***
Когда Чимин открывает глаза, он видит перед собой сидящего рядом с койкой Хосока. Пак дёргается, чувствует простреливающую боль в области плеча. Пак до конца битвы оставался в сознании, видел, как Хосок отрубил голову королю Киму, но потом слишком сильный болевой шок заставил его отключиться. Что было дальше в той палатке, Чимин уже не знал. — Наконец-то ты пришёл в сознание, — произносит Хосок, слегка улыбаясь. — Твои люди слишком сильно переживают за тебя. Паку такое слышать не в новинку. Его авторитет среди народа увеличился в годы войны, пусть Чимин и не знал почему. Он не совершил ни одного весомого подвига (кроме, как ранил Юнги в колено), убивал только рядовых вражеских солдат, ничем на поле не отличился. Но почему-то люди в строю начали его чуть ли не боготворить за храбрость и стойкость. Чимин не знает, что насчёт храбрости, но стойкости ему не занимать. Даже с нескончаемыми болями в мышцах, он пытался сражаться наравне с другими. — Как обстоят дела в целом на поле боя и в строю? — Установлено временное перемирие, — произносит Хосок. И эта новость не может не радовать. Чимин уже порядком устал от войны. — Когда вы с королём Мином оклемаетесь, планируются переговоры. — С королём Мином всё так плохо? — обеспокоенно спрашивает Чимин. Тогда в палатке, когда он увидел, что Юнги грозит смерть, его ноги сами понеслись отразить удар. Юнги сначала всё-таки не принял их стороны, ну, во всяком случае, он поднялся против короля Кима. И пускай из-за этого быстротечного решения защитить, Чимин поплатился, он ни о чём не жалел. — Ну, намного хуже, чем у тебя. Тебе вот пару месяцев запрещено будет поднимать тяжести. Надеюсь, Чонгук не обидится, — Хосок тихо хихикает, Чимин же хмуро сдвигает брови. Сейчас совершенно не время для хохота, пока не будет подписано окончательное перемирие. Хотя в глубине души Паку было даже немного грустно из-за того, что теперь ему и вправду пока что нельзя будет поднять Чонгука. А так хотелось во время их первой встречи после войны сгрести Чона в охапку, прижимать к себе как можно крепче. — А король Мин… Я даже не знаю, его состояние достаточно плачевное. Чимин чувствует некую вину из-за этого. И Пак понимает, что именно ощущение вины и есть причина, из-за которой он полез защищать Юнги. Совесть грызла Пака и по сей день, пусть Мин и был его врагом, но всё равно Чимин не хотел делать того калекой на всю жизнь. Всё-таки Пак Чимин совершенно не предназначен для войны.***
День переговоров между правителями четырёх держав назначили спустя неделю на границе между королевствами Чон и Ким, на так называемой нейтральной территории. Пак до сих пор мучился от болей в плече, рана затягивалась достаточно медленно, и весь процесс регенерации замедлялся из-за того, что тело Чимина и так было всё перебито, пестрило шрамами и ссадинами. Юнги тоже не мог похвастаться своим физическим состоянием, на переговоры его чуть ли не на носилках принесли, потому что встать на ноги Мин совершенно не мог, да и вряд ли сможет в ближайший месяц. И все эти жертвы, прерывание постельного режима, были сделаны ради того, чтобы поскорее уладить ситуацию на континенте. Народ жил в мучительном ожидании решения правящих кругов. — Я так понимаю: никто из сторон не хочет больше продолжать войну, — произносит король Чон. — Я предлагаю заключить мирное соглашение, — предлагает Намджун. — Королевство Ким постарается возместить все потери, так как именно оно является зачинщиком и проигравшим, — Намджун понимает, что именно ему нужно будет улаживать последствия всех дел, которые успел наворотить его отец. И альфа понимал, что будет трудно. Возможно, его правление будет достаточно коротким из-за того, что ненавистников у него достаточно, но он должен хоть что-то сделать во благо своей страны. И в первую очередь нужно было начать с условий мирного урегулирования. Конечно, народ королевства Ким будет негодовать, ведь поднимутся налоги. Но добровольная выплата возмещения вреда победившей стороне — единственный разумный шаг, который даст понять, что Намджун больше не хочет войны. — Король Ким… — Юнги немного непривычно обращаться к Намджуну именно так. — Официально я не расторг договор с государством Ким, поэтому я также готов возместить потери. Если же Вы возьмёте все убытки на себя, могут начаться восстания, которые также отразятся и на моём королевстве, поэтому я согласен также выплатить контрибуции, — говорит Юнги. Он не знает, откуда в нём проснулась такая щедрость, ведь он мог и не предлагать этого. Видимо, подсознательно Мин ещё хочет искупить