«Шаг 7. Положи свои чувства на чаши весов. Оцени всё».
Ласло впервые увидел Лолу Даффи из окна. Она выбралась из машины, благосклонно позволив таксисту выскочить первым, распахнуть дверь и помочь даме. Потом обернулась, перебросив через плечо шелковую волну волос, мило улыбнулась и послала воздушный поцелуй. От этого жеста Ласло обсыпало морозом. Скорей всего, поцелуй был адресован Дрю, караулящему сестренку на ступеньках крыльца. Но ощущение было такое, словно Лола заметила Ласло в тени шторы и поприветствовала именно его. Только и исключительно его. И никого больше. Все Даффи – проклятые суккубы, - подумал Ласло, натягивая первый подвернувшийся джемпер и спускаясь на первый этаж. Неудивительно, что на них западают все кому не лень. С такой безумной энергетикой даже не обязательно иметь симпатичную мордашку. У Лолы, впрочем, симпатичной мордашки и не было; зато она была фантастически похожа на брата и одарена такими же резкими скулами, такой же фарфорово-белой кожей и таким же длинным носом, прямым и острым, словно созданным для разрезания конвертов. Определенно, чтобы установить их родство, проводить генетическую экспертизу было необязательно. Сходство и так было почти сверхъестественным. Когда Ласло спустился на первый этаж и прошел в столовую, Лола уже болтала о чем-то, положив одну руку на плечо Нины «Дерьмо» Бенсон, а второй экспрессивно размахивая перед собой. Дрю сидел на высоком барном стуле, болтал ногами и со слепым обожанием пялился на сестру. За его пяткой увивался О, пытаясь поймать мягкой персиковой лапкой. Ласло вежливо кашлянул, обозначив свое присутствие. - О! – воскликнула Лола, убрав руку с плеча Нины и обернувшись на звук. – А вот и мой зять! У нее был британский акцент. А еще волосы… Чем-чем, но волосами Лола точно не была похожа на брата: черные от природы, они не подвергались химической атаке раз в пару месяцев и выглядели невероятно ухоженными. Спускались от лица темными, атласно блестящими волнами, и заканчивались на уровне лопаток. Помимо волос, тело Лолы прикрывала легкомысленная маечка, слишком легкая для середины октября, и туго обтягивающие задницу джинсы. Маечка была из зеленого шелка, и в складках глубокого, совершенно умопомрачительного декольте не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего бюстгальтер. Видимо, за неимением большой груди Лола не видела нужды в лифчиках, и темные торчащие соски угадывались под тонким шелком, словно она была голой. - О-о-о, у тебя такие красивые волосы! – воскликнула Лола, прижавшись к Ласло своей крохотной грудью и подергав пряди у его лба. - Люблю седых мужиков! Да, это совершенно точно был британский акцент. Ласло так удивился этому, что позволил Лоле себя обнять. Судя по взгляду Нины, она была очарована гостьей. Возможно, Лола тоже разбиралась в чаях; а может, ее безумный сексуальный магнетизм валил всех без разбору – от миллионеров-нефтяников до скромных экономок с излишней тягой к обсценной лексике. - А вы разве… - Ласло недоуменно покачал головой. – Я не знал, что вы из Англии… - Это потому, что мы не из Англии, - проворчал Дрю. – А она просто выпендривается. Лола засмеялась. Голос у нее был с хрипотцой, бархатный и тягучий. Скорей всего, она тоже курила как паровоз. И виртуозно трахалась. И любила кошек. В общем, они с братом были как две капли воды. - Прости, красавчик, - сказала она безо всякого акцента. – Парни в США дрочат на англичанок почти так же сильно, как на француженок, но британский акцент проще подделать. Лола приехала за неделю до дня рождения Дрю, чтобы провести время с братом и насладиться солнечной середкой октября. Ей, последние