***
У Намджуна начинается гон, как и предполагалось, но только течки у Сокджина не случается, и оба они удивляются этому, потому что хоть они братья, но в то же время связанные между собой альфа и омега, а значит метка должна оказывать хоть какое-то влияние, тем более обновлённая. — Я думаю в этот раз течки нет, потому что её и не должно быть по плану, — произносит Сокджин. — А в прошлый раз была? — Была… Но я не думаю, что это было из-за твоего гона, течка и так должна была быть в середине апреля. Выходит, родственные связи настолько сильны, что даже метки нипочём. — Это нам на руку. — Кстати, как себя чувствуешь? — Не волнуйся, тебя я распознаю, как нейтральный объект, — произносит Намджун. Вообще, если бы Ким дал волю своим мыслям, то он давно бы начал фантазировать о Субине. Но альфа держался, потому что обещал, что к себе не притронется во время гона, чтобы не смущать Сокджина. Но Намджун чувствует тоску по Субину, они уже не виделись три дня, а для альфы словно прошла вечность. И Ким понимает, что это сравнение очень сопливое, совсем не подходящее для воина, но именно оно чётко описывает все его чувства. — Хорошо, что хоть не вражеский, — Сокджин смеётся. — Знаешь, я всегда мечтал о старшем брате. Я не знаю, почему… Возможно, потому что мне нужен был пример, каким я должен был быть для Тэхёна. Я был ужасным братом, а Тэхённи… пускай отец и измывался над ним, но он вырос с чистой душой. Я помню, как я заболел, а он выхаживал меня, не спал ночами, повязки менял. Я тогда не оценил этого, потому что… глупый был. — Я не знаю, что сказать, но это, наверное, хорошо иметь братьев. Я рос в семье один, и мой отец… не король Ким, он воспитал меня, как родного, аж не верится, что он не был моим кровным отцом. — Ну, зато наш с Тэхёном отец особо не участвовал в воспитании, поэтому тебе даже повезло. — Не спорю, я ни о чём не жалею, — произносит Намджун. Даже сейчас, когда родители, вырастившие его, умерли, он безмерно любит их и тоскует по ним. — Кстати… как сын короля Чон? Сокджин после этих слов грустнеет. — Никак… Надеюсь, что когда-нибудь мы с ним встретимся. — Когда я найду способ, как ослабить влияние твоего отца, а возможно даже свергну его, то ты обязательно будешь с сыном короля Чон, — Намджун не говорит о том, что возможно для претворения своего замысла потребуется убить короля, потому что понимает, каким бы правитель королевства не был плохим отцом, Сокджин всё равно его любит. И омеге совершенно не понравится план, в котором возможна смерть его отца. — Спасибо. — Никогда не подумал бы, что буду свой гон проводить с братом, разговаривая о жизни, а не трахаться в борделе. — Вот она вся приятность семейных посиделок.***
Течка у Тэхёна на удивление заканчивается довольно быстро. И омега несказанно рад этому, потому что обычно этот не самый счастливый период занимал у него долгую неделю, сейчас всё обошлось всего лишь за три дня. Но только вот с концом течки пришло осознание того, что всё как-то неправильно получилось, быстро совсем. Тэхён хотел по-другому. Он хотел самостоятельно прийти к осознанию, что желает Юнги своим не только телом, но и душой, а не из-за действия течки, но жизнь всегда была не благосклонна к омеге, он уже привык. Сейчас Тэхён лежит абсолютно голый на кровати в объятиях спящего Юнги и пытается не думать о своей грязности. Ведь он не грязный. Грязных так не целуют, не касаются, не обнимают. Но всё равно на душе скребутся кошки. Юнги вовсе не властный, не колючий, наоборот, такой мягкий, чувственный и чуткий. И руки у старшего словно не от мира сего, и Тэхёну немного стыдно вспоминать о том, как и где Мин касался за эти несколько дней, и в те моменты это казалось таким правильным, да и сейчас Тэхён не жалеет обо всём, что с ними было. Потому что об этом нельзя жалеть. Сейчас Тэхён может наблюдать, наверное, самую милую картину в своей жизни, потому что Юнги спит так умиротворённо, обнимает его так крепко. И Ким не может сдержать улыбки, практически невесомо проводит своей ладонью по мягким волосам Юнги. Сколько за эти три дня Тэхён услышал: «я люблю тебя»? Не так уж и много, но зато каких чувственных. Хоть Ким и не понимал до сих пор за что его такого любить, но он был рад тому, что Юнги его любит. Вправду любит. Потому что чувствовать себя любимым очень приятно, пускай и до сих пор чуждо. Сколько Тэхён получил за это время нежности? Не измерить, Юнги его утопил в нежности, в любви, но до конца утонуть не дал, спас. О поцелуях Юнги можно слагать легенды, потому что тот знает, как и где прикасаться губами, чтобы голову сносило, а сознание уносило за пределы реальности. И у Тэхёна внутри, кажется, тоже разгорается вся эта нежность, любовь, и это так странно, так ново. И Киму снова нужно время, чтобы разобраться, точнее нет, принять другого себя, чтобы пуститься в разрастающиеся чувства с чистой головой, оставив прошлое позади. Ким не хочет, чтобы ему что-то мешало в начинании новой жизни. И Тэхён ещё рассуждал бы вот так, лёжа в тёплых объятиях, долгое время, но слышит, как Юнги начинает пробуждаться, ворочается, придавливает омегу больше к кровати, и Ким сдавленно охает. — Доброе утро, — произносит Юнги, поднимает голову на Тэхёна, и Киму кажется, что это слишком прекрасное зрелище. Растрёпанный, сонный Юнги, совсем какой-то домашний, и по нему не скажешь, что именно он стёр с лица земли целое королевство, по нему и не скажешь, что он может убить любого