свою вину за совершенные деяния в своей жизни. Помощь Намджуну, который совершенно не виноват в последствиях войны, неплохой шаг к ещё большему очищению души. Тем более, Юнги был уверен, что его народ отреагирует на такие условия довольно сносно, ведь его авторитет в стране оставался довольно внушительным. — Хорошо, я со стороны королевства Чон согласен на такие условия, а Вы согласны, король Пак? — говорит король Чон. — Согласен, — произносит Чимин. — Только я предлагаю также заключить между нашими четырьмя государствами в рамках мирного договора торговое соглашение. Все страны потерпели колоссальные убытки, поэтому только вместе мы сможем преодолеть их. — Я согласен с королём Паком, — произносит Юнги. Чимин немного удивляется такой поддержке со стороны Мина. Юнги должен его ненавидеть, но сейчас смотрит на него куда более сносно, чем раньше до войны. В конце заседания четыре державы подписывают договор о торговом соглашении, потому что все понимали, что по экономикам был нанесён удар, и только вместе они смогут вернуться к былому величию. Все участники переговоров хотят верить в то, что хотя бы на ближайшие лет двадцать на континенте больше не будет войн и других потрясений.***
— Я поеду вместе с тобой в королевство Ким, потому что наконец-то хочу забрать Сокджина, — произносит Хосок, останавливая Намджуна возле выхода из дома, в котором проходили переговоры. Чон уже знает результат заседания от своего отца. Война закончилась, теперь уже официально. Но Хосоку нужно завершить ещё одно дело — исполнить своё обещание, забрать Сокджина из королевства Ким, чтобы потом прожить вместе с ним всю свою жизнь. Как и хотел Хосок. Исполнение его мечты уже рядом. — Ты понимаешь, что народ будет не в восторге, — Намджун хмурится. — Тебя считают насильником. Хосок понимает это. Народ королевства Ким всю войну сражался под лозунгом: «Защитить честь изнасилованного омеги», а теперь якобы этот «насильник» хочет забрать свою «жертву». Это явно вызовет у жителей ещё больший переполох. Хосока ненавидят в королевстве Ким, и, наверное, это уже никогда не изменится. Но Чону всё равно, он не упустит шанса быть с Сокджином, пускай у их союза будет миллионы ненавистников, но если их любовь по-настоящему сильна, то никакие напасти им уже не будут страшны. — Понимаю, но, быть может, стоит сделать заявление, что всё это было враньем, — предлагает Хосок. Он готов выйти перед всем народом, рассказать правду, пускай, поверят не все, но это возможно хоть как-то поможет в их ситуации. — Не стоит, — говорит Намджун. — Просто уезжайте. Народ сейчас лучше лишний раз не нервировать.***
Когда Чонгук узнает от гонца новость об окончании войны, он чувствует, как внутри него разрастаются радость и облегчение. Потери людей закончатся. А самое главное, Чимин, наконец, вернётся домой. Чонгук по нему уже соскучился безумно сильно. Полученное от Пака письмо только лишь усилило тоску по нему, и Чонгук чуть снова на стенку не начал лезть. Теперь же Чимин точно совсем скоро, быть может даже завтра, вернётся домой. — Твой отец скоро вернётся, — произносит Чонгук, поправляя вязаный берет Чониля. На улице зима, но не слишком холодно, да и снег не лежит на земле, но теперь Чонгук сильно беспокоился о здоровье своего сына, кутал его в тёплую одежду, чтобы тот ни за что не заболел. Чониль в ответ улыбается. Чонгук осознаёт совсем, что скоро у его сына начнут резаться зубы. Хорошо, что Пак будет дома к этому времени, хотя он наверняка не отдохнёт, потому что Чониль начнёт плакать целыми днями. Чон уверен, что Чимин эту муку выдержит, наоборот, будет даже рад быть свидетелем такого знаменательного события. — Чониль, когда-нибудь ты увидишь снег, он такой красивый, белый, пушистый, — говорит Чонгук. За свою жизнь снега он видел не так уж и много. Снежные зимы для королевства Чон были достаточной редкостью, и то сугробы были не слишком высокими. В прошлом же году середина беременности омеги выпала как раз на разгар зимы, когда в королевстве Пак были огромные сугробы, и Чонгук с Чимином гуляли по занесённому саду. Чону тогда уже было порядком тяжело ходить, но Пак старался его поддерживать, сжимал руку крепко. От этих воспоминаний на лице Чонгука появляется счастливая улыбка. Совсем скоро Чимин будет дома. И они смогут гулять по саду всей семьёй. Для Чонгука это кажется самым лучшим явлением в его жизни. И пусть ещё совсем недавно он не мог принять свою истинную сущность, то теперь он рад, что замужем за Чимином и у них есть прекрасный сын. Чонгук чувствует себя по-настоящему счастливым. С неба начинают срываться мелкие снежинки, которые постепенно оседают на успевшую немного промёрзнуть землю. — Вот и снег, — говорит Чонгук.***