полгода торчавшей в Миннесоте, Нью-Йорк показался местом восхитительно теплым и дружелюбным. - Видела ту газету, - сказала она, вернувшись за стол и забросив ногу за ногу. Ласло подумал: будь она в шортиках, таксист набросился бы на нее прямо в машине. Странно, что мужики вообще могут как-то функционировать рядом с ней. Даже ему, несостоявшемуся гетеросексуалу, присутствие Лолы ударило по мозгам. - Какую газету? – спросил Дрю, принимая из рук экономки чашку чая. - Ту, в которой описана ваша история женитьбы, - Лола закатила глаза, словно ни о какой другой газете сейчас не могло идти и речи. – Очень проникновенно! Мои друзья, пара геев из Сент-Клауда, заявили, что если бы Ласло пошел в политику, они бы голосовали за него. Эта история про принятие своей сущности… про борьбу с собой и своей ориентацией… Это чудесно! - Спасибо, - скромно ответил Ласло, усевшись на стул и по-хозяйски опустив ладонь на бедро Дрю. – Передам парню, который это сочинил. Лола расхохоталась. Сиплые нотки придавали ее смеху естественность, граничащую с откровенной эротикой. - Вранье, везде вранье! – воскликнула она. – Но не на фотографиях. На них ты влюблен, МакБрайд, по самые уши втрескан в моего братишку! И я тебе верю. Ласло ощутил, как в мгновение ока окаменели под рукой мышцы Дрю. Тот напрягся, наклонился вперед и быстро сказал: - Ло, прекрати. Прекрасный, чуткий… и вовсе не такой прямолинейный Дрю, каким Ласло его когда-то представлял. Улыбнувшись, он успокаивающе погладил Дрю по тощей коленке. - Что прекратить? – насмешливо спросила Лола, устроившись локтем на каменной столешнице и подперев щеку костлявым кулачком. – Я еще даже не начала! Пока твой муженек пожирает тебя взглядом во время фотосессий, ты вытворяешь вещи покруче… В целом, спланированный Тобиасом каминаут прошел без сучка и задоринки. Сначала акции КлирФуд дали усадку в один процент – просто от стресса, потому что рынок лихорадило, - а затем подросли за счёт лояльности ЛГБТ-сообщества и либеральных групп. Ласло едва не обалдел, наблюдая за этим. Он только что на весь мир признался, что пялит мужика, но не был тут же наказан, и никакая молния не пала на него с небес. Миру было плевать. К счастью, его родители давно были на том свете, и краснеть перед ними Ласло не пришлось. Ну а мнение окружающих не оказалось таким разрушительным, как он боялся. Положа руку на сердце, Ласло признавал необоснованность своих тревог: и звериное чутье Тобиаса, и весь мировой опыт подсказывали, что гомосексуальным браком скорее можно укрепить себе рейтинги, чем обрушить. Тем не менее, этот страх был иррациональным, почти инстинктивным, и ночь перед каминаутом Ласло провел в туалете: блевал от стресса. Точнее, ему хотелось верить, что от стресса… Болезнь прогрессировала, и это был уже не первый звоночек. - Воу-воу, - Ласло заинтригованно вскинул бровь. - И что такого творил твой брат, что ты сочла его бесконечно влюбленным? Он не сомневался: Лола в курсе, что в их браке любви ни на грош. Несмотря на договор о неразглашении, который подписал Дрю (и который за огромное вознаграждение подписали буквально все, кто знал о его роде деятельности, спал с ним или трудился с ним в одной упряжке; Тобиас позаботился, чтобы шлюшья репутация Дрю не всплыла в прессе раньше времени), Ласло был уверен: уточка Даффи вывалил сестренке все, вплоть до малейших подробностей, едва подписав брачный договор. Однако Лола продолжала играть, и имя этой игре было: «вы такие влюбленные! это так мило!» Ласло пораскинул мозгами и решил: почему нет? Ему приятно было притворяться влюбленным… Да что там – ему приятно было ощущать