***
Когда Юнги возвращается в замок, то первое, что он замечает это чрезмерная дёрганность Тэхёна. Омега снова закрылся в себе и смотрит на Мина как-то виновато. Точнее, отчуждённо, снова холодно. Тэхён избегает Юнги. И пусть у Мина полно дел, но на совместный ужин он всегда приходил вовремя, только вот Тэхёна за столом никогда не оказывалось. А прислуга докладывала о том, что омега соизволил поесть раньше. Когда Юнги справляется со всеми накопившимися делами государственной важности, он решает разобраться и с делом важным для него. — Что-то случилось? — спрашивает Юнги в одну из традиционных вечерних посиделок. Мин сидит на краю кровати, Ким же забился в изголовье и смотрит на него словно дикий зверёк. — Всё хорошо, — отвечает Тэхён. Всё хорошо. Только самому Тэхёну снова противно от себя до жути. Снова хочется исполосовать свою кожу, оставив новые глубокие шрамы. Тэхён слишком грязный, он не отмоется от этого никогда. И где-то в глубине души Ким понимает, что это нормально воздыхать во время течки по альфе, чью метку ты носишь, но психологическая установка, вбитая ему с самого детства, направленная на медленное самоуничтожение, мешает принять это. — Что-то ты не договариваешь, — Юнги прищуривается, пристально смотрит на омегу, а у Тэхёна всё внутри от страха трепещет, потому что боится того, что альфа по его выражению лица узнает правду. — Всё хорошо, — повторяет Тэхён и не находит никакого другого варианта, как подвинуться и обнять Мина, прижаться к нему, потому что терпеть на себе его взгляд не может, потому что тогда сорвётся, сам расскажет. — Значит, и вправду что-то случилось, — констатирует альфа. Тэхён и не думал, что у него получится обмануть Юнги, но он надеется, что хотя бы сегодня удастся избежать разговора. Тэхён прижимается крепче, обхватывает руками в замок Юнги за талию. Мин пахнет успокаивающей мятой, а сердце у него стучит быстро, лихорадочно. Юнги такая нежность Тэхёна странна, а ещё он волнуется слишком сильно, потому что если Ким проявляет такое внимание, значит, и вправду его что-то волнует. Но Мин кладёт свою ладонь на спину омеги, начинает размеренно гладить, потому что понимает, если этого не сделает, то Тэхён это может расценить как отторжение. — Нет, всё в порядке, — отнекивается Ким. — Просто захотел Вас обнять. На лице Юнги на секунду появляется призрачная улыбка, но она тут же пропадает. Потому что обнимающий, а ещё называющий на «вы» Тэхён — это ненормально. — Если не хочешь говорить, то ладно. Но ты можешь мне рассказать обо всём, когда созреешь. Тэхён кивает. Юнги же понимает, что сейчас добиться вразумительного ответа от Кима он не сможет.***
Джину стыдно перед Намджуном. Он чувствует разъедающую вину. Он должен был провести с альфой гон, но он повёл себя по-куртизански. Если бы не запах отвращения, который испытал Джин во время течки от Намджуна, он наплевал бы на свои моральные устои и провёл бы гон с альфой. Но Джин просто не мог. Если бы он не выгнал Намджуна из покоев, тогда изнасилования было бы не избежать. И сейчас осознавая, что даже во время течек от Намджуна ему плохо, Сокджин понимает насколько их союз в тупиковом положении. — Прости, что так повёл себя, — произносит Сокджин в первый вечер, когда Намджун возвращается в замок. Альфа печально улыбается. Джин впервые видит, как красиво выглядит улыбка Намджуна, и ямочки на щеках у альфы довольно милые. Омега снова вспоминает, как улыбается Хосок, и чувствует себя паршиво, даже сейчас, извиняясь, он думает о другом. — Всё в порядке, — говорит Намджун. — Ты не был обязан быть со мной в гон. Да и тем более, быть порознь в такие дни для нас будет лучше, потому что толку от нашей связи всё равно нет. И Сокджин впервые понимает, что Намджун и вправду хороший, понимающий человек, который не будет давить на него и заставлять против воли. Джин осознаёт, что ему могло повезти меньше, если бы ему в мужья достался бы альфа из его рода, который в первую очередь заботится о своих физиологических