***
Донхек сидит дома. Минхен не пишет ему в первой половине дня, поэтому парень просто листает новости в интернете, смотрит телевизор и занимается прочей ерундой, лишь бы убить время. Зачем Минхен предложил ему это? Если честно, младший сперва думал, что Ли будет заваливать его очень сложной работой, чтобы наказать или что-то в этом роде. Но в итоге ни слуху ни духу от него весь день. Ближе к обеду ему звонит Тэен — говорит, «подъезжаю». Ли пишет Минхену, спрашивая, можно ли Тэен зайдет, и тот отвечает согласием через некоторое время. Донхек на кухне старшего что-то трогать стесняется, зато Тэен охотно ворует его печенье на фруктозе и заваривает чайник облепихового чая. — Если порыться — много интересного можно найти. Он всегда покупает что-то, а потом не пользуется этим, потому что вечно торчит на работе, — говорит Тэ, жуя. Он запивает все чаем и сладко вздыхает. — Ну, что, как он себя ведёт? — Минхен? — Донхек хмыкает, выводя что-то на столешнице пальцами. — Я типа теперь на него работаю. — М? — глаза Тэена расширяются. — В его фирме? — Нет, типа… На него самого. Ну, там, стирать-убирать и все такое, — вздыхает Донхек. — Почему он не может найти себе человека, который хотя бы понимает, что и как делать? Тэен хмыкает, обмакивая очередное печенье в чае. — Ну, — тянет он. — Его порой трудно понять, даже сейчас я не уверен, что он имеет ввиду. Но если просто наблюдать за ним, можно узнать много всего интересного. Донхека поражало, как просто Тэен отзывается о Минхене. Младшему он казался не то чтобы богом, но точно человеком выше по социальному, умственному и прочим положениям. А Тэен говорил так, словно Минхен — маленький ребенок или щенок, который только сперва не хочет на руки, но если попробует — вечно будет проситься. Может, так оно и было? Они с Тэеном болтают на кухне ещё некоторое время, а потом он уходит. Донхек не может перестать думать о том, зачем Минхен заплатил за него залог, зачем он вообще делает все это. В какой-то момент Донхеку стало легче думать, что у старшего на него какие-то зловещие планы. Даже так было проще. Кажется, Минхен совсем позабыл про него, но после обеда вдруг вспомнил: попросил заказать в офис японской еды, да и себе чего-нибудь. Донхек ощущает маленькое удовольствие, когда вбивает на сайте ресторана данные минхеновой карты и облизывается, представляя вкус свеженьких такояки. Он смотрит какое-то шоу про готовку весь вечер и обжирается суши. Под конец вечера, к приходу Минхена, он лежит в окружении пенопластовых коробок и весь в крошках и кунжуте. Он тихо дремлет и сопит, а в уголке его рта — соус. Минхен возвращается домой в девятом часу. Донхека не слышно, свет не горит, зато телевизор негромко вещает о погоде на завтра. Ли вздыхает, осматривая беспорядок, что устроил младший, но потом решает, что убираться у себя он будет сам. Пока он делает себе кофе, то размышляет о том, какой бы работой ему ещё загрузить Донхека, чтобы жизнь сладкой не казалась.***
На следующий день Минхен не звонит вообще. Донхек мается: телевизор уже надоел, а больше особо и нечем заняться. Если честно, он боялся выходить из башни. А вдруг его узнают? Будет неудобно. Донхек смотрит в окно, на асфальт, который двадцатью этажами ниже, и горестно вздыхает. Скоро вернётся его дракон. А где же принц, который его из этой башни спасет? Ближе к вечеру Донхек находит в шкафчике ванной чистящие средства и заинтересованно разглядывает яркие упаковки. Он решает прибраться. У него уходит на это около четырех часов, но от скуки он настолько поглощён работой, что и сам не замечает, как пролетает время. Он выносит мусор, убирает и моет кухню, ванну, зал. Даже немного убирает грязь в спальне Минхена, где все так пропитано его натурой: темно синие плотные шторы, серое белье на кровати, встроенный шкаф из темного дерева во всю стену. Ли решает не трогать вещи старшего, и просто прикрывает за собой дверь, возвращаясь