себя влюбленным! Он купался в этом чувстве, вдыхал его, трахался с ним, а потом бесконечно долго гладил мокрые от пота плечи Дрю, перебирал его волосы, а когда тот засыпал – мог часами лежать и смотреть в потолок, наматывая на палец любимую зеленую прядку. В октябре прядка переехала на затылок, и чтобы ее найти, нужно было слегка повернуть голову Дрю и долго ерошить пальцем его шевелюру, отделяя темно-зеленые волосы от черных. - Хм-м-м, - протянула Лола, прищурив хищные глаза. Складывалось ощущение, что на ее лице нет ни грамма косметики; и даже восхитительные опахала ресниц, скорей всего, были не густо накрашенными, а аккуратно нарощенными норкой. – С чего бы начать? Когда ты подарил братцу то дурацкое колечко с патиной, он прислал мне три десятка сообщений и дюжину фоток… Дрю фыркнул и торопливо поджал пальцы, спрятав кулак под куртку. Колечко с патиной он носил на той же руке, что и обручальное кольцо. Ласло это даже смешило: украшение с гигантским голубым бриллиантом – и побрякушка, не стоившая ни цента. Разве можно их сравнивать? А Дрю сравнил. И выводы, судя по уверенному лицу Лолы, были отнюдь не в пользу обручального кольца. - А знаешь, сколько было фоток, когда ты отвалил ему тот здоровенный бриллиант? – промурлыкала сестренка-суккуб, томно скользнув пальцем по своим губам. Те смялись от прикосновения, и Ласло едва сумел оторвать взгляд от лица Лолы. – Одна! И то потому, что я попросила. Ласло тихо засмеялся, а потом, не сдержавшись, привлек к себе Дрю и прижался губами к его шее. Тот заворчал. Колечко с патиной появилось месяц назад, когда Ласло и Дрю вернулись из очередной поездки в Сорбонну. Твердо решив отдохнуть от перелетов с одного материка на другой, Ласло целый день провел в мастерской. Дрю присоединился к нему под вечер, и они вместе сделали кольцо – маленькое, под размер его тощих пальцев. Точнее, кольцо делал Ласло, а Дрю валялся на диване в углу мастерской, вертел в руках прозрачную защитную маску и рассуждал о профеминистичных мотивах в норвежской литературе девятнадцатого века. Кажется, речь шла о Генрике Ибсене. Но может и нет. Ласло не очень внимательно слушал, а половину монолога Дрю заглушил скрежет болгарки и напильников, которыми Ласло обрабатывал латунь и мельхиор. Обе пластинки были свернуты в кольцо и намертво спаяны. На внешней – латунной – стороне заготовки Ласло нарезал неровные грани и заломы, чтобы поверхность напоминала необработанный камень, а затем пятнадцать минут мариновал кольцо в подогретом растворе соли, нитрата меди и хлорида аммония. Патина получилась темно-оливковой, с прожилками и плешами, в которых проглядывала светлая латунь. Выглядело это, словно камушек, заросший водорослями и выдернутый с речного дна. Как твои глаза, - сказал Ласло. И подарил кольцо Дрю. - … мой глупый братец считает более ценной не ту побрякушку, за которую ты отвалил кучу бабла, а ту, которую изготовил персонально для него, - закончила Лола. В доме было прохладно, и ее голые плечи покрылись мурашками, а темные соски под майкой встали торчком и напряглись. Чтобы увидеть это, Лолу не нужно было раздевать; когда она наклонялась вперед, складки декольте почти полностью обнажали ее грудь. - Ну-ка, МакБрайд, теперь подумай своей красивой седой головой. Если это не любовь, то что? - Это любовь к рукоделию, - проворчал Дрю. А потом сдернул с пальца обручальное кольцо и бросил его на стол перед Лолой. Кольцо заколотилось, завертелось на каменной столешнице. В итоге бриллиант перевесил, кольцо завалилось на бок и затихло. - Забирай, если хочешь, - насмешливо фыркнул Дрю. – Этот ваш камушек – ничто, пшик. Для