***
Он поднимается к означенной Шакирой комнате, входит без стука, не спрашивая и не ожидая, — знает, что Шак конкретно этого мальчика бережёт только для него. Френки отлипает от подоконника, на который опирался, судя по покрасневшим ладоням, довольно давно, вглядываясь через грязное зарешеченное окно в тёмные улочки латиноамериканского гетто. Мальчишка так же хорош, как в тот день, когда Артуро его купил впервые: эта его притворная наивность, противоречащая самому этому месту невинность и широкая яркая улыбочка от уха до уха. Он европеец, по нему явно видно, но Артуро, честно говоря, плевать, как он оказался в их маленьком грязном мирке — он не из тех, кого интересует прошлое. Френки ведёт пальцами — совсем не элегантными, откровенно мужскими — по шее, откидывает голову, типичные ужимки шлюхи, которым здесь быстро учат, но Артуро не нужны его актёрства и игры, он платит не за это. Он пересекает маленькую комнату в два шага и хватает Френки за талию, сразу грубо, без прелюдий и намёков, прижимает к стене, не давая и сантиметра свободного пространства, грудью упирается в его грудь — они одного роста, но Френки намного тоньше и всё ещё сохраняет в чертах какую-то юношескую угловатость. Его сложно назвать красавцем, за ту сумму, которую Артуро отваливает Шакире за этого мальчишку, он мог получить несколько её девочек-моделей на ночь в свою кровать одновременно, но он хочет его. И хочет только себе. Френки щерится улыбкой, прикусывает узкие бледные губы — от его невинности не остаётся и следа, и Артуро чувствует, проведя раскрытой ладонью по его бёдрам, чёрные кожаные ремни портупеи под простыми светлыми джинсами с маленькими прорехами, в которых, кажется, и кожу-то не видно. Мальчишка играет свою роль прекрасно, ничем не выдавая грязной порочности, не показывая, что для него всё происходящее уже давно обыденность. Всё, как в первый раз, — жёсткая хватка, будто испуганный взгляд, его светлая футболка горстями в кулаках Артуро, смуглых, тёмных от грязных линий многочисленных татуировок, только огонь в глазах Френки, затаённый, стыдливо прикрытый ресницами, другой. Тогда он боялся, сейчас — желает происходящего не меньше. Артуро склоняется ниже надо ним, тянет время, раздражаясь от этого сам, заводя этим его, быстро облизывается, уставившись на призывно приоткрытые губы Френки — всё ровно то же, что делала внизу та проститутка, пытаясь заманить клиента к себе в постель, но ему нет смысла заманивать и соблазнять. Мальчишка бесстыдно играет с ним, дразнит так бессовестно, что даже удивительно, что сейчас не боится, а ждёт, когда страсть в его вскипающей крови смешается с яростью, когда он сорвётся, сжимая рукой его светлую открытую шею, оставляя синяки, а потом выебет так, что он даже лежать нормально не сможет. Бледный жёлтый свет дешёвой лампочки под потолком помаргивает, о стекло бьются привлечённые светом ночные насекомые. Чувство неправильности на подкорке мозга раздражает, это место абсолютно неправильно, оно злит, раздражает, будоражит его природную яростную чувственность, заставляет мысли метаться в голове. Он бьёт кулаками о стену, на костяшках выступает кровь, смазываясь на бледную штукатурку. Артуро тянется к его шее — никаких поцелуев — и глухо рычит, оцарапав зубами нежную кожу: — Раздевайся. Френки не противится, не соглашается — ни звука лишнего, и не отрывает от него порочного взгляда, когда он отстраняется совсем немного, минимум пространства. Френки ведёт ладонью от шеи по груди и впалому животу к паху, его возбуждённый член под джинсами не скрывает даже его закрытая одежда. Он расстёгивает молнию так медленно, прикусывает губу, ведя бегунок вниз неторопливо и будто бы нехотя, что можно принять за нежелание, а потом сдёргивает штаны вниз, выскальзывая из них одним движением. Артуро пялится, не скрываясь, на чёрные широкие