***
К сожалению утро Салли было далеко не добрым. Он проснулся от того, что в дверь кто-то стучался. И стучался очень уж настойчиво. Было такое ощущение, что дверь сейчас слетит с петель. Сал, сильно напрягшись, всё же встал с кровати, застёгивая рубашку и медленно подойдя к двери. Вздохнув, от тихонько спросил: — Кто это? — Твоя блядская фея-крёстная, а сам-то как думаешь? — Голос был до жути знакомым. Голубоволосый не мог его спутать с каким-либо другим, — Открывай. — Простите, господин, но я не буду Вам открывать, — Салли прикусил губу, ещё больше боясь за свою жизнь. — Какого чёрта? Шавка должна повиноваться, а не делать то, что ей вздумается, — Лар закипал. — Я Вам открою, но только с одним условием, — это он сказал чуть тише. — Что тебе нужно? — Вы не поднимите на меня руку. Можете делать, что хотите, но я больше не хочу чувствовать «такую» боль. Я понимаю, что Вам необходимо выпустить пар, Но то, что случилось вчера — это было слишком, — он впервые пошёл против своего хозяина. — Ты ещё будешь что-то требовать? — Джонсон хмыкнул, — Слушай, ты — просто покорная сучка, которая беспрекословно должна выполнять мои команды. Я не собираюсь принимать твои условия, так как это не в моих интересах. — Тогда я разрываю контракт и возвращаюсь к отцу, — голос Фишера заметно похолодел и стал строже. Он хотел показать, что не шутит. — Хах, что? Вернёшься к этому алкашу и насильнику? Я, по сути, спас тебя от него, предоставив еду, жильё и себя. А твоя задача — повиноваться и молчать. Тогда какого хрена ты мне тут затираешь? — Насильник тут только ты. Если я захочу, то уйду. Я вытерплю. Даже с отцом мне будет легче жить, чем с тобой, — впервые он обратился к господину на «ты». — А ты не обнаглел, случаем? Я… — Его перебили. Дверь распахнулась. — А теперь слушай сюда, — он взял его за шиворот рубашки, притянув к себе, — Я — парень и у меня есть свои права. Скажи спасибо, что я подписал договор о неразглашении, иначе тебя бы давно здесь не было. Думаешь, я всегда лишь твоя покорная сучка? О нет. Ты глубоко ошибаешься. Если я захочу, то стану сильнее тебя. Если захочу, то так же нагну и выебу. Ты меня понял? — Теперь уже в глазах голубоволосого был тот привычный холод и доминирование. Сейчас ему хотелось быть сильнее. Сейчас ему хотелось власти. Ларри заметно напрягся. — И долго ты скрывал от меня эту свою черту? — Он изогнул брови, громко сглотнув, но потом лишь хитро улыбнувшись. — Я делал то, что считал нужным. Меня всё устраивало, — он отпустил его, слегка оттолкнув от себя, — Но вчера был перебор, Ларри. — Ты никогда не называл меня по имени, — шатен хмыкнул, притянув парнишку к себе за талию и заглянув в его глаза, — Но мне больше нравится, когда ты называешь меня «господином». — Не зазнавайтесь, господин, — Салли ухмыльнулся и притянул его к себе, затянув в сладкий и такой страстный поцелуй. Сейчас он был немного другим, так как доминировали оба. Сал всегда боялся брать контроль на себя, из-за страха быть избитым или того хуже. Но сейчас ему стало как-то плевать. Он решительно сминал любимые губы под своими, чувствуя то, насколько они мягкие. Спустя секунду, голубоглазый был грубо оттолкнут на кровать. — Я хочу наказать тебя… Наказать за то, что ты вчера оставил меня в таком же положении, как и сейчас, — шептал Лар, поставив колено между ног Фишера, а свои руки разместив по бокам его бёдер. Сейчас он провёл руками вдоль недавних ран, которые всё ещё болели, — Я перестарался с этим наказанием. Долго будут заживать, — он тяжело вздохнул. — Я не потерплю такого отношения к себе, господин, — почему-то, сейчас голубоволосому казалось, что он может свернуть горы. Он почувствовал себя бесстрашным. — Я ещё не соглашался на твои условия, — Лар оскалился, слегка нахмурив брови. — Тогда никакого секса. Иди и трахай других. Уверен, что они просто жаждут твоего внимания, — Салли надменно ухмыльнулся, оттолкнув парня от себя и вставая с кровати, — Думаю, мне здесь делать