человека с таким состоянием, как у Ласло, это как пиццу заказать. А тут… Он задумчиво скользнул пальцем по неровной поверхности патинированного колечка. Потом скрутил его со среднего пальца и надел на безымянный – туда, где еще недавно красовалось обручальное кольцо. - Вот это, - спокойно сказал Дрю, - имеет смысл. Ласло улыбнулся. В груди стало тяжело, горячо, и совершенно непонятно было: это рак пищевода или любовь? Или и то, и другое, смешанное и перепутанное в его безнадежно больных мозгах? Посмотрев на Лолу, Ласло слегка прищурился и сказал: - Ты очень мудрая… Ты в курсе? Лола расхохоталась. А потом спрыгнула со стула, ухватила Ласло за локоть и стащила его ногами на полированный паркет, уверенно потянув к выходу из столовой. - А ещё я чертовски сексуальная! – объявила она. – Но очевидные вещи не обязательно озвучивать – на то они и очевидные! Все, вали. Мы с братишкой хотим посплетничать… Ласло повернул голову до хруста позвонков, оглянувшись через плечо, и Дрю украдкой ему улыбнулся.* * *
Подарок, который Ласло подготовил на день рождения Дрю, весил немногим менее трехсот килограмм. Он не был чем-то таким, что можно купить. Ласло изготовил его собственноручно – пилил, ковал, паял и обжигал почти неделю, выгрызая куски свободного времени между работой, игрой в покер два на два (Лола и Нина Бенсон против Ласло и Дрю) и просмотром сериала о приключениях серийного убийцы. Иногда – уходил в мастерскую, когда Дрю уже засыпал, и оставался там до трех часов ночи. Ласло твердо знал, чего хочет. Понял это тогда, когда Лола ткнула его носом в совершенно очевидную вещь: в то, какое из колец стало для Дрю обручальным, а какое он считал пустой, ничего не стоящей побрякушкой. Однажды Лола пришла в мастерскую, минут двадцать постояла у Ласло над душой, выкурив пару сигарет, а потом протянула: - М-м-м-м… Забавно. И ушла. У них с Дрю была запланирована поездка на мотоциклах вдоль морского побережья. Ласло хотел присоединиться, но подарок не был закончен, ему требовалось время, так что пришлось отказаться от поездки и провести день в мастерской. Когда Дрю увидел скульптуру, у него даже зрачки расширились. Как во время секса. Как в приступе жгучего, жаркого возбуждения, когда Дрю прижимается к Ласло всем телом и раздвигает ноги. А внутри у него влажно и растянуто, потому что они делают это не первый раз за ночь, и губы его искусаны, плечи зацелованы, и все его тощее, странное тело изучено пальцами и языком Ласло вдоль и поперек… - Это… - тихо прошептал Дрю. А потом признался, рассеянно защипнув пальцами одной руки кожу на предплечье другой: - Сдуреть можно. Простая садовая скульптура. Скелет змеи. Ласло хорошо его помнил – первый значок, который он увидел на куртке Дрю, и который позже наблюдал не раз и не два. Даже брал в руки и намеренно разглядывал, чтобы запомнить каждую линию, каждый штрих, оскал громадной пасти и изгиб лепестков на бутонах, пылко цветущих между ребрами змеи. Это, наверное, была одна из самых трудных работ в жизни Ласло. Он не знал, как ковать черепа, и долго провозился с листом металла, ручником и пробойником, то расклепывая железо, то растягивая пошире глазницы, то припаивая на челюсть зубы-иголки. Он не знал, как ковать позвоночники, и в поиске идей долго листал ютуб, а потом подбирал трубы разных диаметров и распиливал бо́льшую из них на бесконечное число кусочков. Потом эти «позвонки» пришлось ковать, плющить и изгибать, а в самом конце – нанизывать на изогнутую основу и припаивать к ней. Адские муки того стоили – позвоночник выглядел так, словно он живой, и вот-вот скрутится, изогнется, и голова змеи бросится на таран. Сколько времени Ласло потратил на создание двухсот ребер и их припаивание к позвоночнику, он даже засекать боялся. Это была бесконечная, муторная, высосавшая его подчистую работа… и если бы не шоковая пустота в глазах Дрю, если бы не его расширившиеся зрачки и пересохшие губы, Ласло зарекся бы ходить в мастерскую до конца своих дней. Но Дрю потрясенно качнул головой, а потом молча, не отрывая взгляда от змеи, ухватил Ласло за руку. И стоял так почти час.* * *
