Проклятие морских глубин

      Сначала его окружала темнота. Увидеть хоть что-то в этом абсолютно черном оттенке было невозможно, а пытаться разглядеть кончик собственного носа — абсолютно бесполезно. Впрочем, такой ерундой он и не занимался, но и стоять на месте не мог. Пришлось идти.       Идти он старался осторожно и бесшумно, но как назло вечно наступал на что-то твердое, что хрустело под ногами, как ветки, и шуршало словно листва. Шум, который воспроизводился от каждого шага, был слишком громким и мог привлечь кого-нибудь поопаснее, чем возможность сломать себе что-то в темноте.       А ещё здесь было холодно. Нет, не просто холодно. Он почти не чувствовал пальцев рук и ног и ощущал слой инея на коже лица и шеи. Эдриан был уверен, в его волосах наверняка горсть снега. Но идти всё равно было нужно. Он смутно помнил зачем, хотя парень даже не знал, куда ему идти и почему он оказался здесь, но все равно голову не покидала мысль о движении. Ему нужно было уйти отсюда и куда-то вернуться, поэтому останавливаться было нельзя.       Шаг, ещё шаг, потом еще пару шагов. Впереди ничего, а под ногами все ещё что-то хрустит и с каждым разом все громче и громче. Но здесь совсем ничем не пахнет. Он совсем не может уловить ни одного запаха и это как-то настораживает. Его попытки вспомнить что было раньше не имели успеха. Но Эдриан был уверен, стоит ему что-то увидеть или почувствовать и он сразу все поймет.       Шорох раздался откуда не ждали. С правой стороны сначала что-то зашуршало, потом клацнуло, заставив парня остановиться, а затем, судя по шуму, это что-то начало приближаться в его сторону. Отчего-то стало очень-очень страшно и неожиданно в голову пролезли воспоминания о чудищах под кроватью, о маленьком мальчике, который хныкал и хватался за юбку молодой женщины, потому что там, под свисающей на пол простынью, горели чьи-то глаза.       И слышалось: «клац-клац».       Эдриан сорвался с места первым. Он не знал куда бежал, да и не видел, только слышал шуршание и протяжное клацанье чего-то острого. Проверять, что же это на самом деле, до чертиков не хотелось, особенно, когда шуршащая почва под его ногами исчезла, сменившись на что-то скользкое и гладкое. Эдриан не сразу заметил изменение, только когда нога поехала вперед и он упал, больно ударившись копчиком. Но это было полбеды, ведь стоило ему поднять голову, как во мраке, что окружал его, блеснули алые глаза и отразились на поверхности, где он сидел.       «Зеркало…» — мелькнуло в мыслях, а тем временем глаза над ним вспыхнули так ярко, что осветили зеркальную поверхность и желтые исписанные листы бумаги по краям замысловатого «берега». — Сидеть! — из онемевших губ это слово вырвалось само, но преследующее его нечто отчего-то завыло, и, судя по издаваемому шуршанию, село.       Это заставило облегченно выдохнуть и лечь прямо на зеркальную поверхность. Подкроватный монстр, что прятался в его детской и вызывал только бурный поток слез и истерик, со временем вырос, оброс шерстью, отрастил клыки поострее и преследовал его ночами, шурша под кроватью. А теперь и сюда добрался. Одно воспоминание о детстве породило цепочку новых, пока цветные картинки не застыли на одном единственном моменте, из-за которого он оказался здесь.       Эдриан не жив, но все ещё не мертв.       Правда времени у него почти нет.       Зато его собственных чудовищ вокруг пруд пруди. Одно уже учуяло его, значит и остальные скоро набегут.       «Нужно идти.» — звучало в голове как мантра почему-то мерзким-премерзким голосом Монтэгю, чтоб его бладжером на игре задело, а если не заденет, то Эдриан его сам на землю скинет, как-нибудь поизобретательнее. Небось сидит сейчас и жалуется его телу на то, какой Пьюси идиот, не зная, что тот его даже не слышит.       И всё же идти совсем не хотелось.       Эдриан вытянул руку, рассматривая три застывших надреза на бледной коже, покрытой льдом. В алом освещении теплеющая по рваным ранам кровь наводила на жуткие мысли.       «Нужно идти» — опять зазвучало в голове, но на этот раз голосом покойной матушки. Эдриан понимал, что нужно. Помимо его собственных чудовищ, здесь и те, кто пришел за платой. За равноценным обменом.       За жизнью, которую меняют на жизнь.       «Надо идти» — голос профессора Спраут был как всегда бодр и полон сил. Она будто не указания ему давала, а снова пеняла ему на то, что он, дурака кусок, только цветы и губит. Он же не виноват, что зловредные розы у него все сохнут за неделю и мечта об их выращивании потихоньку сходит на нет. Вон у какого-то гриффера не только розы цветут, а у Пьюси даже сорняки дохнут. Обидно до глубины слизеринской души.       «Вставай и иди.» — голоса Перегрина и Люциана всплыли неожиданно. Ему бы действительно встать и идти, ведь у них были планы на это лето. По-детски наивные, по-подростковому масштабные и почти невыполнимые. Они бы скрасили его монотонность.       «Ну же, Эдриан, оставайся здесь.» — а этот голос был ему незнаком. Холодный, липкий, мерзкий — от него хотелось бежать, прятаться и молиться о быстрой расправе.       Нечто с алыми глазами рядом зарычало, поднимаясь, и парню стало вдвойне не по себе, зато это однозначно заставило его сесть и отползти как можно дальше, пока руки снова не коснулись шуршащих листов пергамента. Он кинул взгляд на текст, но ничего не смог разобрать. Если ты во сне, то написанное тебе не прочесть, как бы ты ни пытался. Возможно, на послесмертие это тоже распространяется.       В алом освещении показался клубок черноватого дыма очертанием похожего на дементора.       Вот и пришли злобные твари-проводники на свежую кровь, торговаться с ним. — Фас! — только и успел крикнуть слизеринец, снова сорвавшись с места, уходя в безликую темноту.       За его спиной послышалось дикое рычание, а затем звериный вой.       Но ему уже было не до этого. Легкие пронзила острая боль, из горла вырвался хрип, а во рту появился омерзительный привкус крови, но Эдриану нельзя было останавливаться. Надо было бежать. С обеих сторон послышалось новое шуршание, чьи-то шаги и скрежет когтей — все эти звуки заставили поторопиться, но внутренняя боль сильно замедляла его, пока парень не споткнулся об что-то твердое и не упал. Изо рта снова вырвался хрип и парень сплюнул алые-алые льдинки на ладонь.       Вдруг чья-то когтистая лапа схватила его за шкирку, а затем дернула вверх, словно тряпичную куклу. В этот раз глаза в темноте были изумрудные и фигура имела более человеческое очертание, но это его не спасло. Прижав парня спиной к себе нечто потянулось второй не по-человески длинной когтистой рукой к грудной клетке, надавливая.       Острая боль снова пронзила все тело слизеринца, но он ощутил, как бьется собственное ледяное сердце в чужой руке.       А затем…       Как остаток силы покидает его.       И тело больше не слушается.