— Война закончилась, господин Сокджин, — произносит Субин, заходя в комнату. Он только что случайно услышал эту новость от советника, и сразу же побежал к Сокджину доложить её. Омега должен узнать об этом как можно быстрее. После того момента, как Сокджин перестал строить из себя гордого мученика, он начал есть всё, что приносил ему Субин. И омега даже начал немного поправляться, бледность лица постепенно уходила, и вскоре Ким даже уже мог самостоятельно встать с кровати. Живот стремительно рос, приносил дискомфорт, но, несмотря на это, Сокджин часто улыбался, потому что ребёнок практически каждый день подавал знаки в виде толчков. — Кто победил? — спрашивает омега, немного вздрагивая, кладя свою ладонь на живот, начиная размеренно поглаживать. — Королевства Пак и Чон. Король Ким погиб, — отвечает Субин, наблюдая за реакцией Сокджина. Он уже готов успокаивать беременного омегу, ведь всё-таки король Ким был его отцом. Но на удивление на лице Сокджина не прослеживается ни эмоции сожаления. — Теперь правитель Намджун. Сокджин чувствует смешанные эмоции. С одной стороны, он ощущает скорбь по своему отцу, каким бы король Ким не был бы строгим, но Сокджин и вправду его любил, восхищался стойкостью характера. С другой же — именно король Ким подкосил состояние Джина. Омега чуть с ума не сошёл от такого наказания отца. Благо, что ребёнок спас его от полного ухода в себя. А ещё Сокджин был всё-таки чуточку рад за то, что именно королевства Чон и Пак одержали победу, ведь это значило, что, возможно, у Джина есть шанс быть вместе с Хосоком. Ребёнок, даже находясь в животе, нуждался в защите своего отца, да и сам Сокджин скучал по Чону. И Джин понимает, что их история любви далека от правильной. Они встречались всего лишь три раза, а Сокджин уже на шестом месяце беременности. Сокджин старше Хосока на целых два года, а это в сегодняшнем обществе неприемлемо. Но нужны ли правила для настоящей любви? Сокджин считает, что нет. Некоторые правила только лишь усугубляют жизнь. И Сокджин знает это на собственном опыте, он всю жизнь жил по правилам отца, и если бы Джин не нарушил бы их из-за Хосока, был бы он сейчас так рад? Наверное, нет. Ведь несмотря на всю выстраданную боль, сейчас Сокджин чувствует себя достаточно умиротворённо. Он носит под сердцем альфу, пускай и беременность проходит тяжело, но ребёнок, по словам лекаря, здоровый. Сокджин всегда хотел родить здоровых детей от любимого человека, и он это сделает. И больше для счастья ему ничего не нужно, разве что Хосок рядом. Но что-то подсказывало омеге, что совсем скоро Чон вернётся за ним, ведь альфа обещал быть с ним рядом до конца своих дней. Сокджин был также рад той новости, что теперь королём станет Намджун. Всё-таки тот был достаточно перспективным кандидатом. Сокджин лично видел, как его старший брат пытался изучить все тонкости, которые должен знать будущий правитель. И пускай Намджун — воин, но зато он быстро учится. И Сокджин уверен, что при Намджуне государство Ким будет жить даже лучше, чем при его отце. — Твой запах… — шепчет Сокджин, когда в его нос внезапно забивается аромат лилий. — Зелья закончились. — Ты не должен выходить из моих покоев, — обеспокоенно произносит Сокджин, понимая, чем грозит это Субину. В штате прислуги строго-настрого запрещены омеги и альфы. И всех, кто как-либо попадал в него, наплевав на запрет, карали. — Не волнуйтесь, теперь Намджун — король. И я думаю, бояться уже нечего. Сокджину в это хочется верить.***
Когда карета подъезжает к замку Мин, Юнги помогают выйти. Альфа хочет побыстрее войти во дворец, ведь там его непременно должен ждать Тэхён. И Юнги рад, что по срокам он вроде как успел до рождения их детей. Если честно, полевой лекарь Мину говорил, что ему лучше пока что не уезжать в своё королевство, а понаблюдаться в ближайшие пару недель. Юнги же ждать не мог, тем более две недели, он так стремился быстрее вернуться домой, что даже решился на переломный манёвр в войне, и теперь он не мог больше ждать на койке в военном госпитале. Дорога обратно и вправду далась очень трудно. Всё замело, а на каждой кочке, заставляющей карету подпрыгивать, Юнги чувствовал адскую боль в колене. Рана от кинжала постепенно затягивалась, что не скажешь о раздробленных костях, которым в очередной раз нужно было срастись, в этот раз уже окончательно. От боли Юнги отвлекали мысли о том, что, наверное, когда он вернётся