Dying is easy, living is hard

Лиам вздрогнул и проснулся от звуков, ставших ему неприятно знакомыми за последние несколько дней. Это было хныканье от страха, стоны боли и шепот мольбы о пощаде. Он протянул свою руку и положил на руку страдающего парня, Данбар все еще удивлялся тому, как она могла его успокоить. Он даже и не подозревал, какой огромный объем страданий Тео таит в себе, и не мог быть не шокирован и немного пристыжен, когда впервые увидел его таким беззащитным. Рейкен всегда был дерзким и самоуверенным, ложь давалась ему так же просто, как и дыхание. Но в своем прерывистом сне он больше не мог скрывать правду, хотя только Лиам и видел ее, так как не покидал раненого химеру. В больнице царил хаос при попытках привести здесь все в порядок. Было так много раненых, и, к сожалению, гораздо больше чем несколько, мертвых. К счастью, медсестра Мелисса МакКолл была той силой, с которой приходилось считаться, и другие медсестры и врачи, которые до недавнего времени предали свои клятвы и начали охотиться за сверхъестественными существами, быстро встали в линию, когда она начала раздавать приказы. Будучи тем, кто относительно считался экспертом по сверхъестественному, она создала особую зону, специально предназначенную для их ухода, пока не желая смешивать их с людьми, что все еще были напуганы, даже несмотря на то, что Анук-Ите был уничтожен, а страх и паранойя, вызванные им, рассеянны. Тео перенес масштабную операцию по удалению пуль, пронизывающих его тело. И его поместили в отдельную палату в сверхъестественном отделении интенсивной терапии. Данбар буквально поселился там, отказываясь быть выставленным медсестрами или санитарами, которые моментально убегали при виде пылающих золотых глаз. Так прошли пять дней, юный бета не выходил из палаты Рейкена, в которой, к счастью, была отдельная ванная комната. Остальные члены стаи заходили время от времени, но чаще всего это был Скотт, чем кто-либо еще. А Лидия или Мейсон через равные промежутки времени приносили ему еду и сменную одежду, уходя почти без слов, лишь с сочувственными понимающими взглядами. Но Лиам никогда не позволял им смотреть на Тео, зная, как гордый химера будет унижен, если его увидят в таком уязвимом и жалком состоянии. Оборотень все еще не мог понять своих чувств по поводу случившегося. В одну секунду он беспокоится, что парень неглубоко дышит в постели, а в следующую уже злится, что тот был так безрассуден, а затем почувствует себя виноватым из-за того, что Тео сделал для него, а так же за то, как мало он в действительности знал Рейкена. Чувство вины только усилилось, когда Скотт перевез машину Тео на более охраняемую парковку и обнаружил, что тот в ней живет. Никому не было дела до того, что делал большой плохой химера после инцидента с Призрачными Всадниками. На самом деле, Лиам почти надеялся, что тот навсегда покинул город. Но, когда они встретились в полицейском участке, вспыльчивый бета даже не подумал спросить, где он был все это время. Вместо этого оборотень ударил придурка по лицу и пожалел, что вернул его из ада. И прямо заявил об этом, что тот никак не прокомментировал, он все еще был дерзким, саркастичным и высокомерным, особенно по отношению к Данбару. После всего этого Тео по-прежнему оставался огромной загадкой, и младший паренек только теперь пожалел, что не приложил больше усилий, чтобы разгадать ее. — Пожалуйста… пожалуйста, Тара, не надо, — тихий шепот вырвал Лиама из мыслей к реальности и печалящему его молодому человеку, лежащему перед ним, беспомощному и напуганному в темном мире за его веками. Бета мягко надавил на его руку, но на этот раз кошмар Тео не собирался так легко рассеиваться. — Прости, пожалуйста, мне так жаль! — мольбы шепотом продолжались. Если бы он мог забрать боль измученного химеры, он бы это сделал тут же, но это было то, что Лиам не мог забрать сверхъестественно, это требовало чего-то более человеческого, и ему все еще было слишком неудобно вести себя так мягко с парнем, чей нос он совсем недавно сломал несколько раз. Лиам медленно поднялся со стула, который пододвинул к кровати Тео, его мышцы кричали в ужасе от того, как резко он ими воспользовался после долгого сидения на одном и том же месте и полном отсутствии движений. Он придвинулся ближе к Тео, все еще держа его за руку, и задумался, как бы облегчить страдания этого человека. Будучи более чем обычно