себе негодного, не почувствовав ничего. — Доброе, — и Тэхён чувствует лёгкое смущение, потому что сейчас они оба голые лежат в одной кровати, укрытые одним одеялом. И слишком много сейчас для них общего. И одна сторона Тэхёна говорит, что это правильно, а вторая осуждает. Ким устал уже от этих противоположностей. Ему бы пуститься с головой в новую жизнь, да только старые установки и по сей день дают о себе знать. — Твоя течка… — Она закончилась. И Юнги хмыкает как-то печально, сразу же отстраняется от Тэхёна, перебирается на свою половину кровати, чтобы не мешать ему. И Ким чувствует в этот момент странную тоску и желание вернуть всё назад, ему снова хочется утонуть в объятиях Юнги, продлить это мгновение счастья хотя бы ещё на несколько минут. — Я хочу сказать… Спасибо за помощь, — и Тэхён понимает, что это совсем не те слова, которые он должен говорить после этих трёх дней нежности, ласок, но на другие он пока что не способен. — Не за что. Ты проси, если нужно, — голос Юнги звучит отстранённо. И Тэхён понимает, что, наверное, обидел того, ведь Мин твердил все эти дни своими словами, действиями о своей сильной любви, а Ким втаптывает все эти признания в землю своим вежливым «спасибо». — Я, наверное, пойду… Прости. Мне нужно побыть одному… несколько дней, — произносит Тэхён, запинаясь. Сейчас Киму слишком неловко из-за сложившейся ситуации, он боится оставаться в королевских покоях не потому что стыдится Юнги, а потому что боится сказать ещё чего-то лишнего и обидного. — Да, конечно. Тэхён вылезает из-под одеяла, быстро подбирает с пола сброшенную им сорочку и накидывает на себя. Юнги на него не смотрит, наверное, не хочет смущать. — До встречи… — произносит Тэхён, Юнги же ничего не отвечает, лежит, укутавшись в одеяло, омега думает, что тот снова заснул. Когда Тэхён скрывается за дверью, Юнги может наконец выдохнуть. Внутри у него всё раздирающе болит. Он все эти дни пытался дарить свою копившуюся годами нежность, целовал так аккуратно, и в награду мог довольствоваться сладостными вздохами и стонами. Теперь же это просто очередное воспоминание. «Спасибо за помощь». Эти слова почему-то режут по живому. Юнги думал, что Тэхён чувствует к нему хоть что-то, ведь совершенно противных людей так не целуют, не обнимают. Сколько можно вспомнить моментов спонтанной нежности Тэхёна, которая проявлялась и без течки. И Юнги думал, что после течки, они окончательно сблизятся, поставят конец всей этой драме. Но Тэхён просто поблагодарил за помощь. Поблагодарил за любовь. И Юнги думает, что, наверное, он только благодарности за свою никчёмную любовь и достоин, ведь он слишком чёрный, ужасный человек, чтобы кто-то смог полюбить по-настоящему такого, как он. А Мин надеялся, что у Тэхёна хватит сил, потому что Ким, наверное, самый крепкий духом из всех омег. Он не сломался после всего пережитого. Он был сломлен, но восстановился, возродился из пепла, а сейчас уже почти смог расправить свои крылья. Тэхён изменился, стал более открытым, улыбчивым. Юнги это нравится, и он надеялся, что новый Ким сможет всё-таки испытывать к нему чувства. Мин Юнги никогда не думал, что любить будет настолько больно и трудно. Он никого не любил до Тэхёна. И Ким подарил Юнги как счастье от испытываемых чувств, так и горе. Мин по-настоящему рад, когда видит улыбающегося Тэхёна, а также чувствует всю боль младшего, когда тот переживает из-за чего-то. Юнги никогда не думал, что станет настолько чувствительным. Юнги надеется, что Тэхён не замкнётся после проведённой вместе течки, не оттолкнёт снова, не заставит проходить весь кропотливый путь сближения заново. Мин готов подождать, сколько нужно, главное, чтобы после он смог снова проводить вместе время с Тэхёном. Мин чувствует приближающийся гон. И он надеялся, что возможно Тэхён проведёт его с ним, ведь думал, что течка Кима будет на несколько дней дольше. Но теперь омега не решится больше на такой шаг. Юнги и не заставляет. Мину придётся ублажать себя самостоятельно, прокручивая в памяти все стоны и изгибы красивого тела Тэхёна, потому что теперь Мин больше никогда не ступит на порог борделя, ибо смог обладать и чувствовать самого прекрасного Кима, с которым не сравнится ни один омега на континенте.***
Тэхён не видится с Юнги больше недели. И за это время Ким тысячу раз проигрывает моменты с Юнги в своей памяти. У Тэхёна перед глазами то, как Мин осторожно и не спеша рыхлит землю под растениями, чтобы не причинить им вред. Вообще, ещё полгода назад Ким даже не думал, что альфа способен на такие аккуратные действия по отношению к цветам. Юнги может показаться на первый взгляд холодным, отталкивающим человеком, но внутри души он добрый, потому что злые не будут так заботиться о растениях. У Тэхёна в голове моменты, когда он лечил Мина, и тот, оказывается, бывает ещё совсем ребёнком, который не хочет пить противные лекарства. И Киму приходилось всегда идти на хитрость, подслащивая их. Тэхён вспоминает тот момент, где Юнги говорит ему о том, что очень сильно любил роман, персонажи которого жили в идеальной вселенной. И Ким убеждается в очередной раз, что такой человек, как Мин, способен на сопереживания. И он тоже хочет получить любви. Тэхён осознаёт, что последняя часть мантры: «Мне нравится целовать Юнги. Мне нравится заботиться о нём. И я совершенно не испытываю никаких романтических чувств к Юнги» с оглушительным треском рушится, потому что Ким испытывает. Это навряд