в зал. Когда Минхен возвращается, Донхек уже спит на своем диване, даже толком не расстелив его, и свернувшись калачиком. Минхен оглядывает окружающую чистоту и добавляет уборку в список того, что Донхек вполне способен хорошо делать. Донхек просыпается ночью от жажды. Он нехотя плетется на кухню, и в тусклом свете настенного бра, замечает Минхена, который выдавливал таблетки из блистера. — Все хорошо? — младший забывает о жажде и смотрит на хена, который закинул таблетки в рот и запил стаканом воды. — Да, — Ли облизывается. — Все в порядке. Иди спать, — он убирает упаковку в шкаф и исчезает в коридоре. Донхек набирает и себе стакан и выпивает. Любопытство не даёт ему покоя. Оглянувшись, парень лезет в шкаф и достает немного помятую коробочку. Снотворное? Наверное, из-за таких объемов информации каждый день у Минхена были проблемы со сном. В душе Донхек даже пожалел старшего, вздыхая и убирая таблетки на место. Он возвращается в кровать и засыпает уже лучше.***
Утром Минхен оставляет ему свой ноутбук и записку с этажом, где находился салон по ремонту техники. «Наконец-то ответственное задание», — вздыхает Донхек, наливая себе воды из фильтра. Он переодевается (надевает футболку Тэена и свои старые джинсы, убеждая себя, что он не бомж, а его стиль — это гранж). Но чувствует себя неловко, когда стоит в лифте, наполненном людьми в выглаженных костюмах. Так и мечется между двумя состояниями: не то проституткой себя чувствует, не то ребенком. Он выходит на нужном этаже и отдает ноутбук в ремонт. Он ещё немного гуляет по темному коридору с гигантскими окнами, рассматривая город с другой стороны здания. Когда становится скучно, парень возвращается в квартиру и снова принимается заниматься своим ничем.***
Около семи Минхен пишет, что будет поздно. Донхек не отвечает, откидывая телефон в сторону. Уснуть, как вчера, не получалось. В голову стали закрадываться неприятные мысли. А что, если Минхен с кем-то? Это было бы нечестно и обидно по отношению к Донхеку, он же тут совсем один… Ли быстро успокаивает себя тем, что это не его дело и утыкается головой в подушку. Он решает сходить в душ до приезда Минхена, а когда выходит — то Ли уже разувается. — Привет, — здоровается он. Хён как всегда немного уставший, с залегшими мешками под глазами. Кажется, ему действительно нравилась его работа, раз он продолжал ходить на нее каждый день. — Привет, — Донхек поджимает губы, только сейчас замечая, что его вид весьма непристойный. — Пойду… Оденусь. Минхен лишь кивает и вслед за ним скрывается в ванной, закрывая дверь. Вскоре слышится шум воды. Донхек наспех одевается, садится по турецки на мятом пледе и смотрит в телевизор, но картинки не видит. Минхен заглядывает к нему после душа — он уже в пижаме и волосы у него влажные. — Спокойной ночи, — желает он. — Если тебе не трудно, сделай потише. — Спокойной, — кивает Донхек и тянется за пультом.***
Донхек смотрит телевизор до поздней ночи, но сон никак не идёт. Он кутается в плед, думая, что тепло наконец сморит его. Но глаза слипаются, а спать совсем не хочется. Он дует губы и выбирается из своего кокона. Парень хочет зайти к Минхену: вдруг он ещё не спит. Хотя, он пьет таблетки, так что… Наверняка, он даже не проснется, если Донхек зайдет. Он осторожно толкает дверь и заглядывает внутрь. Минхен спит под одеялом, негромко дыша и отвернувшись спиной ко входу. Донхек кусает губы и осторожно скользит в комнату. Он садится на кровать, а затем укладывается, внимательно следя за дыханием Минхена. Тот, кажется, не просыпался. Парень ложится, подкладывая руку под голову и смотря Минхену в спину. На удивление быстро он начинает дремать, а когда через некоторое время просыпается — уже утыкается между чужих лопаток. Минхен пах Минхеном — гелем для душа, чистой одеждой и чем-то домашним. Донхек снова засыпает, немного комкая в пальцах мягкое одеяло.***
