Ипостаси любви

      Ван Ибо примчался домой с зубным скрежетом. Он был очень зол, и сам шибко не понимал, отчего же его так сильно трясет.       Вроде бы было все как обычно: они шутили, смеялись, держали фансервис, и он даже ловил на себе ответные горячие взгляды, улавливал своим обострившимся нюхом тонкий аромат Сяо Чжаня, который действовал на него подобно манящему сладкому запаху красивого цветка, что приманивал к себе пчелу. И ладно бы ему расстроиться еще от того, что ничем «привычным» это все представление не закончилось! Но нет же. Сяо Чжань выловил его в коридоре, скорее всего, придя к нему в гримерку и обнаружив там чудовищную пустоту, он сразу бросился на поиски. Тогда в чем же проблема, Ибоша?!       О да… Это горькое, как перец, чувство ревности.       Парень разделся, раздраженно фыркая в разные стороны, желая хоть немного спустить пар, что клокотал внутри него, клубы дыма, что заполнили его всего, мешая дышать. Хотя, иначе никак, повторения прошлой истерики он не желал, поэтому приходилось усилием воли тушить внутри пожар, но вместо этого все его внутренности обуял терпкий горький дым. Парень походил по квартире, бросив мимолетный взгляд на свой одинокий скейт, которого в прошлый раз почему-то нигде не оказалось. И если подумать, то этот предмет совершенно точно оказался бы переломан пополам и летал бы по всей квартире со скоростью света. Он пригляделся и понял, что «игрушка» новая. Чэнь Цун снова порадовала его, решив даже ничего больше уже и не говорить о его глупой тоске по недоступному человеку.       Ибо с горьким вздохом прошел на кухню, чтобы занять свои руки. Есть не хотелось, поэтому парень принял решение сварить себе кофе, чего он не делал уже очень давно.       В голове все еще клокотали различные мысли.       Он внезапно почувствовал, как все тело обуял очень странный, неконтролируемый жар. Он стоял у небольшого стола, вмонтированного в стену, на которой красовались никогда не используемые ложки, плошки, целый ряд ножей на магнитной ленте и пара симпатичных досок с Нового Года. Парень включил керамическую комфорку и встал лицом к столу, склонив голову так, что из-под его рубашки выглядывала тонкая белая шея, гладкая как лед с плавными выступами позвонков. Легкий забор волос еле-еле заходил на кожу острыми иглами.       Ван Ибо прошило волной мурашек. Он вдруг так явственно представил, что готовит кофе не себе, а совсем… «определенному» человеку. Тот может подойти сзади и легко положить подбородок на плечо, которое почувствует тяжесть. Он будет наблюдать, а потом мягко просунет руки и обнимет, защищая хрупкую спину своей статной фигурой, крепкой и горячей грудью, на которой он уже знает так много родинок.       Ван Ибо вернулся обратно, переведя взгляд на поднимающуюся пену. Только вскипело, сразу следовало убрать.       Парень раздраженно вздохнул, перелил кофе и ушел прочь, оставляя позади себя мираж влюбленной парочки дальше обниматься около плиты, а потом страстно целоваться прямо на барной стойке, опять разбив дорогие бокалы.       Путь его лежал к большой лоджии, с которой можно было любоваться высотками большого города и наблюдать невероятные закаты и рассветы. Неужели именно так себя чувствуют одинокие люди?       Нет, совсем не так! Они заводят себе животных, они куда-то двигаются и стараются как можно меньше быть наедине с самими собой, а если и так, то они уже настолько привыкают к чувству одиночества внутри и снаружи, что никто им и не нужен-то уже. Только Ван Ибо ощущает совершенно разные эмоции. То страдание, ведь сложно осознавать свое сильное влечение к человеку, что в тебе не заинтересован. То злобу, яркую и разрушительную, ведь он эгоистично не привык себя так чувствовать, и он ненавидит себя за свою же несдержанность в тот злополучный день, он проклинает себя за неспособность признаться в том, что чувствует, и элементарно хочет прикончить Сяо Чжаня лишь просто потому, что тот настолько прекрасен, что смог всколыхнуть спокойное море внутри Ван Ибо. Следом же приходит страх, что заставляет трепетать каждый участок его кожи, каждую ленту мышц. Ему страшно быть отвергнутым, ему страшно, что в конечном итоге, Сяо Чжань будет двигаться вперед, а он застрянет в своих болезненных чувствах, и никто не способен будет его спасти. Можно было бы задуматься над тем, что ориентация-то сменилась, а что с ней делать, никто руководства не дал, и мир добрее от того, что Ван Ибо втрескался в мужика – не стал! Но он не чувствовал в себе особой тяги к женщинам, к мужчинам, да и мысли по типу: «Мужчина, женщина – мне без разницы, если это любовь!» - никогда не проскальзывали в его голове. Просто Сяо Чжань оказался особенным. Все в нем откликалось для Ибо: взгляд, голос, возраст, рост и телосложение, даже чертова привычка улыбаться в любой ситуации и нереальная