потребностях. И Сокджин в очередной раз убеждается в уме своего отца, который выбрал ему в партию Намджуна. Омега верит, что Намджун, обучившись всем навыкам, станет прекрасным правителем, а он будет верным другом альфы. У Сокджина окончательно спадает маска ненависти, ослепляющая и дурящая его. — Спасибо, Намджун. Но мне всё равно стыдно, что я тебя так выгнал. Я не понимаю, но во время течки твой запах был противен для меня. — А вот и влияние родственных генов. Если я скажу, что даже во время гона не чувствовал к тебе никакого влечения, тебе станет легче? — Определённо. Впервые с момента свадьбы Сокджин думает о том, что возможно с Намджуном было бы неплохо наладить родственные, братские отношения, а не играть во врагов. Всё-таки у них одна проблема на двоих, и вместе нести тяжелое бремя легче.***
Намджун ждёт Субина в бордельных покоях. Он снова вызвал омегу, но не для плотских утех, ему просто хочется поговорить. Ким узнал всё о Субине от владельца борделя. Ким догадывался, что судьба омег, которые родились не в знатных семьях, тяжела, но не предполагал насколько. Собственный отец выгнал Субина после первой его течки, сославшись на то, что ему не нужен сын, который в любой момент может принести ещё одну обузу в подоле. Намджун знал, что омегам, рожденным в крестьянских семьях, предначертана тяжелая, бесправная жизнь. Любой альфа может изнасиловать немеченного омегу и будет безнаказан. За стенами замков текла жизнь, подчинявшаяся первобытным устоям. Ким, конечно, понимал поступок отца Субина, но не оправдывал. Он считал его подлым и трусливым человеком. Не хотел, чтобы сын принёс в подоле, но обрёк того на жизнь шлюхи. — Здравствуйте, мой господин, — произносит Субин, сразу же войдя в комнату. Омега низко кланяется. — Спасибо Вам за то, что теперь ко мне никто не притронется кроме Вас. Намджун заплатил достаточные деньги для того, чтобы огородить этого мальчишку от других альф. Конечно, в поступке Кима нет особого благородства, но ему захотелось защитить этого паренька, ведь кто знает, какой клиент ему выпадет. Ведь нередко случалось и насилие над омегами, принадлежащим борделю, бывали даже и убийства. И все эти преступления оставались безнаказанными. Неравенство в обществе процветало. Субин уже хочет стянуть с себя свободную рубашку. — Не нужно. — Но зачем Вы меня вызвали? — Субин удивлённо смотрит, быстро хлопает ресницами, совсем ещё ребёнок. — Я просто хотел поговорить о тебе. — Я не хочу. — Я и так о тебе всё знаю. — Ну и зачем? Зачем говорить об этом ещё раз? — плечи Субина начинают дрожать. — Вы хотите причинить мне моральную боль, за это Вы заплатили? — омега срывается, кричит во всё горло, а затем замолкает, произнося: — Простите, — потому что понимает, что права никакого не имеет повышать голос на альфу, который является его клиентом, а ещё вдобавок и будущий правитель государства. Намджун аккуратно подходит к дрожащему омеге. Ким прижимает его к себе. Омега сначала упирается в его грудь ладошками, но затем обмякает. — Мне просто хочется тебе помочь, а для этого я хочу всё услышать из твоих уст. — Помочь? — удивлённо спрашивает Субин. — Как вы мне сможете помочь? — Давай сначала поговорим, а потом я придумаю, — произносит Ким. Намджун понимает, что для омеги это самая настоящая пытка говорить о своём прошлом, но он должен всё услышать с первых уст, он должен понять всю ли правду рассказал владелец борделя. Намджун ведёт Субина к кровати. Омега присаживается на край, Ким же садится рядом. Альфа наблюдает за омегой, видит, как тот нервно разминает пальцы и проглатывает слюну, собираясь с мыслями. — Мой папа умер, когда мне было пять лет. Кажется, от пневмонии, я уже и не помню. Мой отец был вынужден растить меня и ещё трёх моих старших братьев-альф в одиночку. Было туго. Денег катастрофически не хватало. Отец думал, что, когда вырастут мои старшие братья, жизнь наладится, но всё пошло ещё больше под откос. Один мой брат спился, не дожив даже до восемнадцати, другого задрал на охоте