Небольшие праздники текут неторопливо. Первого января уезжают Джехен с Тэеном, так как у второго всё-таки работа довольно активная и требующая непосредственного и прямого участия. Однако, Ли обещает позвонить Донхеку, чтобы они вместе что-нибудь придумали.
Тогда они с Минхеном остаются одни. Дом немного пустеет, но в тишине и вдвоем им довольно комфортно. После отъезда ребят они раскрывают свои подарки. Минхен улыбается и вертит в пальцах милый флакон. Он пшикает себе на запястье и подносит к лицу, вдыхая.
— Я подумал, что тебе подойдёт этот запах, — Донхек неловко подбирает под себя ноги и немного натянуто улыбается — от смущения и тревоги (а понравится ли?)
— Мне нравится, — говорит Ли, кивая. — Я обязательно буду им пользоваться. Давно искал что-то такое, но руки толком не доходили, спасибо, — благодарит он. Донхек отвечает кивком и ёрзает на диване. — Чего ты? Открывай скорее.
Донхек мнется, развязывая бантик на небольшой коробочке. Он открывает рот:
— Не может быть, — Ли улыбается, подбрасывая в руках мячик, почти такой же, как передал ему Джемин. — Где ты его достал? — он смотрит, как внутри переливаются огоньки, блёстки, плавает фигурка лягушки — и все это отражается в его глазах.
— Это было трудно, но я подумал, что это важно для тебя, — старший нежно улыбается, рассматривая лицо Донхека. Тот цокает языком, и, отложив мячик, обнимает Минхена за шею.
— Это важно, — подтверждает он, прижимаясь немного ближе.
Они остаются наедине среди ярких огоньков, среди улыбок друг друга и где-то между сплетением пальцев и звёздочек в глазах. И оба чувствуют себя дома — в небольшом прохладном доме, но теплых и надёжных руках. Где один на один и глаза в глаза.
Они проводят вечер за просмотром фильмов, доедают еду и допивают вино. Ночь накрывает лес вокруг, все покрывается бархатной тишиной. На небе так же сияет луна, на этот раз она уже начинает убывать, поблескивая между лап ароматных елей.
Поленья потрескивают в камине, на столике у дивана — полупустые бокалы с вином, упаковки от подарков и ноутбук.
На диване — двое теплых в свитерах, в объятиях и любви. Время уже идёт к полуночи, первый день нового года подходит к концу. Однако, Донхеку совсем не хочется спать. Фильм подходит к концу и вскоре там мелькают титры. Минхен тянется, чтобы поставить произведение на паузу, но младший перехватывает его руку:
— Подожди, мне нравится эта песня, — Ли улыбается и тянет его за запястье. — Давай потанцуем, — просит он, ступая босыми ногами на ковер.
Минхен неловко усмехается, но поднимается следом. Младший обнимает его за шею, и тот устраивает руки на его талии. Донхек немного скачет, крутится, снова обнимает, а Минхену только и успевать его хватать, прижимать поближе, порой даже ловить его губы своими.
Донхек дышит чуть чаще, когда наконец немного успокаивается. Теперь они просто покачиваются вместе с мелодией, что перешла в более плавную, и смотрят друг другу в глаза. У младшего в глазах — звёздочки, такие маленькие, как сахарная пудра или блёстки.
А может, и смесь.
Минхен скользит глазами по чужому лицу. Донхек приоткрывает губы, и старший ждёт от него слов, но он напротив (прямо как в первый раз!) тянется и целует. Минхен уверенно укладывает ладони на его талию, немного сжимает, когда Донхек начинает кусаться.
Обычно их поцелуи были довольно ленивыми или кроткими, но сейчас игривый Донхек начинал задирать старшего, будто бросая ему вызов. Чувствуя, как колет в груди от тепла и радости, Ли улыбается прямо в чужие губы и подталкивает младшего к дивану.
Они падают немного неуклюже, но быстро поправляются: Минхен оказывается сверху. Он бегло смотрит младшему в глаза, находит в них любопытство и маленькую хитрость. Уголки губ старшего ползут вверх и он снова наклоняется для поцелуя.
Вдруг все вокруг становится каким-то тихим, да и дыхание Донхека странно замирает. Минхен приподнимается, но недостаточно сильно, чтобы перестать чувствовать чужое тепло. Они медлят, но все вокруг останавливается и ждёт.
Когда Донхек зарывается пальцами в волосы Минхена.
У Минхена губы такие горячие, что голова кружится. Теперь треск из камина где-то далеко-далеко, здесь, с ним, теперь только их дыхание в унисон, неловкие короткие взгляды и:
— Поцелуй ещё вот здесь, пожалуйста, — просит Донхек, задирая голову, а старший только рад возможности уткнуться носом в нежную кожу и всю ее покрыть поцелуями, как самое дорогое, как самую большую драгоценность на свете.