ремни портупеи, тремя рядами колец плотно оплетающие его восковые стройные бёдра и совершенно гладкую белую кожу в паху, не скрытую отсутствующим бельём. Френки подцепляет пальцами край футболки, вскидывая едва видную светлую бровь, задавая немой вопрос; Артуро перехватывает его руку, бесцеремонно отцепляя от ткани, и наконец касается его кожи сам — она наощупь такая же, какой он запомнил: упругая, прохладная, почти по-детски нежная. Это даже смешно, мальчишке хоть восемнадцать-то есть? Но Артуро плевать, в конце концов, это его не касается, он пришёл за удовольствием и хочет его получить. Френки тянется к его джинсам, обхватывая пальцами твёрдый член под грубой дешёвой тканью, разминает, оглаживает мягко, почти невесомо, смущённо не поднимая взгляд. Артуро поощряет его инициативность, стискивает ладонями талию, нащупав пояс его портупеи, просовывая под плотный ремень палец и притянув ближе к себе, он низко стонет, когда паршивец стискивает пальцы особенно сильно и правильно, и рычит негромко, не то одобряя, не то предупреждая. Френки льнёт к нему всем телом, кожа к коже — возбуждающий контраст: смуглый, весь в ярких татуировках Артуро и худощавый на его фоне, бледный, без единой капли чернил на теле Френки, практически воплощение невинности и непорочности. Артуро бы даже поверил ему, если бы не знал точно, на что тот способен. — Хватит играть. Артуро раздражённо рычит, сжимая пальцами его руку, продолжающую едва ощутимо касаться его возбуждённого члена сквозь одежду, но Френки только улыбается, широко, как всегда, отблески моргающих за окном уличных блёклых белых фонарей ложатся на его лицо, дешёвая электрическая лампочка, висящая в металлическом плафоне под потолком, вызолачивает его встрёпанные волосы в какой-то неправдоподобный масляный блеск. Он расстёгивает джинсы Артуро, нарочито неловко, надавливая пальцами и согревающимся от тепла его ладони твёрдым бегунком, улыбается шире и шире, только дышит всё тяжелее, пробираясь обеими ладонями под его бельё. — Отсосать тебе, папочка? — Френки обхватывает его член ладонью, дрочит неспешно и размеренно, но именно так, как нужно, чтобы заставить его скорее сорваться и взять его. Артуро хватает в горсть его футболку, отстраняя Френки от себя, и пристально смотрит в почти спокойные голубые глаза, замутнённые только неясной дымкой желания. — Кто бы тебя этому не научил, бросай эти блядские замашки и перестань вести себя со мной, как типичная шлюха с первым попавшимся клиентом. Френки пожимает плечами, ничуть не испуганный сжатым у горла кулаком, и не говорит, что, по сути, они не больше, чем шлюха и его клиент. Свободной ладонью Артуро ведёт вдоль его упругого бедра, цепляя загрубевшими от вечных драк и перестрелок пальцами ремни портупеи, оглаживает наверняка чувствительное тело между широкими полосами чёрной кожи, скользит к обнажённым маленьким ягодицам, прикрытыми до середины футболкой. Этот мальчишка сводит его с ума настолько, что он плюнул на правила банды и принцип их семьи, работая на Шакиру в одиночку, чтобы забрать его только к себе. Френки облизывает губы, улавливая его странные мысли, и подаётся ближе, обхватывает ладонью их соприкоснувшиеся члены, оглаживает подушечками пальцев рельеф вен и складку под головкой, насколько может дотянуться, и сам стонет, не сдержавшись. Он не любит издавать лишние звуки, Артуро не любит, когда он слишком много болтает, но этот откровенный дрожащий стон возвращает его из задумчивости, призывая к действию. Артуро отталкивает Френки без слов, не поясняя и не выговаривая ему ничего, но Френки всё равно взволнованно хмурится: помимо недовольства клиента, за которое потом прилетит от мамочки, и потенциально упущенных денег, он просто не хочет, чтобы Артуро сейчас ушёл. Он знал от других проституток в борделе Шакиры, что клиенты попадаются разные, и то, что