Проклятие морских глубин

      В гостиной горели свечи, отбрасывая на стены тени танцующего пламени. Танец огня был нервным, дерганым и неестественным, или Маркусу просто так казалось в полутьме комнаты. Он сидел в глубоком отцовском кресле спиной к окну, за которым открывался вид на тёмный изумрудный лес, что медленно, но верно покрывался белым покрывалом первого снега, и следил за игрой теней на бежевых стенах. Дивный зимний пейзаж сейчас никак не цеплял слизеринца, что в данный момент в большей степени был погружен в себя. Ему нужно было подумать, а подумать было о чем.       После тех злосчастных выходных парень вернулся в Хогвартс с небольшим багажом новых проблем. Точнее, проблемы оставались старыми: кошмарные сны и полное непонимание ситуации, но теперь ясность в чем-то была. Дурак бы не понял, что правнук Джеймса Флинта унаследовал стихийный дар помимо семейной наклонности к ритуалистики. И, судя по тому сну, что его волшба была связана с водой, видения, где он тонет, становятся вполне логичными. Маркус отчего-то отвергает стихию, и стихия его наказывает за это. Вот только как эта магия ускользала от парня все эти годы? Он о ней… Будто забыл… В любом случае, его незнание или забывчивость не отменяли факт того, что он стихийный маг, от которого теперь что-то явно хочет его покойный прадед. Это «что-то» Маркусу не очень нравилось. Джеймса Флинта в его семье не любили, не говорили о нем и всячески пытались уйти от ответа на вопросы об этой личности. «Мерзкий и гадкий тип» — все, что могли о нем сказать родственники. Сколько слизеринец себя помнил его просьбы рассказать о великом пирате заканчивались игнором, наказанием или удвоением тренировок по искусству дуэли, ибо нечего юному наследнику рода Флинта пинать баклуши, расспрашивая о чем-то неважном. Особенно злился отец, обвиняя в никчемности, и тут же тащил Маркуса в дуэльный зал учиться ставить щиты.       Отец хотел идеального наследника, но его сын уж точно не хотел быть этим самым идеалом. Он таскался по лесу, придумывая новые пакости для противной двоюродной бабки Блэк, исследовал небо на метле, прогуливал занятия и каждый вечер прибегал домой весь в ссадинах и в синяках от очередного приключения. С возрастом чадо ещё поумнело и так глупо на пакостях не попадалось, профессионально имитировало учебную деятельность, все также болело небом и приползало домой в ссадинах и в синяках, но уже не из-за глупых игр, а из-за тренировок в лесу. С поступлением в Хогвартс Маркус, по мнению, отца стал ещё хуже, несмотря на появившиеся лидерские качества и успехи в учёбе. Почувствовав свободу, сын совсем распустился, влезал в драки и разборки, нарушал правила и вступил в команду по квиддичу. В школу родителей стали вызывать довольно часто на третьем курсе слизеринца. Почти каждый день миледи Флинт гордо восседала в кресле напротив директора и мило болтала с миссис Вуд о бурном нраве обоих мальчиков и о том, что с возрастом это должно пройти.       Не прошло. Хотя, сейчас их ненависть переросла во что-то другое и опасное, но все же обоих парней не отпустило. Они стали слишком сильным наркотиком друг для друга. Сейчас Маркус это осознавал довольно ясно.       Весь ноябрь он игнорировал Вуда, отводил взгляд всякий раз, когда им выпадала возможность встретиться, старался не пересекаться с ним в коридорах и взял себе за привычку подсаживаться к Фарли на сдвоенных парах с Гриффиндором. Оливер пару раз пытался вывести Флинта на разговор или хоть на какую-нибудь реакцию, но все было бестолку. Маркус явно давал ему понять, что тот для него не что иное, как пустое место. В общем, вёл себя как последний мудак. Джемма все ещё вела себя как стерва, но стала более дружелюбной к Флинту. По крайней мере, теперь она не кривила лицо и не смотрела надменно в его сторону. Общаться с ней все равно было трудно, но хотя бы возможно.       В собственной команде шла холодная война, которую парень заметил на первой тренировке после своего возвращения. Конечно, пиздец он почувствовал ещё при первом появлении в гостиной факультета, когда увидел, что Пьюси и Монтэгю уже не сидят, как обычно, в компании других ребят, а мыкаются по углам помещения и старательно игнорят друг друга, но окончательно Флинт осознал масштаб проблемы именно на тренировке, когда Пьюси делал передачи ему или сам пытался закинуть квоффл, а Монтэгю пер вперед на одной силе и никому не пасовал мяч. В этой ситуации жалко было Деррека, который всеми силами пытался поддержать Эдриана и выяснить у Грэхема причину их поведения. Оба придурка отвечали, что у них все прекрасно, и снова расходились по разным углам.       Впереди была игра с Когтевраном, и вся эта ситуация никак не вписывалась в планы капитана на победу.       Сны снова на время оставили Марка, видимо, решив дать ему подумать и переварить информацию, поэтому от этого «перерыва» парень решил брать все, и поражение синих уебков не было исключением, поэтому на тренировках он рвал и метал, обзывал дебилов последними словами и гонял этих двоих по полю до изнеможения.       Ноябрь пролетел незаметно. Зато декабрь начался с Рождественских каникул и с выигрыша в матче с горем пополам. Злющее лицо Дэвиса стоило Маркусу разбитых костяшек и сломанного ребра, но он ни о чем не жалел. Показал ублюдку фак и гордо пополз в больничное крыло после игры. Медведьма металась между Маркусом и большей частью команды Когтеврана, которую Боул профессионально выбил вместе с Дерреком и Пьюси. Последний «случайно» налетел на какого-то парнишку и ногой зацепил чужое древко метлы. Рукоятка переломилась, управление было потеряно и когтевранец полетел вниз вместе со своей метлой. Эдриан невинно похлопал глазками перед мадам Трюк и заискиванием слёзно просил прощение. Мол, так и так, уклонялся от бладжера и не заметил противника, вот и налетел на него. Короче, врал как мог, дабы избежать удаления с поля.       После больничного крыла Маркус всё-таки выловил Пьюси и попытался вывести на разговор. Он не готов был терпеть ещё месяц закидоны пятикурсников, да и не только капитан, но и весь Слизерин. Даже Фарли слёзно молила Салазара о примирении двух идиотов — те, видимо, и её достали.       