Донхек просыпается снова. Он приподнимается — на электронных часах Минхена — 6:23 утра. Через семь минут у него зазвонит будильник. Ли вздыхает, садясь в постели. С Минхеном ему спалось хорошо, но он сомневался, что старшего устроит факт того, что в его кровати ночевал кто-то ещё. Он уходит до того, как Ли просыпается и ложится на диван, делая вид, что спит (пусть и спать не хочется вообще). Он слушает, как собирается Минхен — варит себе кофе, умывается, а затем за ним закрывается дверь. Донхек приподнимается на локтях и вздыхает, потирая лицо. Эта неопределенность в его жизни здорово пугала. Он не знал, что будет дальше. Что будет после того, как он отдаст Минхену долг? Он просто уйдет и будет жить, как раньше? Роясь в холодильнике Минхена, в его квартире, где все было довольно дорогим, но удобным — таким, в каком полагается жить человеку с его потребностями, — Донхек представляет, как снова будет обчищать магазины одежды и продуктов. Очевидно, что не в этом районе. Может, он вернётся в район, где жил раньше, где знает каждую травинку и тропинку. И почувствует, будто никуда за все это время так и не продвинулся. Пока ест, думает, что завидует Минхену. У него есть все, что может сделать его жизнь комфортной (кроме здорового сна, вероятно). У него есть работа, друзья, теперь даже личный ассистент. Донхек даже не позволял себе мечтать о том, что когда-то тоже будет работать в высоком здании, зарабатывать большие деньги и жить в роскошной квартире. Донхек откладывает тарелку с яичницей: аппетит от поганых мыслей совсем пропал. В течение дня он лениво прибирается, смотрит телик. Наверное, эта бездельная рутина, всё-таки, лучше, чем ничего. Донхек надеется. Пусть и немного ненавидит себя за то, что ничего не делает.***
Минхен приходит не слишком поздно, и они даже успевают обсудить новости по телевизору, прежде чем расходятся по кроватям. Минхен уже сладко спит, пока Донхека грызут мысли. Он комкает футболку на груди от ноющего чувства под ребрами и кусает губы, лишь бы что-то почувствовать. А потом, когда по телевизору начинается то, что днём показывать не принято, пробирается в спальню к спящему Минхену.***
Это происходит ежедневно. Уже, наверное, пошла вторая неделя того, как Донхек спит с Минхеном. Он привык просыпаться раньше него и уходить обратно в гостиную — к своему одинокому рюкзаку с краденными вещами (смотреть на них Донхек не мог), да пушистому пледу. Донхек свято уверен, что старший крепко спит под снотворными. Был уверен. Донхек дремал чутко, как обычно, уткнувшись носом в руку Минхена. Его кожа была мягкая и гладкая. Старший редко носит что-то с короткими рукавами, поэтому в футболках он всегда выглядел как-то особенно по-домашнему и тепло. Вдруг, прервав сладкую дрему младшего, Минхен садится в постели и потирает глаза. Донхеку хочется зажмуриться, а в идеале — исчезнуть, но он продолжает лежать неподвижно будто спит. Он чувствует на себе взгляд Минхена. Он уходит, и Донхеку почему-то очень-очень страшно, что он не вернётся. Но он возвращается, ложится на свое место, чуть потеснив Донхека, а затем плеч младшего касается одеяло — Ли накрывает его, а сам поворачивается спиной, продолжая сон.***
Так происходит ещё пару раз. Минхен встаёт ночью, но Донхек каждый раз притворяется, что спит. Он ждёт, что старший точно выгонит его на этот раз, но он просто ложится на место и спит. Донхеку хочется прижаться поближе, поискать в чужих руках тепло. Тепло, которого у него никогда не было. С Минхеном тепло. Да, он сам — как ледышка, только не тает никогда и не бьётся. Но в его присутствии Донхек чувствует себя причастным к чему-то важному. Громко сказать «нужным», но может, так оно и есть. В один момент Донхеку просто хочется плакать. Они абсолютно чужие люди, но для Донхека с Минхеном было даже комфортно просто молчать. Он обосновывает это тем, что Минхен обеспечивает ему безопасность, заменяет взрослого. Ведь он зрелый, ходит на работу, ответственный и умный. А Донхек чувствует себя ребенком, который наконец-то оказался дома. Пусть и с приемным родителем, но зато со всеми благами и не в одиночестве. Донхек поворачивается в постели и шмыгает носом, стараясь снова провалиться в сон, спиной чувствуя присутствие Минхена.***