Артуро никогда не причинял ему боли и не унижал, уже было большим везением. Но ещё… ещё он искренне заботился о его удовольствии, хоть и делал это в своей, грубоватой, манере. — Я сделал что-то не так? — Френки осторожно отделяется от пошарпанной стены, протянув к его груди руку в качестве вопроса и предложения — продолжить ночь или прекратить прямо сейчас. Артуро смотрит на него секунду, его грудь глубоко вздымается от тяжёлого дыхания, его желание настолько очевидно, что это невозможно не заметить или игнорировать, но он молча скидывает с плеч свою спортивную кофту и бросает её в руки Френки. — Прикрой свою голую задницу и спускайся вниз. Хочу трахнуть тебя в баре. Перспектива заниматься сексом на виду у всего борделя его не радует и не воодушевляет, но желание клиента, пусть и такого неординарного, — закон, и он должен подчиняться. Френки не улыбается, повязывая кофту за рукава на пояс боком, чтобы скрыть хоть что-то. Одно его бедро обнажено полностью, кокетливо прикрыто только свисающими краями растянутых рукавов и перетянуто лентами портупеи. Артуро заворожённо оглаживает тонкую светлую кожу и, скользнув под полу кофты, обхватывает аккуратный, чуть опавший член ладонью, ловко касаясь самых чувствительных точек и заставляя Френки изогнуться, уткнувшись носом в шею Артуро, чтобы заглушить стоны. — Тебе понравится, — это обещание, неприкрытая твёрдая уверенность без намёка на раздражающую браваду, возбуждает до дрожи: он констатирует факт, не спрашивает и не уточняет, но сделает всё, чтобы эти слова не остались пустым трёпом. Артуро прихватывает его за ягодицу, сжимая слишком сильно, оставляя на и без того какой-то болезненной коже тёмные синяки, а потом вдруг, коротко размахнувшись, отвешивает звонкий шлепок. — Шевелись.***
Артуро выглядит королём, следуя за ним по шатким ступеням в бар, обнимает его за пояс властно и крепко, прижимает к себе, скрывая его наготу от посторонних. Он не хвастает им, не выставляет, как трофей, но показывает, как нечто красивое и дорогое. Как то, что принадлежит только ему. Он хочет видеть Френки только раздетым, ему нравится наблюдать, нравится, когда Френки встречает его в портупеях, сетках, латексе, коже… Но это всё только для него. Артуро заводит их в отделённый чёрными кожаными диванами и бордовыми матовым стеклом угол, прикрытый прозрачными тонкими шторами. Иллюзия приватности при полной открытости, их может увидеть кто угодно, но различит только смазанные силуэты — смуглые руки Артуро, особенно тёмные от татуировок, на его талии, животе, груди, шее, его светлые бёдра вокруг бёдер Артуро и их движения в унисон. Картина под его веками отдаёт порочным соблазном, сексуальным напряжением, которое требует немедленного выхода, распаляемое горько-сладким дымом, забивающим лёгкие. В песне, гремящей из колонок, кружащей голову, певица рассказывает о своей любви. Я люблю тех, что постарше, Тех, кого называют «сеньор»… О, Френки может её понять, Френки может сказать всему миру тоже самое. Ему плевать на стихи, на тех, кто открывает перед ним двери и дарит цветы, кто может спрашивать о его предпочтениях и выцеловывать шею, кто встанет перед ним на колени и будет смотреть снизу вверх с вопросом. Ему нравятся такие, как Артуро, пропитанные угрозой и опасностью, воплощённое бесчинство и дикость этих улиц. Артуро старше лет на десять, если не больше, а в жизни видел в сотни раз больше, но это то, что ему нужно, чтобы почувствовать сносящее крышу удовольствие — потому что да, он готов присягнуть на иконах всех святых. Никто так не трахается, как мужчины постарше. Артуро задёргивает за ними шторы, падает на ближайший диван, расставляя ноги, и с тихим облегчённым шипением расстёгивает давящую ширинку штанов, приспуская их с бёдер. Он раскидывает по спинке дивана руки, опираясь только локтями, и эта фривольная