***

      Первое, что он ощутил после того, как снова смог открыть глаза — это запах. Причем, это действительно был первый аромат, который он почувствовал в этом месте. Тошнотворный запах рыбы, соленой воды и засохших водорослей — заставил его неуклюже подняться и дал разглядеть впереди мутный свет, будто кто-то поставил перед лампочкой загрязненное стекло. В этом слабом свете Эдриан увидел очертания круглого деревянного стола, старых стульев и… Он медленно встал, еле перебирая ногами, сделал несколько шагов вперед и потер глаза.       Дальше угадывалось очертание корабля. Кажется это был Фрегат, чье название из четырех символов мазалось перед глазами Эдриана. Но ему не нужно было видеть, чтобы знать, ведь Маркус сам рассказывал о нем, да и Пьюси видел его в нечетких воспоминаниях друга.       «Морж» стоял завалившись на один бок и дырявые его паруса развевались на несуществующем ветру. Под его бортом можно было даже разглядеть имитацию песка, что делало картину перед слизеринцем еще более сюрреалистичной.       Эдриан сорвался с места, едва не сбив стол и стулья, но до корабля так и не добежал. Чья-то рука резко схватила его за плечо и нагло усадила на один из стульев. Кажется, что-то подобное с ним уже происходило сегодня, но он не помнит этого или мозг настоятельно не желает вспоминать. Пьюси не знает, его тело всё ещё преследует фантомная боль, вот только вкуса крови он уже не чувствует и это даже радует в его ситуации. — Вот нынче молодежь прыткая! — прокуренный голос весело хмыкнул над его ухом, заставив обратить внимание на его хозяина, — Эй, это ты дружок моего правнучка? Новое проклятье рода Флинт знатно вынесла моему портрету мозг, дабы узнать какому морскому дьяволу ты душу продал. — А вы, капитан Флинт? — Эдриан ухмыльнулся настолько дерзко, насколько позволяло ему его состояние, и тут же резко поднял темные глаза на обладателя руки, что все ещё его держала за плечо. Продолговатое, по-лисьему коварное лицо, усеянное темными точечками — следами от взрыва — было ему знакомо по портретам в учебниках.       Мерзкая ухмылочка расцвела на губах бывшей грозы морей сразу же. Вот и мертвые пришли по душу Эдриана, причем самые ублюдочные во всей истории магии, но хотя бы полезные. Не будь Пьюси так плохо, он бы восхитился магом перед ним, проявил бы больше уважения, но ему кажется, что он буквально умирает, поэтому хватает его только на море сарказма. — Дерзишь, щенок. — серые глаза напротив по-лисьему сощурились. — Стараюсь соответствовать столь великой персоне.       Капитан Флинт хохотнул и, убрав руку, сел напротив него, закинув ноги на поверхность деревянного стола. — Вы же не спасать меня пришли? — губы Эдриана даже болезненно скривились от собственного вопроса. Кому он нужен и кто за ним пойдет? — Почему нет? — мужчина легкомысленно пожал плечами, но во всех его движениях наблюдалось некое величие, — Должен я хоть на что-то ответить своему дорогому правнучку, а то глядишь, он с катушек покруче моих слетит. Он додумался притащить мою прекраснейшую картину в Хогвартс! Совсем страх потерял! — Вы же там все равно не появляетесь. — как помнил Эдриан по словам Флинта, картина прадеда вечно была пуста. — Стойте! — вдруг его осенила совершенно безумная мысль, — Портрет не мертвый человек! Лишь воспоминание о нем! Там даже души нет! — И? Но это же не значит, что я не слышу проклятия своего наследничка. — Джеймс Флинт фыркнул и лениво потянулся, как бы намекая, сьл слизеринец говорит очень уж очевидные вещи. — Это… Это не картина — выдохнул Эдриан, осознавая, — Но зачем?       На это ему только мерзко-мерзко улыбнулись и с азартом подмигнули, что сразу стало ясно — ответ ему не дадут.       Зато боль от шока отступила на второй план и Эдриан смог в полной мере включить мозг и даже осознать, что он всё ещё дышит и в принципе не совсем потерян для этого мира.       Однако слабость всё ещё присутствовала в теле, поэтому Пьюси не нашел ничего лучше, чем растянутся грудью на столе, сложив руки и положив на них голову. — Я не понимаю… — честно признался он, но на его слова только пожали плечами. — Он уже нашёл это. — Нашёл, что? — Эдриан лениво прикрыл глаза, вдруг улавливая носом едкий запах гиацинта и сон-травы. — Корабль…       Это было последнее, что Эдриан умудрился расслышать четко и нахмурится.       Почему-то внутри поселилось гадкое и неприятное чувство тревоги, а сознание стало быстро ускользать от него.       Пока темнота снова не накрыла с головой.