признательным за то, что он остался с эмоциональным бывшим преступником наедине, Лиам склонился над кроватью. Он поднял другую руку и убрал волосы с лица химеры. Отсутствие каких-либо средств для укладки на них — просто еще одно напоминание о том, что вся защита Рейкена была полностью разрушена, — и положил открытую ладонь на шею хнычущего парня. Бета наклонился к уху химеры и мягко успокоил его: — Тео, все в порядке. Ты не в аду, теперь ты в безопасности, и я здесь с тобой. Ты никогда туда больше не вернешься, обещаю! Так что, пожалуйста, не бойся. Услышал ли он эти слова или это просто был голос Лиама, но Тео затих. Его лицо расслабилось, гримаса ушла и сердцебиение замедлилось. Оборотень тихо вздохнул и думал уже направиться в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, но его остановило мягкое, но твердое давление на руку. С любопытством посмотрев вниз, он не без удивления обнаружил, что Тео обвил свои пальцы вокруг его собственных и мягко держит за руку, и было понятно, что отпускать ее он не планирует. Лиам почувствовал странную тяжесть в груди и внезапное желание вырвать руку. Неужели Тео проснулся? Слышал ли он, что сказал Лиам? Что бы тот подумал, если бы он вот так прикоснулся к нему? Но Данбар быстро успокоился, когда прислушался к сердцебиению химеры и убедился, что тот все еще крепко спит. Момент внезапного кризиса был предотвращен, бета позволил себе улыбнуться, и напряжение в его груди превратилось в тепло, когда он снова сел и позволил своей руке вернуть легкое давление на нее. Его мысли начинали блуждать, когда он смотрел на их сплетенные руки, медленно поворачивая их и изучая пронзительно голубыми глазами. Мысли о том, какой мягкой и теплой была рука Тео, время от времени, проносились в его голове. Это ведь не руки убийцы? Так ли он все еще видел Тео? Если так, то почему он чувствовал себя в полной безопасности наедине с ним, неважно дееспособным или нет? Безопасно. Почему в первую очередь он пришел именно к такой мысли о Рейкене? Это как минимум должна была быть стая или Скотт. Скотт. Что бы он сказал, если бы сейчас услышал, о чем он думает? Размышления Лиама становились все более безумными, казалось, на него накатывает одна за другой эмоциональная волна: сострадание, неуверенность, смятение, гнев и страх. Он чувствовал, как его сознание уносит прочь, но почему-то не обращался, как это бывало обычно. Просто почему? Он смотрел на свою руку со смешанным чувством любопытства и ужаса. Это было невозможно. Он лихорадочно вспоминал все те разы, когда за последние несколько недель чувствовал приближение перемен, и почему у него так и не вышло пройти их. С тех пор как Хейден уехала, у него появилось гораздо больше проблем с самоконтролем. Мейсону даже пришлось приковать его цепью в полнолуние, чтобы он никому не причинил вреда. Каждый день была борьба. Он был зол, сбит с толку и одинок. Данбар так много вложил в эти отношения и считал, что они будут вместе всегда. Каким же он был ребенком. И теперь ему казалось, что часть него просто исчезла. Нет, именно так он себя и чувствовал. В последнее время он ощущал и другие вещи. Он все еще часто злился, но теперь это не была неконтролируемая ярость. В тот момент, когда он увидел высокомерного, слишком стильно одетого, идеального химеру в полицейском участке, Лиам был в ярости. Никто не должен выглядеть так хорошо после выхода из тюрьмы. Он содрогнулся. Нет, это не то, на что оборотень злился, как он себя убедил. Самоуверенный ублюдок ухмылялся ему, как тогда, когда он забрал у него Хейден, но, честно говоря, он же и вернул ее, и как в тот раз, когда он почти убедил разгневанного бету убить Скотта. Да, он сделал это как и много других ужасных вещей, пытался напомнить себе Лиам. Но как бы ни старался вспомнить причины ненависти к Рейкену, мысли о тех временах, когда Тео помогал ему, казалось, затопили его разум и смыли все плохое. Химера действительно поразил его в больнице, когда затолкнул Лиама в лифт и напал на орду Призрачных Всадников в одиночку — будучи приманкой, как он это потом назвал. Даже с этим поразительным проявлением самоотверженности, Данбару удалось загнать в угол столько же. Каким-то образом самоуверенный мудак умудрился выжить в еще гораздо большей группе Всадников и снова пришел на помощь. И после всего этого он даже не поблагодарил Тео? Нет, он просто позволил ему исчезнуть после