Пьюси гордо нахохлился и отнекивался от всех вопросов. Он сам признался, что с Монтегю они никогда не ладили, поэтому не стоит обращать внимание. Перебесятся, и все пройдёт. Маркус почему-то в это не верил, ведь знал, что их «перебесятся» уж очень сильно отличается в этот раз.       Маркус дрогнул, чертыхнувшись. Вспомнишь Лучик, вот и солнце. Эдриан буквально ввалился в гостиную, грохнувшись на ковёр у самого подножия камина. Видимо, споткнулся об решётку, ведь в этом полумраке мало что можно разглядеть, но хозяину дома было слишком лень зажигать свечи, пусть даже заклинанием или при помощи домовиков. Очень не хотелось разрушать атмосферу умиротворенности и спокойствия, что царила в комнате. Поэтому Маркус лишь усмехнулся и поудобнее устроился в кресле, взглянув на друга. Тот помянул Мордреда, отряхнул колени и лёгким заклинанием осветил всю гостиную. — Ну, и мрак. Для полного антуража не хватает подкроватного монстра и страшных теней по углам. Где дух Рождества? — На дне морском. — О, шуточки пошли о собственных проблемах. Значит, ты в порядке и беспокоиться относительно не о чем. — Эдриан бесцеремонно обошёл кресло слизеринца, заглянув в окно, призвал домовика лёгким щелчком пальцев, приказал подать чай и что-нибудь сладкое и только затем сел напротив, отметив, что с его последнего визита в июле ничего не изменилось. — Отец не любит перемены. Но матушка все же сделала перестановку в холле и добавила немного современности. — ответил Маркус, закинув ногу на ногу и подперев кулаком подбородок.       Узкие чёрные брюки, белая рубашка, легко накинутый на плечи пиджак и аккуратно уложенные волосы — всё-таки Эдриан не изменял себе. Безукоризненный вкус, манеры и насмешка в глазах. Флинт, наверное, и не видел никогда, как Пьюси давал слабину. Он никогда не злился по-настоящему, лишь насмехался и унижал словами, всегда острил и шутил, зарывался с носом в запретную литературу и легко находил общий язык с другими. Из Эдриана выходил отличный друг и превосходный враг. Он никогда не прощал. Не умел. Или не знал, как это делается. Но мстил и делал это по-страшному, сохраняя хладнокровие и разум. Учителя видели в нем потенциал: он легко овладевал заклинаниями, много читал и учил, всегда выполнял домашнее задание и был лучшим на своём курсе. И только он сейчас мог помочь Маркусу.       Что-то щёлкнуло в воздухе, заставляя Флинта вздрогнуть, отвлечься от своих мыслей и потянутся к палочке, но это всего лишь оказались фокусы домовика, что расположил на столике у кресел чашки с ароматным травяным чаем и тарелку с эклерами. От выпечки шёл приятный аромат, и было видно, что её только что достали из духовки. Парень склонил голову на бок, раздумывая, что ещё попросить к чаю. Сам он сладкое терпеть не мог, но Эдриан был тем ещё сладкоежкой, и его сначала следовало задобрить, а потом уже подбивать на один весьма рискованный эксперимент. — Может, полить шоколадом или приказать испечь что-нибудь ещё к чаю.       Чашка с травяным напитком так и не соприкоснулась с тонкими губами гостя. Она замерла вместе с рукой, что держала её в нескольких сантиметрах, пока Эдриан удивлённо хлопал невозможно тёмными глазищами. — Это ты так по мне скучал или тебе что-то надо? — Может, я просто пытаюсь быть гостеприимным хозяином? — Значит, что-то надо… — Пьюси вздохнул, оставил чашку с чаем и по-королевски устроился в кресле. — Так, мне шоколадный торт, несколько творожных пончиков, и все это полить шоколадом. — Он указал на эклеры и ухмыльнулся. — О, и ещё пару чашек капучино. Разговор ведь будет долгим, а меня ещё так сложно на что-то уломать.       Домовик с хлопком исчез, и в комнате повисла тишина. Было видно, что Маркусу было трудно подобрать слова, дабы ему не ответили сразу категорическим нет, ведь, по сути, он очень рискует, идя на подобное. Даже не так… Они оба будут рисковать, если Эдриан все же проявит благосклонность и согласится. — Я не помню несколько лет из своей жизни. Мне нужно, чтобы ты помог мне их вернуть. — В чем проблема? Скинь все воспоминания в омут памяти и пересмотри. — Эдриан хмыкнул и снова взял в руки чашку с чаем, но, видимо, ощутить на языке вкус мяты и малины ему было не суждено — по крайне мере, сегодня. — Ты не понял. Их у меня стёрли, и мне надо их вернуть.       Тонкие пальцы гостя до побеления костяшек сжали весьма горячую фарфоровую чашку, и от этого внутренняя сторона ладони начала краснеть. Эдриан замер, неотрывно смотря на зеленоватую жидкость, что мерно покачивалась в чашке и отражала каменное выражение бледного аристократического лица.       Стереть память нельзя. Это знают, конечно, немногие. Наверное, лишь те, кто когда-нибудь пользовался подобными чарами. Применяя обливиэйт, маг просто блокирует не нужные ему воспоминания, и они как бы «стираются», но остаются в голове носителя плотно закрытые за семью печатями. Со временем заклинание может ослабнуть, если, конечно, оно не наложено профессиональным магом — одним из тех, кто работает в отделе тайн, и под сильным стрессом или потрясением замки спадают, и на человека обрушивается поток воспоминани. Они смешиваются в голове, превращая все в кашу, и есть риск потеряться в этих воспоминаниях и закончить свою жизнь в специальном отделении Святого Мунго. Есть и другой спосо — влезть в чужую голову и разблокировать эти воспоминая, но вторженец на себе испытает эти воспоминания. Его мысли могут смешаться с мыслями пострадавшего от обливиэйта, чужие эмоции могут восприниматься как свои, чужой опыт — сказаться на собственном, а также есть риск, что пока чужие воспоминания будут вытаскиваться, свои собственные не будут в безопасности ни под какими щитами. Это довольно опасно. Действовать наобум нельзя. Можно серьёзно повредить чужую психику и заодно свою, и согласится на такое, не имея чёткого руководства, просто самоубийство.       