медведь. Каждая смерть откладывала на моём отце отпечаток, и он терял себя. Раньше он был добрым, спокойным человеком, после же смерти братьев он озверел, — Субин ёжится. Его плечи вздрагивают. Намджун догадывается почему. — Он начал бить тебя? — Да. Бомгю — единственный оставшийся в живых из моих братьев защищал меня всегда. В одну из таких драк отец не рассчитал силу, ударил слишком сильно по голове Бомгю… Он больше не встал, — на глазах Субина появляются слёзы. — Отец начал винить меня в смертях всех моих братьев, он постоянно избивал меня. Я не мог уйти, потому что уйти из дома немеченному омеге — означало смерть. Когда у меня случилась первая течка, отец был на работе и почти неделю не появлялся дома. Я думал, что спасся, но нет. Когда он вернулся, то учуял слишком сильный запах лилий. Он сказал, что ему не нужна шлюха, которая может принести в любой момент в подоле. И он выставил меня на улицу. Я несколько дней спал в сене на поле, и даже чуть было не стал жертвой изнасилования. Я не нашёл лучшего решения, как податься в бордель, потому что здесь хотя бы кормят. И по иронии судьбы мой отец оказался прав, теперь я и вправду шлюха, — Субин вытирает ладонью слёзы на щеках. Намджун чувствует неприятный осадок в душе после услышанного. По Субину даже и не скажешь, что ему пришлось пережить столько трудностей. А ещё Намджун чувствует себя виноватым, потому что именно из-за его прихоти омеге пришлось в очередной раз вспоминать не самые лучшие моменты жизни. Но теперь Ким был полностью осведомлен, и ему хотелось помочь этому бедному мальчишке ещё больше. — Ты не шлюха. Тебя кроме меня никто не касался. — Вы платите мне. — Хочешь выбраться из борделя? Намджун не понимает до конца, что им движет, почему он хочет помочь этому практически незнакомому омеге, с которым провёл гон. Но одно он осознаёт, что этот парень не достоин такой грязной жизни. — Вы же знаете, что это невозможно. Субин прав. Это невозможно. Потому что роль крестьянских омег в обществе — рожать детей, если ты меченный, а если нет — служить альфам, удовлетворяя их плотские потребности. — Возможно, если ты станешь прислугой в королевском замке. — Но, как я слышал, в прислуги принимают только бет. С давних времён именно беты были верными слугами королей, потому что те не испытывали никакого влечения ни к альфам, ни к омегам, как и те по отношению к ним. У бет нет запаха, течек или же гонов, и они не могут чувствовать запах оставшихся полов, а это означало, что они идеальные работники в королевском дворе. — Найду лекарство, подавляющее твой запах. Субин смотрит на Намджуна заплаканными глазами, в которых альфа видит море надежды.***
Чонгук уже не видит Чимина около двух недель. Альфа приходит только поздно вечером в покои, кратко целует Чона в висок, обнимает, а затем сразу же засыпает. Чимин устаёт, и Чонгук это понимает, но всё равно без внимания Пака совсем как-то грустно. Чону скучно проводить практически всё время одному, двухчасовые уроки фехтования не в счёт и чтение книг в библиотеке тоже. И поэтому Чонгук решает навестить папу Чимина. Омега поднимается на самый верхний этаж замка, где находились покои старшего омеги, вдали от повседневной суеты, чтобы не нарушать покой того. Чонгук коротко стучит, получая тихий ответ одобрения, он заходит в комнату, закрывая за собой дверь. Чон давно не видел папу Чимина, и за это время тот осунулся ещё больше: побледнел и похудел. — Чонгукки, — мягко произносит омега, улыбаясь, — я рад, что ты пришёл. А то обо мне совсем забыли, одни лекари приходят. — Вам нужен покой, поэтому стараются не тревожить Вас, — Чонгук проходит в комнату, садится аккуратно на кровать. — Как Вы себя чувствуете? — Сейчас вроде получше, но сердце часто давит. Но ты сегодня пришёл, и я прям чувствую прилив сил. А ты как? Как Чимин? Как вы вообще? — Я хорошо… Чимин сейчас сильно занят, дел навалилось, устаёт, я скучаю по нему. А мы… Мы… Теперь я могу сказать, что мы это «мы», а не Пак Чимин и Чон Чонгук. Чонгуку