***
Они устраиваются в очень странной комнате (хотя Лука, разумеется, за свою жизнь видал и не такое) — чем-то средним между рабочим кабинетом, столовой, террасой и зимним садиком. Лука мало представляет пригодность подобного… помещения для деловых встреч, но Буффон чувствует себя весьма комфортно, усаживаясь в глубокое кресло светлой кожи, жестом предлагая второе, точно такое же, Луке. Марио бросает короткий взгляд на Джанлуиджи, отрицательно покачав головой, когда тот, всё ещё молча, только небольшим движением, напряжением мышц шеи, предлагает ему принести ещё одно кресло, и встаёт за плечом Модрича, сцепляя руки за спиной и немного расставляя ноги — уверенная поза, устойчивая, угрожающая. Марио, всегда тощий и жилистый, за не самым крупным Модричем смотрелся адской гончей, доберманом-цербером, готовым броситься в бой по первому приказу. Работало не всегда так, как задумывалось, но всегда безотказно. И сейчас Лука, хоть никогда не признается в этом даже себе, иррационально рад, что Марио выбрал его сторону, безмолвной стеной встав за его плечом. — Так с какой целью вы приехали, синьор Модрич? — Джанлуиджи разливает вино из тёмной бутылки по трём бокалам, расставленным на столе, на правах хозяина, и пододвигает ближе к Луке и Марио. — Мне нужен Марио, — Лука почти безразлично пожимает плечами, делая небольшой глоток пряного терпкого вина из вежливости и возвращая бокал на кофейный столик между ними, в то время как сам Буффон себя не ограничивает, с явным удовольствием смакуя кисловато-сладкий напиток. — Марио? — Джанлуиджи удивлённо вскидывает брови, но спокойная уверенная улыбка на его лице не дрожит и мгновения, и даже в его глазах Лука едва ли может прочесть эмоций больше, чем тот демонстрирует нарочно. — Я его не держу, синьор Модрич, и полагаю, если он вам нужен, вы могли просто вызвать его в Хорватию, я не прав? — Лука молчит, соглашаясь. — В таком случае, зачем вы здесь? — Потому что я бы не поехал, если бы он позвонил, — Лука чуть поворачивает голову на звук, но даже не делает вид, что он удивлён, позволяя Марио самому разобраться с этим. — Дарио и Нико дали добро на то, чтобы я временно работал тут, что случилось? — Лука кидает намекающий взгляд на крайне позабавленного их диалогом Буффона. — Ты можешь ему доверять. — Ты знаешь правила, Марио, — Лука хмуро чуть сдвигает брови, постукивая пальцами по мягкому подлокотнику своего кресла, глядя Манджукичу прямо в глаза, напоминая, что здесь он, прежде всего, не как друг, а как его непосредственный босс, который требует, прежде всего, не помощи, а подчинения. — При всём уважении, Дон, я не стану обсуждать дела Креста при тех, кто не имеет к нему отношения. — Ладно, — Марио отвечает ему уверенным спокойным взглядом, невольно заставляя Луку вспомнить, почему так необходимо участие в его плане именно Марио Манджукича. — Джиджи, мы с господином Модричем выйдем для разговора? — Нет необходимости, — Джанлуиджи улыбается ему куда более живо, почти тепло, почти будто бы любяще, и это на несколько секунд выбивает из колеи непривыкшего, по правде говоря, к любым проявлениям чувств Луку. Буффон поднимается из своего кресла с какой-то совершенно особенной элегантностью и лёгкостью, касается пальцами скулы подошедшего к нему Марио привычным уверенным движением и поверхностно чувственно целует, отстраняясь со спокойной ухмылкой. — Я оставлю вас. Ты знаешь, где меня найти, когда вы всё решите. — Мы можем покинуть эту комнату или ты ограничиваешь перемещение? — Марио недолго мнётся, будто желая продлить эти короткие прикосновения, но не решаясь на желанные, но излишне откровенные для их субординации действия, и Джиджи понятливо хмыкает, мимолётно мазнув кончиками пальцев по его кисти. — Идите, куда хотите, но помните, что за вами следят, — Манджукич смешливо фыркает, согласно кивая и молча провожая взглядом вышедшего за дверь Джанлуиджи. — Идём, я знаю куда более удобные