Чашка с грохотом упала на пол, разлив зеленоватую жидкость на ковёр. Ладони Эдриана были красными от температуры фарфора и слегка дрожали. Он на пару секунд закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. В голове не укладывалась подобная просьба. Да, Пьюси весьма силен в магии, особенно в запретной и тёмной. Но это действительно рискованно, а он умеет взвешивать все за и против, и пока разум отчаянно вопит послать Флинта нахрен. — У нас может не выйти… — тихо начал он. — Ага. — Я могу повредить остатки твоего поехавшего мозга. — Да. — Очень много побочек, от которых можно вовсе не отойти. — Угу. — В конце концов это твоё личное. — Знаю. — А я ещё Монтэгю тупым называл, когда рядом был окончательно поехавший капитан. Поздравляю, теперь у тебя почётное первое место и Оскар за самую бредовую идею года. — Ты закончил язвить? — Я только начал. Мордред, Маркус, нет! Это… В конце концов это запретная магия. Я, конечно, несовершеннолетний и от Азкабана отверчусь, но навлеку на себя опеку со стороны министерства! Вздохнуть без их ведома не смогу! — Я тебя не маггла убивать заставляю, а помочь вспомнить пару деталей. — Психика человека слишком хрупкая! А если я случайно сделаю что-то не то? — Тогда я точно буду знать, что сделал все, что мог. Пьюси, я устал от этих загадок и тайн! Дошло до того, что я не хрена не помню свое детство и отвергаю из-за этого собственную силу. Я должен понять, почему так произошло, принять и смирится, иначе просто сойду с ума или убьюсь в очередном сне! Меня калечит собственная магия, тянет на дно и топит! Не признает хозяином! А мой отец боится этой силы, ибо только один человек обладал в нашей семье подобным и кончил он весьма плохо, находясь одержимым идеей о наследнике, что примет эту силу, и будучи абсолютным параноиком до такой степени, что вырезал собственную команду и пустил их кровь на одному ему ведомый ритуал. Просто помоги.       Эдриан молчал. На столе уже появились угощения, но они никак не интересовали парня. На ковре исчезло пятно вместе с осколками чашки, за окном ухнула сова, а атмосфера вокруг лишь становилась все мрачнее и мрачнее. Несколько свечей резко погасли, возвращая в комнату полумрак, но теперь в нем чувствовалась угроза, а не умиротворенность, и тени на стенах стали до боли пугающими. — Кстати, а что у вас с Монтэгю? — как бы невзначай спросил Маркус, заставив Пьюси дернуться всем телом и широко распахнуть глаза. — Что у нас с Монтэгю? — голос неожиданно сел и непривычно резанул по ушам, поэтому Пьюси пришлось прокашляться и более уверенно повторить вопрос. — Обходите друг друга стороной, зыркаете злобно и никак не контактируете.       Эдриан крепко вцепился в подлокотники кресла, криво ухмыльнулся и посмотрел исподлобья так, что по коже пошли мурашки. Было ясно, что подобное нервировало ещё больше и только усугубляло ситуацию. Ему потребовалась целая минута, чтобы гордо расправить плечи и принять более расслабленную позу, да и перестать метать молнии взглядом. Он улыбнулся и как можно мягче произнес: — Ты опять за своё? Сколько можно объяснять… Сцепились из-за близнецов Уизли. Ерунда. Давай так. До конца каникул ещё есть время. Я подумаю и свяжусь с тобой. — Пьюси нерешительно встал, бегло оглядев гостиную и вздохнул. — Пожалуйста, не делай глупости, ты мне ещё свидание должен… Раз то обломал.       Флинт только хмыкнул. Обещать он ничего не мог. Но все же он кивнул другу, давая понять, что согласен на все, что угодно, лишь бы Пьюси все же помог решить проблему. ***       Оливер с детской улыбкой подставил лицо хлопьям снега, засунув руки в карманы тёплой куртки. Он любил зиму за детские забавы, горячий шоколад, истории у камина в кругу семьи, за атмосферу волшебства и чудес. Как же хотелось вновь ощутить себя ребёнком, упасть в сугроб или устроить с кем-нибудь снежный бой, а ещё можно со всей скорости метлы влететь в сугроб со звонким смехом, правда, потом придётся вытаскивать снег изо всей одежды.       Парень тепло улыбается, не замечая, как к нему кто-то подкрадывается сзади. Вдруг что-то холодное касается шеи и стекает вниз по позвоночнику, заставляя отскочить и сматериться. Снежок за шиворот — слишком банально и нечестно, и как только Оливер хочет возмутиться, то тут же теряется. Смех Седрика и его улыбка отбивают все желание строить из себя оскорбленную личность, а вот закопать наглеца в сугроб хочется все сильнее, и парень не собирается в этом себе отказывать.       Они оба валятся в снег с чётким желанием намылить друг другу шеи. Пусть так по-детски и наивно, но разве это сейчас важно?       На краткий миг Оливера колет совесть. Может, зря он согласился на встречу с Диггори? Сидел бы дома и… И что? Убивался бы по Флинту, как сопливая школьница из романов его младшей сестры? Стыдоба… Он бы мог написать Перси, но у того и так забот хватает — какое ему ещё дело до Вуда? Нет, Уизли ему ответит мгновенно, поможет разложить мысли и переживания по полочкам, но отвлекать его не хотелось.       «Так, Оливер, ты здесь чтобы от души повеселиться, а не забивать голову глупостями и самокопанием. Седрик классный, не порть ему настроение своим нытьем по ублюдку-слизеринцу» — мысленно дает себе установку Вуд, перекатываясь вместе с Диггори и оказываясь сверху на пуффендуйце. Тот со звонким смехом скидывает руки и улыбается так чисто, что Оливеру моментально хочется отступить. Эту улыбку нужно запретить законом. — Сдаюсь, сдаюсь, о храбрый Гриффиндор! Пойдем, погреемся в кафешку? А потом на ярмарку? Там сегодня столько тиров и развлекушек пооткрывали. — Седрик улыбается. У него все щеки покраснели от мороза, снег прилип к волосам и к одежде, шапка лежит где-то в сторонке. — Выиграем тебе льва! — Да пошел ты! — Оливер заливается смехом.       Красивый. Очень красивый. И почему не он? Почему гребанный тролль, которому нахрен не сдались его чувства и сам гриффиндорец? Оливер не знает, что происходит с Марком, но волнуется, и от этого чувствует себя ещё отвратительнее. Он переводит дыхание, слезает с чужих бедер, падая рядом, и тихо угукает на вопрос, готов ли он идти, но никто из них так и не спешит встать с сугроба. Перед глазами белая небесная пелена и хлопья снега, что танцуют в воздухе. Всё-таки зима для Оливера прекрасна.       Спустя определенное время они уже блуждали по Косой аллее.