кажется, что эта фраза важная. Теперь они и вправду «мы», а не по отдельности. — Я рад за вас, — говорит старший. — И да, я понял, что у вас произошёл положительный сдвиг в отношениях. — Как? Чимин рассказал? — Чонгук удивлённо спрашивает. — Нет, когда ты вошёл, от тебя пахло по-другому. — По-другому? — Смесью твоего запаха и Чимина. — Оу… а это все могут заметить? — Нет, не думаю. После того, как Чимин поставил на тебе метку, ты уже начал носить вместе с собой его запах. Сейчас же не каждый сможет уловить его усиление. Чонгук в очередной раз убеждается в том, что папа Чимина один из самых умных омег, которых он встречал в своей жизни. Впервые Чонгуку не скучно. Он спокойно разговаривает со старшим омегой о всяких совсем не важных делах, но во время беседы Чон чувствует душевную теплоту. Чонгук уходит из покоев омеги ближе к вечеру, когда к тому приходит лекарь.***
Тэхён не выдерживает и всё-таки незаметно стаскивает нож со стола во время одиночной трапезы. Когда Ким оказывается в своих покоях, то крутит предмет в руках, смотрит на то, как красиво он отливает серебром, а затем закатывает рукава рубашки. Тэхён смотрит на свои побледневшие шрамы и прикладывает к коже холодный металл, немного надавливает, вгоняя неглубоко. Тэхён не хочет глубоких порезов, потому что умирать нет желания. Всего лишь нужна отрезвляющая боль. Сейчас ему жизненно необходимо наказать себя за то, что он такой грязный. Тэхён чувствует эйфорию от несильной боли, которая расплывается по всему телу. Он так давно не калечил себя, что и забыл, какое облегчение могут приносить увечья. У Тэхёна уши закладывает. И единственное, что он осознаёт и понимает — он снова и снова проводит по мягкой коже ножом. — Тэхён! — крик заставляет Кима очнуться. Он поворачивается и видит Юнги. Кровавый нож с металлическим звуком падает на пол. Тэхёна поймали с поличным. — Чёрт! Тэхён не может ничего сказать, лишь смотрит на то, как Юнги куда-то вылетает из покоев, а затем стремительно возвращается с каким-то бутыльком и мазью. — Господи, Тэхён, — Юнги садится на колени, смачивает чистую тряпку. По комнате сразу же распространяется запах спирта, неприятно бьющий в нос. Ким чувствует слабое щипание, но его перебивает ощущения того, как мягко касается Юнги его кожи. — Зачем же ты это сделал? У Тэхёна перед глазами маленькие ручейки крови и бледные руки Юнги, смывающие их. В ушах же звенит жутко сильно. Юнги аккуратно мажет порезы мазью, а затем садится рядом и смотрит на Тэхёна. Ким ждёт, что сейчас последуют крики, упрёки, но вместо этого Мин берёт ладони Тэхёна в свои руки и сжимает их немного. Юнги наклоняется к кистям Тэхёна и начинает целовать. — Зачем ты это сделал? — поцелуи у Мина мягкие, нежные. — Что-то случилось серьёзное? Почему ты мне не сказал? — у Юнги интонация голоса такая, словно он на грани от того, чтобы заплакать. Тэхён не достоин слёз Юнги. Тэхён не достоин нежных поцелуев. — Я грязный. — Что ты такое говоришь? — Я грязный, — Тэхён повторяет. — Не говори так, ты самый чистый омега. — Я грязный, — слова становятся мантрой. — Почему ты так решил? — У меня была течка, и я думал о Вас, — произносит Тэхён. Потому что сейчас ему всё равно. Эффект эйфории от боли ещё действует на его разум, придавая смелости. Юнги удивлённо смотрит на Тэхёна, словно не верит в сказанное, но затем он понимает, что Ким меченный омега, и то, что омега должен думать только о своём альфе во время течки — это нормально. — Тэхён, всё в порядке. В этом нет твоей вины. Это всё из-за метки, именно она оказывает на тебя такое влияние, — говорит Юнги, надеясь, что эти слова помогут. — Я не думаю так, — произносит Тэхён. Юнги ему нужен всегда, потому альфа — средство от боли Кима, редкая и быстродействующая микстура, приносящая спокойствие. Тэхён не знает, как дожил до такого момента, что человека, который сломал его окончательно, пусть и ненамеренно, он считает своим персональным лекарством. Тэхён не любит Юнги. Мин нужен ему просто для