В его руках Донхек и был этой драгоценностью.
Младший ежится, выдыхает, когда Минхен прикусывает кожу сбоку шеи и ползет поцелуями ниже. «Кожа у Донхека словно солёная карамель», — думает Минхен, когда его футболку вверх тянет, словно из чистейшего любопытства.
Донхек опирается на локти, смотрит из-под ресниц, словно строптивый звереныш. Минхен ловит этот взгляд мимолётно. А ещё ловит себя на мысли о том, что он похож на его взгляд в их первую встречу — ребенок, который толком не знает, на что идёт. Ребенок с большим и теплым сердцем, который заслуживает гораздо больше, чем парковка торгового центра.
Поэтому Минхен даёт ему то, что он заслужил — оставляет свои поцелуи на чужой груди, останавливается, когда кончиками пальцев считает ребра и утыкается носом в мягкий живот. Он вдыхает: здесь Донхек немного по-другому пахнет, но так же мягко, приятно и домом.
Донхек приподнимается с неуверенностью, но Минхен подтягивается к нему и коротко целует.
— Хён, — зовет он, касаясь его щеки. — Теперь моя очередь.
Минхен невольно улыбается, но послушно кивает. Он занимает место Донхека, и тот устраивается на его бедрах. Ли, как ни странно, немного прячет взгляд. Он смущается, но не тормозит — старается повторять за Минхеном, целует осторожно и несмело, прощупывая границы.
И чувствует, как сжимаются пальцы Минхена на его бедрах, когда он кусает за мочку уха, немного горячо выдыхая. Донхек проделывает это ещё пару раз, когда Минхен сдается, приподнимается: младший не упускает шанса стянуть его футболку, которая оказывается вслед за его собственной на полу. Они снова сталкиваются взглядами, но расстояние между их лицами сокращается слишком быстро, чтобы придать этому какое-то значение. Они снова целуются, но это больше не похоже на игру.
В такой игре нет победителей или проигравших, только два горячих тела, стойкая опора рук и немного опухшие губы.
Донхек елозит сверху на Минхене, когда тот едва не давится воздухом от неожиданности подобного давления. Тогда старший заставляет его слезть, тянет вниз пижамные штаны, в которых Донхек ходит целыми днями. Он оголяет мягкие бедра, которые видел однажды и случайно — теперь у него есть возможность коснуться, нежно сжать. Донхек в его руках по-прежнему — карамель. Донхек податливый и смелый. Совсем скоро он отбрасывает и штаны старшего в сторону.
У Донхека мурашки бегут от касаний кожи к коже, он выдыхает, когда снова усаживается на колени Минхена. Они целуются, и мозг младшего медленно отключается от внешнего мира. Сейчас он чувствует только тело рядом с собой, своего Минхена, которому обязан жизнью.
Но он резко вздрагивает, когда Минхен трогает его
там. Его движения аккуратные, даже слишком. Ли чуть отрывается от чужих губ и дышит беспокойно, сбито. Особенно — когда чужая ладонь оттягивает кромку белья и обхватывает горячую плоть кольцом пальцев. Движения становятся мерными, ритмичными. Донхек хватается за чужие плечи, но потом, когда немного привыкает к ощущениям, сам тянется к Минхену. Снова повторяет, потому что сам толком не понимает, что делать. Но ему отчаянно хочется сделать приятно, поблагодарить, отметить, дать понять, что ему нравится, ему спокойно и очень-очень хорошо рядом.
Минхен немного замедляется, когда чувствует теплую ладошку Донхека на своем члене и поднимает голову. Он мягко целует младшего в щеку, возвращая свои движения в прежний ритм, чтобы тому оставалось только подстроиться под него.
Донхек немного ёрзает, усаживается удобнее и кусает Минхена за плечо. Он вечно отвлекается на ощущения, которые пронизывают от кончиков волос до кончиков пальцев ног, и забывает двигать рукой в ответ. Минхен только мягко улыбается и подтягивает его под бедрами к себе. Младший едва слышно скулит, обнимает старшего свободной рукой за шею и жмурит глаза.
— Донхек, — зовёт он негромко, пытаясь привести младшего в чувство. Тот отвечает мычанием, и Минхен вытаскивает чужую руку из своего белья, решив сосредоточить чужое внимание только на нем самом. Донхек только кивает, на этот раз обхватывая шею Ли двумя руками. Он сжимает его бедра своими от напряжения и немного приподнимается на коленях, когда совсем скоро задрожит, и выдыхает через рот прерывисто.
Донхек медленно оседает — его тело немного шокировано происходящим, а сам он не замечает горячие слезы на щеках, когда Минхен обнимает его за талию, пока тот ещё сидит сверху, расслабленный и сонный — лишняя энергия вся ушла. Ли дышит и немного сопит, уложив голову на плече старшего.