***

      Картина все ещё оставалась пустой. Маркус все же стащил её из библиотеки, повесив у себя в комнате, но признаков жизни она до сих пор не подала. Может, это всё-таки обыкновенный пейзаж, а не фон для портрета какого-нибудь забытого родственничка? Чем больше проходило дней каникул, тем больше Маркус склонялся к первому, но надежду не терял. Прошло уже четыре дня с его последнего разговора с Пьюси. Эдриан упорно молчал, а сам Флинт его не торопил. В конце концов, он понимал какую тяжёлую ношу взвалил на друга, но доверить нечто такое ему было некому, кроме пятикурсника.       Парень вздохнул, кинув ещё один взгляд на пейзаж, а затем, психанув, подошёл снять картину с гвоздя. Картина все ещё была тяжёлой, несмотря на то, что рама не должна много весить. Этот факт все ещё сбивал с толку, и раз «хозяин» не появлялся на холсте, значит, ничего не мешало Маркусу немного разобрать портрет. Он сел на пол, достав нож, что стащил сегодня со столовой во время завтрака, и поддел немного раму, аккуратно вытаскивая дно портрета. Вместе с дном на пол выпало что-то блестящее, звякнуло, столкнувшись с полом и закатилось под кровать. Флинт дрогнул, на всякий случай протерев глаза. Вдруг у него опять глюки на почве расшатанных нервов? А затем протянул руку под кровать, нащупав что-то круглое, острое и на цепочке. На свет он вытащил серебряный круглый медальон с остро заточенными краями и с тем же черепом в кругу рунических знаков на толстой цепочке, на которой ещё висел небольшой серебряный ключик, довольно простой на вид. Сзади на медальоне была неровно нацарапана надпись на латыни: «Corrige praeteritum, praesens rege, cerne futurum». Маркус внимательно осмотрел находку, подойдя к окну, но она казалась лишь бесполезной безделушкой. — Мордред, и зачем настолько бесполезное прятать в картине? — фыркнул юноша, пока до него не дошло, что если, чисто теоретически, медальон мог принадлежать непосредственно Джеймсу Флинту из-за черепа и рун, то, значит, полотно, в котором была спрятана эта находка, могло быть непосредственно портретом прадеда. — Блять… Что за «везение-то»?       Маркус вновь сел на колени, отложил медальон в сторону и, запихнув полотно обратно в раму, повернув картину к себе. — Как тебя призвать-то? Капитан Флинт? Прадедушка? Мистер Флинт? Джеймс, сука, Флинт? — Маркус ударил по раме от бессилия. На фоне летали чайки и мирно покачивались волны, но признака присутствия хозяина картины не наблюдалось.       Парень тяжело вздохнул, нервно сжимая раму. Ему надо успокоиться и получше осмотреть медальон, а к портрету можно вернуться в любое время, раз он теперь висит у него в комнате. Флинт поставил картину к стене и взял в руки медальон, подняв его вверх. В свете свечей было видно сияние серебра и блеск красных рубинов — глаз в черепе. Он покрутил в руках безделушку. Толстая цепь с медальоном и простым ключом, принадлежащая его прадеду, никак не помогала в решении проблемы и не давала ответов. Он ещё раз прочитал надпись сзади, нахмурившись. — Исправляй прошлое… Руководи настоящим… Предусматривай будущее, — медленно произнёс парень, переводя нацарапанные слова предка. — Похоже на гребанный ребус… А ещё прадеда грязью поливают. Вон какие заумные речи на металле царапал…

***

      Возле банка было полно людей. Маркуса это раздражало. Зайти по-быстрому не получалось, а он ведь отпросился из поместья на три часа, но, если судить по толпам снаружи и внутри, тут можно спокойно потратить весь день.       Парень спрятал руки в карманы куртки, едва касаясь медальона с ключом, и пошёл напролом ко входу. У него очень срочное дело, так что не было другого выбора, кроме как пользоваться статусом наследника рода Флинт. Отец может начинать гордиться, свои права Маркус знает хорошо, как и обязанности. Протолкнувшись внутрь под ругань, крики и проклятия магов, он быстро проскочил к стойке регистратуры.       Старый и хмурый гоблин взглянул на него как на назойливую муху. Маркус тоже в долгу не остался, одарил злобным взглядом, предвещая худшую смерть, а затем протянул ключ на медальоне. Судя по вытянутому лицу, ключ узнали быстро, но взгляда не поменяли. — Имя. — Сухой голос резал по ушам, и слизеринец невольно скривился. — Моё или владельца ключа? — уточнил Маркус снова скривившись. — Имя. — Маркус Флинт.       Взгляд гоблина стал ещё строже, но уже смотрел с подозрением и опаской. — Имя владельца ключа. — Джеймс Флинт. — Маркуса старое существо бесило до мозга костей. — Верно. Кем приходитесь? — Правнук. — Идентификацию крови можете пройти в третьем кабинете, а потом возвращайтесь. — Гоблин потянул руку к ключу, но Флинт перехватил его раньше. — Через сколько будут результаты? — Через два часа, — невозмутимо ответил гоблин, убрав руку. — У меня нет времени. — Не наши проблемы, — так же сухо продолжил он, переключаясь на другого клиента.       Маркус бессильно пнул стойку регистратора и кинул взгляд на указанный ранее кабинет. Выбор у него невелик. Либо так, либо вообще никак.       