места для конфиденциального разговора. О, и возьми всё же вино с собой, раз уж Джиджи его открыл. Марио приводит их, на удивление, кажется, в собственную спальню, но Лука, иррационально, понимает его — иногда только сидя в собственной постели можешь быть уверенным, что рядом с тобой нет лишних глаз и ушей, да и то не всегда. Манджукич запирает дверь на ключ и зашторивает широкие винтажные окна, за которыми виднеются уходящие до горизонта зелёные поля и виноградники, проверяет самые неочевидные места на предмет прослушки и даёт молчаливую отмашку Луке, говоря, что здесь относительно безопасно. — Полиция совместно с вооружёнными силами планирует провести крупномасштабную операцию против всей мафии, до кого только смогут добраться, — Марио склоняет голову к плечу — «я знаю, продолжай» — универсальный жест, и Лука достаёт из своей сумки несколько бумаг — часть схемы, которую предстоит воплощать непосредственно Марио, ничего, что в случае облавы может выдать других участников его плана. — Моя идея очень проста, я хочу, чтобы всё, что они приготовят для нас, было обращено против них. Никакой открытой конфронтации, пусть думают, что они действуют успешно, а потом мы заставим их пожалеть о том, что они вообще решились на это. — Я понимаю, — Марио молча изучает выданные ему листы один за другим, по привычке отмечая себе пальцем какие-то особо заинтересовавшие его места намеченных индивидуально для него задач. — Но это не объясняет, почему ты решил лично приплыть в Италию, чтобы сообщить мне это. Тем более, это не совсем моя специализация. — Это мой план, Марио, и мне лучше знать, чья где специализация, — Лука тонко улыбается, переместившись к зашторенному окну и подхватив по дороге всё ещё наполненный бокал со стола. — Я обговаривал всё с Дарио, когда согласовывал план, и он упомянул, что тебя отсюда не вытащишь, пока ты сам не вернёшься, и вы это обговаривали. Но мне нужен ты, а тебе нужно закончить свои дела здесь, чем бы ты ни занимался, — Марио молча изгибает бровь, спрашивая, что именно подразумевает под своими словами Лука и какой вариант дальнейшего развития событий личный фюрер их небольшой, но крайне дружной семьи предпочёл выбрать. — Нет, я не собираюсь забирать тебя силой, хотя мог бы и приказать вообще-то, но Дарио сказал, что ты просил у него время, чтобы помочь своему «итальянскому мужику» с его проблемами и, возможно, пообещал что-то от этого сотрудничество домой. Судя по тому, что Дарио до сих пор называет его «итальянский мужик», он либо не знает, с кем ты спишь, либо знает, но без конкретики. Вероятно, ты только обрисовал ему общую ситуацию, потому что если бы ты напрямую сказал ему, что трахаешься с Буффоном и это может помочь нам наладить с его кланом связи, меня бы тут не стояло. В таком случае, если ты обещал ему помощь, я помогу тебе, и всё это поможет нам. Улавливаешь? — Марио фыркает, позабавленный, и ухмыляется наискось почти кровожадно. — У нас есть максимум неделя, чтобы разобраться, приступим? — Один нюанс, Лука, — Марио подходит к нему вплотную, демонстративно чокаясь своим бокалом об его и тут же отпивает, не дожидаясь комментариев, — трахаетесь вы с Ракитичем, а мы с Джиджи встречаемся и уже больше двух лет. — Если это поможет нам заручиться сотрудничеством с доном Буффоном, хоть замуж за него выходи, Марио.***