ли ещё любовь. Возможно симпатия, но такая явная и яркая, греющая внутри и рвущаяся наружу. Тэхён понимает, что Юнги оступился один раз. Ким помнит, чем закончилось всё это. Но сейчас это воспоминание ощущается, как страшный сон. Тэхён никогда не испытывал ненависти к Юнги, но сейчас Ким готов сказать, что готов продолжать сближаться с Юнги снова. Он не хочет больше бежать. Тэхён хочет достичь абсолютной внутренней гармонии в зарождающихся правильных отношениях с альфой. Юнги не принял Тэхёна за шлюху, когда тот попросил провести с ним течку. Мин подарил Киму только лишь нежность и никакого осуждения. Тэхён чувствует огромное желание увидеться с Юнги, но у того начался гон. И Ким каждой клеточкой своего тела почему-то ощущает желание альфы. Но сейчас Тэхён не готов к интимной близости до того момента, пока он не достигнет полного принятия своих душевных чувств. И Тэхён благодарен судьбе за то, что та не решила преподнести ему «подарок» в виде второй течки из-за гона Юнги. Видимо, организм Кима решил его не насиловать. И это единственный раз, когда жизнь решила его пощадить и дать передышку.***
Юнги решает встретиться с Тэхёном после того, как его гон заканчивается. Он соскучился по омеге, хотелось поскорее услышать приятный голос того. Мин надеется, что Тэхён не оттолкнёт его. Альфа, как и предполагал, находит Тэхёна в саду. Хорошо, что Кима хотя бы искать долго не нужно. — Здравствуй, — произносит Юнги, и Тэхён сразу оборачивается. На лице омеги тут же появляется радостная улыбка, и Мин думает, что это хороший знак. — Здравствуй, — голос Тэхёна такой тёплый, красивый. И Юнги думает, что если бы у него была возможность слушать омегу постоянно, то он ни за что бы это не упустил. — Как ты? — Я в порядке, — Тэхён не перестаёт улыбаться. — Скоро распустятся тюльпаны. — В этом году на удивление очень тепло. Начало мая и вправду выдалось довольно тёплым для северных краёв. Обычно в это время только начинает сходить снег, в этом же году природа словно подстраивалась под оживление души Юнги. — Я подумал вот… — Тэхён запинается, краснеет, нервно разминает свои пальцы. И Юнги кажется, что это слишком мило. — Я не знаю, как сказать. Юнги прищуривается, пристально смотрит на Тэхёна, спускает взгляд с лица омеги на шею, видит, как нервно дергается кадык того. Ким очень сильно волнуется. — Мне хватило времени, чтобы переосмыслить всё, и я хочу двигаться с тобой дальше. Конечно, я ещё не готов к полноценной интимной близости без течки, но мне просто хочется проводить время с тобой. Мне нужно до конца привыкнуть к этому. Если ты, конечно, не против уделять мне время… И Юнги думает только лишь об одном, как он может быть против самого лучшего предложения, из всех которые он слышал за свою жизнь? Мину не нужно тело Тэхёна, пускай то и красиво, он хочет быть рядом с Кимом, чувствовать его на ментальном уровне. И для Юнги — человека, который раньше видел спасение в сексе, немного странно хотеть с кем-то психологической близости, а не плотской. — Я не против, — произносит Юнги. И Тэхён подходит к Мину, обнимает его, утыкаясь головой в грудь. Юнги кладёт свои руки на спину омеги, аккуратно ведёт ими вверх. Юнги кажется, что от Тэхёна сейчас пахнет совсем не спелыми вишнями, а цветущими бутонами, хотя и этот запах слишком прекрасный. И Мин только сейчас понимает, что даже во время течки его уже не привлекал так сильно запах Тэхёна, он просто хотел с ним стать ближе, а не насытить своего внутреннего альфу. — В городе будет весенний праздник. Мы можем сходить, — произносит Юнги. Вообще, праздники совершенно не созданы для него, но он помнит, как Тэхёну понравились проводы осени. Тогда омега впервые улыбнулся за всё их знакомство. — Да, да, я хочу.***
На весеннем празднике Тэхён ведёт себя более раскрепощённо, без стеснения держит Юнги за руку и тянет его, куда вздумается. Мину же приходится быть порасторопнее, чтобы поспевать за своим активным омегой. На них все смотрят так странно, удивлённо, и Мин старается не обращать на это внимание. Он понимает, что для населения его королевства совсем чуждо видеть своего кровавого короля, не только веселящегося в кругу обычных людей, но и бегающего от прилавка к прилавку под руку со своим омегой. Тэхён покупает маленькие побрякушки, камушки, тряпичные куклы, совсем бесполезные, но милые вещи, и сразу же отвечает на не озвученный вопрос: «Я не знаю, зачем мне это нужно, но они мне очень нравятся». И Юнги беззвучно кивает, Тэхён мог бы и не объясняться, Мин в любом случае купил бы всё, что захотел бы омега. — Пошли на озеро, — кивает Тэхён в сторону водоёма, когда они выходят из рынка. И Юнги соглашается, потому что в этот момент Ким особенно крепко сжимает его ладонь. Когда они приходят на берег, Тэхён сразу же начинает рвать одуванчики, которых слишком много, и, набрав букет, без стеснения садится на траву, подминая ноги под себя. Юнги же садится рядом, совсем не щадит свои парадные брюки. Тэхён увлечённо начинает плести венок, а Мин смотрит на умелые действия омеги. Тэхён аккуратно соединяет стебельки, и Юнги совсем не понимает, почему те не рассыпаются, потому что не успевает следить за быстрыми движениями пальцев омеги. У Тэхёна все руки грязные, в соке, но того это совсем не волнует, он продолжает плести венок, прикусывает нижнюю губу, изредка трёт кистью свой нос. — Готово, — произносит Тэхён, когда он соединяет два конца венка, а затем погружает себе на