родинка под нижней губой…        Парень покраснел, смутившись от своих влюбленных, почти девчачьих мыслей. Он достал из закромов сигарету с ментолом, чтобы не так сильно потом воняло, и принялся хлебать кофе, сморщившись от горького вкуса. Все-таки он не может вот так брутально попивать эспрессо. Он подумал о том, что докурит сигарету и добавит сливок из треугольных штучных упаковок. Чэнь Цун всегда покупала исключительно милые и улыбающиеся упаковки, чем бесила Ибо, ведь у него был не холодильник взрослого человека, а склад фанатского барахла с «мимимишных» форумов. Каждый раз, словно в мир бантиков и рюшей окунаешься. Однако порой какая-нибудь вода с милыми человечками или супргероями на этикетке заставляла его улыбаться. Так, в принципе, создавалось ощущение, что живет он не один. Надо, рыбок, что ли, завести…       К слову о влюбленности. В школьные годы он не был так популярен у девушек, но как-то ему довелось влюбиться абсолютно точно взаимно. И он чувствовал себя очень крутым, проходясь по аллее со смущенной девушкой под руку, что перебирала мелкими шажочками и держала сумку, попеременно то хихикая, то делая вид, что возмущена на его пошлую подростковую шутку. Сейчас чувства отличаются…       Он не чувствует себя таким крутым, как был раньше. И не сказать, что ему хочется делать мелкие шажочки, да хихикать попеременно с кокетливым возмущением. Эта влюбленность очень острая, способная вызвать желание плотское, породить фантазии. Но даже эти фантазии всегда сосредоточены только на том, как Сяо Чжань мягок, как он обходителен и нежен, как его черный взгляд поглощает душу. Все его слова и жесты только для тебя, все его скромные улыбки и движения глаз, абсолютно ни капли кокетства, лишь счастливое смущение… А сам Ван Ибо ощущает, как впервые готов расплавиться, сжаться в маленький комочек и мурлыкать. С Чжанем он хотел быть котенком, желал быть беззащитным или же просто становился таким против своей воли.       Смотря куда-то на закатное небо, далеко, где стелятся леса и засыпают одинокие разрушенные храмы, так недавно побеспокоенные группой орущих режиссеров и веселых актеров, он размышлял. Ему вдруг нарисовалась картина, как Сяо Чжань бредет по улице и находит страшного, грязного, дикого котенка. Такой весь взрослый, в дорогом костюме, и забирает этот клок шерсти, в который вкаталась жвачка и налипли песок с помоями.       Именно таким животным чувствовал себя репер сейчас – маленьким, страшным, грязным и до ужаса одиноким. Весь он сейчас кричал – Сяо Чжань, придурок ты тупой, забери меня уже!       - Ох, Ибо, - вздохнул он, туша сигарету и оставляя на прозрачном блюдце, - кажется, придурок тупой – это ты!       Он развернулся, чтобы долить в свой кофе сливки в голубеньких радующихся упаковочках. Раздался телефонный звонок, поэтому парень сменил траекторию от холодильника до невысокого столика у дивана. В этот раз стол оказался деревянным, а не стеклянным. Парень удивленно уставился на огромное количество пропущенных вызовов с различных телефонных номеров. Он некоторое время медитировал над своим телефоном, потому что однажды фанаты каким-то образом прознали о его контактах. Неприятное чувство вновь кольнуло сердце, потому что воспоминания о количестве проблем были отнюдь не самыми приятными в его жизни хлопотами.       Еще некоторое время подумав, он взял телефон на кухню, принимая решение все же не отвечать. В кофе капнули белыми красками сливок, и неповторимый узор поднялся из пучины, смешиваясь и перекатываясь с одной стороны на другую, то утопая в темных кругах, то поднимая наверх кремовые всполохи. Красиво.       Ибо подхватил кружку, телефон и направился обратно к своему шикарному закату и виду на мегаполис, чтобы снова предаваться размышлениям, жалеть себя и строить хрупкий и предельно одинокий путь на оставшуюся дальнейшую жизнь.       Вопрос вставал теперь о ревности. И как бы ни хотелось признавать, сегодняшняя сцена была полностью продиктована ей. О как он тогда разозлился, только представив, что Сяо Чжань мог несколькими часами ранее, этими самыми губами касаться Сюань Лу. Все в нем взбунтовалось настолько, что тело просто отказалось подчиняться, а огонь ненависти и злобы вздулся так сильно, что сдохнуть в пору. Только ведь…       - Да сколько можно! – возмутился он, вздрогнув от телефона, что тихо заиграл снова. Это какой звонок по счету уже? Он цокнул, досадливо скривив свои красивые губы в такой некрасивой гримасе. На экране высвечивался номер Чжу Цзаньцзиня. Парень подумал о том, откуда у него вообще мог быть записан этот надоедливый актер. А потом вспомнил о пекинской утке. Цзаньцзинь трезвонил настойчиво, долго, не прекращая свой вызов. Ибо вздохнул, чувствуя, что от него не отвяжутся и в то же время ощущал, что это что-то серьезное. Звонок прекратился, зато заменился звонком менеджера. У него задергался глаз.       - Что? – грубо проговорил он низким голосом, подключая к работе диафрагму, чтобы звучало максимально грубо и угрожающе, по-мужски взросло. В трубке на секунду повисла пауза. Парень помнил, с каким выражением она вела машину всю дорогу, и помнил выражение ее глаз в зеркале заднего видения. Что-что, а Цун здорово могла чувствовать настроение и тонкую грань между моментами, когда нужно поддержать, а когда лучше сделаться очень тихой и незаметной. И хотя через некоторое время спесь с него сошла, он все еще пытался поддерживать свой грозный вид и взгляд убийцы, чтобы она ненароком не начала надоедать ему разговором или утешениями, потому что это бесило еще больше. Сейчас нужно было сделать вид, что он не впал в задумчивую ностальгию и самокопание, а что его гнев все еще бушует.       - Ван Ибо, я знаю, что не время…       - Если знаешь, то зачем звонишь? – снова тишина на том конце. Ибо потер устало переносицу, и решил не раздувать скандал, ведь ссориться с ней хотелось меньше всего. В кой-том веке у него выпадал выходной на следующий день, и проводить его в конфликте не хотелось. – Если ты по графику, то куратор мне уже звонил на той неделе. Я разговаривал с И Сюанем, и мы договорились. Я принял решение участвовать в гонках, так что заезд на следующей неделе только. Мне нужно отдохнуть, Чэнь Цун! Я свое добро дал персонально, остальное за тобой… Дай мне отдохнуть, мне правда это нужно.       - Ох… - она явно была шокирована такой взрослой и холодной речью Ван Ибо. – Ты правда очень изменился, как приехал со съемок. Прошу, говори мне, если тебе нужна будет помощь… Меньше всего мне хочется, чтобы ты был снова один! А-Бо… Впрочем, отдыхай! Ты был сегодня самым лучшим, так держать!       Она заулыбалась в телефон, наиграно бодро, но Ван Ибо знал, что губы ее дрожали, когда она говорила о нем. Они слишком многое пережили. Слишком. Все же, Чэнь Цун ему очень родной и близкий человек. Стоит пересмотреть свое поведение относительно нее, и сделать какой-нибудь подарок, просто так. За хорошую работу и заботу о таком дебиле, как он.       Следом пришло несколько смс о том, что абонент «Чжу Цзаньцзинь» пытался дозвониться. И следом опять вызов.       - Какой настырный! – пробубнил парень, удивляясь. – Пожар там что ли..? Так я не пожарный… - он сдвинул картинку, прикладывая телефон к уху. – Алло! Что случилось?       - А-Бо! До тебя как до Будды, не дозвонишься! – зазвенел его голос. Ибо даже отдернул руку, потому что этот тон острым гвоздем воткнулся прямо в ухо.       - Что случилось? Почему у меня… так это все ты звонил?!       - Да-да, - тараторил он плавно, периодически сбиваясь, чтобы глотнуть воздуха. – Мне очень жаль, я не уверен, что поступил правильно… Хотя! Нет, ты, конечно, меня прости, но я не мог не сказать ему! Я знаю, что между вами что-то не то заладилось, поэтому вам стоит поговорить! Он сказал мне, что ты не оставил ему ни телефона, ни прочего. И от менеджера твоего невозможно ничего выпытать! Она у тебе как камень… Так что, так получилось, что об этом узнал я…       - Погоди…       - … И когда он спросил, то я не смог ему отказать и сразу же записал адрес.       - Чжу Цзаньцз…       - Я уверен, что вам стоит поговорить. Ты сам мне говорил об этом, когда мы с тобой сидели в кафе. Я тогда был ужасно зол, обижен и расстроен, а ты…       - Заткнись, Цзаньцзынь! – громыхнул парень, чувствуя, что из-за быстрой речи и такого нервного переката интонаций, он сам начинает впадать в панику. Что несет этот истеричный человек?! Кому и что он дал? С кем он должен выяснить и что? – Скажи по порядку! Что и кому ты дал? Какого черта у меня так много пропущенных? Это связано с моей безопасностью?! Говори четко и понятно, иначе я приеду к тебе, и выяснять отношения я уже буду с тобой.       Парень на том конце подавился воздухом. Ибо сдержал смешок. Конечно же, нервный, исключительно нервный смешок.       - Ко мне подошел Сяо Чжань. Он попросил твой адрес, - виновато замолчал он. – Так случилось, что я знаю адрес. Совершенно случайно и недавно узнал твой адрес. Вы должны поговорить, должны были поговорить тогда, еще с гостиницы…       - Цзаньцзинь, короче, - рычал Ибо.       - Сяо Чжань скоро приедет к тебе, - выдал он быстро.       Как по закону жанра ужасы, в дверь позвонили всего один раз, терпеливо ожидая, пока хозяин жилья отложит дела и приведет себя в порядок, чтобы открыть дверь «нежданному» гостю. Ибо замер, как каменное изваяние. Случилось так, что парень не заметил огромного количества пропущенных вызовов, а потом еще некоторое время разговаривал с менеджером, а далее слушал долгий и панический треп Чжу, что, конечно же, этого времени хватило, чтобы кое-кто добрался до его квартиры. Первая мысль, промелькнувшая в его голове, подобно выстрелу – это бежать, прятаться, спасаться.       - Я тебя придушу, - выдал парень.       - Передавай привет, - вклинился Ван Хаосюань, отбирая телефон у возмущенного парня и отключаясь. Это звучало как издевательство. Казалось, что все вокруг уже знают, что происходит, только вот один упертый баран никак не может понять и постоянно испытывает на прочность чувства и нервы влюбленного парня, позволяя себе эгоистичный фансервис и очень долгие взгляды.       Ван Ибо сжал смартфон, желая разбить его о стену в жалкой попытке сублимации, представляя вместо гаджета голову Чжу Цзаньцзиня. Выдрать бы ему язык! В дверь послышался еще один звонок, не долгий, не истеричный или настырный, наоборот, такой терпеливый и серьезный. А может быть, парню все это только казалось. Сердце застучало где-то в горле, грудная клетка попеременно колыхалась от того, что он задерживал дыхание, а потом словно бы и вспоминал, что ему нужен воздух для того, чтобы жить. Он задернул штору, педантично ее поправляя, но на самом деле оттягивая момент. Репер высокой фигурой подошел к двери, запоздало замечая, как сейчас он одет. Обычные спортивные брюки, свободная расстегнутая рубашка, под которой красовалась футболка с модным логотипом. Да уж, Ван Ибо зажрался откровенно, если дорогущие вещи носит как домашнее тряпье. Хотя, он же Ван Ибо – наглый и шикарный в любом своем состоянии, поэтому нельзя сейчас поддаваться эмоциям, тем более он выкурил пару сигарет и выпил чашку кофе. Это точно должно помочь. Верно же?..       Он вздохнул, жестким движением почесав нос, и пару раз выдохнув. Щелкнул дверной замок, пока парень крутил холодными пальцами металлическую ручку, раскрывая перед «нежданным» гостем дверь. Как хорошо, что Цзаньцзинь все-таки ему дозвонился, потому что такого сюрприза неподготовленное сердце молодого актера не выдержало бы и случилось бы что-то очень нехорошее.       Перед ним предстал Сяо Чжань, переодевшийся, серьезный, как будто бы повзрослевший на глазах, хотя с момента их встречи прошло всего несколько часов. Раздражение с новой силой накатило на парня, стало отчего-то очень мерзко за себя, за мужчину, за все то, во что он сам вляпался, и заставил измараться в этом коллегу. Ничего не поделаешь с этим, придется смириться, придется разговаривать. Несколько месяцев беготни от своих чувств, от тупого Сяо Чжаня и самого себя только вымотали парня, сделали его чувствительным, озлобленным, нервным и разлагающимся изнутри. Ему показалось в какой-то момент, что не любовь цветет в нем, а черная плесень. Страшно было заразить тех, кто рядом, тех, кто близок, кто не виноват.       А ведь Сяо Чжань стоял прямо перед ним, взволнованный, засунув руки в карманы любимых свободных брюк, а сверху белая футболка и длинный пиджак – все в его стиле, и даже фирменная полу улыбочка в уголке губ с темной точкой родинки. Дыхание юноши перехватило от одного взгляда на вожделенную фигуру, одного вдоха его парфюма и движения губ:       - Привет, я… - замялся он. Потом неуверенное движение рукой в сторону квартиры. – Можно?       - Д-да, Чжань-гэ, проходи, - выдал парень, оттаивая. Потом воровато огляделся по сторонам, проверяя отсутствие посторонних глаз или ушей. Видать Сяо Чжаню удалось мастерски скрыться от любопытных и назойливых глаз фанатов или журналистов, добравшись без приключений до его жилища. Хотя, по какой-то причине Сяо Чжаня всегда видно в толпе, его всегда находят чужие взгляды, даже если он ничего особенного не делает. Харизма, мать ее!       Ван Ибо пришлось отодвинуться, чтобы ненароком не задеть мужчину, что с ароматным шлейфом втянулся в его квартиру, замявшись у порога.       - Можешь не снимать обувь, - Ибо решил вести себя максимально непринужденно, будто бы его нахождение здесь не больше, чем их совместные вечера на съемочной площадке долгие-долгие дни назад. Поэтому Ибо нагло развалился, засунул руки в карманы, выпятил живот и потащился в кухонную зону. – Кофе или чай? Ты голоден, Чжань-гэ?       - Ты знаешь, зачем я приехал, - серьезно проронил мужчина, оставаясь в освещенном коридоре.       - Закругляйся, Сяо Чжань, - нервно парировал Ибо очень грубо, настолько ядовито, что у самого чуть скулы не свело. – Давай попьем чай, посмеемся как всегда, и ты уедешь обратно!       - Нет, А-Бо, мы… - он хотел развернуть Ван Ибо к себе лицом, потому что разговаривать в спину очень напрягало и выводило из себя. Сяо Чжань в принципе никогда не подозревал, что с ним могут так грубо обходиться, когда сам он всегда шел на уступки и старался быть мягким, снисходительным. С Ван Ибо почему-то все шло через жопу. Только прикоснувшись к парню, тот резким движением острых плеч, скинул чужую руку и отстранился.       Внутри Ибо все заколыхалось. Гнев новой волной обжег грудь, спину и лицо. Голова стала такой напряженной и горячей, что сделалось больно. Несмотря на все это, он не мог контролировать себя с Сяо Чжанем, никак не мог выдерживать его взрослого взгляда, держать в узде свои действия. Он чувствовал, что провоцирует мужчину, ненамеренно, не специально, только с трудом сражаясь с гормонами, с бушующим сердцем и чувствами, что вдруг ополчились на него и начинают войну каждый гребаный раз, когда мужчина маячит в поле зрения.       Внутри все пульсирует.        «Напиши»        «Позвони»        «Позови»        «Поцелуй»        «Расскажи…»        Что я должен рассказать ему? Что я…       