нечего. Я вернусь в подвал, — голубоволосый подошёл к кровати и взял с собой подушку, удалившись из комнаты и оставив Ларри одного. Сказать, что он был взбешён — ничего не сказать. Сейчас ему очень хотелось ударить Сала по его милому, но смазливому личику, а потом отодрать как последнюю суку. Он это сделает, несмотря ни на что. Пулей выйдя из комнаты, он сразу настиг свою шавку и силой развернул его к стене, сильно вжав его в неё. Подушка выпала из его рук, а взгляд выражал непонимание и ступор. Немедля, Джонсон прильнул к столь желанным губам, уверенно целуя их и сразу проникая языком в его рот. Тот даже не успел что-то сказать или сделать. Голубоволосый не хотел сопротивляться, но всё равно, почему-то, пытался оттолкнуть своего господина от себя. Но тот как и стоял, так и остался, поэтому мальчишке пришлось ответить на поцелуй, чего он очень хотел. Намного жарче этот поцелуй сделало следующее действие патлатого: он схватил своего мальчика за бёдра и поднял, держа под коленками, но не собираясь вести его в комнату. Если ему нужно, он трахнет его прямо здесь и сейчас. Одной рукой Лар приспустил боксеры голубоволосого, не отвлекаясь от поцелуя, но тот разорвал его, тяжело дыша. — Я был против, — хмыкнул Сал, в ответ получив лишь смешок, а также лёгкий шлепок по заднице. Ларри, кое-как расстегнул свои джинсы, приспустив их вместе с бельём, а потом резко, без всяких предупреждений или подготовки, вошёл в это хрупкое тельце, в ответ получив громкий вскрик. Да, Салу было больно, но до того момента, пока Джонсон не начал делать уверенные толчки, тем самым довольно резко задевая простату и буквально вытягивая из своего мальчика всяческие неприличные звуки, по типу стонов. Его всё устраивало. Но боль всё равно присутствовала, сводя его с ума и заставляя стонать громче, выгибаться в спине и буквально раздирать ногтями тоненькую рубашку Ларри, который, в свою очередь, лишь тяжело дышал, прижимая голубоглазого к стене ещё сильнее и сжимая его бёдра прямо в районе недавних ран. Тот снова простонал. Боль. То, ради чего он и пошёл к Джонсону. Боль, которая может довести тебя до состояния эйфории. До чёртовой судороги и звёзд перед глазами. Удовлетворяющая боль — его любимая.Несколько лет назад.
— Прошу, папа, остановись!!! — Громко кричал Салли, из глаз которого текли слёзы, а из разбитой губы — кровь. — Заткнись, отрепье! Как ты смеешь заниматься такими вещами, так ещё и так смело мне о них рассказывать?! Я всегда знал, что ты чёртов гомосек! — Генри продолжал кричать, схватив Сала за горло и уверенно подняв его перед собой. Фишер-младший начал задыхаться, барахтаясь и кряхтя. Его глаза закатились и он уже думал, что умрёт. Только-только перед глазами начало темнеть, как глава семейства наконец отпустил бедного мальчишку, откинув его от себя и последний раз пнув его ногой. А Фишер лишь начал громко кашлять, дрожа от боли и свернувшись калачиком. Ему хотелось умереть, чтобы больше не чувствовать этой боли. Сколько лет это с ним происходит? Десять? Двадцать? Мать оставила их, уходя к другому, а отец не выдержал этого и спился, проклиная «эту тварь» за то, что оставила его с сыном-нытиком, да и за то, что ушла, ничего не сказав. По мнению Генри — это было низко***
Уже который день ему казался адом. Всё неоднократно повторялось и, кажется, избиения стали ещё более зверскими и болезненными. С красивого личика Салли никак не сходили синяки, ссадины и другие следы побоев. Под глазом всегда был фингал, а на теле уже давно не осталось живого места. Тогда-то он и решил попробовать покончить с собой. Он вынашивал эту идею годами, лишь плача в углу и чувствуя себя беспомощным. Но, видимо, в этот раз всё будет по-другому. Голубоглазый медленно встал с кровати, подошёл к столу и, глазами найдя острый канцелярский нож, достал его из стаканчика с карандашами и ручками. Также молча он сел обратно и выдвинул лезвие посильнее, зафиксировав и приставив его к руке. С силой надавив на