голову. Немного криво. — Я поправлю, — предлагает Юнги и наклоняется к омеге. И когда он выравнивает венок, то словно замирает, так и остаётся в нескольких миллиметров от лица Тэхёна, и в голове Юнги, только мысли о том, что если сейчас он не поцелует омегу, то будет жалеть до конца жизни. У Тэхёна губы красные, немного искусанные и такие манящие. И Мин поддаётся вперёд, легко касается чужих губ, давая возможность отпрянуть, но Тэхён отвечает. И Юнги пододвигается ближе кладёт свою ладонь на щеку омеги, а сам чувствует, как Ким притягивает его за шею, сжимает ворот пиджака своими ладонями. Юнги осторожно кладёт ладонь на талию омеги, пускай несколько дней назад он мог трогать Тэхёна везде, где хотел, но сейчас он снова должен спрашивать разрешение на свои действия. Тэхён углубляет поцелуй. Тэхён сам. И Юнги не верится, что именно омега проявляет сейчас инициативу, а в душе снова восстанавливаются руины разрушенных надежд. Быть может, Тэхён что-то чувствует к нему, но просто нужно время. И они целуются. Целуются. Неторопливо. Наслаждаясь. Юнги несильно сжимает талию Тэхёна, и тот тихо стонет сквозь поцелуй, больно кусает альфу за губу, а затем проходится языком по покалеченному месту. Юнги думает, что это сон. Или возможно всему виной чёртов сок из одуванчиков, потому что в реальной жизни, без течки Тэхён не может быть таким чувственным. Или может? — Я испачкал тебе весь воротник, — произносит Тэхён, когда внезапно отстраняется, и Юнги хочется взвыть от этого, потому что он только вошёл во вкус поцелуев, только начал осознавать реальность происходящего. У Тэхёна сейчас щёки красные и дыхание такое сбитое. И Юнги кажется это красивым, потому что именно поцелуи с ним довели омегу до такого состояния, и это не может не льстить его сущности альфы. — Ничего страшного. — Хочешь, сплету и тебе венок? И Юнги хочет отказаться. Хочет сказать, что не готов пачкать свои волосы, но не может, потому что отказать Тэхёну не в его силах. И Мин ненароком вспоминает слова своего советника о том, что омега вьёт из него верёвки, заставляет делать то, что неподобаемо королю. И Юнги не против, потому что Ким Тэхён занял всё его сердце. — Да, конечно. Тэхён улыбается в ответ, приподнимается и начинает чуть ли не вприпрыжку собирать цветы. Юнги думает, что это, наверное, и есть счастье, наблюдать за тем, как человек, которого ты любишь, радуется.***
Чонгук замирает, когда видит, как Чимин спускается в столовую по лестнице. Альфа гордо идёт, расправив плечи, взгляд его такой тяжёлый, и раньше Чону это нравилось, потому что так Пак смотрел на прислугу, теперь тот смотрит и на него так же. И от этого по всему телу проходится неприятный холодок. Чонгук вздрагивает, поправляет свою растянутую шерстяную кофту, кутаясь. Сейчас уже была почти что середина мая, а Чону всё равно было как-то холодно, и он не стремится переходить на лёгкие блузки. Когда Чимин и вправду заходит в столовую, а не сворачивает в коридор на первом этаже, сердце омеги ускоряет темп, а дышать он чуть ли не забывает. Пак давно не спускался на совместный ужин с того самого дня, как умер его папа. И Чонгук ждёт, что Чимин поднимет на него взгляд или хотя бы коротко взглянет, но он молча садится за своё место напротив Чонгука, Пак смотрит пустыми ничего не выражающими глазами вдаль, пододвигает поставленное блюдо и берёт в руки столовые приборы, а Чон чувствует от этой безразличности очередной укол. И куда ещё колоть, если вся душа за эти чертовы два месяца изранилась вся? Но Чимин в очередной раз находит уязвимое место. И ранит, чуть ли не насквозь. И сейчас Чонгук чувствует очередной прилив негативных эмоций, который заставляет скапливаться слёзы в глазах, но он пытается сдержаться, чтобы в очередной раз не расплакаться. Чон уже и не вспомнит тот день, когда он не плакал. Ребёнок начинает снова усердно толкаться, будто бы чувствуя всю напряжённость обстановки. — Ты как? — внезапно спрашивает Чимин. И голос его всё такой же отстранённый, и Чонгук думает о том, что лучше бы альфа не спрашивал ничего, лучше бы молча поели. Теперь Чон не сдержится, сорвётся, выплеснет все свои эмоции, а затем скроется в королевских, теперь уже только его покоях. Чонгук поднимает свой взгляд на Чимина, смаргивает слёзы, разминает свои пальцы, а затем несильно теребит край кофты. — Тебя это волнует? — Чонгуку не до формальностей. Ему плевать, что их слушает несколько бет из штата прислуг. Чимин удивлённо изгибает бровь, откладывает приборы на тарелку, а затем произносит: — Конечно, волнует. Ты же мой супруг, ты носишь моего ребёнка. И Чонгук нервно сглатывает. Всего лишь супруг, который носит ребёнка. И вроде бы Чимин сказал всё по факту. Но почему-то эти слова болезненно режут где-то внутри, потому что Чонгук помнит, как Пак ласково называл его малышом, говорил чуть ли не каждый день о том, что он любит его, но сейчас любовью и заботой даже не пахнет. Лишь отторжённость и холод. Чонгук решает, что сейчас лучше предотвратить очередную перепалку. Ему есть, что сказать. И он хочет выговориться, но сил на то, чтобы кричать уже нет. Да и бесполезно, Чимин его не слышал на протяжении этих двух месяцев и навряд ли услышит сегодня. Чонгук вытирает губы и пальцы салфеткой и встаёт из-за стола. — Спасибо за ужин, — коротко отвечает Чонгук, бросая на Пака грустный взгляд. И альфа вроде как подрывается, но нет, Чону показалось. Чимин так и сидит на месте. — Ты ничего не