- Это не творческая работа, понимаешь? – спросил Квентин Брю. – Совершенно не творческая. Она убивает потенциал. - Понимаю, - откликнулась Лола. – И что ты планируешь? - Думаю уйти в кино, - сообщил Квентин. А потом оглянулся, отыскал взглядом Ласло и ослепительно ему улыбнулся. – Как думаете, мистер МакБрайд, у меня получится? День рождения Дрю был не слишком людным – несколько друзей, Лола, садовник Аугусто и хохотушки-ирландки, которые сегодня не были обременены готовкой. Ласло дал персоналу отдохнуть и заказал кейтеринг. Нина Бенсон тоже была приглашена – у Дрю с ней сложились исключительно теплые отношения, - но твердо и безапелляционно отказалась. Ей-де не место среди молодежи, а день рождения Дрю она с удовольствием отпразднует за чашечкой ароматного лунцзина в любой вечер, когда он того пожелает. Вечеринку устроили прямо во дворе – по креслам-мешкам были разбросаны клетчатые пледы, из выпивки на выбор наливали глинтвейн с корицей и персиковый пунш, а на углях жарились крепко промаринованные стейки и ломтики бекона. Двор был наполнен фантастически красивыми людьми, и Ласло любовался каждым из них, словно произведением искусства. Взять только Лолу Даффи, черноволосую и волшебную настолько, словно она была столетней ведьмой. Иногда Ласло думал, что она попросту наколдовала себе эту фарфоровую, неувядающую красоту. Лола была на год старше, чем Дрю, и скоро ей должно было стукнуть тридцать семь. Или Квентин – мальчик из эскорта и один из лучших друзей Дрю. Русые кудри Квентина, идеальный нос Квентина, даже тяжелая, слишком массивная челюсть Квентина... в такое лицо можно было провалиться, влюбиться на раз-два, и Ласло был уверен, что так бы и сделал. Если бы встретил Квентина первым, до разговора с Дрю. А так… только и осталось, что любоваться им, словно экспонатом в музее. И иногда думать: черт подери, у этого парня совершенно исключительные пропорции! Чем еще можно объяснить тот факт, что тяжеленная челюсть, больше подходящая Щелкунчику, чем живому человеку, кажется не уродливой, а напротив – правильной и красивой? - Мистер МакБрайд?.. - Да, - откликнулся Ласло, - прости. Что ты спросил? Квентин улыбнулся. Светлые кудри обрамляли его лицо, и только сейчас, глядя Квентину в глаза, Ласло подумал: наверное, таким должен быть ангел. Не кукольно-красивым, словно андрогинное людское дитя, а именно таким – диспропорциональным, словно этот чудовищный подбородок прилепили к светлым глазам и мягким кудрям от совершенно другого человека. - Как думаете, - терпеливо повторил Квентин, - у меня получится уйти в кино? К удивлению Ласло, на его коленях обнаружился Эм. Кот, которого в особняке не видели с июля, и потому считали, что он сбежал к соседям или сдох, сидел на руках у Квентина, распушив черный хвост, и ожесточенно умывал заднюю лапу. Не зная о редкости и, что уж греха таить, чрезвычайности такого явления, Квентин гладил кота по меховому загривку и мял его уши. Ласло всерьез задумался, а потом встал, отбросив с колен клетчатый плед, и спокойно похлопал Квентина по плечу. - Конечно получится, - сказал он. – Нужна будет помощь – только свистни. Думаю, у меня в телефонной