***
Следующее место, в котором они очутились, также было знакомо Цзин Юэ. Та самая заброшенная шахта, в которой произошло столько знаменательных событий, стала временным пристанищем для девочки и злобного духа гор и лесов. Когда воспоминание полностью сформировалось, первое, что увидел заклинатель, это Ланьхуа, сидящую на берегу небольшого пещерного озера с кристально чистой водой, и слабое голубоватое свечение, исходившее от неизвестного ему существа, лежавшего рядом с ребенком. Не скрывая своего любопытства, Цзин Юэ уже привычным движением потянул Хэй Синя вперед и подошел ближе. К своему удивлению, Второй Молодой Мастер признал в неизвестном того самого дзями, ставшего меньше во много раз. Теперь он с легкостью мог бы уместиться на девичьей ладошке. Дух выглядел скверно. Пламя, охватывающее его тело, почти полностью потухло, желтые глаза затянуло мутной дымкой, а морда не то собаки, не то дракона, ставшая теперь достаточно милой, постоянно кривилась, словно его скручивало от боли. Судя по всему, дзями едва очнулся. Медленно оглядев пещеру, он уставился на девочку, сперва, кажется, не узнав ее. Осознание настигло его спустя несколько мгновений; стремительно поднявшись на лапы, дух едва не свалился обратно вниз и лишь непомерным усилием воли не позволил себе упасть. — Опять ты?! — голос дзями теперь звучал совершенно иначе. Вместо громогласного рыка, каждое его слово больше походило на писк или тявканье крохотной собачки. Ланьхуа мгновенно обернулась к нему, а ее печальное лицо озарила лучезарная улыбка. Секунду назад девочка с грустью разглядывала кромку воды, думая о чем-то своем, однако пробуждение духа явно ее обрадовало. — Зачем ты принесла меня сюда?! — продолжал возмущаться зверек, гневно скривившись и мотая хвостом из стороны в сторону. Картина эта выглядела презабавно, ведь дзями теперь не представлял никакой угрозы. «Кое-кому полезно будет побыть беззащитным маленьким щенком», — не сдержавшись, прыснул про себя Цзин Юэ, полностью увлеченный разворачивающимися событиями. Хэй Синь незаметно бросил на учителя беглый взгляд и улыбнулся каким-то своим мыслям. Ланьхуа, кажется, теперь тоже воспринимала дзями, как диковинного звереныша, поэтому совершенно не испугалась этой вспышки гнева. Увидев, что ее спаситель очнулся, девочка с ребяческой прытью развернулась к нему и склонилась вниз, коснувшись лбом холодной каменной земли. И дураку было понятно, за что она благодарит духа. Некогда внушающий ужас зверь теперь стушевался и отвернул скривившуюся морду, по всей видимости, скрывая смущение. — Глупое дитя, — фыркнул дзями, яростно взмахнув коротким хвостом. — Как ты можешь склонять голову перед тем, кто разрушил твою жизнь? Будь на месте Ланьхуа кто-то другой, подобные слова непременно ранили бы его душу. Однако девочке явно было все нипочем. Выпрямившись, она вытащила из-за пазухи маленький белый камушек, неизвестно как найденный ею в глубинах пещеры, и привычным движением заводила им по камням. «Вы все-таки позволили мне остаться в этом мире. Я никогда не смогу отплатить вам за доброту. Спасибо». — Нет-нет-нет! — мгновенно возразил дух, отпрянув на несколько шагов назад. — Только не надо теперь привязываться ко мне! Ты уже отплатила мне, перенеся сюда. Нам стоит разойтись, каждому своей дорогой! «Вы все еще плохо выглядите. Позвольте мне остаться с вами, чтобы помочь». — Ни за что, — дзями был непреклонен. — Я не собираюсь нянчиться с едва сформировавшейся душой. Разве ты не хотела отправиться вслед за отцом, чтобы убедиться, что с ним все в порядке? Стоило только этому вопросу эхом отразиться от стен, Ланьхуа вмиг поникла. Едва занесшаяся над землей рука дрогнула так сильно, что камушек, заменивший