раскованная поза, кричащая о его силе и уверенности, заставляет колени Френки дрожать, норовя подогнуться. Он всё же скидывает футболку и кофту, безразлично отбрасывая их куда-то в сторону, потому что этот жадный похотливый взгляд, обласкивающий его нескладное худощавое тело в акварельных разводах розового и бирюзового неона, откровенно льстит, пробуждает в нём какую-то несвойственную томность и игривость. Я люблю тех, кто побольше, Тех, кто не помещается у меня во рту… Френки обводит взглядом крепко сбитую фигуру Артуро, задерживаясь взглядом на толстом в рельефе вен члене с крупной головкой, и думает только о том, стоит ли ему опуститься перед ним на пол и взять его в рот так глубоко, как только сможет, или оседлать его бёдра, позволяя ему обхватить себя настолько сильно и собственнически, насколько Артуро только захочется… Он не знает, когда Артуро приедет в следующий раз, в каком он будет настроении и состоянии, всё, что у него есть, — здесь и сейчас, одна единственная ночь без обещаний и предсказаний. Его могут убить уже завтрашним утром, могут бросить в тюрьму на остаток жизни, а Френки Шакира в ту же секунду безжалостно отдаст каждому, кто заплатит достаточно. Он хочет получить удовольствие и хочет его доставить. А ещё он хочет, до сведённых пальцев и наполнившимся слюной рта, до темноты перед глазами хочет почувствовать его большой член в себе. Френки смотрит ему в глаза вопросительно — его желания тут не главные, если Артуро захочет, чтобы Френки ему отсосал, пока сам Артуро рассыпает на шатком столе пыльную белую дорожку вынутого из кармана пакетика кокаина, он это сделает. Френки неосознанно облизывает губы, ожидая ответа, и Артуро подзывает его к себе, кивнув на свои ноги, не оставляя места двусмысленности. Френки забирается на кожаный диван, вставая на колени и покорно ожидая, пока Артуро вдохнёт первую дозу, пуская в кровь будоражащий наркотик, пока он сойдёт с ума от эйфории и сексуального желания, плещущегося яростным пламенным океаном на дне его огромных чёрных зрачков. Он седлает бёдра Артуро нетерпеливо, едва дождавшись, пока тот выпрямится, обхватывает его за шею ладонями, забывшись, склоняется слишком низко, будто это он только что получил внутрь щепотку белого сыпучего блаженства. Ему хочется коснуться мягких полных губ, хочется хоть раз почувствовать настоящий поцелуй, такой же жадный, страстный, агрессивный как и всё, чем они обмениваются, хочется ощутить его горячий язык в своём рту. Это плохое желание, опасное, он знает, что нарушает правила — с проститутками не целуются. Артуро мнёт пятернёй его ягодицы, сжимает бёдра, оплетённые ремнями портупеи, до ярких пятен и синяков, и тоже чего-то ждёт — не то пока сильнее подействует кокаин, не то пока он сам не начнёт двигаться и отрабатывать свои деньги за ночь. — Я хочу без подготовки, — Френки призывно приоткрывает губы, поводит бёдрами, едва касаясь ягодицами головки его члена, поддразнивая, помогая принять нужное решение и забыть о том, что он осмеливается чего-то требовать. Он смотрит в большие чёрные глаза Артуро, теряясь в опьяняющем кокаиновом мороке, обещающем ему приятную боль и острое удовольствие, лучшее, что он может получить, и он очень хочет верить, что они хотят одного и того же. — Я… — он хочет сказать, что обдумал это заранее, что давно хотел этого, хотя их секс и так никогда не отличался нежностью и осторожностью, но сегодня отчаянно хочется зайти дальше, он пытается сказать, что готовился к этому, миллион вещей, которые вертятся у него в голове, но которые он не может сказать — не как шлюха своему клиенту. Артуро ведёт пальцами между его ягодиц, с удивлением натыкаясь на тонкую пробку, не растягивающую тугое кольцо мышц, а только сохраняющую его влажным и смазанным внутри, пока Артуро не заменит её своим членом. Животный рык поднимается из его груди, будто