«Ага»

      И так каждый день. Боже! Как в Аду и нет никакого спасения, кроме как…       - Не отталкивай меня, - говорит проникновенно мужчина, а в голосе столько теплоты, что парень неверяще оборачивается, чтобы снова наткнуться на понимающую, очередную улыбку Сяо Чжаня. Это привело парня в такое бешенство, что волосы на голове зашевелились от ужаса, глядя в такое родное и одновременно отвратительное сейчас лицо. Он-то дурак, подумал, что эти слова имеют что-то особенное, скрытое робкое послание только для Ван Ибо, в полумраке квартиры, когда перед этим Сяо Чжань метался, выпрашивая адрес, мчался и думал, чтобы… что?! Выдать очередную тупую лыбу и спросить «что случилось»?! В очередной раз!       - Тебе весело, что ли? А, Сяо Чжань, - на миг лицо мужчины дрогнуло. – Какого черта ты постоянно улыбаешься?! Тебе кажется, брат Сяо, что мне весело или я затеял шутку?       - Я не хочу скандалить, - выдал он взросло, продолжая попытки восстановить тактильный контакт и взять за руку. Но Ибо активно уходит от прикосновения. Лицо его злое, ровные накрашенные брови сводятся к переносице, а глаза горят гневом точно у дикой кошки, которую слишком долго дразнили яркой кисточкой и она начала злиться. Спина взмокла. – Я не пришел ругаться, наоборот, возможно, мне нужно извиниться…       - А! Извиниться? – прищурил парень глаза. – Наверное. Как же можно легко поменять любовника! Ты, Сяо Чжань, герой в моих глазах. Только за ворота гостиницы и вот вы уже с Сюань Лу нежно держитесь за ручки. Ты уверен, что не ошибся квартирой? Трахается она лучше, чем я? Или ты не привередливый?       Короткий смешок оборвался звонкой пощечиной. Ван Ибо почувствовал, как прикусил щеку и она теперь очень щипала внутри, а чувствительный язык тут же почувствовал соленый вкус крови, расползшийся букетом во рту. О да… Этого он ждал очень давно. Да, избей его, ведь хоть так он сможет наконец-то испытать настоящее чувство разочарования, сможет наконец страдать от синяка под глазом или ссадины на ребрах, испытывать облегчение от мази, и сосредоточиться на теле, а не на том, что внутри.       - Зачем ты это говоришь, А-Бо? – выдал мужчина, борясь с желанием пожалеть парня. Улыбка потихоньку начала сникать, ведь все было куда серьезнее, чем казалось. Глаза его округлились, когда Ибо снова повернулся к нему и продемонстрировал окровавленные пухлые губы, но только слегка, ведь окаменело лицо от взгляда, полного таких сумасшедших эмоций, что мужчина на миг усомнился в том, что перед ним Ван Ибо.       - Ты так и не понял? Я не хочу тебя видеть, не хочу с тобой говорить, не смей касаться меня, - жевал Ван Ибо, начиная раздражаться сильнее и повышать голос. Ну почему этот Сяо Чжань такой тупой?! - Меня бесит твоя улыбка, меня все это бесит!       - Ван Ибо! – гаркнул мужчина низким, почти рычащим тоном. – Объяснись!       - Сяо Чжань, Сяо Чжань… Почему же ты не проваливаешь к своей Сюань Лу?! Тебе настолько на всех похер? – издевается Ван Ибо, откровенно провоцируя Сяо Чжаня если не на удар, то на то, чтобы очень сильно его задеть, обидеть, прогнать вон из квартиры, из дома, из жизни. – Почему ты сейчас не с ней? Разве тебе не должно быть плевать на тех, кого ты поебываешь иногда по случайности!       - Если в этом дело, - вдруг нахмурился мужчина. – Мы с тобой же закрыли эту тему. Ты сам мне сказал, что без всякой этой романтичной ерунды! Я следовал твоим правилам.       - Чжань-гэ, ты тупой кусок дерьма, - выплюнул Ван Ибо. – Просто признайся мне, что я не первый такой… Как много мальчиков и девочек ведется на твои улыбки? А? – издевался парень, внутри холодея от того, что вылетает из его рта. Хотелось его закрыть и зашить. Он тысячекратно умолял внутри себя и клял о прощении за это, но другого выбора оттолкнуть от себя мужчину не пришло в голову влюбленному парню. Тем не менее, зубы его смыкались в грязных словах, язык только и делал, что выталкивал пропитанные гадостью и грязью слова. Его рот превратился в уста мерзкого и низкого человека.       