существования. Омега стал зависимым, вот и всё. — Поцелуйте меня. — Я не думаю, что это хорошая идея. — Поцелуйте, прошу. И Юнги отказать не может, потому что сам хочет этого безумно сильно. Юнги пододвигается к Тэхёну ближе, кладёт ладонь на щеку, нежно очерчивает большим пальцем скулу, а затем медленно поддаётся вперёд, давая возможность омеге отстраниться, но Ким это не делает. Юнги никогда не целовал тех омег, к которым он испытывал чувства. Обычно Мин вообще никогда не целовал, разве что во время бурного секса, когда хотелось ласки до нехватки воздуха. С Тэхёном всё по-другому. Юнги уже целовал Тэхёна и не раз. В первый раз — на балу в честь свадьбы Пака, тогда это была страсть. Второй раз — во время брачной ночи, тогда это было желание. Третий — в саду, тогда хотелось упиться Тэхёном, его запахом. Четвёртый раз — в тот злополучный день, когда Юнги пришёл пьяный, тогда это было больное помешательство. Сейчас всё другое. Совсем новое. Юнги хотелось бы стереть прошлые поцелуи с Тэхёном, чтобы этот был первым. Самым чистым. Мин аккуратно касается губ Тэхёна практически невесомо, ждёт, что младший оттолкнёт его, но тот не двигается. Юнги делает более уверенное движение. Он чувствует, как Тэхён дрожит, альфа уже хочет и сам прекратить всё это, но Ким шевелит губами в ответ, совсем неумело. И до Юнги только сейчас доходит, что Тэхён, наверное, и целоваться не умеет. Губы Тэхёна мягкие, такие приятные. И если раньше Мин думал, что во время поцелуев с Тэхёном, он будет думать о том, как бы его хорошенько поиметь, то сейчас в голове Юнги светлые мечты, в которых он бы смог держать Кима за руку, и омега не боялся бы его. Тэхёну кажется, что во время поцелуя он умирает. И воскресает. Ким не знает, почему он попросил Юнги об этом. Тэхёну нужно было принятие, тепло, а не отвержение. И Юнги целует так аккуратно, что Тэхён и вправду верит в теперешнюю чистоту чувств Мина. Ведь тот смог сдержаться даже во время гона и сейчас сдерживается. Тэхён отстраняется, трогает свои губы, которые сейчас горят, подушечками пальцев, а затем тихо произносит: — Спасибо. — Пожалуйста, больше не наноси себе увечья, — Юнги аккуратно берёт за руку Тэхёна, сжимает несильно. До Тэхёна впервые доходит, что они оба с Юнги зависимы от чувств, только вот от разных: Мин от любви, а Ким от чувства безмятежного спокойствия.***
Чимин приходит к Чонгуку на тренировку спустя почти месяц их «разлуки». Пак сразу же отпускает учителя, тот кланяется, удаляясь, оставляя альфу и омегу наедине. — Я так скучал, — Чимин притягивает Чонгука к себе и крепко обнимает. — Я тоже, — омега утыкается носом в шею Пака, вдыхая его терпкий аромат вина. Хоть они и спали вместе, в обнимку, но обоим этого было слишком мало. — Ты разобрался с делами? — Угу, — произносит Чимин, целуя Чонгука в подбородок, спускается к его открытой шее. На Чонгуке сейчас тонкая рубашка, потому что лето и жарко невыносимо. Чимину хочется прикасаться к Чонгуку везде, ощущать под пальцами мягкость кожи, потому что почти месяц он мог лишь довольствоваться объятиями во сне. Пак не знает, почему на него вдруг настигло такое помешательство, ведь до гона, он не прикасался к Чонгуку вообще. Сейчас же омегу хочется трогать везде, даже в самых интимных местах. — Ох. — Выдыхает Чонгук, когда Чимин касается поставленной метки губами. — Может, Вы утихомирите свой пыл, мой король? Мы всё-таки не в спальне, а в тренировочном зале. — Меня это ничуть не останавливает, это мой замок, — говорит Чимин, но всё-таки отстраняется. Его не останавливает факт того, что эта комната совсем не предназначена для плотских утех, его может остановить только нежелание Чонгука. — Но если ты не хочешь, то я прекращу. Чонгук хочет. Как бы не было странно признавать, но ему и вправду не хватало обжигающих прикосновений Чимина по всему телу, его страстных и нежных поцелуев. Молодой организм просил внимания. От Чимина. — Я… Я хочу, — произносит Чонгук, а затем тянет альфу на себя, сам же садится на оружейный стол, благодаря