Dying is easy, living is hard

Тео жаждал сладкого освобождения в смерти. Это была пытка простая и понятная. По сравнению со всем этим ад казался отдыхом. Он морщился, боролся, просил и умолял, но они просто не оставляли его в покое. Один за другим они доставали его — чертова стая, их неискренние улыбки и пустые похвалы. Первым был Скотт, как всегда с раздражающей кривоватой усмешкой на лице, полной тепла и наивной убежденности, что все люди по существу хорошие. Вскоре после него пришли Малия и Стайлз. Как обычно оборотень-койот не переставала свирепо на него пялиться, но он мог бы с уверенностью заявить, что изредка уголки ее рта приподнимались вверх, когда она думала, что Рейкен на нее не смотрит. Что же касается человека, то он достиг таких уровней раздражения, что, казалось, это просто невозможно. Химера подвергся почти бесконечному и мучительно подробному описанию того, как Тупински спас весь белый свет, победив Анук-Ите. Нет, серьезно, медицинские книги, которые Тео просматривал, пока жил с Ужасными Докторами, были менее запутанными и более интересными. После того, как Стайлз и Малия ушли, прибыла банши в компании двух оборотней из Лондона, которых Тео раньше не встречал. Они представились как Джексон и Итан и почти не разговаривали, предоставив Лидии нащупать в нем брешь самой. Она была достаточно дружелюбна, но, тем не менее, здорово пугала Тео этими своими разговорами с мертвыми, он уже знал, что те хотели сказать и сделать с ним. Потом были влюбленные голубки с детскими личиками, чьи тошнотворно сладкие романтические ужимки казались почти личным оскорблением одинокому Рейкену. Они были относительно спокойны, но оставались с ним дольше всех, что делало осторожного молодого человека еще более подозрительным. Мелисса заглядывала время от времени, и даже Дитон появлялся. Если тело химеры и оправилось от физических травм, полученных от пулевых ранений, то его организм все еще перебарывал огромную дозу волчьего аконита, и он останется в ослабленном состоянии еще на несколько недель, по словам друида. На самом деле, Тео не волновало ни это, ни шквал притворных товарищества и беспокойства от стаи. Он просто хотел уйти отсюда, подальше от всех этих дружелюбных лиц, теплых улыбок и утешительных слов. Когда Лиам вернул Тео, он охотно присоединился бы к стае, если бы они позволили. Но по мере того, как он проводил все больше времени в мире живых, сначала среди людей, которые так очевидно ненавидели его, а потом один в своем пикапе в компании только кошмаров своей души, химера понял, насколько это невозможно — когда-либо быть одним из них. В этой стае — этой семье — не было места для такого сломленного человека как он. Они были такими заботливыми и способными быть хорошим, даже не думая о том, какую бы выгоду они могли получить от помощи другим. Если бы у него все еще было собственное сердце, оно бы болело от одного неоспоримого факта, что он зашел по-настоящему далеко, чтобы когда-нибудь стать для них своим. Эти чувства только усугублялись слишком заметным отсутствием Лиама. Казалось, юный бета сбежал при первой же возможности, и Тео не винил его. Невысокий парнишка был настолько добрым и хорошим, что, вероятно, просто находясь рядом с химерой, чувствовал себя грязным. Тео просто хотел покончить с этим фарсом, сбежать от всех лицемерных похвал и посмотреть правде в лицо — он всегда был и будет снаружи, наблюдая за тем, что происходит внутри. Но и после того, как все ушли, даже Скотт и его мать, Мейсон с Кори остались. Они старались поддерживать какое-то подобие диалога, как бы мрачный задумчивый подросток ни пытался их заткнуть и выгнать вон в своей язвительной манере — колкостями и даже ничем не прикрытой грубостью. Они явно что-то задумали, но это не имело значения, Тео больше не собирался быть вежливым. — Ладно, думаю, для одного дня с меня этого дерьма достаточно. Самое время валить отсюда. Где ключи от моего пикапа? — требовательно спросил он, глядя на парочку, но при этом, не удостоив взглядом ни того, ни другого. Кори нервно переминался с ноги на ногу, пока Мейсон отвечал: — Твои ключи? Ой… мм… ну, я не совсем уверен… Может быть, они у одной из медсестер или у кого-то еще. Или у Скотта, да, возможно, они у него. Он ведь перепарковал его, верно? Я уверен, что кто-то упоминал, что он это сделал. Тео прищурился, глядя