наркотик отнимает у него желание и силы объяснятся словами, будто подменяет всё человеческое в нём первобытными природными инстинктами и страстями, и Френки только тихо скулит, умоляя позволить ему почувствовать всё это на себе. — В коленно-локтевую, — рычит Артуро сквозь сжатые зубы и сталкивает его с себя на диван, отвесив звонкий даже сквозь гремящую в ушах музыку шлепок, когда все его чувства и ощущения обострены кокаином, а член напряжён так сильно, что это причиняет ощутимую боль. Он бьёт его по ягодицам ещё несколько раз, с оттяжкой, оставляя алые отпечатки ладоней на бледной коже, разминает грубыми пальцами красивые бёдра в сексуальных повязках портупеи, хватается за основание пробки, вытаскивая с хлюпающим звуком и вгоняя обратно. Артуро издевается, раздразнивает его, раздражает, Френки уже заметно напряжён, опустившись на локти и прогнувшись в пояснице, отставляя маленькие упругие ягодицы, видимо, решив, что получает наказание за излишнюю дерзость. Он не предполагает, насколько сводит Артуро с ума. — С этим сам справишься. Артуро бросает перед носом удивлённого Френки пакетик с остатками кокаина, намекая, чтобы тот тоже получил свою дозу белой пыли по венам. Он недоумевает — с чего бы Артуро тратить на него, купленную на ночь шлюху, дорогой порошок? Он недоумевает, но покорно формирует дорожку чуть трясущимися от нервного напряжения и горячего желания руками, скапливающегося внизу живота от тонкой игрушки, задевающей при каждом резком движении простату, и коротких ногтей Артуро, которыми он иногда неосторожно цепляет края ануса и чувствительную кожу между ягодицами. Он недоумевает, потому что не знает, не чувствует, как Артуро позади него сплёвывает на свою ладонь, обхватывая член и распределяя по стволу слюну и естественную смазку, пока Френки вдыхает, блаженно зажмурившись, кокаин. Если мальчишка хочет почувствовать боль и удовольствие одновременно, Артуро не имеет ничего против, Артуро хочет выебать его до слёз, стонов и всхлипов, до того, когда Френки искусает свои пальцы в кровь, чтобы не закричать на весь клуб, но только воспалённые наркотическим дурманом ощущения и взвинченное до предела возбуждение даст им обоим то, что нужно. Артуро вытаскивает пробку, отбросив её куда-то, кажется, под стол, наскоро проверяет пальцами, насколько он влажный внутри. — Расслабься, будет больно. Френки восхищённо выдохает от угрозы, смешанной с обещанием в его голосе, но не может не напрягаться от предвкушения, когда его сжатого кольца мышц касается, растягивая, головка члена. Он выдыхает ещё раз, уже громче и сильнее, чтобы дать ему сигнал, и Артуро тут же проталкивается внутрь, не сдержав гортанного низкого стона. Это лучшее, что он ощущал в своей жизни, Френки будто даже горячее, чем обычно, узкие мышцы сдавливают слишком сильно, но ему даже нравится, так — нравится. Грубо, жёстко, яростно, задыхаясь от тесноты и сходя с ума от желания начать вбиваться в него до шлепков плоти о плоть, сжимая его бёдра до боли. Френки стонет и жмурится, его буквально разрывает изнутри большой твёрдый член, не вошедший даже на половину, вокруг которого растягиваются, принимая, его мышцы. Самая прекрасная боль, самое острое удовольствие, на которое его тело, опьянённое током пропитанной кокаином крови, откликается так ярко, что это сводит с ума. Его стоны, громкие, откровенные, срывающиеся на низкие вскрики, наверное, слышит весь клуб, ритмы чужеродной латины заставляют его сердце биться в такт, кислорода в выжженной дымом и наркотой судорожно вздымающейся груди не хватает, и он пытается схватить ртом воздух, но в этот момент Артуро резко подаётся вперёд, входя до конца. Френки утыкается лицом в чёрную кожу дивана, впивается зубами в своё запястье, пряча полный боли, похоти и наслаждения стон, похожий на крик. Люди за красными стёклами, за тонкими