учителя за то, что тот расчистил его. От мысли, что сегодня он будет разложен на столе, почему-то внизу завязывается тугой комок возбуждения. Чимин смотрит на него благодарно, а затем поддаётся вперёд, касается губ омеги жадно, страстно, упиваясь. Чонгук отвечает смело, развязно, потому что от Пака его разум всегда пьянит. Руки Чимина под тонкой рубашкой, очерчивают выпирающие мышцы. Подушечки пальцев мягко щекочут тёплую кожу, вызывают приятные мурашки по всему телу. Чонгук стонет, тихо скулит, ерзая на столе, понимая, что совсем скоро дорогие штаны будут испорчены, потому что даже обычные прикосновения Чимина его возбуждают не на шутку. И Пак словно понимает, даёт Чонгуку приподняться, помогает снять нижнюю часть одежды, откидывая её подальше. Запах Чонгука усиливается, забивается в нос, и сам Чимин чувствует, как в его собственные штаны болезненно упирается член. Грудная клетка Чона уже судорожно вздымается, а сам он такой смущённый, раскрасневшийся, красивый, возбуждающий, и от этого в паху неприятно ноет. Чонгука хочется и без гона. Всего такого прекрасного только для Чимина без остатка. Пак быстро избавляется от нижней части своей одежды и возвращается к Чонгуку, задирает его рубашку, припадает губами к потемневшим бусинкам сосков. — Чимин… — всхлипывает Чонгук, впиваясь пальцами в плечи альфы, жалея о том, что те сейчас скрыты под слоем ткани. Пак несильно посасывает сосок, чувствует, как тело Чонгука от этих действий лихорадочно дрожит. Когда Чимин отстраняется от сосков и целует в живот, Чонгук думает, что пытка уже закончилась, но затем он чувствует губы Пака на головке своего члена, а во вход толкаются сразу два пальца. Чимин уверенно вбирает в рот аккуратный член омеги, проводит языком по всем венам, а пальцами продолжает разрабатывать проход. Он чувствует, как Чонгук дрожит, он слышит, как Чонгук громко стонет от наслаждения. Чонгук понимает, что и без течки он сейчас больше всего на свете желает в себя Чимина, а не его пальцев. И на данный момент времени Чону кажется это нормальным, потому что он слишком долго был вынужден находиться без внимания альфы. — Чимин, я сейчас… — Чонгук чувствует, что уже на грани, потому что губы Пака на его члене слишком прекрасны, потому что пальцы альфы слишком ловки, попадают точно по простате. Чимин отстраняется, и Чонгуку хочется вернуть всё назад. Ему хочется побыстрее кончить с именем Чимина на губах. Пак аккуратно заставляет Чонгука лечь на стол, а сам пристраивается вокруг разведенных ног. — Я тебя люблю, — шепчет Чимин, наклонившись к Чонгуку. У Чона в этот момент все мысли спутываются в беспорядочный клубок. Чимин любит его. Конечно, Чонгук предполагал о таких чувствах Чимина, ведь Пак не единожды говорил о том, что ему нравится омега и то, что он влюблен в него. Но Чонгук никогда не думал о том, что чувства альфы настолько сильные. Чимин толкается в тело омеги, выбивая стон и все лишние мысли из головы Чонгука. Чимин любит его. И с этим осознанием из Чонгука вырывается громкий протяжный стон наслаждения, когда Пак попадает точно по простате. Омега выгибается, крепко обхватывает руками крышку стола. Чимин гладит Чонгука по животу, задевает слишком чувствительные соски. Чонгук чувствует, как его подхватывают сильные руки альфы, и он понимает, что сейчас оказывается на весу. Чон крепко обнимает Чимина за шею, а сам выгибается от каждого толчка. Как ни странно, омега не боится упасть, потому что Чимину он доверяет. Пак же толкается размеренно, крепко сжимает ягодицы Чонгука. — Чимин… Я-я… — Чонгук не может договорить, не может сказать, что через пару толчков кончит и что пачкать рубашку ему совсем не хочется. А Чимин словно понимает, возвращает Чонгука на стол. Омега чувствует спиной холод. Альфа же задирает рубашку Чонгука, а потом продолжает толкаться в его тело. Чонгук кончает, жмурится, сжимает Чимина внутри себя крепко, он выкрикивает имя Пака, практически вгрызаясь пальцами в крышку стола. Альфа, сделав несколько