— Пойдем спать? — предлагает Минхен негромко.
— А ты? — беспокоится Донхек, отрываясь и отстраняясь от старшего. Тот поглаживает его по щеке и мотает головой, а после целует в уголок губ.
— Я в порядке. Продолжим в другой раз, договорились? Ты сейчас уснешь, — он мягко улыбается и помогает ему вытереться, а затем одеться. Донхеку ничего не остаётся, кроме как отнестись к желанию Минхена с пониманием, поэтому через несколько минут они обнимаются в прохладной постели.
Донхек неловко тычется носом в шею Минхена и вдруг смущённо бормочет:
— Спасибо, — он сразу же закусывает губу будто сказал что-то не то. Старший не понимает и чуть отстраняется.
— За что?
— Мне было приятно, — всё-таки осмелившись, Донхек смотрит ему в глаза. Минхен кивает и немного смеётся. Он целует младшего нежно, показывая, что он здесь, что он рядом и готов позаботиться. Донхек это знает.
Они засыпают среди мягких одеял и подушек, будучи по-прежнему вместе.
***
alina baraz — buzzin
Вскоре выходные заканчиваются, и они снова вынуждены вернуться в большой пыльный город. Минхен выглядит явно отдохнувшим, и Донхеку нравится смотреть на его сияющую кожу, когда они идут обратно.
В салоне играет какая-то спокойная песня, а Ли взгляда не может оторвать от старшего, который сосредоточен на дороге. Донхек, чем больше смотрел, тем больше убеждался, что не сможет без этого человека выжить и секунды. От этой мысли он немного улыбается и отводит глаза на заснеженную дорогу, по которой они плавно скользили в потоке других машин.
Когда они приезжают и раскладывают вещи по местам или в стирку, Донхек говорит:
— Я завтра поеду к Тэену в офис, он сказал, что поможет мне с работой, — говорит Ли. Минхен отвлекается от вытаскивания вещей на кровать и задумчиво кивает.
— Ты сможешь сам добраться? — уточняет он, возвращаясь к своему делу. Донхек утвердительно мычит и заталкивает пустой рюкзак в шкаф. Он смотрит на Минхена некоторое время, а потом обхватывает его за плечи, прижимается щекой к плечу.
Минхен оборачивается через плечо и приобнимает его за талию.
— Переживаешь?
— Боюсь, что ничего не получится. Не хочу быть обузой.
Ли шумно вздыхает и отстраняется. Он берет в ладони чужое лицо и заставляет взглянуть себе в глаза, чтобы привести в чувство.
— Донхек, ты не обуза ни для меня, ни для Тэена. И мы оба хотим, чтобы ты занимался тем, чем действительно хочешь, вне зависимости от дохода, — говорит он, смотря в чужие глаза — остальной мир остаётся в мягком расфокусе, только младший прямо здесь, буквально в его ладонях.
— Хорошо, — Донхек накрывает его ладони своими и сглатывает. — Не знаю, что бы я без тебя делал, — уже тише, несмело. Минхен оставляет поцелуй на его лбу и прижимает к себе нежно, но уверенно. Донхек чувствует эту уверенность кожей и тихо вздыхает, кивая сам себе. У них все точно-преточно будет хорошо.
И всё-таки, в родной кровати Минхена спится гораздо лучше. Особенно — носом между его лопаток и руками, обвитыми вокруг талии. Самое то, — думает Донхек, проваливаясь в сон тем же вечером с небольшой улыбкой на мягких губах.
***
Енхо прекрасно понимает, что Такао просто так не отстанет. Пресса на нем отыграется, а вот полиции нужно время. Он думает об этом, пока они едут к нему домой. Туда, где совсем недавно ели хлопья на завтрак и нежились в теплой постели, позабыв обо всем. Не то чтобы сейчас время совсем расслабляться — впереди еще много трудностей. Но пока Юта рядом, пока он чувствует его тепло — ничего не имеет значения.
В квартире тихо — и Юта с Енхо такие же тихие. Не говорят ничего, потому что слов не нужно — Юта просто тянется к старшему, обнимает за шею и целует в знак нежности и благодарности одновременно. А тот готов отдать за эти мгновения все, что угодно. Они стоят посреди полутемной прихожей, объятые лишь светом одинокого торшера.
Юта отстраняется совсем не скоро. Он заглядывает в глаза Енхо и отходит:
— Перекусим? — предлагает он. — Можно что-то приготовить вместе, если у тебя есть продукты.
Енхо соглашается. Готовка — это замечательно. Но Со кажется, что он что угодно готов сделать, лишь бы видеть звездочки в этих глазах.