домой, Тэхён будет рад. И их совместная жизнь и вправду наладится, сначала они будут ждать появления на свет детей, а потом заботиться о них. Мин же продолжит также лелеять Тэхёна, потому что за месяцы беременности, ему очень понравилось быть чутким по отношению к омеге, ведь тот часто искренне улыбался. Перед Мином открывают двери в замок, и он заходит (точнее ему помогают), но его встречает только лишь советник, Тэхёна же рядом нет. Быть может, занят? Или же отдыхает? А что если с Тэхёном что-то случилось? Всё-таки срок беременности достаточно большой. — Рад Вашему возвращению, Ваше Величество, — советник низко кланяется. — А где Тэхён? — обеспокоенно спрашивает Юнги. — Он находится в королевских покоях, потому что вставать ему сейчас запр… — С ним что-то случилось? Я же приказывал тебе беречь Тэхёна, а ты так легко отпустил его в дальнюю дорогу. Я велю тебя казнить, если с Тэхёном что-то серьёзное, — выпаливает Юнги. Он готов убить каждого, кто приложил руку к дальней поездке Кима. Бета бледнеет после этих слов, но, запинаясь, произносит: — Ваше Величество, Ваш супруг несколько дней назад родил. Роды были достаточно трудными, поэтому вставать ему запретили. Сейчас с ним всё относительно в порядке, в принципе, как и с детьми. — Родил… — удивлённо повторяет Мин сам для себя. Тэхён родил. И Юнги сначала ощущает внутри себя замешательство, а затем медленно расплывающуюся радость. На него накатывает приятно осознание того, что он стал отцом. — Отведите меня в королевские покои, живо помогите подняться! — командует Юнги, жалея, что сейчас ограничен в передвижениях. Если бы не нога, он сейчас нёсся бы по ступенькам, сломя голову. В данный же момент он и по ровной поверхности ходить не мог, лестницы же были для него непреодолимым препятствием. Когда Юнги заходит в покои, его взгляд сразу же падает на две кроватки, затем на спящего Тэхёна. Омега выглядит умиротворённо и безболезненно. Значит, советник сказал правду о сравнительно хорошем состоянии омеги. — Вы свободны, я дальше сам, — шепчет Юнги. Прислуга же смотрит на него непонимающим взглядом. Мину ходить запрещено совершенно, но в то же время он не хочет, чтобы посторонние находились в этой комнате. Юнги уж как-то сам. Допрыгает на здоровой ноге, но никого не пустит в эту комнату, кроме специальной прислуги, в чьи обязанности входит забота о детях. Мин подходит, хромая, опираясь на костыли к кроваткам, смотрит на крох, лежащих в них, и жалеет, что сейчас взять их на руки не сможет. Но ничего, ещё возьмёт. Теперь у Юнги есть время на счастье, судьба подарила ему шанс для того, чтобы он окончательно исправил свои злодеяния. Юнги кажется, что эти спокойно спящие создания самое красивое, что он мог видеть на свете. И внутри у него ещё больше разрастается нескончаемое чувство радости, от ощущения которого хочется кричать. И Юнги кричал бы, да только Тэхёна будить совершенно не хочется, омега наверняка вымотался после родов. Мин знал о том, что даже роды одного ребёнка изматывают омег, а двоих — тем более. Юнги идёт к своей половине кровати, садится на неё, ставит костыли рядом и аккуратно ложится, чтобы не потревожить сон Тэхёна. Мину отдохнуть тоже не помешало бы, всё-таки дорога была достаточно трудной. Но Юнги понимает, что спокойного сна ему не видать, колено нещадно болит и горит внутри. Всё-таки запрещённая нагрузка сказывалась.***
Когда Тэхён открывает глаза, он чувствует тепло прижавшегося чужого тела и вздрагивает. Омега поворачивает голову и видит лежащего рядом с ним Юнги. Первое, что приходит в голову Тэхёну, что это сон. Или же какая-нибудь галлюцинация, вызванная непроснувшимся мозгом. Юнги же не может быть рядом. Сейчас война, и Мин наверняка храбро сражается на поле боя (хотя Тэхён надеялся, что нет) или же пребывает в военном госпитале. Но только вот тепло, которое Тэхён чувствует, — реально. — Юнги… — шепчет Тэхён. Он не верит в эту реальность. Юнги лежит в их покоях рядом. Когда он успел приехать? Тэхён же даже и не знал об этом. Хотя последние дни дались ему тяжело, почти всё время он спал. — Тэхённи… — выдыхает Юнги, поворачивая голову к омеге. — Я так скучал. — Ты вернулся, а значит… — Война закончилась, — говорит альфа. Тэхёну же кажутся эти слова самыми успокаивающими на свете. Неужели всё это ненужные кровопролития подошло к концу и теперь он снова может быть рядом с Юнги? — Наконец-то, — на губах Тэхёна появляется лёгкая улыбка. — Прости, что не смог тебя встретить, последние дни я провёл, отсыпаясь, и, наверное, мне ещё не скоро светит встать с постели, а