того, как стая обнулила его вклад и даже само его существование. Лиам чувствовал себя абсолютнейшим куском дерьма. Тогда охотники напали на полицейский участок. И хоть Тео приводил Лиама в бешенство одним своим присутствием до такой степени, что разгневанный оборотень надрал химере задницу, тот все равно вмешался, когда Лиам атаковал Нолана. И это был не единственный раз, когда старший парень останавливал младшего от глупых поступков. Он вмешался, когда у Лиама было искушение убить Гейба в раздевалке, и, когда разъяренный оборотень полностью потерял контроль в зоопарке и снова чуть не убил Нолана. Каждый раз, когда он вот-вот был готов потерять контроль, Тео находился рядом. Он не поддерживал его, определенно нет. Но и не пытался успокоить, ему удавалось перенаправить его гнев. И злиться на Рейкена было вполне удобно, во всяком случае, бета так думал. Может быть, дело было не в гневе, а может быть, это было чем-то большим. И, в конце концов, что как ни якорь удерживает нас от потери контроля? Им ведь не должен быть кто-то, кто делает тебя счастливым или даже кто-то, о ком ты заботишься. Вот что он твердил себе, глядя на свою руку и бессознательно поглаживая руку спящего парня. Значит, Тео был его якорем, неохотно признал Данбар. Это было не самое худшее в мире — в конце концов, тот был исправившимся маньяком-убийцей, — хотел сказать себе Лиам, но эти слова были пусты. Нет, Тео никогда не был таким, как бы ни притворялся. Он был просто мальчиком, которого использовали, проводили эксперименты, запутывали и заставляли делать такие вещи, от которых у Лиама сжимался желудок. Юный бета, вероятно, просто позволил бы Ужасным Докторам избавиться от него как от очередной неудачи, но Тео был полон решимости выжить, и Лиам осознал ту правду, что химера сказал ему в тот день, когда вернулся из ада: «Я просто хочу жить». Тео всегда был бойцом. И всегда был настороже, потому что чувствовать что-то было для него слабостью, которая могла в любой момент убить. У него очень долго была такая жизнь, чтобы он забыл, как это происходит, и тогда правильное и неправильное стали для него просто серыми пятнами. Но он был разбужен от этого кошмара гораздо худшим, Лиам иногда хотел узнать, что происходило со старшим парнем в аду, но, если кошмары, которые Тео видел последние пять дней, были отголоском этого, то он был счастлив, что не знает. С тех пор как химера воскрес, Лиам видел проблески того, кем он мог бы стать, если бы его жизнь была другой. Были проблески доброты, хоть и густо перекрываемые сарказмом и придурковатостью, а также самоотверженности. Тео был намного глубже, чем Лиам когда-либо думал или позволял себе думать. Слишком легко было его ненавидеть, желать, чтобы он ушел или даже умер. Оборотню, казалось, было трудно смириться с тем, что он сейчас находится здесь рядом с Рейкеном, и что хочет, чтобы тот остался, потому что отчаянно хотел узнать человека, скрывающегося за всей этой болью, ложью и отвращением к себе. Лиам несколько раз моргнул, почувствовал, как что-то мокрое скатилось по его щеке, и быстро вернулся в мир за пределами его головы. Он плакал. О Тео. Это было почти смешно. Если бы стая увидела его сейчас, они бы подумали, что он сошел с ума. И когда все пошло не так? Он боялся того, что подумает стая, если узнает, что он действительно заботится о нем, что он любит химеру. Наконец-то он признался себе в этом, но пока еще не был готов к тому, что они узнают, услышать их осуждение, увидеть их разочарованные лица. Он мог бы врать им чуточку дольше, но он перестал врать самому себе. И, наконец, он знал, что ему делать дальше. Теперь ему оставалось только ждать, когда эта заноза в заднице очнется. Только тогда он заметил, что дыхание Тео изменилось, а сердцебиение значительно ускорилось. Лиам быстро поднял голову, и его небесно-голубые глаза встретились с удивительными лазурными, смотревшими на него с насмешливо склонившегося лица. Рука старшего все еще не отпускала его руку, хотя давление, которое он чувствовал ранее, исчезло. Удивленный, растерянный, смущенный, раздосадованный, но при этом испытывающий облегчение Лиам не мог придумать ничего даже отдаленно разумного, чтобы сказать, поэтому просто выдал: — Привет. Лицо Тео расплылось в улыбке, первой искренней улыбке, которую Лиам мог припомнить, и тогда он наконец-то сообразил, что на самом деле чувствовал в этот момент. Счастье.