перо, чуть не выпал из ее рук. Лишь спустя несколько томительных секунд девочка наконец справилась с чувствами и заставила себя изогнуть губы в печальной улыбке. «Я не могу отправиться за ним». — Не можешь? — то ли специально проигнорировав перемену в ее настроении, то ли и впрямь не заметив, дух даже не смягчил тона, а лишь недоуменно приподнял одну бровь. «Моей Ци недостаточно для того, чтобы выяснить, где папа. Да и он, наверняка, наложил на себя пару скрывающих заклинаний. Отец всегда так делает. Слабая душа вроде меня никогда его не отыщет». Между ними повисла гнетущая тишина. Это было и впрямь печально. Ланьхуа искренне любила своего родителя и сделала все, что было в ее силах, но, к сожалению, одного желания оказалось недостаточно. Приняв обет молчания вместе с отцом, насильно привязав свою душу к мертвому телу, она все еще была слишком далеко от своей цели. Помимо того, что противостояние мировому потоку отобрало у нее много сил, Ланьхуа также прожила короткую жизнь, и потому не успела накопить значительный запас Ци. К тому же девочке невероятно повезло, что, несмотря на насильственную ужасную смерть, ее доброты, храбрости и искренности хватило, чтобы не превратиться в рокурокуби. Она была самой настоящей дочерью Бессмертного заклинателя, но и теперь это не принесло ей никакой пользы, а лишь усложнило ситуацию. Все, кто находился в пещере, это понимали. Пока дзями молчал и, кажется, подбирал правильные слова для ответа, Хэй Синь мягко потянул Цзин Юэ за руку, привлекая его внимание: — Даочжан, ты знаком с подробностями всей этой истории? Внимание Второго Молодого Мастера было слегка рассеяно, проникшись моментом, он погрузился в печальные думы, поэтому ответил не сразу, сперва неловко качнув головой. — Мне известна только малая часть. Каждая сцена, свидетелями которой мы становимся, это словно кусочек мозаики, позволяющий медленно сложить картину воедино. Почему ты спрашиваешь? Демон неопределенно пожал плечами в ответ и чуть сильнее сжал чужую ладонь в своей руке. — Просто так, — наконец изрек он и слегка улыбнулся. — Надеялся, что знания даочжана помогут лучше разобраться в этом деле. Цзин Юэ на секунду показалось это странным, но внешний вид Хэй Синя явно дал понять, что он не намерен был продолжать этот разговор. Не имея других вариантов, заклинатель вновь обернулся к двум духам, сидящим на берегу озера. — Мне жаль, что так вышло, — так и не сумев подобрать нужных слов, обратился к Ланьхуа дзями. — Однако это не значит, что я готов присматривать за тобой. Да и какой прок тебе от возни со стариком вроде меня? Хочешь втереться в доверие и отомстить? Ты ведь не забыла, кто именно виноват во всех твоих бедах? Не будет ли лучше, если ты прямо сейчас убьешь меня? Даже такая слабая душа вполне сможет одолеть меня в нынешнем состоянии. А если победишь, то поглотишь мою силу и отправишься вслед за отцом, как и хотела. Так зачем тянуть и строить немыслимые планы? С каждым его словом Ланьхуа бледнела все сильнее, ее маленькие ладошки с силой стискивали камушек в руках. А дзями все распалялся; он сам не заметил, как сорвался на крик и принялся размахивать запылавшим хвостом из стороны в сторону. Морда милого зверька исказилась гримасой ярости, даже писклявый голос сделался угрюмее, напоминая о том, каким величественным был дух в последнем воспоминании. Однако, не взирая на столь очевидную ненависть, плескавшуюся в желтых глазах, Ланьхуа, как и в прошлый раз, ни капли не испугалась. Слова дзями, единственного дружелюбного существа, встреченного ею после смерти, лишь разозлили ее. Именно поэтому, до боли в ладонях стиснув в руках камень, девочка твердым движением начертила на земле категоричное «Я не