так хочется посмотреть на Дэена и Виена. Я видел их мельком после родов перед тем, как отключиться, — Тэхёну немного грустно из-за того факта, что он не может встать с кровати. Вся его омежья сущность тянется к детям, жаждет о них заботиться и оберегать их, но только физическое состояние совершенно не позволяет. — Они прекрасные. Спасибо, — мягко произносит Юнги. — И не только тебе придётся лежать ещё в постели, не вставая. — Так… — Тэхён хмурится. В голове у него сразу же всё складывается. Юнги получил новую травму. И Киму хочется негодовать, потому что лекарь давал указания, что никаких сражений до того момента, пока кости не срастутся. — Понимаешь, мне пришлось сражаться с твоим отцом за твою честь, и он воспользовался тем, что я отвлёкся… — Юнги делает паузу, сводя брови. — Мне ещё долгое время нельзя будет вставать. — Тебе и до этого запрещено было вставать, — Тэхёну хочется кричать, негодовать от безответственности Юнги и его наплевательского отношения к своему здоровью. Ну ничего, теперь Мин не встанет с кровати до того, пока лекарь не разрешит. Тэхён об этом позаботится. — Я уезжал с мыслью, что ты исполнишь все установки лекаря. — Если бы я отлёживался в койке, война шла бы и по сей день, — говорит Мин. — Я понял, что выбрал не ту сторону. И решил это исправить. — А что случилось с моим отцом? — спрашивает Тэхён. Если Юнги жив, война закончилась, то, что же с королём Кимом? — Он мёртв, — выражение лица Юнги на мгновение мрачнеет. — Убил его не я, мне очень жаль. Тэхён почему-то чувствует облегчение после этих слов. Он не ощущает никакой скорби. Ему совершенно плевать на судьбу своего отца. Призраки и страхи прошлого окончательно отступили, и Тэхён полностью готов к новой счастливой жизни. Его чёрная полоса закончилась, мрачная глава становления тоже подошла к концу. — Я рад, что ты вернулся живой, — говорит Тэхён. — Только теперь ты больше не нарушишь запретов лекаря, будешь лежать. И я об этом позабочусь. — Снова будешь за мной ухаживать? — с улыбкой спрашивает Юнги. — Если понадобится — буду. — Я люблю тебя, Ким Тэхён, — внезапно произносит Мин. Тэхён больше этих слов не смущается, потому что это и есть истина. Однако эти слова и по сей день заставляют в душе Тэхёна распускаться цветы. Ким Тэхён никогда не думал, что будет кем-то любим. Он считал себя позором семьи, но Юнги изменил его взгляды на жизнь, заставил поверить в любовь. — Я люблю тебя, Мин Юнги, — Тэхёну эту фразу до сих пор непривычно произносить, но он вправду любит Юнги. Ким это наконец-то принял. После услышанной фразы Юнги пытается приподняться на локтях. — Стой, тебе же нельзя… — обеспокоенно произносит Тэхён, переводя взгляд на больное колено. — Я слишком сильно хочу тебя поцеловать. Через мгновение Тэхён чувствует на своих губах лёгкое, практически невесомое прикосновение губ Юнги. И это так забыто приятно. Любой поцелуй с Юнги превращается в чувственный, каким бы он не был страстным или целомудренно невинным, как сейчас. Ким медленно отвечает на поцелуй, кладёт свою ладонь на щёку Юнги. И как приятно ощущать под подушечками пальцев забытое тепло родной кожи. — Чёрт… — шикает Юнги, разрывая поцелуй и ложась снова на кровать, практически падая. — Всё-таки моё колено будет нам ещё долго мешать. — Теперь народ будет называть тебя не кровавым королём, а хромым. — А ты будешь любить хромого короля? — Ты уже об этом спрашивал, — протяжно вздыхает Тэхён. — Может быть, твоё мнение изменилось. — Конечно, буду. — Я больше не хочу быть кровавым королём. Именно ты подавил во мне чувство жажды убийств, Ким Тэхён, ты и вправду самый чудесный человек в мире. Тэхён после этих слов замирает. Он думал, что Юнги больше уже никогда не сможет удивить его своими пламенными речами, оказывается, может. И эти слова приятно звучат в Тэхёновой голове. — А ты сделал меня по-настоящему счастливым, — говорит Тэхён. Это он окончательно понял во время родов. — Счастливым? — неверяще спрашивает Юнги. — Да, — мягко произносит Тэхён, улыбаясь. — Сейчас я могу сказать, что по-настоящему счастлив. — Я снова хочу тебя поцеловать, — выдыхает Юнги. — Но у меня уже не хватит сил, чтобы ещё раз приподняться. — Когда твоё колено придёт в норму, ты сможешь расцеловать меня хоть всего, — говорит Тэхён, а затем добавляет, прищуриваясь: — А пока что ты будешь лежать, не вставая, не делая резких движений, и только попробуй не послушаться. Я…Я снова перееду в отдельные покои. — Однако ты жестокий, Ким Тэхён, — ухмыляется Юнги. — Для твоего же блага, — произносит омега. — Сейчас я предлагаю поспать вместе, — Ким видит то, что Юнги хочет что-то сказать. — И никаких возражений. Тэхён пододвигается к Юнги поближе, насколько это позволяет возможность, и закрывает глаза, жалея только лишь о том, что сейчас обнять Мина не может, потому что лекарь запретил ворочаться, чтобы швы внизу живота не разошлись. Тэхён чувствует, как Юнги берёт его за руку, переплетая пальцы. Ким Тэхён теперь и вправду самый счастливый омега на свете, и всё благодаря бывшему кровавому королю, Мин Юнги.***