Вечером после всех бесед и выяснений планов, после согласования действий и обсуждения деталей, когда Лука, вымотанный и выжатый бесконечным днём с переездами и деловыми переговорами, заваливается в выделенную ему маленькую — по его просьбе — спаленку, обессиленно падая на широкую постель и даже не озаботившись тем, чтобы раздеться или хотя бы снять ботинки. Он бездумно тянется к новому телефону, с трудом отыскав его вслепую на дне лежащей рядом сумки, и звонит по единственному номеру, стараясь ни на йоту не задумываться над причинами своего необычного поведения. Долгие гудки в трубке вселяют смутную надежду и ожидание, но вместе с тем даёт слишком много времени, за которое в голове зарождаются ненужные неприятные мысли. Марио не попал по больному, съехидничав про его странную связь с Иваном, конечно, далеко нет, но проронил в его душу семя тревожного сомнения, подкреплённого очевидно нежным отношением Джанлуиджи к Марио, отвечавшего ему взаимностью. Лука хотел бы не обращать на это внимание и уважать тайну частной жизни своего названного брата, но привычка — вторая натура — не выключается по желанию сердца, и он не мог просто перестать видеть все их тёплые уважительные жесты, чуткие взгляды, выверенные до секунды, чтобы не становиться очевидными, едва слышные полутона в низких голосах. Марио не соврал, Луке очевидно, между ними куда больше, чем просто секс, и он бы не приехал даже прикажи ему Модрич или Срна, не бросил бы человека, с которым состоит в отношениях. И это, по хорошему, должно беспокоить Луку тоже, но единственное, что на самом деле волнует его сейчас, это как скоро Ракитич соизволит взять свой телефон. — Слушаю, — Иван говорит крайне серьёзно и тихо, видимо, решив, что случилось что-то важное, и Лука чувствует только мимолётный укол совести за то, что звонит ему из-за какой-то херни, заглушаемый мыслью о том, что Иван, имей возможность, наверняка сделал бы тоже самое. — Можешь остаться один? — он слышит далёкий шум на заднем плане, предполагая, что Иван ещё занят своими делами с Бенуа, и это внезапно льстит — Иван носит телефон для связи с ним с собой всегда. — Совсем один точно нет, — Иван скептично хмыкает, кажется, всё-таки улыбаясь, и Лука прекрасно понимает, что стоит за этой лёгкой тонкой шуткой. — Смотря, что ты хочешь. — Поговорить, — его голос вдруг становится томным и приглушённым, Иван затихает на секунду, прежде чем поддержать таким же тоном, прикрывая ладонью рот, чтобы никто точно не услышал и не увидел. — О деле или?.. — Сначала о деле, а потом можно и… — Лука сам не может поверить, что он, взрослый состоявшийся адекватный человек, абсолютно серьёзно предлагает другому взрослому человеку банальный секс по телефону, как перевозбуждённый подросток, сходящий с ума от гормонов. И не может поверить, что Иван на это так легко соглашается. — Мм, детка, тогда ты можешь пока рассказать мне, как прошёл твой день, а я пока дойду до дома, идёт? — Иван ласково урчит на хорватском, и Лука заходится громким смехом под его беззвучное бессмысленное ворчание, оценив иванову конспирацию. — Что ты знаешь про семью Бонмарито? — просмеявшись, выдыхает Лука, когда недовольное сопение в телефоне становится уж слишком агрессивным. Иван, судя по звукам, не то думает, не то старается уйти в более безопасное место, но отвечает он далеко не сразу. — Итальянская мафия? — Лука угукает, и в трубке опять ненадолго замолкают. — Не так много, на самом деле, итальянцы держатся особняком, в основном проводят дела друг с другом, и они не самые лёгкие партнёры для бизнеса. Ты умудрился спутаться с италийскими кланами? — Не совсем, — Лука потирает затёкшую шею, разминая мышцы, — моей помощи просили, чтобы уничтожить их. Иван громко возмущённо прыскает, закашлявшись, прикрывает микрофон ладонью, и шипит тихо, на грани слышимости только через минуту: — Семью Бонмарито. Скажи мне, в тебя что, прямо в том аэропорту стреляли и вынесли все мозги? — он шумно захлопывает входную тяжёлую дверь, затем ещё и ещё одну, прежде чем не оказывается в маленьком помещении без акустики, даже там не переставая зло шептать на родном языке. — Даже не думай влезать в этот итальянский котёл, они враждуют там друг с другом хер знает сколько, ты сам умрёшь и план похеришь… — Я знаю, что делаю, Иван, не надо разговаривать как с какой-то шестёркой, — неожиданно резко отбривает Модрич, приподнявшись на постели от возмущения, обуявшего его в этот момент. — Если я приехал в Италию, чтобы разобраться с семьёй Бонмарито, значит