Он занимает очередь у кабинета. Благо, что оказывается третьим по счету. Ловит на себе косые взгляды, старательно их игнорируя. Больше всего его волновала ячейка капитана, а на все остальное было плевать. Девушка впереди подсела к нему, упав на спинку жёсткого стула возле дверей. Маркус мимолетное взглянул на нее: блондинка с каре, загорелая кожа, спортивное телосложение и довольно помятый вид. Та сняла тёмные очки (зачем они ей только зимой?) и, скосив глаза на него, вдруг подмигнула. — Что? Тоже родственнички наследство оставили? — задорный голос не вязался с холодом глаз, но Флинт все равно кивнул. Ждать им ещё долго. — Прикол. У меня тоже наследие обнаружилось. Причём, от самого далёкого — от брата моей прабабки, представляешь? — У меня от прадеда. — Маркус пожал плечами, переключив внимание на белую мраморную стенку напротив. — Ты местный? — девушка дождалась, когда её собеседник снова кивнет, и продолжила. — А я приехала в Англию только ради этого банка. Сама вообще не отсюда. Из Мексики. Но ты не волнуйся, я совершеннолетняя, а ты? — А я не знакомлюсь с девушками из очереди. И вообще, тебе, кажется пора заходить. — Маркус хмыкнул. К нему в первый раз так открыто подбивал клинья женский пол.       Блондинку его поведение ничуть не смутило. Она бодро встала, разгладила складки на теплом пальто и, склонившись к лицу Флинта, вдруг озорно усмехнулась. — Жаль, но я думаю, ты захочешь меня найти. Я буду в Англии ещё пару дней, а потом можешь писать на имя Джессики Кэрролл. — Она легко подошла к кабинету, но на её слова Флинт лишь вздохнул, явно не собираясь с ней больше видеться. Девушка взяла ручку двери, опуская её и, открыв, произнесла: — Имя брата моей прабабушки — Израэль Хендс.       А затем она легко скрылась за дверью. Маркус нахмурился. Имя было довольно знакомое, но сейчас он не мог вспомнить никого с таким именем или фамилией. Он быстро отмахнулся от этого разговора. Были вещи намного важнее, чем забивать себе голову болтовней малознакомой личности.

***

      Ключ легко входит в дверную скважину и без лишних звуков мягко поворачивается два раза. Железная дверь в хранилище открывается уже со свойственным металлическим скрипом. По ногам неприятно дует и в воздухе пахнет застоялой водой, но этого похоже кроме Маркуса никто не чувствует. Гоблин отходит в сторону, позволяя юноше войти одному, тактично отворачивая голову, хотя, ему, наверное, самому очень интересно, что же там такое лежит.       Маркус надеется, заходя внутрь, на ответы, но видит перед собой пустоту. Точнее, не так. Он видит перед собой стол, два стула друг напротив друга, серебряный кубок посередине стола и нож. Ритуальный нож с хорошо заточенным острием. Кажется, в этой истории совершенно ничего не будет просто, но ведь он должен сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя так беспомощно и безнадежно.       Маркус закрывает за собой дверь, направляется к столу, чувствуя, как под ногами начинает хлюпать вода. Чем ближе к столу, тем ощутимо глубже лужи, и остается только надеется, что дорогой прадед не спрятал здесь какое-нибудь морское чудовище.       Парень остановился, понимая, что зашел по колено, но так и не приблизился к столу, чьи очертания становились совсем размыты. Вниз он не смотрел специально — хватит ему дурных видений и во снах. Маркус окинул взглядом квадратное помещение: серые стены, пара светильников со свечами вдоль, в правом углу рунологический символ веры, нацарапанный криво, в левом — багровая полоса, что пересекает собой угол, деля его надвое. Он сделал ещё один шаг вперед, увязая по самые бедра. — Дорогой прадед, я тебя ненавижу. Я не знаю, где ты похоронен, но чтоб ты, сука, в могиле перевернулся. — Флинт прикрыл глаза и задержал дыхание, быстрым шагом направляясь к столу, но только всё глубже погружался в воду, пока не ушёл под неё с головой.       Морская вода неприятно щекотала ноздри, а опора под ногами слишком быстро исчезла. Маркус попробовал нырнуть поглубже, размыкая глаза, но это оказалось почти невозможно, дно никак не хотело нащупываться, а в глаза лез песок, что поднялся откуда-то снизу.       Флинт сделал усилие и толкнулся уже вверх, пытаясь выплыть наружу. На удивление, чтобы вынырнуть, больших усилий не понадобилось. По крайней мере, плыть вверх оказалось намного легче, чем пытаться погрузиться вниз. Под ногами снова возникла почва и оперевшись о каменный пол, он оттолкнулся ногами, буквально выпрыгивая наружу и пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. — Чувствую себя ебанной русалочкой… — Маркус наклонился, судорожно хватаясь за края стола. Сухой воздух никак не хотел укладываться в легкие, царапал глотку и был схож с ощущением полного удушья. Да и вокруг было как-то слишком холодно. — Ну, знаешь, русалки хоть и страшные, но не настолько. — Хриплый, прокуренный голос прозвучал совсем рядом. Звякнуло стекло, и чья-та кружка опустилась почти у носа парня. — Как дела в мире живых? — Ты… — Маркус опустил глаза в коричневую жижу в стакане, набирая в грудь как можно больше холода, раз воздуха здесь почти нет. — Так-так, давай-ка обойдемся без проклятий. Мне твоей бабки хватило… Такую грымзу воспитал. И вообще, я бы на твоем месте поторопился. Чуть задержишься в изнанке, и всё, назад не вернешься. — голос, напротив, откровенно насмехался, виртуозно и по-настоящему обидно, обесценивая все страдания Флинта за весь год.       Он вдруг вспомнил четвертый курс и проект по зельеварению, как корпел над ним целый месяц, а потом притащил это всё Снейпу, и декан снисходительно и едко обозначил работу парня как что-то, что можно сразу выкинуть из окна в болото и больше об этом не вспоминать. Обида была примерно та же, только сейчас сильнее.       