кожу, он резко провёл по ней ножом… Но вместо противной, колющей боли, он почувствовал что-то другое и такое странное. То, что не испытывал никогда и то, о чём он не подозревал. С его уст прозвучал прерывистый вздох. Закусив губу, он сделал очередной порез. Глубокий. Снова это чувство. В животе чувствовалось приятное покалывание, а орган, чуть ниже, явно требовал прикосновений. Он возбудился от боли, которую только что доставил себе сам. Облизав пересохшие губы, он сделал ещё один порез. Ещё и ещё. Ему было мало и вместо боли он получал лишь удовольствие. Член в штанах пульсировал, а щёки предательски краснели. Дыхание сбилось, а на ладонях образовался пот. Приспустив свои штаны, но оставив бельё, голубоволосый провёл рукой по своему стояку, блаженно простонав. Отца не было дома, поэтому сейчас он мог делать то, что он хочет. Сняв с себя штаны, Салли сделал порез на бедре, сладко простонав. Ему было мало. Он хотел ещё. Приспустив свои, слегка намокшие боксеры, голубоволосый тут же обхватил свободной рукой свой член, начиная делать уверенные движения вверх вниз, другой рукой продолжая терзать свою кожу. Он стонал как сучка, закатывая глаза и попросту давясь своей слюной. Ему было невероятно хорошо. Но удовольствие было недолгим, так как он наконец излился в свою руку с протяжным стоном. Тогда-то он и понял, что ему дико нравится эта боль. Такая странная. Эти ощущения были чем-то новым, а когда в его жизни появился Ларри…***
Когда Джонсон кончил, то Сал блаженно прикрыл глаза, сладко простонав. Он снова был без презерватива, но сейчас было как-то плевать. Парнишка кончил ещё минут десять назад, пока его продолжали драть как суку. Хотя, почему «как»? Когда оба восстановили дыхание, то Лар тихо хмыкнул, поставив Фишера на ноги и вернув одежду на своё законное место. — Как бы ты не сопротивлялся, я всё равно получу то, что хочу, а ты продолжишь потакать мне, потому что тебе — грязному мальчишке — это чертовски нравится. Не смей отрицать, — он взял шавку за подбородок, притянув к себе, — Я тебя насквозь вижу… — Простите, господин, — проскулил Салли, жалобно смотря на Джонсона, чуть приоткрыв рот и жалея о том, что он сказал ранее. Хотя, он был обижен, поэтому всё было оправдано. — И ты снова превратился в покорного щенка, стоило мне лишь трахнуть тебя, — он тихо хмыкнул, смотря на своего подчинённого сверху вниз, — Я посмотрю за твоим поведением, а теперь возвращайся в подвал, где тебе и место. — А Вы? — Спросил Сал, поправляя нижнее бельё и поднимая подушку с пола. Да, тут было бы гораздо лучше спать, нежели в холодном, сыром подвале, где шанс простудиться — равен ста процентам. Но у Салли крепкое здоровье. — Пойду проведаю «других», — на его лице скользнула ухмылка. Патлатый знал, как Фишер ненавидит всех других шавок, а уж тем более — как ревнует его к ним. — Можно вопрос? — В этот раз он спросил менее робко. — Чего тебе ещё? — Я могу спать рядом с Вами? Нет, не на кровати. Я могу устроиться и на полу, рядом с кроватью… Или даже у двери… Где угодно, но я хочу быть рядом с Вами, господин, — Это уже прозвучало как мольба. Хотя, она таковой и являлась. — Ты слишком многого хочешь, — Джонсон безразлично закатил глаза и развернулся, дабы наконец уйти. — Прошу! — Фишер подбежал к господину, хватаясь за рукав его рубашки. А тот, ничего не ответив, лишь отдёрнул руку и развернулся, влепив Салу нехилую такую пощёчину. Тот лишь пошатнулся, выронив из рук подушку и схватившись за щёку. Он вспомнил грубость отца, но не придал этому значения, лишь потерев больное место и взглянув на господина. — Знай своё место, отрепье, — после он удалился из коридора, даже не посмотрев на Фишера, который просто упал на коленки и начал тихонько плакать. — А я ведь люблю Вас, — прошептал он одними губами и опустил голову, постепенно теряя какую-либо надежду. Хотя ему это вообще не свойственно. Но ничего, скоро он должен смириться со своим статусом, как и было до этого. Продолжение следует…