я думаю и о нас, и о Кресте, и о всей нашей сраной мафии, даже если они, блять, это недостойны. — Да, прости, — Иван вновь молчит, ошеломлённый таким напором, но в его голосе слышится мягкая усталая улыбка, чуть виноватая даже, быть может. — Всё время забываю, с кем имею дело. Тебя учить себе дороже, — он усмехается, — так чего ты от меня хочешь? Помимо очевидного. — А тебе что-то очевидно? — Лука переворачивается на спину, закинув руку за голову и уставившись в белый ровный потолок. — Я хочу от тебя информации. У меня есть в самом лучшем случае неделя на разборки с ними, если ты знаешь хоть что-то, это уже будет неплохо. — Неделя. На одну из самых опасных и жестоких семей Италии. Неделя, — Иван матерится долго и с наслаждением — Лука слышит вперемешку родной хорватский, испанский, немецкий и ещё какие-то языки, определить которые он точно не сможет по звучанию. — Ты ебанутый, я тебе клянусь, самый ебанутый из всех, кого я вообще, блять, только встречал. — Сочту за комплимент. Так что? — Дева Мария, так ты серьёзно… — Лука может представить как наяву, как Иван потирает переносицу, думая, как лохматит волосы пятернёй, как выдыхает и долго вдыхает несколько раз, задумываясь закурить, в какой бы кладовке ни сидел, и его пугает эта визуализация, будто он сидит прямо там, с ним, на этой гребаной шатающейся табуретке, которая скрипит тремя ножками в трубку, в тускло освещённой крохотной комнатушке с нависающими над головой полками, заполненной всякой хернёй, которой никто и никогда не воспользуется. — Я никогда не имел с ними дела, не могу ничего подсказать, тем более, никогда не враждовал с ними. Единственное, что могу тебе сказать — не светись нигде сам и не давай светиться своим. Даже если тебе покажется, что ты уничтожил их всех, кто-то всё равно запомнит тебя и принесёт голову коня в кровать. — Как в Крёстном отце, — фыркает Лука, — я в курсе, не в первый раз. — Каким итальянцам ты уже успел палки в колёса навставлять, мелкий ты ублюдок? — Иван бесстыдно ехидничает уже, видимо, настроившись на куда более личный тон разговора. — Язык бы твой в задницу… — Лука, пусть и ворчливо, но поддерживает его идею закончить обсуждение уже опостылевшей работы и перейти к чему-то более приятому. — В твою что ли? Я не против, — мурчит Иван низким соблазнительным голосом, буквально искушая, и охотно продолжает, слыша одобрительную тишину в ответ. — Если ты сейчас снимешь свои штаны, я могу доказать тебе, что мой язык не только на это годится. — Как насчёт скайпа? — Лука покорно расстёгивает штаны, не оставляя надежды увидеть его хотя бы через хреновую камеру ноутбуков, но уже против всяких правил согласный даже на грёбаную дрочку на чужой томный голос в телефоне. — Прости, я не могу сейчас, — Иван, на взгляд Луки, выпаливает излишне быстро, но он так торопится вернуться к теме разговора, что эта мысль стирается из его сознания горячей волной возбуждения, прокатившейся от головы до члена и оставившей мурашки на напрягшемся животе. — Ртом можно удовлетворять и бесконтактно, а? Ты знал? Чш, не отвечай, просто слушай и закрывай глаза, пока я рассказываю тебе, как ты прекрасен, и как я хочу тебя… — Ты хотел бы быть тут сейчас? — Да, детка, где бы ты ни был — да, я бы хотел, — Лука грязно сплёвывает на свою ладонь и запускает её в бельё, обхватывая твёрдый член, медленно проводя пальцами от головки до основания, касаясь так, как нравится ему, представляя вместо своей руки руку Ивана, заставляющего его испытывать лихорадочное желание одним только напряжением связок и игрой полутонов в глубоком голосе, — я бы целовал тебя и целовал, твоё острое красивое лицо, твою длинную шею, и особенно твой пирсинг и ключицы, Дева Мария, это должно быть вне закона — быть таким красивым, я бы позволил тебе сделать со мной всё, что только заблагорассудится, всё, что бы ты захотел, но если бы ты только разрешил, я бы уложил тебя на постель...