Когда Намджун заходит в открытые двери замка вместе с Хосоком, на него сразу же бросается Субин, запрыгивает, и Намджун еле-еле успевает его поймать. Такая инициативность и чувственность омеги для Намджуна самый лучший подарок после возвращения домой. Ким крепко подхватывает Субина, а мальчишка оплетает бёдра альфы своими ногами. Намджун уверен, что сейчас все присутствующие удивлённо смотрят на них, но теперь ему совершенно всё равно. Он король, и ему решать, кто будет его спутником жизни. Пускай, Субин никогда не станет его законным супругом, потому что это будет противоречить правилам, в особенности, если учесть, что сам Намджун не чистых королевских кровей, но теперь они оба больше не будут скрывать свою любовь от других. — Я так скучал, я так скучал, — шепчет Субин, лихорадочно целуя альфу в щёки. — Я тоже скучал, ты даже не представляешь, как, — говорит Намджун, охотно подставляясь под ласки. Альфа принюхивается и понимает, что от Субина пахнет лёгким шлейфом лилий. — Твой запах… — Запас зелий закончился, — отвечает Субин, обхватывая лицо Намджуна своими ладонями. — Ну ничего, теперь тебе нечего скрываться, я же новый король. Через мгновение Намджун чувствует на своих губах губы мальчишки. Субин сразу же лихорадочно целует, сминает губы, немного даже кусается, пытаясь насытиться. И Намджун понимает его, он тоже слишком сильно скучал по совсем юному, но успевшему много чего вытерпеть в своей жизни, омеге. Намджун отдалённо слышит шёпот прислуги, но ему всё равно, что сейчас говорят о нём и Субине. Главное, это губы омеги на его губах, а также ощущение в руках тяжести чужого тела. — Я люблю тебя, — выдыхает Субин. — Я так сильно тебя люблю. — Я люблю сильнее. — Нет, я! — недовольно восклицает омега. Намджун не спорит, он вовлекает Субина в поцелуй на этот раз неспешный, но не менее чувственный. Хосок неуверенно проходит вглубь замка, он не обращает внимания на целующихся Субина и Намджуна, всё его внимание приковано к одиноко стоящему Сокджину, гладящему уже достаточно заметный живот. Хосок только сейчас в полной мере осознаёт, что он совсем скоро станет отцом. Чон встречается взглядом с заплаканными глазами омеги, и внутри у него всё болезненно сжимается. Сокджин не должен больше никогда плакать. — Здравствуй, — произносит Хосок, неуверенно подходя к Джину. Если честно, он совершенно не знает, как говорить с омегой. У них вот скоро появится общий ребёнок, а Хосок даже не знает, как они будут вместе жить. Только сейчас Чон осознаёт, что он о Сокджине знает не так уж и много. Но ведь можно же раскрыть все секреты друг друга позже, главное, чтобы хватило желания у обоих. — Здравствуй, — губы Сокджина расплываются в лёгкой улыбке. И Хосок понимает в этот момент, что любит этого омегу безмерно сильно. Чон обещает себе, что их дальнейшая жизнь с Сокджином будет счастливой, и это уже не просто обычные мысли, Хосок сделает всё, чтобы с глаз Джина больше никогда не упали слёзы грусти и печали. — Он уже толкается? — Хосок опускает взгляд на живот, скрытый под блузкой. Сейчас ему хочется потрогать его, вся его сущность альфы тянется к своему чаду. Но будет ли Сокджин согласен? — Ты даже не представляешь, как. Можешь потрогать. Хосок удивлённо округляет глаза, он не ожидал, что Джин предложит ему это сам. — Не бойся, потрогай, — шепчет Сокджин. Хосок неуверенно кладёт свою раскрытую ладонь поверх живота. Первое, что он чувствует, — это взрыв положительных эмоций. Совсем скоро он станет отцом, и он хочет этого. Хочет заботиться о Сокджине и их ещё неродившемся сыне. Хосок счастливо улыбается, чувствуя под своей ладонью лёгкий толчок. — Ты, кажется, ему нравишься. — Я очень рад, — говорит Хосок. — Прости, что смог приехать так поздно, — произносит Хосок, убирая руку. Чону кажется, что он опоздал. Он пропустил многие этапы развития беременности Сокджина. — Ты как раз вовремя, — тепло произносит Сокджин. — Я приехал, чтобы тебя забрать. — А твои родители не будут против меня… и… — Джин опускает виноватый взгляд на свой достаточно заметный живот. — Нет, не