на младших ребят. Кори всегда был тихим, но теперь казался притихшим еще сильнее, чем обычно, хотя это просто могло быть страхом перед более крупным химерой. Он чувствовал себя неуютно рядом с Рейкеном, даже, когда был частью стаи химер. Но Мейсон был всегда собранным и хладнокровным, даже, когда злился на парня, которого его лучший друг вернул из мира мертвых. Однако теперь сообразительный парень говорил бессвязно, и Тео слышал, что тот не был честен, даже, если его чувства не были на пределе возможностей. — Почему ты мне врешь? — химера перебил бормотание человека. Мейсон заметно напрягся, но постарался держать лицо расслабленным. Но потерпел сокрушительную неудачу, и Тео чуть было не улыбнулся при виде этого жалкого зрелища, вот только день был долгим, и у него почти не осталось терпения. — Отдай мне мои ключи, — добавил угрожающе он, медленно и четко проговаривая каждое слово. Кори тихонько взвизгнул и исчез из виду. Мейсон попытался встать повыше, когда внушительный химера навис над ним, и это было почти поразительно, что он так настаивал на своем. — Тео, я не думаю, что тебе стоит сейчас куда-то ехать или даже выходить из больницы. Ты слышал, что сказал Дитон, ты еще не полностью поправился. Тебе не кажется, что было бы лучше задержаться здесь немного? — темнокожий мальчик пытался рассуждать. — Я более чем уверен, что смогу позаботиться о себе, с моими способностями или без — это выяснит любой, кто посмеет встать на моем пути, — зловеще заявил синеглазый химера, — так и скажи своему милому маленькому бойфренду, чтобы он вернулся и отдал мне ключи. Я знаю, они у него. Мейсон невольно перевел взгляд на стену рядом с дверью, и Тео понял, что на его авантюру купились. Когда Рейкен двинулся к стене, Кори отчаянно завопил: — Тео, подожди. Пожалуйста, не уходи пока. В городе… еще не все пришло в норму. Там все еще могут быть подельники Монро. Они могут быть в курсе, что ты был ранен, и ты можешь пострадать. Разве не разумнее ли остаться здесь, где стая сможет защитить тебя? Тео резко развернулся, и Мейсон чуть не отскочил, когда увидел свирепый взгляд пылающих глаз старшего парня. — Защитить меня? — выплюнул химера. — Какого черта я должен вам доверять? Никому из вас нет до меня дела. Я даже не знаю, что вы здесь делаете! Почему бы вам всем не сделать то, что сделал Лиам и не оставить меня в покое? Мне не нужен никто из вас, и очевидно вы сами не хотите, чтобы я был рядом. Вы прекрасно дали мне это понять в прошлом, и несколько красивых слов за сегодня ничего не поменяют. Мейсон мог только смотреть на разъяренного химеру, разинув рот. Тео был придурком все время, но парень никогда не видел его реально злым. И когда он ошеломленно уставился на высокого молодого человека, задыхаясь от неожиданного физического напряжения, вызванного эмоциональным взрывом, парень понял, что Тео не просто сердится. Его глаза, казалось, дрожали, и было видно, как он страдает от боли и ран, которые никто не мог видеть. Ну, почти никто из них. Мейсон задумался, не связано ли это с тем, что Лиам отказывался от него уходить и был так скрытен в последнее время. Прежде чем человек успел что-либо ответить, хотя он и не знал, что говорить, из-за двери донесся поразительно мягкий ответ, и он понял, что это не Кори: — Ты ошибаешься. Нам не все равно, Тео. Мейсон вздохнул с облегчением, когда этот слишком знакомый голос нарушил напряжение, и гнев Тео заметно рассеялся, сменившись удивлением и замешательством. Оба парня обернулись и увидели Лиама, стоящего в дверях, и улыбающегося Кори рядом. Несколькими часами ранее Лиам молча сидел и боролся с желанием отвести взгляд из-за страха и стыда. Его мать плакала, а отчим просто смотрел на него с нечитаемым выражением лица. Им понадобилось время, чтобы разобраться во всем, что произошло с тех пор, как Скотт укусил его. Лиам умолчал о довольно большом количестве деталей, зная, как тяжело будет его родителям, а он не хотел еще больше пугать их. Поначалу они ему не поверили, но чем больше он рассказывал своим абсолютно серьезным голосом, тем понятнее становились для них все те странные события, произошедшие в городе. Их глаза становились все шире, а лица заметно бледнели. Когда он закончил рассказ, у них просто не оставалось другого выбора, кроме как принять то, что он сказал им правду. Каждая слеза, упавшая со щек матери, казалась Лиаму кинжалом, пронзавшим его сердце. Юноше отчаянно хотелось протянуть руку и обнять ее, но он слишком боялся, что она отшатнется от него в страхе или отвращении. Его животные инстинкты были на пределе, и во всех смыслах, кроме буквального — это была проблема жизни и смерти. Его жизнь в том виде, в каком она была раньше, вполне могла закончиться сегодня, в ближайшие несколько мгновений. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не сорваться и остаться на месте, а не убежать, потеряв над собой контроль. Но он не сделал ничего, потому что причина, по которой он вообще на все это решился — был Тео, только эта единственная мысль удерживала его от ошибки. Молчание затянулось, и Лиам чувствовал, как с каждой пройденной минутой его сердце начинает биться все сильнее и сильнее. Тишина была оглушительной, и когда отчим ее нарушил, оборотень осознал, что невольно задержал дыхание, его тело непроизвольно вздрогнуло, пытаясь получить столь необходимый кислород. — Лиам… — начал суровый мужчина, второй муж его матери, — это… это слишком много для тебя. — Я знаю, — только и сказал мальчик. Отчим всегда был к нему благожелателен, но Лиам не чувствовал с ним особой близости. Он все еще не мог ему полностью довериться после того кошмара, через который заставил их с мамой пройти его биологический отец. Вспыльчивый мальчик всегда так переживал, что скажет или сделает что-то не то, что разозлит отчима, а потом тот решит, что все это не стоит хлопот и бросит его маму. Он посмотрел на все еще плачущую женщину, и ему не хотелось даже представлять, что будет с ней в этом случае. Он скорее сбежит из дома, чем снова увидит ее такой одинокой и разбитой, какой она была после развода. Доктор Гейер проследил за взглядом Лиама и посмотрел на свою жену, тихо всхлипывающую, казалось, он знал, о чем думает его приемный сын. Когда он снова заговорил, его голос был мягким и ровным. — Твоя мама плачет не потому, что она сердится на тебя, Лиам. Она также и не разочарована в тебе, никто из нас в действительности. Мы боимся не тебя, ведь знаем, что ты все еще наш Лиам, мы боимся за тебя. Голубоглазый мальчик в замешательстве взглянул на отчима. Он не знал, что сказать, но мужчина как и всегда все легко прочитал в его честных и выразительных глазах. — Лиам… Есть только одна единственная вещь, которую любой родитель больше всего хочет от этой жизни: знать, что его ребенок счастлив и находится в безопасности. И хотя это ни в коем случае не наша вина, мы всегда волновались о тебе больше, чем любые другие среднестатистические родители. Из-за твоего РПВ. Данбар вздрогнул при упоминании своего диагноза и почувствовал, как пылающей желчью по груди к горлу поднимается чувство вины. Но как только мальчик попытался открыть рот, отчим поднял руку и продолжил: — Нет, Лиам, РПВ — не твоя вина, это только означает, что мы беспокоимся о тебе сильнее, чем большинство родителей. Но мы счастливы делать это, потому что заботимся о тебе. Мы любим тебя, сынок. А сейчас узнали, что твоя жизнь будет еще сложнее, чем мы представляли до этого, и мы боимся, потому что также знаем, что ничего не можем сделать, чтобы облегчить ее для тебя. Все, чего мы хотим — защитить тебя и дать тебе такую жизнь, которая сделает тебя счастливым, а когда мы не можем, мы расстраиваемся, злимся и печалимся. Не из-за тебя, а из-за собственного бессилия. Вот почему твоя мать плачет. Лиам посмотрел на маму, которая уже перестала безудержно рыдать и изо всех сил старалась смотреть на сына сквозь пелену слез, застилавших глаза. Он понял, что она так сильно сжимает руку мужа, что у нее побелели костяшки пальцев. Ее покрасневшие глаза выражали то, что он мог ощутить в воздухе и услышать в сердцебиении. Его отец уже выразил это все на словах, и она чувствовала то же самое. Наконец он отвел глаза и уставился на свои руки, зная, что прямо там под кожей находится его злость в виде когтей — воплощений опасной ярости, которая кипела в нем все время. И он задрожал. Он почувствовал, как родители обняли его, и каменные мышцы начали расслабляться. Когда напряжение покинуло его измученное тело, слезы, которые он не осознавал, что сдерживает, начали свободно стекать вниз. Это были его мать и отец, и они любили его, даже когда он не являлся тем, кем они надеялись его увидеть. Ему так повезло, и