Сяо Чжань стоял бледный, с болью в потухших глазах смотря на бешеное лицо своего коллеги и друга, некогда любовника, который сейчас так старательно унижал его, и каждое сказанное слово очень точно упиралось в нежное сердце мужчины. Губы его задрожали, не желая даже и слова в свое оправдание сказать. И все ведь было обосновано, каждое обвинение в беспечности, в безответственности, развязности и легкомыслии были жесткими и оправданными.       Так вот, что о нем думает Ван Ибо.       Даже если и так, но он не имеет права так выражаться о нем или Сюань Лу! Он не имеет права перекладывать всю ответственность на него за их секс, ведь инициатором был не он! Ван Ибо просто остался таким же избалованным, которого лишили игрушки, который просто оказался чуть-чуть обделен вниманием, но ведь на самом деле…       - Ибо, ты думаешь вообще, что ты говоришь? – выдавил Сяо Чжань, гневный и белый, точно молоко. Его губы стиснулись в твердую полосу, а сексуальная родинка только сильнее выделялась на фоне светлой кожи. – Я думал, ты повзрослел, но, кажется, я ошибся…       Он не хотел сейчас ничего выражать и показывать то, как больно сделалось его сердцу и чувствам, и он очень сильно жалел, что приехал. Его намерения на что-то ласковое и понятное, желание разрешения и облегчения вдруг разбились и просто перестали существовать, оставив внутри пустоту. Он не понимал, что происходит, что вообще произошло. Каждая попытка что-то понять заканчивалась вот этим. Стоило только развернуться, направляясь к двери, его догнали очередные насмешливые слова мелкого засранца.       - Тебе не нужен ни я, ни она, - говорил он. – Ты бесчувственный идиот, Чжань-гэ. За это я тебя и ненавижу!       Скрипнули крепкие зубы друг о друга. Сяо Чжань вдруг испытал первый сильный порыв свернуть кому-то определенному шею. Он-то? Бесчувственный? После всего того, что между ними приключилось?! После их совместного сна и доверенной спины? После того как он позволил взять себя? Этот мелкий эгоистичный засранец совсем ничего не понимает? Даже слепец увидит в нем огромную гамму нежных чувств, искренности и теплоты.       Ван Ибо не имеет ни одного ебаного права говорить о бесчувственности Сяо Чжаня по отношению к нему.       Мужчина развернулся так круто, что визгнули его набойки на паркете, взметнулись под руками полы пиджака. Он крепкой рукой, с линиями синих вздувшихся вен, схватил Ван Ибо за майку и с силой потащил прямиком в темную спальню. Пока они ругались, на Китай напали сумерки, а с улицы мигали и загорались фонари и зажигался разноцветный свет. Ван Ибо даже не успел ничего сделать, запинаясь о свои же ноги, переставая дышать после того, как Сяо Чжань просто втолкнул его в спальню, опрокидывая на кровать и сразу же прижимая его дрыгающееся тело к жесткому матрасу. Ибо хлебнул воздуха, тихо, задушено вскрикнув.       - Хочешь ощутить мои чувства, засранец, - гневно гудел мужчина, доставая слабо сопротивляющегося парня из рубашки и выбрасывая ее в сторону. Одежда пролетела около тумбы, схватывая в свои объятия несколько статуэток и шумно слетая на пол с глухим стуком.       - Сяо Чжань, прекрати, - рычал Ибо, отбиваясь руками. Он был и зол, и напуган потому, что такого свирепого лица и таких диких действий он никак не мог предположить. Сяо Чжань растянул его на всклокоченной кровати, зажимая двигающиеся ноги и фиксируя руки, сдавливая всем своим тяжелым весом, смотря бесстрастным лицом с горящими черными глазами прямо в него. На этом страшном лице не было ни тени улыбки, что недавно так сильно бесила парня. Они недолго боролись друг с другом, но мужчина оказался тяжелее и сильнее. Парень впервые ощутил, что такое быть беззащитным против кого-то.       - Тебе было мало внимания, сейчас получишь сполна, - угрожал мужчина, чувствуя взрывную силу, что родилась в нем. Гнев затопил пульсирующее и обливающееся кровью сердце, в которое Ван Ибо так мастерски воткнул последнюю из игл. Пусть получает за свои слова. Он не смеет обвинять Сяо Чжаня в этом!       Он склонился, схватив пальцами лицо и нажимая на щеки, с силой открывая рот и сцепленные зубы. Грубо целуя парня в губы, прокусывая его мягкую плоть, чтобы сделать как можно больнее, чтобы этот рот сильнее умылся кровью. Этот поганец должен хоть раз в жизни вынести урок и раскрыть свои тупые глазки на весь мир. И угораздило ж связаться с таким ребенком, с таким эгоистом, с таким наглым ублюдком! Сейчас мужчине казалось, что с парня сталось бы начать шантажировать мужчину их любовной связью, зная то, насколько Сяо Чжань мягок и неконфликтен. И он бы играл по этим гнусным правилам.       Внутри все горело, хотелось наказать Ибо. Страшно, жестоко, чтобы раз и навсегда! Его растоптанные чувства требовали отмщения! Его униженная гордость заслуживала кары.       - Прекрати, - выкрикнул парень, пытаясь перевернуться на бок, чтобы защититься.       