толчков, выходит из тела омеги, с томным рыком изливаясь на живот. У Чонгука нет сил подняться, он так и продолжает лежать на столе. Чимин же уже оделся и даже где-то раздобыл чистую тряпку, чтобы вытереть Чонгука. — Ты такой заботливый, — с улыбкой произносит Чон. А в голове снова осознание того, что Чимин любит его. Хотя, как может быть по-другому? Пак всегда относился к Чонгуку слишком трепетно, ждал, пока омега созреет на настоящие отношения, так может ждать только любящий человек. — Ты побыстрее оденься, а то мне не хотелось бы, чтобы кто-то видел тебя в таком виде. — Я не могу встать, — честно признаётся Чонгук. Его спина словно приросла к крышке стола. Через секунду Чонгук чувствует, как его подхватывают, помогают подняться. — Спасибо, — Чон натягивает брюки, заправляет рубашку, а затем поправляет растрепавшиеся волосы. — Я нормально выгляжу? — Прекрасно, — говорит Чимин. — Завтра я уезжаю. Радость Чонгука в тот же момент улетучивается. Он думал, что теперь его с Чимином ждёт хотя бы несколько дней нежностей после долгой разлуки, но теперь Пак куда-то уезжает, а это значит, что Чонгук совсем будет один, и даже засыпать ему придётся в холодной постели. — Куда? — В королевство Чон по делам… и да, ты можешь поехать со мной. — Да, да, я хочу, — в глазах Чонгука снова загорается радость. Он так давно не был в своём родном королевстве. А ещё он соскучился по семье. Раз уж они не приезжают к нему, то тогда он приедет к ним. Чон неожиданно крепко обнимает Пака, чуть ли не сбивая его с ног. — Ты лучший, спасибо. Оставшийся день Чонгук собирает некоторые вещи в поездку и засыпает он в объятиях Чимина слишком счастливым.***
Дорога до королевства Чон длинная, и это Чонгука изматывает. Вообще он не любит быть в дороге, потому что ему совсем не нравится, когда карета подскакивает на каждой кочке. Поэтому омега решает прилечь прямо на сидении, положив голову на ноги Чимина. Пак вроде и не против. Чонгук и не замечает, как засыпает. Снится ему что-то хорошее, светлое, но разобрать, что именно омега не может. Чонгук просыпается от лёгкого щекотания за ухом и мягкого голоса Пака. — Просыпайся, мы уже почти приехали. Чонгук тут же подрывается, смотрит в окно кареты и видит очертания знакомого замка. Сердце его радостно трепещет. Он безумно скучал по дому. Каждая улочка в окрестностях замка для него знакома, в детстве он часто сбегал, чтобы погулять по ним. А потом его отлавливали, грозились, говорили, что без охраны выходить за пределы замка опасно. Чонгук же тогда был совсем мальчишкой и не понимал всей серьёзности ситуации, а точнее, того, как относятся к обычным омегам. Когда Чон повзрослел, то уже мог спокойно постоять за себя, потому что меч в ножнах во время прогулок носил с собой всегда, и, наверное, поэтому ни один альфа ни разу к нему не приставал, потому что видел, что омега вовсе не беззащитный. Когда карета останавливается, Чонгук сразу же вылетает из неё навстречу к своей семье. Он обнимает отца, папу, а на Хосока чуть ли не запрыгивает. — Чонгук-а, ты сейчас меня завалишь, — со стоном произносит Хосок, от неожиданности ощущать такой груз. Он уже и отвык от того, что его младший брат бывает взбалмошным и может выкинуть всякие фокусы. — Хосок, стареешь, — произносит Чонгук, становясь на землю, ударяя кулаком в грудь брата. — В следующую нашу встречу уже будешь дряхлым стариком. Тебе определённо не хватает меня, чтобы держать себя в форме. Чонгук скучал по такой манере общения с братом. На званых вечерах не поговоришь вот так по-семейному, потому что это против строгих правил поведения в обществе. Чонгук оборачивается, чтобы посмотреть на Чимина, тот уже любезно беседует с отцом о каких-то важных делах. Всё-таки сюда они в первую очередь приехали не для родственной встречи, а для решения какого-то важного экономического вопроса. Чонгук не вдавался в подробности, для него было главное то, что он наконец смог посетить родные места. — Ну, что, Хосок-а, потренируемся на шпагах. Я теперь мастер в этом деле, — самодовольно произносит Чонгук. Быть может, он преувеличил насчёт мастера, но успехов в искусстве владения шпагой добился не малых. — Я горжусь тобой, — произносит Хосок, хлопая Чонгука по плечу. — Ну тогда пошли. Чонгук счастливо улыбается, он скучал по таким развлечениям с Хосоком.***