уйду!» Пробежавшись взглядом по новой надписи, дух застыл от возмущения и подобной наглости, вмиг растеряв все слова. Воспользовавшись заминкой, девочка упрямо продолжила: «Даже если вы тысячу раз прогоните меня, я не уйду! Клянусь, я потрачу последние крохи своей Ци, чтобы приклеиться к вам навсегда!» — Это совершенно невозможно, такого заклинания не существует, — против воли вырвалось у дзями. Зверь поспешно одернул себя и нахмурился, уставившись на продолжавшую выписывать иероглифы девочку. «Мне все равно!» — гласила кривая надпись. Дух, кажется, растерял последние капли терпения и хотел было вновь повысить на нее голос, однако следующее послание Ланьхуа заставило его молчать. «Не думайте, что я настолько наивна и не знаю, как именно вы виноваты передо мной. Мой отец разбит из-за вас. Я не могу отправиться на перерождение из-за вас. Вы и впрямь несете лишь смерть и разрушения. Но… я не виню вас». Стоило этим словам проявиться на каменной земле, как дзями округлил и без того большие глаза. Наблюдая за склонившейся девочкой, старательно выписывающей иероглифы, дух медленно уменьшался, будто вся злость и ненависть, охватившая его секундой назад, рассеивалась, не оставляя ни следа. «И даже жители этой деревни… я могу их понять. Пока я путешествовала с отцом, мне встречались разные люди и монстры. Да, мне совсем немного лет, но я успела повидать всякое. Страх, ненависть, боль и печаль. Вы сами сказали, что лишь следуете своему предназначению. Эти люди перегнули палку и осквернили вашу госпожу, оттого мне понятна ваша ярость. И в то же время местные жители не могли по-другому, им нужно было как-то выживать. Они жили в страхе, но у них попросту не было другого выхода. Я не виню никого. Причина, по которой я хочу остаться с вами, не в том, чтобы отомстить, — она на мгновение подняла голову и слегка улыбнулась, заглянув пораженному духу прямо в глаза. — Вы сказали, что совершали и еще совершите множество ужасных вещей. Просто потому, что вы ничего другого не умеете. И все-таки я верю, что судьба не напрасно свела нас. Ведь, несмотря на все вышенаписанное, вы вопреки своим словам помогли мне». И вновь между ними воцарилось молчание. Цзин Юэ со странной гордостью читал каждую строку, будто это его собственная дочь говорила столь мудрые вещи. Чего таить, погрузившись в эти воспоминания, Второй Молодой Мастер нашел для себя некоторую отдушину и временно позабыл обо всех сомнениях, смешавшихся со страхом и терзавших его в реальности. — Это так глупо, — наконец пискнул дух и, свернувшись клубком на земле, прикрыл веки. Цзин Юэ в очередной раз пожалел, что не может прочитать мысли, наверняка бушевавшие в этой крохотной голове. — Я устал от тебя, дитя, поэтому собираюсь отдохнуть. Можешь делать, что тебе угодно. Это было негласное разрешение. Дзями не мог видеть, как загорелись огоньки радости и благодарности в глазах Ланьхуа. Несмотря на то, что дух больше не обращал на нее внимания, она все равно поклонилась ему, дотронувшись лбом до земли. Правда, девочка почти сразу вновь нарушила покой зверя. Написав под ногами очередное послание, она осторожно прикоснулась к горящему хвосту. Пламя, охватывающее тело дзями, не причинило ей вреда. Лениво подняв голову, дух с удивлением прочитал робкое: «Мое имя Ланьхуа. Как я могу называть вас?» — Глупое дитя, — фыркнул зверь, спрятав морду за лапами. — Госпожа не дает нам имен. Девочка вновь зашуршала полами своих одежд, явно орудуя камнем и выписывая ответ, но дзями позволил себе взглянуть на него лишь тогда, когда она отошла, чтобы тоже отдохнуть. Чуть кривоватым почерком на земле значилось нежное: «Тогда я буду звать вас Сиван*».В моем вольном варианте Сиван переводится как «надежда».