Сердце в молодой груди билось бешено, отчаянно. Но Сяо Чжань нависал над ним страшной фигурой, с бледным лицом кусая его, сжимая больно, буквально до синяков. Ван Ибо пытался отпихнуть настырного любовника, но тот только одним резким движением разорвал майку на нем с громким треском. Холод побежал по позвоночнику Ибо, он на миг перестал дышать.       - Сяо Чжань, достаточно, - пытался он устрашать, но голос его уже дрожал, внутри все сжалось, диафрагма подтянулась.       Но мужчина молчал, все с теми же стиснутыми губами, блядской точкой под нижней губой, гневом в черных глазах и молчаливой ненавистью, хватал барахтающегося парня за ноги, разрывая твердыми пальцами такой хлипкий узелок на спортивных брюках, чтобы следом больно кусать ключицы и абсолютно не ласково мять соски. Мягкий член был захвачен в жесткую руку и движения приносили лишь раздражение, а затем и боль. После недолгих манипуляций, мужчина поднес ладонь и смачно сплюнул на нее, чтобы снова опустить руку вниз.       Ван Ибо бубнил, возмущенно вскрикивал, все еще с силой стискивая бедра и вошкаясь в разные стороны. Когда же он понял, что сейчас его просто будут насиловать, то не на шутку испугался, ощущая, как Сяо Чжань приставляет к его заднице свой член, грубо держа назойливые руки жертвы, справа от его же головы.       Ван Ибо задрожал и расплакался. Он так сильно испугался быть изнасилованным тем, кому принадлежит его разрывающееся от любви и ненависти сердце. Он буквально ощутил, насколько мужчина силен, насколько властен над ним. И что сейчас он ничего не может даже сделать, оказавшись искусанным, распластанным на собственной кровати, с кровоточащими губами и алыми кровоподтеками на шее и груди, с отпечатками пятерни на скуле и на оголенных бедрах.       Его разрастающиеся всхлипы и рыдания наконец-то заставили мужчину замереть, так и не совершив того, о чем бы он потом очень сильно, горько пожалел. Сморгнув пелену ярости, он вдруг посмотрел на все другими глазами, и ужаснулся, забывая дышать. Ван Ибо сотрясался. Из его рта вытекала слюна, слезы мешались с соплями, лицо тут же становилось красным от накатившей истерики. Было стыдно, больно и позорно одновременно. Мужчина заправил мягкий, так и не вставший член в штаны, и поднялся с кровати, безразлично смотря на обнаженного, хнычущего парня на кровати. Он огляделся, словно бы не понял, где находится сейчас. Его тело дрожало от стресса, он шумно шмыгнул носом, понимая, что у самого злые слезы в глазах. Проведя напряженной ладонью по лицу, стирая слезы и остатки того безумия, он опустил глаза вниз, ощущая и стыд и пустоту.       - Надеюсь, этого достаточно, - бросил Сяо Чжань, перед тем как стремительно и звонко покинуть квартиру, оставив Ван Ибо бесконечно долго содрогаться от рыданий в объятиях взъерошенной кровати, со спущенными штанами, истерзанного и разбитого.       Он виноват в этом. Только он! Он должен быть наказан за свою ревность и неоправданную жестокость по отношению к Сяо Чжаню.       Но неужели этот чурбан не видит, не слышит, как внутри все закипает от одной только мысли о том, что Сяо Чжань может быть с кем-то другим, что страшно от того, что вся его нежность и страсть могут быть фальшью, что с кем-то еще он может быть… таким же!       Ван Ибо соскреб себя с кровати уже очень поздно, когда часы показывали первый час ночи. Он без памяти натянул на себя какую-то молочную толстовку, оставив на полу грязные лохмотья от футболки, потом зашел в ванну, чтобы умыться. Убрать с лица разводы косметики и подводки, немного охладить опухшее лицо. Он был похож на расстроенную шлюху. Внутри все было пусто. Уставившись на себя в зеркало, он долго-долго искал внутри своих глаз хоть малейший признак ненависти к Сяо Чжаню за этот страшный поступок, за этот взрослый урок. Жестокий урок его измученному сердцу. Родители не научили его выражать это все! Как он может рассказать ему обо всем, когда сам боится того, что внутри?! Сяо Чжань, почему в этот раз твой опыт и взрослость не помогли тебе распознать этого? Почему ты до сих пор, совершив столько попыток «поговорить», так и не подобрал нужных слов?        - Урод, - бросил в зеркало Ван Ибо. И не смог до конца понять, кому это было адресовано.       Захотелось сбежать.       Он надел на себя капюшон, схватил ключи с тумбы и вышел прочь, закрывая дверь. Все было как в тумане, голова ватная, ноги идут сами по себе, и он не совсем понимал, где он и как быстро направляется. Хотелось развеять этот туман. Это был самый отвратительный день в его жизни; в жизни, которая катится к чертям.       