шифоновыми занавесками танцуют, не обращая на них внимания, поглощённые пороком и развратом, упиваются свободой и вседозволенностью, и Артуро совершенно точно был прав: ему так нравится это чувство, будто они на виду у всего мира, но только друг для друга — абсолютная интимность и уединённость при полной открытости. Безумный контраст, безумие — то, что они сейчас творят, безумие — наслаждаться обжигающей внутренности болью, безумие — подаваться назад, пытаясь получить больше, подмахивать бёдрами сбивчивым быстрым движениям Артуро, потакать его грубым сильным пальцам, раздвигающим его бёдра сильнее, вынуждающим его практически распластаться на нагревшемся от их тел диване. Эта ночь откровеннее, чем любая другая между ними, наполнена страстью и похотью, наполнена исполнением их фетишей и потаённых желаний, о которых они не решались сказать даже в их, ненормальных, недоотношениях. Артуро берёт его сзади, вбиваясь с хриплыми низкими стонами, тянет в какой-то момент за плечо, поднимая, заставляя откинуться себе на грудь, и сжимает между пальцами напряжённые соски, растирая и выкручивая. Френки кричит от удовольствия, скручивающего его тело сильным спазмом, едва дышит, будто от удушья. Перед его глазами смуглая мощная шея Артуро, покрытая тёмными татуировками и яркими пятнами неонового света, он слизывает солёную каплю пота около бешено бьющейся вены, с трудом заставляя себя не вцепляться в подставленную кожу зубами, оставляя засос. Такого не позволят даже ему. Артуро будто сходит с ума, отпуская себя и позволяя себе действовать в полную силу: обнимать его, хватать, сжимать, вбиваться в него так, что он не сможет сидеть ещё ближайшие пару дней, а ходить будет наверняка как ковбой, проехавший в седле все прерии без остановки. — Я не могу… я сейчас… — слова даются с трудом, будто ватный язык отказывается шевелиться, а голосовые связки издавать любые звуки, кроме стонов, но ему так нужно сказать Артуро, что он не выдержит больше всех этих чувств скопом, не сможет больше сопротивляться скопившемуся внизу живота сладострастному ощущению. — Пожа… пожалуйста… Френки хочет обхватить свой член ладонью, сделать последние движения, чтобы достичь пика, но знает, что ему не позволено делать то, что хочется, без чужого разрешения, нельзя даже коснуться себя, потому что таковым было правило, озвученное ещё в первую ночь. И он просит Артуро, надеясь, что он сжалится над ним, позволяя кончить с рукой на своём члене. — Сейчас, детка, — Артуро никогда не называет его деткой, никогда, пока может контролировать себя, не позволяет такого, но, видимо, он тоже уже подведён к самому краю и хочет почувствовать чистейшую эйфорию и наслаждение во всём теле, доводящую до крайнего напряжения, а потом отпускающую пружину внутри, выбивая из груди воздух и принося расслабление. Артуро обхватывает пальцами его влажный член, обводит вены и складки кожи загрубевшей подушечкой, оглаживает головку, ловя восхищённый обдолбанный взгляд Френки на контрасте их кожи, и сжимает грубее, как нравится им обоим, резкими движениями доводя до оргазма почти одновременно. Френки затихает в его руках с громким стоном, прокусив до крови свой большой палец, жмурится до темноты перед глазами, заводя свободную ладонь назад и слепо касаясь бёдер Артуро, через несколько коротких отрывистых движений излившегося внутрь него. Латина провожает их хриплыми аккордами уже чёрт знает какой песни, отдаётся в сбоящем сердце особенно глубокими ударами, кровь шумит в ушах, мешая слышать что-то, кроме глубокого дыхания Артуро у своего виска. Он с трудом поворачивает голову, утыкаясь носом во влажную шею, ощущая, как стекает по бёдрам, пачкая кожу и чёрные ремни портупеи, сперма. Френки знает, получив ощутимый укус в плечо, что не ошибается, предпочитая тех, кто постарше… Хотя и никогда не назовёт его «сеньором».