Хотелось ударить по столу и закричать: «Какого Мордреда?!», но Маркус едва ли мог хоть что-то сказать. — Сядь. Не мельтеши. С непривычки всех качает. Многие вовсе не осознают, что умерли. — Его хлопнули по спине, чуть не выбив лопатки. — Я… Умер? — слова режут горло и выходят тяжелым хрипом. Голос будто не его и звучит вовсе со стороны, эхом отражаясь от стен, с которых водопадом стекала вода.       Страх начал сковывать тело, как только до мозга дошел смысл. Сначала покалывает ноги, потом скручивает живот, выбивает сердце из груди и обращается животным ужасом где-то в глубине головы.       На подкосившихся ногах Маркус падает на сиденье стула, поднимая глаза на ожившую фигуру с портрета Джеймса Флинта. Тот, отсалютовав ему граненым стаканом, хищно оскалился, прищурив глаза. — Ага, поздравляю. Надеюсь, жизнь твоя была лучше моей. — Маркус сглотнул и, кажется, побледнел, но вдруг дрогнул от чужого скрипучего смеха покойника. — Мордред, видел бы ты себя со стороны! Да не ссы, пока ещё ни жив, ни мертв. Но если задержишься, то назад можешь не вернуться. — Я ещё никогда так сильно не хотел домой… — честно признался он, понимая, что домой в принципе никогда не хотел. Где угодно, но лишь бы не под носом отца. — К мамке под крыло? Да уж… Подарила жизнь наследничка… Что ж мне так не везет-то? — К Мордреду… Давай самое главное: где сокровища и как от твоего фамильного дара не сдохнуть? — Маркус нервно провел рукой по черным волосам, иногда кидая взгляды на капитана. Надолго задерживать взгляд на массивной фигуре не получалось. От мужчины напротив тянуло силой так ощутимо, что казалось сгустки магии можно потрогать руками. — Кратко, емко и по делу. — Мужчина уважительно кивнул и весело хмыкнул. — Дар, идиотина, принять надо, а не бояться его, как огня… А сокровища… Карта у Билли, а ключ-компас у тебя. Ты же медальончик нашел? Вроде, всё, или ты ещё хочешь послушать пару пиратских баек из моей биографии? — Обойдусь… — Маркус почувствовал легкое головокружение, и перед глазами начало рябить. — Грубиян. А как же наследие предков и подобная хрень? — Не страдаю… Где искать этого Билли? — Маркус прикрыл глаза. Как же мало было воздуха вокруг. — Тебя найдут. Тебя уже нашли. А теперь проваливай, а то действительно помрешь. Я уж, так и быть, как-нибудь в гости сам зайду.       Стекло снова звякнуло рядом. Маркус устало кивнул, поднимаясь на ноги, и сделал шаг назад, уходя под воду. «Главное вынырнуть» — отчаянно билось в голове с примесью какой-то безысходности.       Гоблин округлил глаза и даже попытался заглянуть в сейф, увидев мокрого насквозь парня, но Флинт только захлопнул дверь и совсем некультурно послал сопровождающего оказывать свои услуги Мордреду. Мир вокруг был слишком яркий, воздуха слишком много, всё происходит будто во сне и совершенно не с ним. Маркус едва ли помнит, как вышел из банка, заворачивая за угол, а вот спасительную, но морозную темноту он помнит слишком отчетливо. Этот холод он чувствовал там, на изнанке.       А теперь он сковывает его в реальности.

***

      Вообще-то, Оливеру нет никакого дела до Флинта, по крайней мере, он себя отчаянно в этом убеждал. И ему даже удалось себя обмануть, а ещё рядом с Седриком можно было вытиснуть все лишние мысли, что он и делал, но как сказал Перси: «Самообман — это всё полная ерунда, Оливер. Займись лучше, чем-нибудь полезным». Надо отдать Вуду должное — он пытался.       Не помогло.       Вроде сейчас он должен спокойно возвращаться домой после свидания с Седриком. Это ведь можно назвать свиданием? Оливер бы охарактеризовал всё как «дружеская встреча», ибо обманывать уже никого не хочется. Диггори тем более. С неба, как назло, больше не падают снежинки, да и атмосфера сказки куда-то улетучилась, или это только Оливеру так кажется? Снег неприятно липнет к обуви, под ним тонкий слой льда, из-за которого подошва скользит, но всё остальное более сносно, просто Вуд зол на самого себя, а сорваться, честно, не на ком.       Что его толкает остановиться у банка гоблинов, он сам не знает, просто взгляд резко цепляется за знакомую спортивную фигуру, отмечая отчего-то мокрые черные волосы и то, как вода стекает с одежды. Что за придурок? А, точно… Это, вроде как, его придурок.       Стоп.        Подождите…       Оливер резко срывается с места, стягивая на автомате с себя шарф. Он успевает отметить, как Флинт заворачивает за угол и неловко припадает к стене. Всё ли с этим мудаком в порядке? Их вроде как бы ничего между с собой не связывает, но, черт, Вуд волнуется, боится и не хочет терять. Пусть Флинт идет к Салазару.       Оливер его теперь не отпустит.       Он решил за двоих.       Оливер буквально залетает в переулок, где уловил темную макушку, и резко тормозит. Воодушевление уходит куда-то на второй план, а мозг лихорадочно пытается вспомнить первую помощь при обмороках и… Годрик Великий, почему Флинт выглядит так, будто его окунули с головой в озеро и выкинули обратно?       Маркус лежал на снегу, спиной привалившись к стене, совсем холодный и мертвецки бледный. Опустившись на корточки, Оливер отчаянно пытался нащупать пульс, но то ли его действительно не было, то ли от громкого стука собственного сердца он не смог его услышать или почувствовать, зато смог уловить вибрацию в правом кармане чужой мантии.       В зеркальной поверхности отразился знакомый пятикурсник со Слизерина. Пьюси выглядел крайне удивленным, но у Оливера не было времени. Ему нужна была помощь или его нервы окончательно сдадут.       Удивительно, что Эдриан всё-таки бывает серьезным, особенно в критических ситуациях.