Енхо иногда думает о Юте. О его темных глазах, которые, наполнившись слезами, становились теплее и светлее. О его цепких, как у ребенка, пальцах. О его губах (с помадой и без). Енхо хочется быть к нему ближе. Но метры между офисами кажутся световыми годами — настолько они друг от друга далеко. Они видятся промежутками. Иногда смотрят друг на друга, и у Енхо все внутренности сжимаются в один большой ком, а потом пульсируют адски болезненно, что хочется просто глаза закатить и упасть. Но каждый раз его хватает теплая ладонь, другой раз — теплый взгляд. И от Юты тепло-тепло. Енхо работает у себя. Его окружает тишина — лишь изредка доносятся гулкие звуки шагов из коридора. Сегодня он не идёт на обед, потому что Джехен принес ему пиццу, половина которой в коробке лежала на журнальном столике. Он клацает по клавиатуре, иногда делая глотки кофе и чиркая заметки в блокноте. Казалось, с каждым днём он только набирал темп. Где же был его пик? Только богу было известно. Но сейчас у Енхо было ощущение, будто ему есть, куда стремится. И определенные планы на жизнь, и какая-то картина будущего. Возможно, что-то из его списка казалось несбыточным, но мы всегда можем попытаться, правда? Из мыслей о грядущем его вырывает кроткий стук в дверь. После в проёме появляется черная макушка и прищуренные глаза. — Привет, — Юта заходит и прикрывает за собой дверь. — Не помешал? — А, — Енхо смущается и чешет затылок, откидываясь в кресле. — Совсем нет, — он улыбается и рассматривает Юту. — Как дела? — Все хорошо, — Накамото стоит на пороге и немного мнется, будто собираясь с мыслями. Енхо поднимается, разминая затёкшие плечи. — Хочешь кофе? У меня пицца есть, — он кивает на столик у дивана и, обойдя стол, немного присаживается на него. — Н-нет, — Юта осматривает его кабинет, словно не хочет смотреть в глаза. — Я просто… Хотел тебя поблагодарить за тот случай, — он подходит ближе и немного улыбается, на этот раз устанавливая зрительный контакт со старшим. — Не стоит, я просто хотел помочь, — Со чуть выпрямляется, и Юта кажется таким маленьким, таким уязвимым. Он смотрит из-за своей челки, хлопая ресницами. На нем немного макияжа: совсем натуральный и нежный; а в ушах цепи аккуратных серёжек. — Я все равно твой должник, — Юта осторожно тянет к нему руку и пальцами касается воротника рубашки Со, а совсем кончиками — кожи его шеи. Енхо чувствует, как по всему его телу пробегают мурашки и чуть хмурит брови. Его глаза расширяются, когда Накамото вдруг присаживается на колени, и старательно избегая чужого взгляда, принимается расстёгивать ремень на брюках Енхо. — Юта… — сипло зовёт он: от испуга и смущения голос совсем пропал. — Юта! — говорит он уже увереннее, заставляя брюнета отшатнуться. Юта все ещё не смотрит ему в глаза, но Со видит, какой пустой, но жутко испуганный у него взгляд. Он поднимается с колен и прочищает горло. Енхо стоит, недвижим. Он не совсем уверен, что нужно в таких ситуациях говорить. — Юта… — уже мягче. — Послушай, я… Юта не слушает. Он просто выходит за дверь, и вид у него такой растерянный, будто это была задумка Енхо. Он тяжело сглатывает и торопливо застегивает ремень. Ещё и дверь была открыта, черт… А что, если бы кто-то увидел? Если бы Такао зашёл сюда? Парень потирает лицо и возвращается за свой стол. Ему следовало как-то извиниться перед Ютой… Пусть Енхо он и нравился, такой способ благодарности (особенно когда они едва знакомы) он считал странным. Он думал о том, что раз младший считал это приемлемым способом выражения эмоций, значит, на то были свои причины. Енхо от этого становилось беспокойно. С одной стороны он совсем не хочет лезть не в свое дело и нарушать границы, а с другой — обижать человека, к которому у него есть некоторая симпатия. Енхо тяжело думать после такого, поэтому он решает взять перерыв и прогуляться до курилки. Он стряхивает пепел в пепельницу и кладет ногу на ногу. Курилка была стеклянной комнатой на одном из этажей с внешней вентиляцией. Так, дым, обходя датчики и другие помещения, выводился через вентиляцию сразу на улицу. Енхо прикрывает глаза от статичного белого света и вздыхает. Его жизнь становилась похожей на психушку.***