книге найдется пара-тройка режиссеров… Такое лицо, - подумал он, - грешно скрывать от людей. Сколь бы интересно и весело не было Квентину в службе эскорта, в киноиндустрии он будет востребован не меньше. Решив так, Ласло покинул двор. Скользнул в правое крыло особняка, куда редко забредали гости; обогнул грандиозную залу для званых ужинов, пересек опустевшую кухню и поднялся по лестнице на второй этаж, в каминную. Дрова и жидкость для розжига не потребовались – хватило электроуглей. Дом был звеняще пуст, неподвижен, и Ласло находил в этом определенную гармонию: в секунды, когда Дрю наслаждался кусочком своего шумного веселого мира, Ласло захотелось одиночества и тишины. Спустя час, когда Ласло задремал в кресле, его нашел Дрю. Скользнул под плед, устроившись там и сунув ледяные руки под чужой свитер, прижался лохматой башкой и затих. - Что, скучно у вас там? – виновато спросил Ласло, пригладив пальцами зеленую прядь. Остальные лежали как попало, влево, вправо, на лоб, но эта торчала строго вертикально, словно Дрю укладывал её отдельно от остальной шевелюры. Возможно, - подумал Ласло, - не стоило покупаться на слова о «маленькой вечеринке» и «пикнике». В конце концов, торжественное празднование на яхте с морем алкоголя и мальчиками гоу-гоу было бы… - Нет, - сказал Дрю, не поднимая головы. – Там хорошо. Радостного возбуждения и удовольствия от вечеринки в его голосе не наблюдалось. Они молчали довольно долго; в комнату кто-то заглянул – Ласло не успел заметить, кто. Дверь быстро и бесшумно прикрыли, и больше в каминную никто не вторгался. - Не хочу, чтобы это заканчивалось, - сказал Дрю. Ласло видел его затылок, но не мог заглянуть в глаза. Подождав немного – и не получив никакой конкретики, - осторожно уточнил: - Что заканчивалось? Ласло понял бы, скажи уточка Даффи такое после ураганного секса. Или во время поездки на Барбадос. Или при вручении презента стоимостью в пару миллионов долларов… Может, змеиный скелет не стоил ни цента, зато недавняя ламборджини была шикарной и очень, очень дорогой! Но сейчас-то чего? Дрю прижался к нему лохматой темноволосой башкой, глядя в блымающее нутро электрокамина, и ничего не ответил.* * *
Каждый секс с ним – как огонь. Так сумасшедше и горячо, что аж больно; и потому кажется, что в конце ты останешься опустошенный, с красными обожженными руками, с отпадающими от костей обугленными лохмотьями вместо мышц, потому что живой человек не может выдержать такого. Не может выжить в огне. Только Дрю об этом не знает. Он кусает Ласло в губы, жарко вылизывает его рот и шепчет: давай, давай, трахни меня, давай… Дрю задыхается. - Мой прекрасный, прекрасный создатель Вещей, - шепчет он, и голос его дрожит, а глаза смеются. - Мой сладкоголосый подлиза, - в тон ему отвечает Ласло, тиская ладонью тощий зад. Каждый секс с ним – как огонь. Ласло не хочет обжечься, но ему не хватает душевных сил, чтобы устоять. Дрю в одинаковой мере владеет его мозгами, его счетами и его сердцем – и это, вопреки ожиданиям, не расстраивает Ласло, а приводит его в восторг. - Я не подлиза! – возмущается Дрю, а затем прижимается бедрами. Он выглядит, как человек, на котором слишком много одежды. – Если бы сейчас было средневековье, я стал бы придворным поэтом и воспевал красоту твоих глаз, благородство седин и… ну, все эти штуки, на которые дрочат поэты. Но мы не в средневековье… - А еще ты – хуевый поэт, - вставляет Ласло, расстегивая ширинку Дрю и запуская ладонь под ткань трусов. Медленно и аккуратно гладит пальцами, лаская теплый, ни капельки не возбужденный член. Зачарованно вздохнув, Дрю толкается бедрами в сухую шершавую