***

      Если говорить честно, то Оливер не сильно разбирался во всей этой теме колдовства. Что там вообще могло быть сложного? Говори заклинания, да маши палочкой. Но так оказывается было не всегда легко и просто. Наблюдая за работой Деррека, который сначала чертил на полу вокруг кровати Пьюси рунические символы мелом, а потом измельчал странного вида траву, что принес Долгопупс, он убедился, что в Хогвартсе его такому вряд ли научат, тем более в конце последнего курса. — Может ещё с бубном походим и песни поорем? — Монтэгю, наблюдая за всей этой картиной преисполнялся скептизмом прямо на глазах. — С бубном прыгают шаманы, а я не шаман. Хотя было бы здорово с природой болтать, они ещё алкоголь хороший гонят. — Деррек ответил ему легко и непринужденно, а потом занес маленькое лезвие над запястьем и резанул возле вены так глубоко, как только смог.       Алая кровь полилась в чашу с измельченной травой, заставляя порошок чернеть и шипеть от жидкости. Из чаши повалил синеватый дым, который скользнул по символам на полу, заставляя белые руны менять цвет на сине-зеленый. — Что это всё даст? — снова подал голос Монтэгю, хмуря брови — Ничего. — Деррек пожал плечами, поставив чашу в круг символов и сел на пол. — Что? — тут уже не выдержал Вуд. — Зачем ты тогда всё это сейчас делал?!       Деррек посмотрел на гриффиндорца с обезоруживающей улыбкой, перевязывая рану бинтами, которые заранее стащил у мадам Помфри. — Конечно, чтобы выглядело пафосно и круто! — Перегрин, блять! — Монтэгю дернулся в сторону одногруппника, но вдруг замер заслышав неуверенный голос ещё одного свидетеля их странного ритуала.       Долгопупс, что забился в угол после того, как принес сон-траву, с затаенным страхом наблюдал за картиной перед собой. Он вел себя так тихо, что Вуд и забыл о его существовании, надеясь, что третьекурсник уже давно исчез, но видимо зря надеялся. Долгопупс точно никуда не собирался исчезать, хоть и было видно, что ему здесь неуютно. Но всё же, поймав все взгляды на себе, он неуверенно произнес: — Это облегчит ему путь обратно. — Что?       Долгопупс дрогнул и неуверенно ткнул пальцем сначала в горшок с цветком на тумбочке, а затем на чашу с дымом. — Это и это… Облегчит ему путь назад.       В лазарете повисла гнетущая тишина. Оливер так и не понял помогли ли они Пьюси или нет, но очень сильно понадеялся, что тот как можно скорее придет в себя, иначе ему будет довольно тяжело объяснить мадам Помфри, что тут происходит.       Атмосфера вокруг была ужасной, да и воздух заполнял неприятный травяной аромат с нотками металла, если судить по скривившемуся лицу Грехэма, то запах не нравился не только Оливеру. Возможно, идея состояла в том, чтобы выкурить Пьюси из его состояния, но способ был явно странным. — Может в картишки перекинемся, пока ждем? — Деррек обернулся на них, доставая из заднего кармана штанов карты.       Оливеру показалось, что он шутит. Не серьезно же слизеринец предлагает после такого шоу с ритуалом поиграть в карты. Вуд кинул взгляд на Монтэгю, ожидая увидеть отблеск улыбки на его лицо, но тот состроил такую обреченную морду, что было ясно, его сокомандник сейчас не пошутил. — Короче, — Перегрин достал карты из пластиковой коробки, спокойно начав их мешать в руках, — я раздаю.       «Какой же абсюрд…» — Вуду хотелось это закричать, но он сдержался, заслышав в коридоре стук каблуков.       Дверь в лазарет распахнулась моментально и недовольная мадам Помфри, уперев руки в бока, смотрела на них так, будто была готова распять прямо сейчас. — Вы что здесь творите? — колдомедик быстро кинула взгляд на больного, осмотрела каракули Деррека на полу, настороженно понаблюдала за дымом в чаше, а потом уперла взгляд на троих учеников. Долгопупса в углу она, видимо, так и не заметила. — В карты играем, вы с нами? — Перегрин совершенно не смутившись протянул колоду женщине с дурашливой улыбкой.       Если честно, подобные выходки он ожидал от близнецов Уизли, но Деррек сегодня побил все рекорды клоунского поведения. Судя по мадам Помфри, которая не могла выдавить и слова, подобная наглость ошарашила даже её, а ведь она из тех женщин, которых уже ничем не удивить.       