***
Следующее воспоминание вновь переместило их в знакомый лес. Цзин Юэ уже успел привыкнуть к этим взлетам и падениям, поэтому почти не нервничал и лишь с нетерпением ожидал, когда их стремительный спуск окончится и он сможет узнать, что произошло дальше. Представшая его взору картина его несколько удивила. Заклинатель ожидал, что они и дальше будут наблюдать за взаимодействиями этой странной парочки, которая нашла приют в заброшенной пещере, но нет. Едва наступила ночь, дзями выскочил из шахты и бросился в густую чащу. Один. Второй Молодой Мастер был разочарован, хоть и не спешил с выводами. Он искренне верил, что девочка все-таки тронула сердце злобного духа и смогла пробудить в нем каплю доброты. Она даже дала ему столь замечательное имя. Дзями не может ее бросить. И все-таки зверь уходил все глубже в лес, оставляя далеко позади деревню и пещеру, в которой, ни о чем не подозревая, восстанавливала силы Ланьхуа. Когда она проснется, непременно расстроится. Каково же было удивление Цзин Юэ, когда старый дух наконец остановился в уже знакомом для всех месте. Из-за того, что лес накрыла пелена звезд, а сквозь густую крону деревьев не просачивались лучи солнца, заклинатель сперва не признал ту самую поляну, где Мастер Чжи похоронил свою дочь. Теперь это некогда прекрасное место напоминало собой поле минувшей битвы. Ярко-зеленая трава окрасилась в алый цвет, в воздухе витал тошнотворный запах гнилого мяса, всюду валялись окровавленные куски плоти — все, что осталось от пирующих монстров. Лишь останки девочки оказалось нетронутыми. Точнее, ее туловище и голова без глазниц. Эта картина, как ни странно, вызвала в сердце Цзин Юэ противоречивые чувства, но больше не шокировала его столь сильно, как раньше. Возможно, он наконец привыкает к тому, что в этом мире с тобой рука об руку шагает смерть. Больше всего заклинателя поразила ужасная несправедливость. Когда-то крохотное тело этой девочки было живым. Она путешествовала с отцом по свету, смеялась над глупыми шутками и хвасталась папой-заклинателем перед деревенскими детьми. А теперь Ланьхуа застряла в бестелесной оболочке и, несмотря на внешнюю стойкость, с каждым днем все сильнее увязала в глубокой трясине под названием печаль. Быть может, она была не совсем искренна, когда объясняла свою причину остаться духу. Цзин Юэ вдруг подумалось, что девочка прилипла к дзями и для того, чтобы окончательно не сгинуть в одиночестве. Как бы то ни было, заклинатель завидовал ее силе воли и храбрости. Он ощущал себя слишком слабым по сравнению с ребенком из этого мира. Лишь в одном Цзин Юэ был уверен на сто процентов: окажись он на месте Ланьхуа, непременно сошел бы с ума. Погрузившись в свои размышления, Второй Молодой Мастер не сразу заметил, когда дзями склонился над останками девочки. Перед выходом из шахты зверь раздулся до размеров большой собаки, и теперь наклонял голову то в одну, то в другую сторону, разглядывая чуть искаженное мертвое лицо. Постояв так некоторое время, дух вдруг начал меняться прямо на глазах. Длинный хвост стремительно укорачивался, передние лапы вытягивались, а морда приобретала человеческие черты. Цзин Юэ и моргнуть не успел, как перед ним вместо пса возник самый настоящий человек. Точнее, не совсем человек, а очертания мужского тела, охваченные голубоватым светом. «Хэй Синь ведь говорил, что дзями прекрасные манипуляторы, а оттого могут принимать любой удобный им образ, — вспомнил заклинатель. — Правда, мне все равно сложно поверить, что конкретно этот дух мог бы выбрать для себя такой облик с его-то ненавистью к человечеству». В размышлениях Цзин Юэ была доля истины: дзями презрительно фыркнул, оглядев свое новое тело, и пробормотал что-то недовольное себе под нос. Кажется, он и впрямь был не в восторге. Как только все его негодование отошло на второй план, дух наконец пошевелился и вновь наклонился к останкам, осторожно подобрав их с земли. Не выражая никаких эмоций, он направился к свежевскопанной яме и с наигранным безразличием уложил тело девочки в могилу. Несмотря на то, что дзями находился на поляне в полном одиночестве, он не позволял себе ни единого проявления каких-либо чувств. Однако от внимательного взгляда Цзин Юэ не укрылось то, как вздрогнул мужчина, когда