Потом наступают выходные. Енхо пьет в баре вечером в пятницу — у Джехена какие-то важные дела, и что-то ему подсказывает, что дела любовные. Он не лезет в личную жизнь своего друга, понимающе утверждает, что все хорошо, когда в груди вот-вот все порвётся. Вокруг незнакомые люди, но от этого легче. Словно в кино, бармен протирает стаканы, и взгляд у него глубоко проницательный, будто каждую мысль Енхо он уже знает наперед. Но он не жаждет общаться, поэтому, опустошив стакан коньяка, он уходит домой. В такие моменты ему кажется, что его квартира слишком большая для него. Да, она отражала его заработок, его привычки и статус, но даже тут Енхо порой чувствовал себя чужим. Непричастным, одиноким, будто он посреди космоса, совсем один в этой темной квартире. В воскресенье утром он просыпается около одиннадцати и смотрит в белый потолок. И думает о том, что им с Ютой, кажется, стоит поговорить. Он убеждал себя, что это рациональное решение со всем разобраться. Но так же позволял себе маленькую мысль о том, что он, всё-таки, немного скучает. Вчерашний бармен напомнил ему о Юте. Незнакомцы со странным пониманием друг к другу, будто с одинаковыми мыслями. Так ли это — оставалось только гадать, но с подобными людьми было достаточно одного взгляда. К обеду он садится за свой ноутбук и работает до вечера — тоска, обессилев, отступает. С завтрашнего дня начинается новая рабочая неделя.***
Енхо воровато оглядывается по сторонам, стараясь заприметить Юту. Он чувствует себя учеником средней школы, который в толпе старается разглядеть предмет своего воздыхания. Он открывает ключом кабинет и заходит. Раскладывает на столе канцелярию дольше обычного, нехотя приступает к работе. Тем временем в воздухе уже чувствовалось похолодание. Птицы сбивались в стаи, птенцы учились летать. Лишь бы сбежать отсюда, не оглядываясь бежать. Енхо кидает взгляд в окно, где небо затянуло серой дымкой, а утренние сумерки толком не отступили. Что-то было особенное в этом времени, но сейчас он совсем не чувствовал, что. Занятый своими мыслями, он будто пропускал начало нового времени года. Надо, всё-таки, с ним поговорить. Енхо болтает с Джехеном на перерыве и они пьют кофе в холле, отдыхая от офисного шума. Он отвлекается от слов друга, когда видит знакомый силуэт в конце коридора. — Подожди минуту, — просит он, оставляя наполовину полный стаканчик американо на столике. Естественно, Джехен не в курсе о том, что произошло на прошлой неделе. Енхо быстрым шагом направляется к Юте, но стоит ему завернуть за угол то тот пропадает. Но Со слышит хлопок служебной двери и распахивает ее, выходя на лестницу. Ей редко кто-то пользовался. Здесь было не очень грязно, но пыльно и душно. В конце каждого пролета была стеклянная стена — словно сорвавшись с одной ступеньки, камнем падаешь вниз. Он ещё раз кинул взгляд на серое небо, а затем приготовился спускаться. Однако он услышал Юту — тот было всего на пролет ниже, его голос эхом разносился по пустому лестничному тоннелю, уходящему на десятки этажей вниз. — Я не знаю, — голос Юты звучит озадаченно, или скорее так, будто он вот-вот сломается. А ещё, он, кажется, с кем-то говорит по телефону. Енхо слышит, как он закусывает губу и нервно теребит что-то пальцами. — Я привык, что все так, понимаешь? Привык, что мне постоянно нужно что-то заслуживать, я… Я все испортил, да, хён? — следует маленькая пауза. Енхо оглядывается, прислушивается, а затем тихо садится на ступеньки. Он не очень хотел подслушивать чужой разговор, но сейчас это казалось вариантом выяснить, что происходит. — Брось, — Енхо слышит, что Юта шмыгает носом. Неужели, он расстроился? — Из-за него… Я никогда не смогу ни с кем подружиться. Он меня задушит, если узнает. Ладно, — Енхо слышит завершающую разговор интонацию и поспешно встаёт, стараясь бесшумно и быстро уйти. Но в ушах словно вода. Кажется, Енхо сильно ошибся. Понятнее ничего не стало.***