Вдруг со стороны кровати Пьюси послышался легкий шорох, а затем треск льда, что покрывал все тело парня. — О, — Перегрин тут же подскочил и одновременно с ним Эдриан Пьюси сорвался с кровати, захлебываясь в крови.       Все тело парня содрогалась в судорогах от сухого кашля, а изо рта шла кровь темными сгустками, падая на одеяло и простыни, окрашивая все в темно-красный. — О, Мерлин Великий, мистер Пьюси! — быстрее всех сориентировалась мадам Помфри, подскочив к больному.       Бледный, как смерть, Эдриан схватился за подол её мантии, продолжая кашлять. Оливеру показалось, что ещё чуть-чуть и он распрощается со своими легкими, настолько парень задыхался от того, что творилось с его организмом, что выглядело это очень и очень жутко. Заклинания колдомедика входили в чужое тело, но должного эффекта не оказывали. Пьюси сильнее сжал подол чужой мантии, утыкаясь лицом в юбку женщины и пытался всеми силами проглатывать сухие хрипы. Получалось у него не важно. Кровь стекала с уголков губ по подбородку и вниз на юбку мадам Помфри, но колдомедик лишь быстрее махала палочкой, читая новые и новые заклятия. — Флинт… — вдруг сорвалось с губ парня, — Пожалуйста, найдите Мар…       Новый приступ кашля подавил последние слова, но парни все расслышали правильно, взгляды слизеринцев упали на Оливера и тот только молча кивнул, быстро покидая палату Пьюси, переходя с шага на бег.

***

      Черное озеро почти никогда не привлекало его внимание, ведь то, что скрывают эти воды он итак видел в окнах гостиной Слизерина. Мутная вода действительно казалось черной, особенно сейчас в свете луны и люмоса на конце палочки.       Флинт присел на корточки, закатав рукава белой рубашки и сунул руку в ледяную воду. Да, температура у водицы не совсем то, чего бы он желал, но отступать поздно. — Да, простит меня мадам Помфри за ещё одного смертника в её палатах.       Он хмыкнул, воткнув палочку в землю, и встал, начиная расстегивать пуговицы на рубашки. Идея, которая посетила его сегодня была из ряда вон выходящая, но Флинт был готов поставить на неё жизнь. Если его стихия и правда вода, если ему надо это принять, а способов он уже не знает, то остается надежда, что парень сегодня не умрет. Шанс ужасно низкий и не стоит рисков, но слизеринец уже дошел до той ступени отчаяния, когда уже плевать.       Рубашка полетела на землю к воткнутой в почву волшебной палочке, следом упали брюки, обувь и носки. Кожа от холодного воздуха тут же покрылась «гусиным пером». Весна не лето, по ночам все ещё ощущается слабый мороз.       На этом стоило остановится, собрать вещи, одеться, развернуться и уйти. Вода ледяная, если он выплывет, то отморозит себе все, что можно и нельзя, а если нет… То об этом даже думать не хочется.       Маркус прикрыл глаза. Дал себе вдохнуть полной грудью морозный воздух, собраться с мыслями, успокоится, а затем шагнуть прямо в воду. — Блять! — губы посинели быстро, зубы застучали ещё быстрее.       Куда он поперся? В больничном крыле на одну снежную королеву точно станет больше!       Это все Вуд со своей гриффиндорской придурью! Правильно, когда-то Пьюси говорил, что идиотизм заразен, вот и до него дошло. Но вопреки здравому смыслу, он уверено сделал ещё широкий шаг, затем ещё и… На четвертом что-то обвалилось под пяткой, нога заскользила и Флинт неожиданно даже за себя, провалился под воду, не в силах нащупать дно. Его рука успела схватится за край бочага, но глина с песком раскрошилась в ладони, не давая шанса удержаться, чтобы залезть обратно.       Реальность почти не отличалась от сна. Там он тоже часто тонул в мутной и холодной в воде, но во сне он никогда не мог выплыть, а тут ему мешала паника. Ещё и воздух в легких кончался от быстрых и бесполезных махов руками и ногами. Стоило успокоится, да только нехватка кислорода очень мешала этому.       «Мордредов дар или проклятие, работай уже наконец-то! Ты не можешь дать своему владельцу сдохнуть!» — не понятно даже к кому обратился Маркус мысленно и тут.       Он выдохнул.