ладонь. - Тогда я могу быть папарацци, - предлагает он, облизав губы. – Буду преследовать тебя везде… фотографировать в душе – голого, охуенного, - а потом дрочить на эти снимки и продавать их за огромные бабки. Или оставлять камеру мобильника включенной и снимать наш секс… Ласло сжимает кулак, грубовато стискивая и начиная ритмично двигать ладонью. - Я бы не спал с папарацци, - говорит он. - Хотя это был бы очень экстремальный опыт… И продолжает, разглядывая блаженное, разгладившееся от удовольствия лицо Дрю: - … для тебя. Дрю опускает ресницы, с трудом удерживая дыхание ровным. А потом толкается бедрами, намекая Ласло, что дрочить можно и поактивнее. - Почему? - Если бы мое хоум-видео попало в интернет, я бы добился, чтобы его заблокировали, - поясняет Ласло, сжимая его член под головкой и осторожно оттягивая крайнюю плоть, - … а тебя отдал бы специально обученному человеку, который знает, под каким мостом нужно закапывать папарацци. Дрю возбужденно стонет, а потом вяло пихает Ласло коленом. - Но тебе же понравится! - Видео, на котором любой желающий увидит мою голую жопу? – Ласло фыркает, больно стиснув пальцами яички и придавив член у основания. Он не злится, конечно. Все это – просто игра. - ... вот уж не думаю. Дрю вскрикивает и с силой пихает его кулаком в плечо, извиваясь и уже откровенно пытаясь прижаться, потереться возбужденным членом. - Видео, - стонет он, - на котором ты, беловолосый и весь в шрамах, как гребаный исландский бог, пялишь меня во все дыры… Ласло смеется, подхватывает Дрю свободной рукой под задницу и дергает к себе, усаживая верхом на колени – близко, тесно, животом к животу. Дрочить так гораздо удобнее – можно сунуть ладонь между телами, собирая большим пальцем выступивший предэякулят и размазывая его по члену, аккуратно скользя, в каком-то собственном ритме сжимая пальцы и двигая рукой быстрее, еще быстрее, грубо, с влажным пошлым хлюпаньем. Дрю прогибается, толкаясь в ладонь и норовя сбить с ритма, жадно требует «быстрее!», «больше!», «еще!», дергает рубашку на груди Ласло и жмурится, пытаясь не кончить, как мальчишка, от двухминутной дрочки… Ласло выдыхает и подается вперед – губами к губам, сжимая свободной рукой чужие ягодицы и жадно тиская их сквозь ткань. Целует так, чтобы голова кружилась; чтобы дыхание сбивалось, и было так тесно, так жарко, будто это – самый взаправдашний секс, а не жалкая дрочка. Дрю стонет, едва не до крови прикусив губу, а потом всхлипывает, крупно содрогаясь и кончая Ласло в кулак. Какое-то время они хрипло дышат, приходя в себя. Ласло подхватывает Дрю под спину, чтобы «придворный папарацци» никуда не рухнул, второй рукой чувствуя его влажное, липкое, чисто физиологическое признание в любви. Это лучше секса, - думает Ласло. Трахаясь, ты помнишь о себе; но о любовнике своем, о его удовольствии, жгучем и сладком, на несколько секунд забываешь. В этот раз Ласло ни о чем не забыл. Отдышавшись, Дрю выпрямляется в его руках, как примятый цветок после грозы. Смаргивает слезы, смотрит из-под челки мутными, затянутыми поволокой глазами, и молча тянется губами к губам. Ласло впивается рукой в его затылок, пачкая волосы подсыхающей спермой, и проскальзывает языком в нежный, призывно распахнутый рот.* * *
В эту ночь Ласло впервые думает: может, пора?.. Ему так хорошо сейчас, что эта мысль получается простой и естественной, и Ласло засыпает с ней, просыпается с ней, даже завтракает с ней, невыносимо медленно пережевывая свой стейк. Потом его выворачивает, и на выходе стейк выглядит уже не так аппетитно, как на входе. Может, пора? – думает Ласло. Может, он ждал слишком долго?