останки чуть покачнулись в его руках. Следующий час прошел в абсолютной тишине, изредка прерываемой легким шорохом падающей вниз земли. У духа и без того почти не осталось Ци, поэтому он был вынужден закапывать яму той самой лопатой, которую несколько дней назад принес сюда Мастер Чжи. Когда дело было сделано, дзями прислонил лопату к дереву, вернул себе первоначальный облик и затрусил обратно к деревне, бросив напоследок безразличный взгляд на вырезанную на стволе надпись: «В кромешной тьме я выживал лишь потому, что шел на голос маленькой золотой орхидеи. Но теперь она сама увяла во мраке. Я стою на месте. Я ничего не слышу. Я ничего не говорю». Незримой тенью следуя за зверем, Цзин Юэ вдруг почудилось, что дух тихо прошептал себе под нос: — Я слышу.***
Дни тянулись то крайне медленно, то стремительно, словно пикирующий за добычей ястреб. Второму Молодому Мастеру периодически приходилось напоминать самому себе, что они находятся в воспоминаниях, и все вокруг лишь иллюзия, воссозданная легендарным клинком Ши Сюэ. Как ни странно, Ланьхуа и Сиван легко уживались вместе. Все свое время они проводили в пещере, привыкая к совместному существованию, общаясь на разные темы и всячески взаимодействуя. Дух почти полностью восстановился после ранения, а завуалированная забота ребенка делала нрав злобного зверя мягче. Ей действительно удалось повлиять на дзями. Со дня их встречи прошло уже несколько месяцев, а Сиван так ни разу и не отправился выполнять свой долг — всячески вредить людям во имя мести. Возможно, он сам уверился в том, что есть совершенно другая беззаботная жизнь, наполненная ленивыми разговорами и отдыхом на берегу кристально чистого озера в заброшенной шахте. Однажды, когда Сиван окончательно убедился в своем полном выздоровлении, Ланьхуа впервые за все это время обратилась к нему с просьбой: «Я бы хотела прогуляться по деревне. Как ты думаешь, это вообще возможно?» Сперва не восприняв ее слова всерьез, дух лениво потянулся, вытянув лапы вперед, и безразлично бросил в ответ: — Это плохая идея. Во-первых, местные жители слишком отвратительны, чтобы находиться в их обществе. Во-вторых, Бинле — бедная деревня, и тут не на что посмотреть, только рынок, переполненный банальными товарами, да бесконечные ряды шахт. И в-третьих, тебя, к сожалению, все равно никто не увидит. Ты не сможешь ничего купить, не сможешь попробовать фруктов, не ощутишь запаха. Оставь эту затею, нечего лишний раз травить себе душу. Однако Ланьхуа, следуя своему легендарному упрямству, мгновенно возразила, завозив камушком по стене: «Я знаю! Но я хочу выйти не для того, чтобы попробовать еду или что-нибудь купить. Мне просто хочется увидеть небо, послушать каких-нибудь историй и посмотреть на людей…» Сиван перевел на нее тяжелый взгляд, наблюдая за тем, как она рассеянно перебирает пальцами подол своего одеяния, а после неловко разглаживает складки. Зверь мгновенно все понял. — Ты хочешь узнать, не появлялся ли твой отец в здешних краях? Помявшись минуту, девочка все же неуверенно кивнула. «Я знаю, это звучит странно, но я словно чувствую, когда ему плохо. Например, неделю назад у меня сильно кололо в груди, глаза щипало, а горло жгло, будто бы я изо всех сил пыталась закричать, но у меня так ничего и не вышло. Мне кажется, это папины чувства». Она занесла камень над стеной, чтобы продолжить писать, но вдруг остановилась, наблюдая за реакцией духа. Тот, не мигая, сверлил ее взглядом, но молчал. Тогда Ланьхуа чуть дрожащей рукой продолжила: «Я подумала, быть может… отец приходил навестить меня». Ответа вновь не последовало. «Я бы хотела взглянуть на него хоть одним глазком». Сиван молчал. «Как думаешь, это возможно?» Наконец, сдавшись под ее умоляющим взглядом, зверь тяжело вздохнул и поднялся с земли, разминая лапы. — Хорошо, давай прогуляемся. Только не рассчитывай уж слишком на хороший исход, чтобы потом не было больно. Не сдержав благодарной улыбки и радостного блеска в глазах, Ланьхуа счастливо кивнула и бросилась к духу на шею. Зарываясь лицом в теплое подобие шерсти, девочка впервые пожалела о том, что не может говорить. Иначе она непременно сказала бы ему «Спасибо». И тогда незаметно скривившаяся от непонятных эмоций морда Сивана непременно смягчилась бы.