Ван Ибо оказался на парковке, перед своим мотоциклом. Блеск и холод металла завораживали, а тишина и величественность, с которыми стояла эта смертоносная машина просто навевали на мысли о том, что стоило бы вернуться. Через неделю заезд, на который он уже согласился. Ведь с сомнением в сердце невозможно управлять такой скоростью. Но Ван Ибо не послушался ни своего сердца, ни своего разума, желая разрушаться и мчаться куда будут его бросать смятение и боль. Поэтому он весь подпрыгнул несколько раз, чтобы заставить задеревеневшие мышцы работать и подчиняться ему. Внутри стонало все, хотелось разораться, хотелось избить если не себя, то Сяо Чжаня, а может быть вон того смотрителя, что слишком подозрительно косится на него. Парень вдруг поднял руку, чтобы вытереть с лица мокрую дорожку, что случайно оставила свой след, пролетев кометой стремительно вниз.       А что если…       Ибо судорожно достал сигарету. Сгорбился, как будто защищаясь от сильного ветра, чтобы подкурить от зажигалки в ледяных руках. Сделав несколько судорожных затягов, он подавил в себе желание кашлять, хотелось отравиться. Но внезапно парень увидел свое отражение в подвижном зеркале на своем крутом байке. Заплаканное лицо, бешеные красные глаза, в дрожащей тонкой руке тлеющая вонючая сигарета. И этого он хотел добиться? Курить как идиот и плакать о мужике, что больше не трахает тебя?       В задницу и сигареты, и мужиков!       Он затоптал окурок, перекинул ногу, привычно сев в седло, поерзав для того, чтобы почувствовать уверенность. Ключ в зажигании ловко завел мотор, который зарычал подобно дикому зверю, отдаваясь приятной предвкушающей вибрацией во всем теле. Легко завизжали тормоза, заднее колесо подпрыгнуло и сделало круг, словно дикий жеребец, которого распирает от предвкушения - мчаться по степи. Ибо не надел шлем, только покрутил газ и сорвался вперед. Парковка выплюнула его из своих недр на заднем колесе, в дикой свечке.       Внутри заиграл адреналин, на губы наползла дьявольская улыбка, а глаза заполыхали не хорошими искрами. Он мчался по широким, многополосным дорогам Китая, минуя кольца и переходы, мосты и крутые повороты. Машин было не так много, ведь перевалило уже за полночь, но тем не менее город был освещен тысячами огней, говоря о том, что жизнь все еще не остановилась, от того что одного влюблённого паренька слегка поставили на место.       Желание сделать что-то плохое заставляло его выпендриваться на дороге, подвергая себя опасности. Балансируя на своем железном «коне», он будто бы кричал в пространство о том, что если не нужен Сяо Чжаню, то пусть смерть возьмёт его тотчас! Только кроме одиноких работяг, возвращающихся домой после долгой работы, никто ни о чем не знал. Даже улетевший, обиженный и взбешенный господин Сяо!       Ван Ибо уже и не заметил, как за ревом мотора и свистом ветра, он выехал за черту города и мчал между полями к дальним очертаниям бамбукового леса, чайных плантаций и гор.       Неожиданно под ним взбрыкнули колеса, парень не успел сориентироваться, как задницу подкинуло, и он буквально вылетел на скорости вперед, перелетая через руль своего мотоцикла. Ибо только и успел, что вскрикнуть, раскрыв полные губы, но даже его судорожный вдох прервался на мягкой земле. Мотоцикл проехал еще долгие метры, опираясь и царапая свой лакированный бок о длинный бордюр. Ибо только выбросило в сторону, он кубарем полетел вперед, движимый инерцией. Когда же сила иссякла, парень плюхнулся на спину, полностью грязный и испачканный в траве. Его лицо ободралось о мелкие и жесткие ветки, которые, тем не менее, замедляли его движение и спасли от травмы, мягко амортизируя падение. Его бедро ужасно болело, там расцветал синяк, а из легких выбило весь воздух. Он пытался вдохнуть, но ничего не получалось. Все в глазах и внутри вертелось, словно бы он до сих пор крутился в колесе для белок, запутавшись в своих ногах. Такой карусели у него давно не было.       Не выдержав боли в животе и агонии груди, парень перевалился на левый бок, чтобы не захлебнуться рвотой.       Вместе с последующим кашлем во рту появился мерзкий привкус горькой желчи и сигарет, которые он недавно выкурил.       - Твою мать, - выругался он, проводя языком по зубам, стараясь понять, не потерял ли он какие-нибудь. В таком стремительном полете могло случиться все что угодно! Еще раз смачно сплюнув, он сел, подгибая колени. Болело ушибленное бедро, но ничего сломано не оказалось, и шея в том числе, что уже радовало.       Неожиданно, но такая встряска вдруг привела его в чувства. Жить-то, оказывается, очень здорово и как минимум - хочется. Он поднялся, стряхивая с себя грязь и налипший мусор, резко ощутив колкую боль в правой руке, судорога прошлась от большого пальца, через ладонь и прямо в мышцы на предплечье. Ибо застонал, обращая внимание на руку, что оказалась в крови. Это напугало его, но настолько, что появилось желание скрыть следы своего же идиотского поведения и сделать вид, что все хорошо.       Парень побрел, прихрамывая, по траве, по которой его отлично протащило, находя свой мотоцикл привалившимся и исцарапанным.       Цэнь Цун оторвет ему голову. Наверное, и правильно сделает.