будут, за это время они оба смирились, — произносит Хосок. Его папа довольно резко принял факт, что его сын вступил в связь с женатым омегой, вот даже на больничную койку слёг, но за время войны он смирился с этим, понял, что его сын не виноват в том, что его сердце выбрало занятого человека. Отец же принял всё куда более спокойно, разве только в первое военное время он косо смотрел на Хосока. Когда же война закончилась, Хосок сразу же спросил у своего отца, будет ли он против, что он привезёт в родное королевство беременного Сокджина. И тот дал согласие. — Тогда хорошо, я хочу поехать с тобой. Мы хотим поехать с тобой. И Хосок, и Сокджин знают, что их жизненные испытания только начинаются, но теперь они пройдут их вместе.***
Чимин выходит из кареты, поправляет здоровой рукой слезшую меховую накидку. Альфе ещё где-то месяц придётся ходить с фиксирующей повязкой. Рана оказалась довольно глубокой, но хорошо, что мягкие ткани не были сильно задеты, иначе в будущем Чимину светили бы проблемы с обращением с рукой, а так можно даже было сказать, что ему сильно повезло. Первое, что ощущает Пак — холод. За время войны он уже отвык от климата своего родного королевства, а уж тем более от трескучего снега под ногами. Пускай, оба королевства Чон и Пак находились на юге континента, но климатом отличались. Но, не смотря на это, Чимину дышалось на родной земле намного легче. И Пак был рад, что наконец-то вернулся домой. Когда Пак заходит в замок, его сразу же чуть ли не у самого порога встречает Чонгук с Чонилем на руках. Пак сразу же подмечает, что маленький альфа порядком подрос за время отсутствия Пака. Чимина не было больше четырёх месяцев, а для маленького организма — это достаточно большой срок. Чонгук же выглядит также прекрасно, как и до отъезда Чимина, разве только взгляд у омеги немного уставший. Чонгук смотрит на Чимина, видит огромное количество мелких шрамов, а самое главное фиксирующую повязку на руке. Пак врал в письме, что с его здоровьем всё в порядке. Врал, что серьёзных ранений не получил. Чонгук не понимает, зачем? — Здравствуй, — тепло произносит Чимин. Ему сразу же помогает снять меховую накидку прислуга, и Пак недовольно шикает. Потревоженная рука начинала болеть. У Чонгука же в этот момент всё внутри сжимается, почему Чимин не сказал ему о своём ранении, о своих шрамах? Боялся напугать? Так Чонгук не из пугливых. — Здравствуй, — наконец выдыхает Чонгук. — Сильно болит? — омега переводит свой взгляд на покалеченное плечо. — Терпимо. — Почему ты не написал мне об этом? Почему не сказал о шрамах? Зачем скрывал? — взволнованно тараторит Чонгук. Хотя, потом понимает, что бы изменилось, если бы он узнал о ранениях Пака раньше? Ничего. — Ранение в плечо я получил после письма, а шрамы… это мелочи, — произносит Пак. Он и вправду не хотел лишний раз волновать Чонгука, понимая, что омеге и так одному тяжело будет перенести это время. — Или тебя так сильно волнует моя внешность? — Не говори глупостей, — Чонгук подходит ближе к Чимину. Ему всё равно на шрамы Пака, которыми усыпано всё лицо. Чонгук всё равно считает Чимина самым привлекательным из всех альф. — Чониль уже совсем подрос, наверняка, тяжелый. Жаль, что пока что я не смогу его поднять, — печально выдыхает Чимин, смотря на своего сына. Альфа тянется здоровой рукой к голове Чониля и аккуратно гладит, подмечая, что мягкие пушковые волосы уже успели немного огрубеть. — Ты обязательно ещё поднимешь, — воодушевлённо говорит Чонгук. Ему хочется верить в лучшее. В королевстве Пак хороший лекарь, а значит рана Чимина должна будет затянуться без проблем. — Это серьёзное ранение? — Ну… я не сказал бы, что серьёзное, пару-тройку месяцев совершенно запрещено нагружать руку. — И это ты считаешь несерьёзным ранением! — восклицает Чонгук, чувствуя, как внутри него разгорается волнение за Чимина. — Что же тогда для тебя серьёзное? Лишение конечности? Смерть? — кричит Чонгук, совсем забыв о том, что может напугать громкими звуками Чониля. Но омеге сейчас хочется высказаться. Он любит Чимина, безумно сильно любит, а Пак с таким пренебрежением относится к своему здоровью: говорит, что глубокая рана, совсем пустяковая. — Не нужно нервничать, Гуки, — мягко выдыхает Чимин. — Всё же обошлось. Всего лишь нужно подождать несколько месяцев, и рука будет совсем здоровой, — пытается успокоить Пак омегу. Чимину хочется сейчас сгрести Чона в охапку, прижать к себе, как можно ближе, но только вот его физическое состояние не позволит. — Просто, я очень сильно волнуюсь за тебя, — признаётся Чонгук, поджимая губы. — А ты не волнуйся. Я и тебя в скором времени смогу поднять… — шепчет Пак. — Чимин… — Чонгук чувствует накатывающее смущение. Всё-таки Пака даже война не смогла исправить. Альфа будет при любой возможности пытаться смутить бедного Чонгука. — Так, а сейчас время сна для Чониля. — Я только что приехал, и ты не сделаешь исключение, чтобы я побыл со своим сыном подольше? — Чимин произносит это с наигранной обидой, понимая, что для Чонгука режим дня Чониля — самое святое, что есть в этом мире. — Не сделаю, — твёрдо произносит Чонгук.***