поел, — в голосе Чимина впервые прослеживаются хоть какие-то эмоции, и в данный момент — беспокойство. — Тебе нужно есть, ребёнку нужно. — Вот только не нужно прикрываться ребёнком, пожалуйста, хватит! — Чонгук повышает голос, потому что всё-таки не сдерживается. Чимин на протяжении двух месяцев не следил за тем, спит ли Чонгук, ест ли он нормально, а тут решил проявить малейшую заботу. Чон конечно в глубине души рад этому, но он понимает, что после этих секунд «счастья» последует очередное бремя страданий. И Чонгук думает, что стоит всё-таки сказать, что он чувствует, попытаться достучаться до Чимина, возможно, вернуть. — Тебе нужен ребёнок, как наследник, я это понимаю, но хватит говорить так, словно тебе и вправду есть дело до нас. — Я не делаю вид, меня и вправду волнуешь ты и наш сын, — Чимин поднимается со стола, но к Чонгуку так и не подходит. И Чон думает, что так оно и лучше, так будет легче высказать всё. Теперь Чимин его не выгонит, это не его кабинет, а столовая, и значит Чонгук волен говорить всё, что хочет и ему совершенно плевать, что эту перепалку слушает прислуга. — Не нужно врать, Чимин, пожалуйста, — шепчет Чонгук, чувствует, как по щекам начинают стекать горячие слёзы. — За последние два месяца ты ничего не сделал, совершенно ничего. Я не прошу о гиперзаботе, но хоть поговорить со мной можно было бы, уделить хотя бы несколько минут в день, — и Чонгук не верит, что говорит об этом. Если раньше ему было мало и целого дня, проведённого вместе с альфой, то сейчас он готов на несколько минут, только вот, чтобы те были в тёплой и спокойной атмосфере. — Ты же знаешь, я занят. И Чонгуку хочется истерично смеяться от этих слов, потому что уже накрывает. Чон чувствует, что ещё слово Чимина, и он просто получит нервный срыв, сломается. Чонгук взрастил слишком сильную любовь к альфе в своём сердце, и именно поэтому сейчас так больно терпеть холод и эти колкие фразы. Пак делает вид, что всё нормально, что так и должно быть, но это абсурд. Чонгук не хочет слышать эти слова призрачного утешения. — Если ты больше не любишь меня, то скажи, просто скажи, а не выкручивайся, — и Чонгук видит, как Чимин открывает рот, чтобы что-то сказать, в очередной раз прыснуть лживой фразой поддержки. — Не перебивай! Если ты видишь в нашем ребёнке только наследника, тоже скажи. Не ври, пожалуйста. Я лучше обратно уеду домой, пусть на мне будет клеймо брошенного омеги, но я устал уже от всего этого. Ты сможешь видеться с нашим сыном, когда тебе захочется. Но, пожалуйста, хватит мучить меня, я уже не могу держаться, — Чонгук вытирает слёзы с щёк рукой, шморгает, чувствует, как тело его всё дрожит. — Не нужно говорить чушь, — Пак делает осторожные шаги в сторону Чонгука. — Что ты себе уже напридумывал? — Напридумывал… Прекрасно, замечательно, — Чонгук нервно смеётся. — Если ты считаешь это бредом, то просто вспомни, как ты вёл себя все эти два месяца. Ты просто наплевал на меня, на нашего ребёнка, оставил, бросил… — и Чон чувствует, как боль в грудной клетке достигает своего пика. Только что он признал вслух, чего страшился все эти два месяца. Что если он и вправду наскучил Чимину? Что если альфа выпроводит его из своего замка? И только сейчас Чонгук понимает, что если Чимин и вправду это сделает, то он потеряет весь смысл своей жизни, сгниёт внутри. Чонгук взрастил слишком сильную губительную любовь к Паку, которая вытекла в душащую привязанность. Чонгук чувствует сильный толчок в живот и сгибается чуть ли не пополам, хватается за крышку стола, чтобы не упасть. — Чонгук! — срывается Пак, быстро преодолевая расстояние, пытаясь поддержать Чонгука. — Не трогай меня! — кричит Чонгук. Он не хочет, чтобы Чимин его касался, после всех этих слов он ничего уже не хочет. Если Чимин уже остыл к нему, то лучше уехать подальше к родителям, к Хосоку, они помогут. И пускай Чонгук и умрёт внутри после этого, но он хочет надеяться, что Пак будет счастлив без него. Ведь отношения губительны, когда любит только один. — Чонгук… И Чон чувствует очередной толчок в животе и вскрикивает, ноги слабеют, и он не чувствует опору, падает. Но на этот раз Пак успевает предотвратить удар головы о пол. У Чонгука всё как в тумане, он смотрит на замыленный мир, видит перед собой Чимина, чувствует, как тот нежно гладит его по волосам. У Чонгука в ушах звенит, кажется, или, возможно, шумит всполошившаяся прислуга, он точно не уверен. Но главное то, как Пак его касается, так осторожно, прям как раньше, и Чонгук всхлипывает. — Малыш, всё будет хорошо, ты только смотри на меня, сейчас лекарь придёт и всё будет хорошо, — Чонгук слышит обеспокоенный голос Чимина такой мягкий, тёплый. И Чон не знает, почему начинает плакать сильнее то ли от нарастающих болей, то ли от того, что он очень сильно скучал по такой интонации Пака. И Чонгуку хочется сказать, что он любит Чимина до сих пор, так сильно, душаще, и что он не сможет вот так без него, но слова застревают где-то в горле, а вместо них раздаётся оглушительный крик. Чонгуку кажется, что живот его сейчас вспарывают тысячи ножей, и омега пытается наклонить голову, чтобы убедиться, нет ли крови. Но не может, потому что силы вдруг все покинули его. Чонгук только может положить руку на большой живот в попытках успокоить малыша. И омега чувствует, как его ладонь накрывает чужая, но такая родная пакова, но только на этот раз ребёнок уже не унимается, продолжает толкаться. — Всё будет хорошо… — последнее, что слышит Чонгук перед тем, как погрузиться во тьму.***