— Ты опять победил меня, — произносит Хосок, вставая с колен. Омега же убирает шпагу. — Я же говорю, дряхлеешь, — Чонгук смеётся. — Я сегодня такой счастливый. — А с Чимином ты разве не счастлив? — Чон слышит голос своего папы. За борьбой он совершенно не заметил, как тот пришёл в зал. — Счастлив… но мне скучно в замке. Чимин часто занят, и мне совершенно нечем заняться, спасают только уроки фехтования и книги. — Может быть, вам стоит подумать о пополнении. — Ладно, я тогда пойду, — произносит Хосок, понимая, что назревает разговор не для его ушей. Папа кивает. Чонгук от этих слов аж бледнеет. Пополнение. Ребёнок. Он ещё сам ребёнок, чтобы думать уже о своём сыне. — Родив, ты точно не будешь скучать. — Папа, мне всего лишь шестнадцать, зачем мне так рано рожать? — Знаешь, я в твоём возрасте уже был беременен Хосоком. — Понимаешь, я не хочу рожать ребёнка, чтобы скрасить своё одиночество. Дети должны появляться от чистой любви. Чонгук не верит в то, что говорит такие слова, которые словно вырваны из контекста сопливого романа. Но он вправду считает, что рожать ребёнка из-за скуки не самый лучший вариант, особенно в том случае, если ни отец, ни папа ещё не готовы к этому. Чонгук считает, что рождение ребёнка должно быть запланированным, а точнее стать следствием по-настоящему сильных и крепких чувств. Ведь рождённые не в любви дети, по мнению Чона, обречены с первых дней жизни на страдания. — А ты разве не любишь Чимина? — Я… Я не знаю, как назвать эти чувства, — честно признаётся Чонгук. — Ты не подумай, что я пытаюсь на тебя надавить с внуками, просто предложил, как вариант, — произносит папа более мягко. — А вообще, как ты? И Чонгук рассказывает всё, без утайки, потому что разговоров по душам с родным папой ему не хватало очень сильно. Конечно, у Чона всегда есть возможность поговорить с папой Чимина, но всё равно в общении с ним омеге приходится многое утаивать, потому что за некоторые подробности стыдно. — Тебе и вправду повезло с Чимином, — произносит в конце разговора папа. — Он у тебя замечательный. — Я знаю.***
После ужина Чимин и Чонгук поднимаются в покои, в которых омега жил большую часть своей жизни. Чонгук открывает дверь, осторожно заходит в комнату, понимая, что всё стоит на месте, как стояло до его отъезда. Словно почти года не прошло. И самое главное на полках не было ни единой пылинки, значит, прислуга убиралась, беспокоясь о том, чтобы всё сохранить на своих местах. — Довольно уютно, — говорит Пак, подходя к полке с книгами. — «Как устроен арбалет», — Чимин берёт книгу. — Чонгук, серьёзно? — Ну, а что ты ожидал? — недовольно спрашивает Чонгук. — Пособие о том, как быть прилежным омегой? — Нет, я думал, что на полках будет стоять много книг-романов, а тут всё про оружие, — Чимин просматривает взглядом все полки. — Я не люблю романы, — Чонгук осекается: — Не любил. — Тут книги о всех видах оружия... — Да, — Чонгук кивает. — Меня хоть завтра на войну. Теорию я знаю по всем видам оружия. Практика только меч, немного кинжал и теперь ещё шпага. — Я восхищён. — Как ты теперь понимаешь, такой омега, как я не может быть прилежным. — Глупости. Ты самый прилежный омега из всех, которых я встречал за свою жизнь. — И много же ты встречал? — Чонгук недовольно изгибает бровь, складывая руки на груди. — А ты что, ревнуешь? — Чимин ухмыляется. Чонгук лишь обиженно хмыкает. — Из всех омег, которых я встречал на свете, только ты вызвал у меня настолько сильные трепетные чувства. Чонгук опускает руки, смотрит на Чимина удивлённо, чувствует, как щёки горят, а сердце в груди стучит бешено. Пак подходит к омеге, легко целует в нос. Чонгук не уверен точно, но, кажется, он тоже любит Чимина.