хоть представляешь, что это значит? — спросил Валентайн тем тихим, приглушённым, взволнованным тоном, который был всегда, когда его призывали действовать как самого адекватного среди них. — Если этот ребёнок действительно его, то это значит, что Дио, Дио грёбаный Брандо, будет отцом!       — Это его, — сказал Дьяволо. — Я удивлён, что это первый.       Валентайн встал и принялся расхаживать по комнате.       — Мы должны что-то предпринять, — объявил он. — С такой матерью и таким отцом ребёнок будет страдать всю оставшуюся жизнь. Мы должны убедить её сделать аборт или, может быть, отдать ребёнка. Но что, если он убьёт её? Что, если он доберётся до неё первым? Как ты думаешь, он на это способен?       — Конечно, он способен кого-нибудь убить! Он чуть не убил тебя! — Дьяволо встал, остановившись перед своим другом. Он обнял Валентайна за плечи, глядя на него сверху вниз так нежно, как только мог. — Ты попытался остановить его, и посмотри, что из этого вышло. А что, если в следующий раз нас там не будет?       — Я сильнее, чем кажусь! — Валентайн сдержался, явно оскорблённый. Он отошёл и встал у окна. Чем ближе подкрадывалась весна, тем длиннее становились дни. — Это наш долг вмешаться.       — Почему тебя это так волнует?       — Что значит «почему»? — огрызнулся Валентайн. — На кону невинные жизни! Неужели они тебя совсем не волнуют?       «Нет», — Дьяволо не сказал этого. Единственный человек, о котором он заботился, стоял прямо перед ним. Единственное, что имело для него значение — это счастье и безопасность Валентайна, и когда он взглянул на эти багровые синяки на его бледной шее — доказательство того, что он не мог обеспечить ни того, ни другого, — его кровь вскипела.       — Волнуют, — сказал он. — Волнуют, конечно. Я… Я просто напуган.       — Чем?       — Потерей тебя.       Он произнёс эти слова с глубоким и долгим выдохом. Он поднял голову, лицо его пылало, сердце билось в два раза быстрее, и встретился взглядом с парой растерянных голубых глаз и двумя изогнутыми бровями.       — Потерей меня? — пробормотал Валентайн, скрестив руки на груди.       Застонав, Дьяволо сел на кровать, пытаясь скрыть смущение неловкими жестами.       — Я… Ты мой самый близкий друг, единственный человек, который когда-либо заботился обо мне. Мне невыносима мысль, что тебя не станет в моей жизни.       О, как легко произнести слова любви в неподходящий момент!.. Признание вышло из него гладко, как масло, просто потому, что оно было скрыто под маской дружбы. Его сердце чуть не воспламенилось, когда Валентайн подошёл и сел рядом с ним. Рука нашла руку Дьяволо. Рука скрипача с красивыми длинными пальцами и идеальными ногтями.       — Я не оставлю тебя, — заверил его Валентайн. — Я здесь ради тебя.       — Спасибо, — выдохнул Дьяволо.       Они обнялись. Дьяволо проглотил своё желание, свою жажду, свои надежды. Он подавил всё это, пока оно не вернулось, чтобы задушить его. Чтобы напомнить ему, что человек, которого он держит в своих объятиях, не его. Валентайн пах фруктами и чистотой. Он был тёплым, мягким и милым, и как раз подходил для объятий Дьяволо. Дьяволо закрыл глаза и зарылся лицом в эту шелковистую белокурую гриву, желая лишь одного — обнимать его вечно.