Чимин не спит всю ночь, стоя ждёт возле покоев, изредка разминая ноги при помощи ходьбы. У Пака дрожат руки от волнения и страха. Всё усугубляет то, что лекарь не выходит из покоев уже несколько часов, а душераздирающие крики Чонгука не прекращаются. У омеги уже сиплый голос, но он продолжает вопить. И Паку страшно представлять, что делают с Чонгуком за дверью, как его мучают, раз уж тот так надрывается от боли. Чимину страшно за Чонгука. И страх этот липкий охватывает всю душу, медленно уничтожает светлые проблески надежды на счастливый исход. Чимин не хочет думать о том, что он может потерять Чонгука, потому что если это случится, то альфа не переживёт. Он слишком сильно любит омегу. Пак всегда стремился оберегать Чонгука: ставил интересы Чона выше своих, потакал любой прихоти только, чтобы увидеть улыбку своего милого Гуки лишний раз. Чимин отдал своё сердце Чонгуку, став полностью зависимым от него. Пак возвысил омегу, поставил его счастье выше государства. И даже, когда Чимин был вынужден оставить Чонгука, он делал это ради того, чтобы снова уберечь своего супруга. У Пака ослабляется контроль над своими эмоциями во время сильных моральных потрясений, и если бы Чон был рядом с ним все эти месяцы, то Чимин непременно бы его погубил. Паку становится холодно от мысли, что его малыш Гуки мог подумать о том, что его разлюбили. Хотя если анализировать всё поведение альфы на протяжении этих двух месяцев, можно и вправду прийти к этому выводу. Но отстранённость Чимина — очередная защитная реакция. Если бы он не был холодным, то вообще не смог бы говорить с Чонгуком, пусть даже не в самой доброжелательной обстановке, всё это время. Чимин — странный человек со своими заморочками, установками. И он не привык никому открывать душу, даже Чонгуку. Когда омега просил его о разговоре по душам, Пак раздирал свою душу, прогонял своего любимого Гуки для того, чтобы уберечь от всей этой грязи. Беременному Чонгуку незачем было волноваться лишний раз. И сейчас Чимин понимает, что их отношения с Чоном далеко не близки к идеальным, у них много недосказанности, и это нужно искоренять. У Пака есть с кого брать пример, его родители прожили в полной идиллии и взаимопонимании только лишь потому, что ничего не скрывали друг от друга. Чимину тоже следует научится открываться перед Чонгуком, чтобы тот стал для него не только супругом, возлюбленным, но и другом. И Пак надеется, что у него ещё будет время, чтобы исправиться. Он не успел попрощаться с папой, потому что слишком поздно очнулся. Теперь же Пак рассчитывает на то, что не опоздал. Чимин пытался уберечь Чонгука, но загнал того ещё больше. Именно из-за того, что он огородился, сейчас Чон испытывает адские боли. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь именно из-за благих намерений Чимина Чонгук испытал столько моральной боли и сейчас мучается. У Чимина всё внутри стынет, когда он слышит очередной надрывный крик Чона. Как бы Пак хотел забрать все страдания Чонгука себе, чтобы тот не чувствовал больше боли. Чимин вытерпел бы. Чонгук же нежный, совсем не созданный для боли, хоть он и божится о том, что он один из самых крепких омег. И Пак наполовину согласен с этим — Чонгук действительно крепок силой духа, ведь смог пережить столько страданий, но всё равно Чону необходима поддержка, а Чимин так бесчувственно лишил омегу этого. Пак замирает, отшатывается от стены, когда слышит в покоях уже не крик Чонгука, а детский плач. У Чимина сердце чуть ли не останавливается, и он нервно сжимает кулаки в ладонях. Родился ребёнок. Чимин и не думал, что на рассвете он станет отцом. — Ваше Величество, у Вас родился альфа, — произносит бета, когда выходит через некоторое время из покоев со своими помощниками. — Пусть и недоношенный, но довольно крепкий. Крепкий альфа. Чимин мог только об этом мечтать. Чонгук сделал для него самый прекрасный подарок. Чимин чувствует, как в уголках глаз сами скапливаются слёзы, на этот раз счастья. Только потом до Чимина доходит осознание, а как же его Гуки? Он же должен был справиться, должен был вынести всю эту боль, он же сильный. — А Чонгук? С ним всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Чимин. — Господину Чонгуку нужно время, чтобы прийти в себя, но его здоровью ничего не угрожает. И Пак улыбается. Всё и вправду обошлось. Внутри расплывается тёплое чувство облегчения и желания поскорее увидеть Чонгука и своего новорожденного сына. Пускай, возможно, Чонгук не захочет с ним больше говорить, но сейчас главное, что омега жив. — Спасибо, — альфа благодарит за труд бету, ведь именно он позаботился о том, чтобы Чонгук смог разродиться. — Я могу к нему зайти? — Да, только поменьше разговоров, а негативные вообще запрещены, — и лекарь делает акцент на последней части фразы, и Чимин не удивляется этому, наверняка, теперь все слуги знают об их крупной ссоре с Чонгуком накануне. Пак кивает, заходит в покои. И взгляд его сразу падает на детскую кроватку, в которой лежит маленький белый свёрточек. Чимин смотрит на своего только что родившегося сына, и чувствует, как внутри него разгорается счастье и любовь к этому малышу. И как Чонгук мог подумать, что он видит в ребёнке только лишь наследника. И Чимину хочется подержать новорождённого, но он понимает, что сейчас явно пока что нельзя. Пак переводит взгляд на Чонгука. Тот выглядит уставшим, бледным. И