Весь оставшийся день он не донимает Юту, понимая, что тому и так несладко. Он анализирует его слова, старается приложить на какую-нибудь ситуацию. Варианты разные, до абсурдного, но так хочется просто подойти и спросить… Они встречаются после работы, когда в офисе гаснет основной свет. Остается мягкий свет десятков компьютеров и плывущими и острыми графиками, свет фонарей из окна и редких кабинетов, где работали допоздна. Енхо идёт к лифту, чтобы поехать домой. День был изнурительный. Он мечтал поскорее приехать и свариться в горячей ванне. Но перед лифтом его ждёт Юта. Он трогает пуговицу на своей черной джинсовке и следит за цифрами на табло над лифтом: двадцать шесть, двадцать семь… Дзынь! Двери лифта с мягким звуком раскрываются, и Енхо заходит туда сразу после, пугая отрешенного Накамото. Енхо нажимает кнопку цокольного этажа, а Юта просто следит за его пальцами. Видимо, ему туда же. — Юта… — Енхо хочет что-то сказать. Он пока не слишком понимает, что, но чувствует, как неразбериха из слов и мыслей постепенно соединяется в его голове как одно целое, какой-то построенный текст, с абзацами, вопросами, восклицаниями. И все это вот-вот должно вырваться оттуда, прямо из груди, где тлело все эти пустые безжизненные дни, но: — Не говори ничего, — просит Юта, немного отворачивая голову. А в груди Енхо становится мертвенно-пусто, будто даже в лёгких — вакуум, а ребра трещат от давления. Со опускает голову. Юта смотрит куда-то мимо, в железные двери, где два их перекошенных отражения, напоминающие лишь пятна света, повторяли за ним все телодвижения. Енхо смотрит на табло с цифрами: их становится ничтожно мало. Он мысленно даёт себе пощечину, понимает, что нет времени, нет это чертового времени, чтобы вот так думать, рефлексировать, переживать. Он же чертов клерк, работающий на крупное акционерное общество. Он же поперек все знает про риски. И про то, что без них совсем никак не обойтись. Поэтому, пока его мысленная кардиограмма напоминает график акций, а руки безбожно дрожат, он опускает одну из ладоней и просто сплетает их с Ютой пальцы. Он не смотрит на Накамото, который ощутимо вздрогнул (только видит расплывчатые пятна напротив). Енхо немного сжимает его ладонь, чувствуя чужое тепло. Он чуть поглаживает его руку большим пальцем, ощущая, как тот постепенно расслабляется, слышит, как выравнивается дыхание. Только вот у Енхо, как у подростка, сердце колотится, в глазах темнеет, а в ушах звенит. Когда, в свою очередь, звенит лифт, оповещая их о прибытии на парковку, Енхо тянет Юту за собой. В один момент ему просто хочется уехать в аэропорт и улететь первым рейсом нахер отсюда. Но его мысли обрываются так же резко, как Юта вырывает свою руку из его ощутимо ускоряет шаг. Енхо озирается по сторонам, уже хочет спросить, что случилось, когда видит впереди Такао. Он говорит с кем-то по телефону, и его басистый голос разносится по парковке. Юта подходит ближе, даже не оборачивается, просто садится к нему в машину. Енхо коротко кивает Такао, когда они встречаются взглядами, а потом уходит к своей машине. Он громко хлопает дверью и бьёт по рулю. Он понятия не имеет, как в таком состоянии ехать домой, хотя проехать нужно было всего пару кварталов. Поэтому, когда мимо проезжает машина Такао, он решает пойти пешком. Улица встречает его первым ощутимым морозом, который пробирает до мурашек.