***
Юта живет у него уже неделю — постепенно они приобщаются к общему быту, учатся жить не по одиночке. Сперва возникают маленькие неурядицы, но оба спешат их решить без споров или ссор. Юте нравится готовить, а Енхо нравится его причесывать.
Тем не менее, пока дома все тихо и спокойно, и Юта наслаждается тем, что никто не посягает на его душевное равновесие, на работе у Енхо начинается самый настоящий ад. Он готов вытерпеть психи Такао, которого вот-вот снимут с должности, но вот в документации начинается такой хаос, что проще повеситься.
Енхо держится из последних сил, зная, что совсем скоро это все закончится, а его дома ждет улыбчивое чудо, о котором ему нужно заботиться.
И когда он стоит в очереди за продуктами в супермаркете, ему звонит Тэен. Они говорят о чем-то — все это Такао, но не настолько срочное и личное, чтобы говорить при встрече. Тэен говорит, что Юте осталось подать заявление и предоставить доказательства — это и будет финальной точкой. Ли гарантировал, а Енхо почему-то ему доверял.
Домой он возвращается в восьмом часу. Юта встречает его на пороге, долго обнимает, будто знает, каким тяжелым был день.
— Ну, что насчет курицы по-пекински? — предлагает он.
Юта улыбается и чмокает его в щеку.
***
Через неделю Такао берут под арест.
Юта долго сопротивляется походу в участок, но Енхо уговаривает его. Так будет лучше, — уверяет он. Юте остается вложить свою ладонь в его и довериться — Со уже очень много для него сделал, осталось только дать Такао по заслугам.
Он подписывает заявление со слезами на глазах, будто из его жизни вырывают какой-то значимый период. Наверное, так и было. Наверное, это слезы счастья. Травмированный, он не знал ничего кроме страданий и боли, прерываемых клубами и пьянками, а затем снова, бесконечно и по новой.
Енхо в машине долго его обнимает. Юта плачет, не понимая, от чего — то ли от бесконечного горя, то ли от бесконечного облегчения. А потом они едут в Макдональдс и едят много-много картошки с молочными коктейлями. Юта снова улыбается, а Енхо понимает — все не зря.
Через некоторое время они приезжают в квартиру Такао, чтобы забрать вещи Юты — благо, следствие позволило это сделать. Пока Накамото собирает всю свою одежду и то, что ему было нужно, Енхо роется в документах.
— Ищешь что-то конкретное? — спрашивает Юта, опуская рюкзак у порога.
— Тут должны быть копии документов о компании, пока ищу, — говорит он. — Нужно как-то нотариально решить вопрос с новым директором.
— Это будешь ты? — спрашивает Накамото, подходя ближе.
— Пока не знаю, — вздыхает он. — Может, это и имеет смысл…
Они возвращаются домой с полным багажником вещей и документов. Ключ от сейфа с оригиналами, как представителю компании, отдали Енхо. Он не торопился им воспользоваться, решил, что посмотрит, когда немного разберется с другими проблемами.
Он смотрит на Юту. Смотрит на то, как тот разбирает вещи. Доставая некоторые, он подолгу смотрит, крутит в руках. Очевидно, что с ними связано много воспоминаний, и оставить все где-то позади — задача не из легких. Все, что может сделать Енхо — это быть рядом. Потому что он сам пережил немало потерь в прошлом. И некоторые, особенно болезненные, заставили его здорово измениться.
Со не желал таких мук Юте, поэтому и для себя зарекся оберегать его, несмотря ни на что. Это было для него важно. С одной стороны, потому, что Юта стал для него невероятно важен, как человек. Он приносил в его жизнь свет, заставлял вспомнить забытое и почувствовать то, что, казалось, уже никогда не найдет места в его эмоциях. Но с другой эта помощь была своего рода искуплением вины.
Перед кем? Со не был уверен.
Енхо решает не зацикливаться на бумагах прямо сейчас, потому что есть вещи поважнее — например, голодный и уставший Юта, который вскоре уже радостно бежит открывать доставщику, пока старший прибирается в гостиной и выбирает фильм, чтобы посмотреть за едой. Со смеется, когда ниточка сыра бесконечно тянется от кусочка пиццы Юты, а у младшего глаза сверкают от голода и радости так, что ослепнуть можно.
Они едят, набивая животы и проводят этот вечер вдвоем. Как будто ни у одного, и у другого не было того тяжелого времени, которое переломало их вдоль и поперек. А ведь и могли сломаться окончательно, только вот какие-то обстоятельства уберегли. Возможно, чтобы им довелось встретить друг друга. Возможно, чтобы они преследовали другие высокие цели. Но это было совсем не важно, пока фильм уже где-то на периферии, а все внимание лишь на чужих руках и губах, в которых чувствуется безопаснее всего.
Как будто дома.