Пак чувствует внутри очередную волну нарастающей вины, если бы не он, то у Чонгука не начались бы преждевременные роды, а значит тот бы не мучился так сильно. Чон измученно смотрит на него, но уже без ненависти в глазах, как это было во время их ссоры. Чимин делает неуверенные шаги в сторону кровати, на которой лежит омега. Сейчас Пак боится больше всего быть отвергнутым, но если Чонгук это сделает, то будет прав. И Чимин готов вымаливать у Чона прощение, ползать у него в ногах, только чтобы тот смилостивился над ним. Пак садится аккуратно на край кровати, чтобы не раскачивать лишний раз перину. — Прости меня, пожалуйста, — эти слова для Чимина кажутся самыми важными, и он давным-давно должен был их произнести, а не тянуть до данного момента. Пак берёт в руки ладонь Чонгука, сжимает её. — Я так сильно виноват перед тобой. — Я выиграл, — измученно произносит омега. И Чимин не понимающе смотрит на Чонгука. — У нас родился альфа. Я же тебе говорил. Пак хмыкает, наклоняется и аккуратно целует ладонь Чонгука, потому что омега сейчас выглядит по-настоящему хрупким, приложишь лишнюю силу — рассыплется. У Чона кожа холодная, но всё равно такая приятная, Чимин скучал по этим ощущениям и касаниям. — Давай назовём нашего сына Чониль, если ты не против, — шепчет Чонгук. Чимин отстраняется от ладони губами, но руку не отпускает и чувствует, как Чон слабо трёт пальцем по его коже. — Истинное солнце, — говорит Чимин. И ему кажется, что это имя очень символично для их сына, ведь он появился на свет на рассвете не только нового дня, но и души Чимина. — Красивое имя. Я не против. Чонгук через силу улыбается. — Я посплю, — сипло произносит Чонгук. — Да, конечно, тебе нужно отдохнуть, — отвечает Чимин. — Спасибо за сына. Чонгук слабо кивает, закрывает глаза. Сейчас ему явно не до разговоров, ведь за эту ночь Чон пережил одно из самых трудных испытаний в своей жизни — рождение ребёнка. Чимин остаётся сидеть рядом, сторожить чуткий сон омеги.***
Пак просыпается от ощущения лёгких аккуратных поглаживаний по волосам. Он тут же открывает глаза и осознаёт, что заснул на краю кровати, практически у самых ног Чонгука. Чимин поднимает голову и встречается со взглядом Чона, но на удивление не видит в нём никакой обиды, отторжения. Чонгук смотрит на него так же, как и до смерти папы, до всего этого ужаса. У Чона взгляд измученный, но всё равно тёплый, согревающий. — Доброе утро… — неуверенно произносит Чимин. Он не знает, как вообще начинать сближаться с Чонгуком. Он будто бы заново вернулся в тот день, когда приехал в королевство вместе с боязливым омегой и не знал, как вообще нормально начать разговор. — Точнее, добрый вечер, — Чонгук хмыкает, поворачивая голову в сторону окна. Солнце уже заходит за горизонт. Чимин точно проспал несколько часов. — Ты как себя чувствуешь? — спрашивает Пак, приподнимаясь и садясь на кровать. — Я в порядке. Чониль тоже, его уже даже кормили. Жаль, что сейчас у меня нет сил самостоятельно справляться с уходом за ним, — Чонгук печально вздыхает, смотрит на кроватку, в которой спокойно спит младенец. — Ты быстро встанешь на ноги. Ты у меня сильный, — и Чимин осекается на словах «у меня». Стоит ли сейчас присваивать Чонгука себе после всего случившегося? Имеет ли вообще Чимин на это право? — Не сомневаюсь. — Прости меня за всё, — виновато произносит Чимин. Сейчас он должен извиниться снова, объясниться и раскрыться перед Чонгуком полностью, пускай и с опозданием. — Мне нужно было время, чтобы побыть одному, ведь именно так я справляюсь с жизненными трудностями. — Чимин… Ты мог мне хотя бы сказать, что это твоя защитная реакция. «Мог», — раздаётся в голове Чимина. Но почему же он это не сделал? Он доверяет Чонгуку, но в очередной раз он решил, как и в свои шестнадцать, замкнуться и перенести бурю в одиночестве, совсем забыв, что теперь от него напрямую зависит жизнь его супруга. — Я не привык никого грузить, и, особенно, я не хотел обременять тебя. А ещё я плохо контролирую агрессию во время таких периодов, и я пытался уберечь тебя от себя. Знаешь, возможно, ты разочаруешься после того, как я расскажу тебе, что произошло после смерти моего отца, когда мне было шестнадцать, — Чимин нервно сглатывает, ловит на себе удивлённый взгляд Чонгука, в котором читается желание узнать правду. И раз уж Чимин хочет, чтобы в будущем их отношения с Чоном были основаны полностью на доверии, то сейчас ему нужно открыть скелет в шкафу. — После того, как умер отец, я замкнулся в себе. Читал книги, ходил на тренировки, но с папой не общался. Тот волновался за меня, и в один день, когда он решил проведать меня, я чуть было не накинулся на него, но вовремя осознал, что я делаю. Я уже был готов ударить собственного папу. Гнев, печаль, отчаяние полностью застелили мой разум, и я не отдавал отчёт. Знаешь, когда ты ко мне приходил, я выгонял тебя, кричал, потому что чувствовал, что если ты не оставишь меня одного, я сорвусь. А я не хочу причинять тебе боль, ведь ты самое дорогое, что у меня есть. Чимин чувствует, как его ладонь берёт в руку Чонгук, несильно сжимая. — Мы просто должны были поговорить, хотя бы один раз. Ты мне всё разъяснил бы, и я понял бы. Оставил бы тебя, а сам не убивался так сильно, ведь я же напридумывал себе всяких страшных вещей, потому что мне было больно чувствовать твою отстранённость. Я же пытался быть рядом, пытался поддерживать, думал, что так будет лучше. — Ты правильно