он знал, что другим могло бы повезти намного меньше. И именно поэтому он сейчас был здесь — ради кое-кого, кто никогда не знал той любви, которой Лиам, казалось, был благословлен. — Мама, — начал эмоционально бета, а затем посмотрел на человека, от которого он всегда держался в стороне из страха быть отвергнутым. Он всегда обращался к доктору Гейеру просто «сэр», но теперь неуверенно пробормотал:  — Папа… Я знаю, что это не то, что вы хотели бы для нас, и вам будет трудно привыкнуть к таким переменам. Но я, — он запнулся, но их глаза не отрывались от его глаз, и их сердцебиения не дрогнули, поэтому он продолжил. — Я должен попросить у вас еще больше, это связано с тем, почему меня не было всю прошлую неделю. У меня есть друг, очень важный друг, который сильно пострадал. Мне нужно было быть рядом с ним, потому что больше у него никого нет. Он похож на меня, и у него есть своего ряда проблемы, даже больше, чем у меня, — Лиам слегка усмехнулся, — но я ему нужен прямо сейчас, даже если он не признает этого. И я не смогу помочь ему без вашей поддержки. Лиаму понадобилось немного времени, чтобы объяснить родителям, кто такой Тео, и что из себя представляет, хотя многое он опустил. Не было никаких причин подвергать их угрозе сердечного приступа так скоро, они только оправились от одной «ядерной бомбы». Но, когда они увидели, насколько важна для сына эта просьба, они не смогли ему отказать. Эти люди действительно были потрясающими. Сейчас Тео вернул свое самообладание так быстро, как и ожидал Лиам, и ответил тем же тоном, к которому уже привык невысокий парень: — Что ты здесь делаешь? Знаешь, наверное, не здорово быть настолько одержимым эгоистичным социопатом. Ты же так меня называешь? — химера насмехался над ним, но младший был полон решимости не злиться в этот раз, хотя его когти буквально зудели показаться наружу. — Я также сказал, что не собираюсь оставлять тебя, — без колебаний ответил Лиам, прежде чем понял, что Рейкен был без сознания в тот момент, когда было дано обещание. Лицо Тео поморщилось в замешательстве, это было почти очаровательно. Лицо самого Лиама нахмурилось, когда эта мысль пришла ему в голову, но он быстро вытряхнул ее и продолжил. — Мои родители с нетерпением ждут встречи с тобой. Ключи от твоей машины у меня, так что хватай свои шмотки и погнали. — Что за, — начал было тот, но бета уже вышел из палаты. Тео был настолько сбит с толку, что совершенно забыл весь свой прошлый гнев и не мог собраться с силами, чтобы снова разозлиться. Вместо этого он посмотрел на Мейсона, который просто пожал плечами и устало улыбнулся. Не имея другого выбора, Тео быстро схватил сумку с одеждой из шкафа и побежал за Лиамом, уже входившим в лифт. — Лиам, что ты, — начал химера, но его снова прервал младший парень, который с трудом подавил желание улыбнуться, услышав, как сердцебиение старшего резко подскочило от разочарования. — Сколько всего произошло с нами в этом месте, это ощущается так странно, правда? — сказал оборотень, глядя на больничный пол, когда двери сомкнулись. — И в этом лифте, если уж на то пошло. Кажется, здесь произошло множество важнейших вещей в нашей жизни, — добавил он, не давая Тео и шанса возразить тому, о чем пытался говорить Лиам. Эта попытка отвлечь сработала лучше, чем думал Данбар, когда его спутник, казалось, погрузился в раздумья. Химера не мог не согласиться, что в этой больнице произошло много важных событий. Здесь он несколько раз спасал Лиама, но это также была одна из форм его ада, когда он был заключен в яме. Именно там его сердце — нет, не его, напомнил он себе, — было вырвано из груди. Но это также было то место, где он потерял его гораздо более тревожным способом. Он никогда не знал никого столь же храброго и самоотверженного, как юный парнишка рядом с ним, и понимал, что то, о чем он думает прямо сейчас, было пустой тратой времени. Никто и никогда не сможет желать ту массу черного греха, насквозь пронизавшую его настоящее сердце. Его вывел из раздумий слабый звон ключей, упавших на асфальт, и он посмотрел на Лиама, который улыбался ему своими прекрасными глазами, полными едва сдерживаемого смеха.  — Проснись, спящая красавица, — хихикнул он. Тео посмотрел на ключи от своего пикапа, лежащие на тротуаре. Он даже не помнил, как вышел из больницы, его тело следовало за парнем, как потерявшийся щенок, пока он застрял в своих мыслях. — Я не вожу машину. Ты помнишь? — добавил бета, медленно качая головой в веселом раздражении. — Лиам, что, — и в этот раз Тео практически потерялся, глядя на то, как низкий паренек скользнул на пассажирское сиденье пикапа и закрыл дверь на середине фразы. Химера стиснул зубы и быстро бросил сумку на заднее сиденье, прежде чем забраться на водительское место. Но вместо того, чтобы завести машину, он посмотрел на Лиама, его глаза горели, когда он выпалил: — Лиам, что за игры? Мальчик с небесно-голубыми глазами невинно посмотрел на него: — Что ты имеешь в виду? — Почему ты сказал, что твои родители ждут встречи со мной, и почему ты думаешь, что я собираюсь тебя куда-то везти? — прорычал Тео, и его собственные синие глаза были наполнены чем угодно, но только не ледяным спокойствием. — А, ты об этом, — произнес парень с озорной невинностью. — Ты остаешься у меня, — добавил он с однозначной уверенностью в голосе. Рейкен просто сидел в абсолютной тишине, слегка приоткрыв рот. Лиам посмеялся бы над этим, но, к счастью, отвлекся. А к несчастью, отвлекли его немного приоткрытые губы Тео, такие мягкие и полные. Оба парня неловко смотрели друг на друга в течение нескольких секунд, которые тянулись вечность. Когда старший наконец закрыл рот, Лиам очнулся от своих завораживающих грез и быстро заговорил, прежде чем это успел бы сделать Тео. — Так что езжай уже давай. Мама готовит ужин, и она ненавидит, когда опаздывают, — легкомысленно сказал оборотень. Он уже смотрел в окно и ерзал, будто ему было скучно, хотя, на самом деле, он весь извелся от беспокойства, которое он изо всех сил пытался скрыть от старшего парня, чья сверхчувствительность все еще была притуплена. Он молился, чтобы Тео просто завел машину и перестал задавать вопросы, потому что, честно говоря, сам не знал, как на них отвечать, и это пугало его не меньше, чем мысль о том, что химера снова уедет. Рейкен медленно вставил ключи в замок зажигания и завел пикап. Он не совсем понимал молодого человека, сидевшего рядом с ним, и от попытки понять у него разболелась голова. Он также понял, что проголодался, и мысль о бесплатном ужине вовсе не была непривлекательной. И он поехал. В машине было тихо, если не считать случайных подсказок Лиама, и вскоре они припарковались у довольно симпатичного домика. Тео и не подозревал, что семья этого молодого оборотня такая состоятельная, и с удивлением обнаружил, что ему доставляет удовольствие узнавать новое об этом надоедливом негоднике. — Ты идешь? — спросил Данбар с необычной мягкостью, и Тео увидел, что он прислонился к открытой двери и смотрит на него, слегка наклонив голову, как выжидающий щенок. Химера невольно улыбнулся, но быстро превратил улыбку в усмешку, когда понял, что делает. — Так значит, у меня есть выбор? — спросил Тео, приподняв бровь, но не потому что собирался уехать, а потому что знал, что это разозлит Данбара. Лицо Лиама тут же стало непроницаемым, и он выдал на удивление твердое «нет», пока двигался в сторону передней двери. Старший только усмехнулся, выходя из пикапа. Он посмотрел на сумку на заднем сидении и решил оставить ее там. Он не собирался оставаться, независимо от того, что планировал паренек. Вместо этого он достал из сумки одну из своих фирменных толстовок и направился к дому, застегивая ее на своем мускулистом теле. Лиам ждал его у двери и хмурился, заметив, что Тео не взял с собой сумку, но ничего не сказал. Он не собирался позволить химере снова сбежать, но и не собирался заставлять его чувствовать себя здесь как запертое в клетку животное. — Прежде чем мы войдем, думаю, ты должен знать, что у моих родителей есть прозвище для меня. Долгая история, — сказал бета, отмахиваясь от невысказанного вопроса. — Мой отчим — доктор Гейер, а мама миссис Гейер. — Окей, — ответил Тео, и хотя он не признавал этого раньше, он начал понимать, что хочет узнать молодого человека лучше, так как было ясно, как мало он знает о его жизни. — И не волнуйся, я буду вести себя наилучшим образом, — добавил Рейкен с пугающе искренней улыбкой. — Я поверю в это, только когда увижу, — пробормотал Лиам с выражением лица, явно говорившим, что не поверит и тогда. Он протянул руку, чтобы повернуть дверную ручку, и теплый свет просочился в темнеющий вечерний воздух. — Мам, пап, мы дома!