Язык тела

Утром утро такое солнечное, что лучи отражаются от белоснежных простыней, наволочек и одеяльной обертки, что слепят глаза. И так божественно тепло, мягко и удобно, как никогда больше в жизни не бывает. Нисей просыпается медленно, ощущая, как его вылизывают. Сильные движения большущего языка в тишине звучат неестественно громко. Влажные мазки, чередующиеся прикосновениями носа. Они неторопливо идут со спины к холму плеча, чья-то морда внюхивается в линию роста волос, чуть ощутимо покусывает. Спросонья Нисей не может понять, чья это собака (или кошка?) и кто ее вообще притащил? И, что важнее, почему она находит Нисея таким аппетитным?! По-хорошему надо бы шлепнуть оборзевшую скотину и с визгом спастись, но никакие инстинкты Нисея в ранний не дергают. Он нежится под теплым утренним солнышком и подставляется под ласку, гадая чем же заслужил ее. Движения становятся настойчивыми, определенно пробуждающими. О, думает Нисей, чуть щурясь от блаженства, так это такой будильник; он восхитителен. Он бездумно выпрастывает руку и чуть оборачивается, чтобы поощрительно потрогать неясную животину. В ладонь утыкается плоская морда супруга… Так все стоп, тормозим. Нисей распахивает глаза и глазеет на террийца в руке. Тот шевелит носом, щекоча ладонь невесомым дыханием, и наполовину закрывает глаза третьими веками, отчего его яркие черные зрачки чуть размываются, будто прикрытые туманом. Алат вздрагивает, ощутив удивление Нисея, и отстраняется. Его грива будто качается от незаметных движений головой из стороны в сторону. Как пес, неожиданно облитый водой, терриец спешит убраться из чужого испуга. Ра-Ни виновато сжимается в постели и скрывается под одеялом. Он опять все испортил. Бож, будто могли быть какие-то животные в его постели кроме его террийца! Ему ведь известно, какой супруг чувствительный и пугливый, когда дело доходит до всякого такого! Почему он не может просто перестать вздрагивать?! Глаза снова вдруг слипаются, и Нисей чуть отвлекается от мысленного распекания, чтобы посетовать, что за ранний час нынче, он же только встал… Ра-Ни подозрительно щурится на часы и осознает, что сейчас только рассветные шесть утра. Шесть. Утра. Чертов терриец, который отказывается спать как люди и будит в неурочное время. Нисей потягивается и перекладывается клубком на другой бок. Алат послушно вытягивается рядом. Его лицо снова замкнуто и внимательно. Ра-Ни хмурится и жестом приказывает себя обнимать — для террийца раскрытые руки являются именно что приказом, сладким и желанным, и только на такой Нисей согласен. Алат притягивает его к себе, помещает в изгибы своего тела — или подстраивается идеально сам. Нисей подтягивает подушку, чтобы не лежать на руке террийца, не особо отличающейся по твердости от мраморной статуи. Обхватывает за шею и чуть убирает волосы, чтобы не дернуть. Терриец замирает, чувствуя прикосновения к святыне, но расслабляется, когда Нисей проводит пальцем по виску и за ухом. Оно даже разворачивается, чтобы было удобнее там гладить. Это вызывает сонную улыбку и Нисея, и он еще долго лежит и поглаживает успокоившегося и задремавшего террийца. Пока тоже не засыпает до нормального утра. Убедившись, что человек уснул, Алат приоткрывает глаза и счастливо щурится. Нисей во сне очарователен. Терриец прижимает его упавшую руку к плечу и ласково прикусывает теплые вены на бархатной, тонкой, как бумага, человеческой коже. Спрятав острые зубы, он утыкается носом, чтобы собрать тепло, и касается губами в человеческом стиле. Наверно, Нисей будет недоволен, если его снова разбудят… Но прошла уже вечность с тех пор, как он открывал свои глаза. Пробуждение не станет большой оплошностью со стороны Алата. Нисей не давал приказа, запрещающего будить его поцелуями. Зато отдавал приказ делать то, что Алату самому хочется, невзирая на неудовольствие игрени. Алат хочется смотреть на недосягаемые сны человека и ласково его целовать всего, пока он не начнет сонно щуриться и сыто хмуриться. Возможно, это будет уже третий раз только за это утро… Террийцы так плохи в определении времени.