мыслил, это нормально хотеть помочь человеку в трудной ситуации. Это просто я какой-то неправильный со своими странными заморочками, — произносит Чимин. — Я не могу даже представить, сколько боли я тебе принёс, и не знаю, могу ли я вообще рассчитывать на твоё прощение после этого. Я не должен был оставлять тебя одного, должен был держаться, бороться со своими демонами, но быть рядом с тобой до конца беременности, чтобы не подвергать тебя лишнему волнению. — Всё же обошлось, — Чонгук слабо улыбается. И Чимину хочется возразить, что если бы Чонгук погиб во время родов, что если бы они потеряли ребёнка. Чимин бы тогда не простил себя за свою халатность, никогда бы в жизни. — Когда ты вчера кричал от боли, я понял, что не хочу тебя терять ни в коем случае, — шепчет Чимин. — И на мгновение я думал, что это конец. — Если честно, я и сам в тот момент ощущал себя так, словно вот-вот, и я покину этот мир, но меня держали мысли о тебе и о нашем ребёнке, они придавали мне сил. И я смог вытерпеть всю эту боль. — Прости, прости меня, — Чимин наклоняется, начинает покрывать поцелуями внутреннюю и внешнюю сторону ладони. — Знаешь, я, наверное, самый глупый маленький омега раз уж не держу на тебя зла. — Спасибо. Пожалуйста, больше никогда не думай, что я тебя разлюбил. Я люблю тебя и буду любить вечность. Чонгук на это лишь улыбается, ничего не отвечает. Чимину всегда казалось, что «вечность» понятие слишком громкое, которым можно бросаться во все стороны. Но Чонгука он и вправду готов любить целую вечность, до скончания своих лет, потому что по-другому быть и не может.***
Тэхён дурно чувствует себя последнюю неделю. Аппетита совсем нет, а если пытаться засунуть в себя хоть что-то, то это сразу же отторгалось организмом. Тэхён не знает, что с ним происходит, вроде бы и здоров, но всё равно что-то не так. Быть может, отравился? Хотя вроде ел всё свежее, да и не должен был, ведь вся королевская еда дегустируется. — Ты бледный очень, — обеспокоенно произносит Юнги перед сном. — Ты случайно не заболел? — Мин тянется ладонью ко лбу Кима, аккуратно касается, а затем убирает руку. — Вроде бы температуры нет. — Может быть погода, — отвечает Ким. Последние дни лил дождь. Сильный, но почему-то тёплый. — Сходи завтра к лекарю, а то я волнуюсь за тебя. — Хорошо, схожу. Юнги наклоняется, оставляет ночной поцелуй на щеке омеги, а затем встаёт с постели. Тэхён не хочет, чтобы Мин уходил. Омега желает, чтобы Юнги остался, но только вот, он ещё не готов делить одну постель вместе с альфой.***
— Я чувствую слабость, а ещё меня тошнит от резких запахов, — перечисляет Тэхён свои симптомы. — Может я отравился? — Когда у Вас была последняя течка? — Где-то месяц назад, — отвечает Тэхён. — Вы проводили её вместе с королём? Тэхён кивает, сначала не понимая, к чему ведут эти вопросы. Лекарь пристально наблюдает за омегой, осматривает его с ног до головы, останавливает свой взгляд на животе Тэхёна. И от этого Ким нервно сглатывает, поправляет свой пиджак, закрываясь. — А он в Вас… — голос у лекаря смущённый. И Тэхён сам смущается, потому что сразу понимает, о чём дальше последует вопрос. Кончал ли в него Юнги? И этот вопрос слишком интимный, но Тэхён должен будет ответить, чтобы лекарь смог точно сказать, что с ним происходит. — Не продолжайте, я понял, — Тэхён покрывается ещё больше румянцем. — Да, это было один раз. В памяти Тэхёна проигрывается первая их близость с Юнги во время течки, тогда Киму был необходим узел, чтобы избавиться от боли. Это была вынужденная мера. Если бы Тэхён регулярно проводил течки с альфой, то этого не потребовалось бы, а так он сильно запустил свой организм, наплевав на физиологические потребности. — Тогда мне тем более нужно Вас осмотреть, господин Тэхён. Ким нервно сглатывает. Он не хочет думать о том, о чём предполагает лекарь. Тут и так понятно, к чему клонит бета. Тэхён не может быть беременным. Шанс забеременеть с одного раза слишком низкий. Тем более, с его проблемами сбивчивых течек шанс оплодотворения сводился к нулю. После длительного осмотра, который становится для Тэхёна очередным испытанием, лекарь наконец-то произносит: — Вы беременный. Тэхён замирает, думает, что это бред какой-то, ведь не может же с одного раза всё получится. Не может же. А потом Ким понимает, почему течка была такой короткой и почему не было второй во время гона Юнги. Ведь она должна была быть. Календарные течки совсем не зависят от течек, которые случаются во время гонов. Тэхён это помнит, это он ещё проходил на начальных уроках полового воспитания, но почему-то думал, что всему виной опять же его сбивчивый цикл. — Пожалуйста, не говорите королю. Я сам хочу объявить эту новость. — Ваше право. Только, пожалуйста, не задерживайте с этим, я не хочу, чтобы король потом обвинил меня в утаивании Вашей беременности, господин Тэхён. Омега кивает, нервно сжимая полы пиджака, опускает взгляд на плоский живот. Этого же не может быть. Он не может быть беременным. Не с его нерегулярными течками. Неужели ему повезло забеременеть с практически нулевым шансом? Судьба всегда «любила» Кима. И сейчас омега пока что ещё не знает: беременность — подарок или же наказание? Внутри Тэхёна разгорается волнение, но он пытается тут же его подавить, ведь теперь волноваться ему запрещено. Тэхёну нужно прийти в себя. Он обязательно скажет Юнги, но чуть позже, когда сам окончательно примет тот факт, что внутри него растёт новая жизнь.