— Чимин… — блаженно выдыхает Чонгук, когда чувствует на своём животе ладонь альфы, после того, как они укладывают сына спать. Чон скучал по этому ощущению. Пускай в ближайшее время им запрещены полноценные объятия со спины, но Чон рад даже этой малости безумно сильно. Чимин проводит носом по шее Чонгука, приятно щекоча, вдыхая лёгкий запах клубники, который считает самым лучшим ароматом на всём континенте. На поле боя Пак уже начинал бояться, что уже не помнит, как пахнет Чонгук. Но нет, оказывается, помнит. Запах Чонгука напоминает о весне и начале лета, когда всё вокруг зелёное, цветёт. И как бы это не звучало, возможно, глупо и сентиментально, Чонгук для Чимина пахнет, как любовь. Пак уверен, если бы у этого чувства был запах, он был бы именно таким. Пак начинает оставлять лёгкие поцелуи на шее Чона, а омега выгибается, подставляется под ласку, прося ещё больше. У Чонгука тело начинает предательски дрожать, потому что он забыл уже, каково это ощущать нежные прикосновения Чимина, вдыхая его опьяняющий запах вина. — Мх… — Чонгук кусает губы. Слишком прекрасно. — Я скучал по тебе очень сильно, — шепчет Пак прямо на ухо, целуя в щёку. Чонгук же чувствует очередную волну наслаждения, проходящую по всему телу. — Я тоже скучал. Чонгук резко разворачивается, смотрит на Чимина изучающим взглядом, проходясь по каждому мелкому шраму. Омега тянется рукой к лицу альфы, аккуратно проводит подушечками пальцев по каждому изъяну. Чонгуку хотелось прикоснуться к Чимину ещё на нижнем этаже замка, но тогда он не мог этого сделать, потому что держал на руках Чониля. — Предупреждаю, что под одеждой их гораздо больше, — произносит Чимин. — Было больно их получать? — Нет, — и Чимин не врёт. Получать было не больно, а вот залечивать — да. Иногда даже приходилось выдавливать гной. Хотя самым главным мучением для Пака на войне — боли в мышцах. Его тело и по сей день чувствует отголоски всех этих неприятных ощущений. Но Чонгуку об этом знать необязательно. Теперь Чимин дома, и он быстро пойдёт на поправку. — Чониль уже сказал первое слово? — тихо смеётся Пак, перехватывая рукой ладонь Чонгука и поднося её к своим губам. Чимин целует тыльную сторону, ощущает под губами приятную мягкость кожи, по которой так сильно скучал. И Чонгук краснеет ещё больше, и Чимину это нравится слишком сильно. Потому что смущающийся Чонгук слишком прекрасное зрелище, хотя, любой Чонгук слишком прекрасен. — Не сказал, — Чонгук отдёргивает свою ладонь, потому что больше терпеть смущение уже не может. — Но зато у него скоро начнут расти зубки, поэтому приготовься к бессонным ночам. — Значит, я ничего не пропустил знаменательного в жизни нашего сына. — Ничего, ну, кроме его первой болезни, — Чонгук хмурится, вспоминая это ужасное время. — В те дни я чуть на стенку не лез, потому что Чониль настолько сильно плакал, что даже голос сорвал. Лекарства же не помогали, и я уже начал накручивать себя, представлять самые страшные исходы, молить всевышние силы о выздоровлении Чониля. Тебя же рядом не было, и мне нужна была поддержка, а я ни от кого не мог её получить. Я чувствовал в этот момент себя по-настоящему беспомощным маленьким омегой. — Сейчас же всё хорошо, — говорит Чимин. — Чониль здоров, я рядом, а ты вовсе не беспомощный. Ты очень сильный, раз уже смог всё перенести в одиночку. И я восхищаюсь тобой, — выдыхает Пак. — Но всё равно ты навсегда останешься для меня малышом Гуки. — Даже когда мне будет сорок? — Чонгук картинно закатывает глаза. — Даже когда тебе будет сорок, — тихо смеётся Чимин. — Я люблю тебя так сильно и навсегда. — Я люблю тебя до безумства. Чонгук кладёт свою ладонь на щеку Чимина, мягко оглаживает, а затем поддаётся вперёд, неторопливо касается своими губами губ альфы. Пак отвечает сразу, обнимает Чонгука за талию здоровой рукой, ближе притягивая к себе, жалея только лишь о том, что пока что в полной мере касаться Чона не сможет. Но это лишь вопрос времени, а время — быстротечно. Тем более, и Чимин, и Чонгук умеют ждать.