***

      Когда Маркус вновь открыл глаза, то его взгляд упёрся в бежевый потолок с мелкой паутиной между заковыристыми узорами в виде облаков. Голова трещала по швам, дневной свет слепил глаза, во рту было сухо, будто ему туда сыпанули горячего песка, спать хотелось смертельно, но нельзя. Он не хочет больше упасть в забытье, следовало разобраться, где он сейчас. — С добрым утром, — отозвался безразличный голос рядом.       Марк с усилием воли повернул голову, не понимая, отчего все тело будто онемело, и взглянул на вальяжно развалившегося Эдриана в привычном ему чёрном одеянии на фоне красочных плакатов с Палдмир Юнайтед. Он листал какой-то журнал без особого интереса, не обращая внимания на обстановку вокруг. — Это точно не твоя комната, — прохрипел Маркус и попытался встать, разминая конечности. — Ты холоден к квиддичу, хоть и играешь, как умалишённый. — Мы в гостях у солнышка Олли, — спокойно ответил он, закрывая спортивный журнал и поднимая взгляд на Марка. Там, в глазах, непроглядная тьма, дикая злость, истеричное недовольство, что готово в любой момент выбраться наружу. — Ты потерял сознание на границе Косого и Лютного переулка, захлебываясь морской водой. Застал тебя таким Вуд, а я просто не вовремя решил с тобой связаться по зеркалу. Еле отговорил твоего заботливого парня от Мунго, благо, ты все же пришёл в сознание. Ты знаешь, как ты нас напугал?       Маркус неуверенно кивает, замечая тугую повязку, пропитавшуюся кровью, на запястье Эдриана. Металлический запах отчего-то резко забил в нос и заставил почувствовать вкус крови на языке. — Что ты… — А как мне ещё нужно было выдернуть тебя оттуда?! — напускное спокойствие и безразличие Эдриана рассыпалось на мелкие детали. Он подорвался с места, швырнул журнал в сторону и яростно сжал губы в тонкую линию. — Ты мог умереть. Это не сны, Флинт. Это что-то за гранью человеческого восприятия… Липкое, тёмное, неживое — оно буквально затягивает и требует большего. Оно… Это опасно, Маркус! Опасно! — Помоги мне вспомнить эту опасность… — Ты дебил! Дегенерат! Конченный ублюдок! — Эм… Извините? — Вуд так и замер, открыв дверь в свою комнату. Эдриан тут же переключил цепкий взгляд на него, ухмыльнувшись. — О, Солнышко, ты очень вовремя… Марки как раз хотел рассказать тебе, отчего он в дерьме, почему такой конченный мудак и что расставаться с тобой он не хотел. А мне нужен чай… — Эдриан выдохнул, потёр двумя пальцами переносицу и поспешил к двери. — Я займу твою кухню, хорошо?       Получив нерешительный кивок от Вуда, парень исчез, прикрыв за собой дверь.       Маркус выдохнул. Напряжённая обстановка сменилась на довольно неловкую. Вуд переменился с ноги на ногу, стоя у порога собственной комнаты. В его руках парень заметил поднос с чашкой, судя по аромату трав, видимо, чая или какой-то настойки, и глубокой тарелкой. Оливер кинул взгляд на дверь, а затем всё-таки на слизеринца, нахмурившись. — Мы поговорим. — Это не было вопросом. — Придётся. — Маркусу некуда было отступать.       Оливер улыбнулся. Он тут же засуетился: поставил поднос на тумбу, придвинув его к охотнику, поднял журнал, который кинул Пьюси, приоткрыл окно, впуская морозный воздух внутрь, перевернул стул, на котором до этого сидел слизеринец спиной к Маркусу и сел на него, подняв карие глаза. — Я слушаю. — Я надеюсь, у тебя на кухне нет кофе? — Маркус привстал на локтях. Голова все ещё была в тумане, но тело начинало слушаться, сбрасывая с себя оковы сна. — Прости? — Оливер глупо хлопнул глазами, скептически изогнув одну бровь. — Эдриану нельзя кофеин. Он после него слишком раздражительный… — Маркус… — Я не пытаюсь уйти от темы, ясно? Просто дай мне пару минут… По мне будто стая фестралов прошлась… — он взял кружку с подноса, признавая в нем чай, и сделала глоток. Горький. Наверняка Пьюси подсказал, ведь Маркус терпеть не может сладкое. — Это сложно… Я сам не до конца понимаю, что происходит… Это семейные дела, можно сказать. — Парень посмотрел на руку, отмечая бледность. Он никогда не обладал этой аристократической белизной, кожа всегда была загорелой, но, видимо, его страдания теперь отражались на его теле. — Мой прадед был пиратом. Он ходил под чёрным флагом в поисках несметных богатств. Ещё он был стихийником и ритуалистом. Его кораблю всегда сопутствовала удача, он выходил без потерь из любого морского конфликта, и даже его «Морж» ни разу не пострадал. Без магии такого чуда не бывает, но и Феликс Фелицис на всю команду не сваришь… — Чёрная магия? — осторожно предположил Вуд, на что Маркус поморщился. — Возможно… Знаю, что кровных ритуалов было уйма… Прадед на крови заклял целый остров со своими сокровищами, чтобы только кровные родственники смогли найти… И провел ритуал на наследника… Хрен знает, что за ритуал, но избрал он отчего-то именно меня. — Маркус замолчал, нахмурившись, и сделала ещё один глоток.       Жидкость согревала, помогала привести мозги в порядок, успокаивала нервы и дарила некий уют. Свет больше не бил и не раздражал глаза, и парень мог уже спокойно осмотреть обстановку вокруг: две тумбочки, кровать, платяной шкаф напротив, две метлы в углу, чёрная сумка со спортивным инвентарем рядом, приятные обои персикового цвета, закругленное окно по правую сторону с широким подоконником, который был забит журналами, по левую сторону у двери письменный стол, заваленный бумагами и схемами. Уютный и своеобразный хаос. Комната была очень светлой, хоть и небольшой. Маркус пометил у себя в голове, что на солнечной стороне, а затем перевёл взгляд на Вуда. Тот не торопил, сидел относительно спокойно, все время теребя рукава свитера. В глазах сотни вопросов, но он терпел, ерзал на стуле, но ожидал, когда слизеринец продолжит. — Я нестабилен, и тебе может грозить опасность.       Вуд вскинул голову от фразы, нахмурился, прикусил недовольно внутреннюю часть щеки и открыл рот, но не успел произнести ни звука — Маркус его опередил: — Я чуть людей на Хэллоуине не убил.       Вуду пришлось закрыть рот обратно и нахмурится сильнее. — Это не повод решать за меня, — наконец-то выдал он, оставив в покое рукава красного свитера с оленем, и сложил руки на спинке стула. — Мы можем… — Мы не можем. — тут же перебил Маркус, получив в ответ раздраженный взгляд. — Флинт. — Что? — Суп ешь. Молча. — Маркус поперхнулся чаем на эту фразу, но Вуда кажется это не проняло, и он повысил голос, продолжив на том, на чем остановился ранее. — Мы могли бы решить твою проблему вместе, потому что я… Потому что ты… Ты мне дорог, Флинт. — Маркус открыл рот, но тут же закрыл его обратно, пододвинув к себе поднос под строгий и внимательный взгляд карих глаз. Такого серьёзного Вуда он ещё не видел. — Ты тролль, каких поискать, мудак, редкостная скотина и сволочь, но ты целеустремленный лидер, знающий, что делать в самых экстренных ситуациях. Ты умеешь мыслить логически, ты спокоен и непоколебим. И я тебя люблю. Поэтому в этот раз я решаю за тебя, а я решил, что мы встречаемся, и ебал я твоё проклятие, понял?       Вуд тяжело выдохнул, уставившись на Флинта таким решительным взглядом, что Маркус не смел возразить. В целях безопасности, конечно же, да и суп оказался не так уж и плох на вкус. Нутром слизеринец понимал, что для Оливера это может обернуться проблемами, но раз его не отговорить от этой авантюры, то придётся действовать по-другому. Он задумчиво помешал суп, обдумывая всю ситуацию, наблюдая, как улыбка расцветает на губах гриффиндорца. Всё-таки он красивый, когда вот так светло и тепло улыбается. Если бы Маркусу кто-то ранее сказал, что он будет сидеть в комнате Вуда, есть суп и просто засматриваться на гриффиндорца, то он бы рассмеялся. Слишком уж нереалистично это звучало.

***

      Чайник давно вскипел, но Эдриан не спешил заливать травы кипятком, меланхолично проверяя пропорции кучки в заварнике и размышляя о том, стоит ли добавлять ромашку. Изрезанное запястье ныло и отдавалось адской болью, заставляя кривить губы. Он знал, что по-другому было никак. На краю сознания лихорадочно билось, что пути назад не будет. Эдриан уже сделал шаг к бездне, и она великодушно раскрыла перед ним двери, но у него не было других идей, как вытащить Марка назад, да и если бы были, то ситуация не располагала ни временем, ни средствами. Действовать надо было быстро.       Забавно. Эдриану впервые в жизни захотелось кого-то убить — кого-то, кому позволено быть рядом, а ему нет. Вуд, наверное, и сам понял, встретившись со взглядом карих глаз. Понял, но отступать был не намерен, когда просил о помощи — Гриффиндор же.       Он залил травы кипятком, сел на стул и взглянул в окно. Хлопья снега блестели на солнечном свету. Было так немыслимо ярко, иронично, но погода никогда не была на стороне его настроения. Когда Пьюси желал грозы и дикого ветра, солнце пекло так, будто пыталась его выжечь за подобные мысли.       «Пора уходить». — Слизеринец вздохнул, поднимаясь с места, но на выходе из кухни столкнулся с Вудом, прикрывая устало глаза. — Солнышко Олли, а я как раз шёл прощаться… — Эдриан улыбнулся, потёр изрезанное запястье сквозь бинты, чувствуя, как ткань снова мокнет и пачкается в тягучей липкой жидкости. — То, что ты провел… Это ведь тоже тёмный ритуал? — Оливер прикрыл за собой дверь на кухню, облокотившись на неё, тем самым перекрывая любой побег Пьюси.       Впрочем, бежать Эдриан не планировал. Он медленно вернулся за стол, плавно опускаясь на место, и потянулся к заварнику, умело разливая чай по двум чашкам в лучших традициях чайной церемонии. Взяв кувшин с молоком, он вопросительно уставился на Оливера и тот неуверенно кивнул, за что получил усмешку и молоко в свою чашку. Отвечать брюнет не спешил. Он налил чай, добавил себе сахар, помешивая и игнорируя боль в руке, и наконец-то, закинув ногу на ногу и облокотившись на спинку стула, подал голос: — А ты терпеливый. Раньше такого за тобой не замечал. — Я не терпеливый, — возразил гриффиндорец. — Просто у меня есть вопросы, а у тебя есть ответы. А в Слизерине у вас, похоже, негласное правило уходить от правды любыми способами. Так это тоже была чёрная магия? — от двери Оливер не отходил, будто бы Пьюси действительно мог сбежать. — Тоже? — Эдриан скинул брови, делая глоток чая и внимательно наблюдая за собеседником. Вуд нервничал. — Маркус сказал, что, возможно, его прадед играл с черной магией.       Эдриан кивнул, задумчиво поболтал чай в чашке, прежде чем снова сделать глоток. — Ты знаешь, как работает чёрная магия? За великую силу она требует великие жертвы. Глупцы, что не платят за неё, разрушают свою душу и умирают… Джеймс Флинт не был глупцом, платил за силу людскими жертвоприношениями, если верить слухам. В последнем его ритуале была пролита кровь шестнадцати человек, и после этого он умер, свалившись в лихорадке. — Чем заплатил ты? — Оливер нервно затеребил рукава своего до ужаса нелепого свитера. — Разве это важно? Главное, что все закончилось хорошо. — Пьюси улыбнулся, насмешливо посмотрев на гриффиндорца. — Но оно ведь не закончилось.       Стук чашки о блюдце, тяжёлый вздох и тихий стук пальцев по столу. Эдриан и сам все понимал, ведь это только началось.