Пайсяо — разновидность пан-флейты.
— Загрузка завершена! — оповестил механический голос, прозвучавший достаточно зловеще. — Приятного просмотра, Мастер Цзин! Мир вокруг разом погрузился в темноту, звуки и запахи исчезли. Вокруг не было больше ни цветущего сада, ни журчащего ручейка, ни бесконечного неба. Понадеявшись на то, что теперь контроль над движениями был возвращен, Второй Молодой Мастер предпринял попытку двинуть рукой, но, увы, безрезультатно. Ему оставалось лишь с настороженностью ждать начала представления. «Фрагменты всегда стоили очков, и сейчас оплату я произвел, — устав сокрушаться над выпавшей ему невезучей судьбой, попытался подбодрить себя Цзин Юэ. — По логике вещей, подвергать пользователей опасности будет крайне невыгодно… Все должно быть в порядке». Как ни странно, эта мысль слегка развеяла беспокойства мужчины. Ощутив прилив уверенности в себе, он предпринял еще одну попытку медленно распахнуть веки, дабы оглядеться. Удивительно, но в этот раз упрямое тело все же послушалось, хотя заклинателю на мгновение показалось, что его собственное действие принадлежало кому-то другому. Впрочем, он поспешно позабыл об этом странном факте, когда его голова медленно опустилась вниз. Цзин Юэ смог увидеть свои руки. Словно в насмешку, напоминая о событиях трехмесячной давности, его озарила неприятнейшая мысль: эти ладони больше ему не принадлежали. «Полное, мать его, погружение!» — в гневе воскликнул было Второй Молодой Мастер, но, ожидаемо, не издал ни звука. Тело, в котором он оказался после «заставки», отчего-то не двигалось. Непривычно слабые маленькие конечности казались деревянными и продолжали игнорировать приказы мозга всякий раз, когда заклинатель пытался ими пошевелить. С того самого момента, как он прикоснулся ко второму свитку с отрывком, в душе Цзин Юэ все нарастало подозрительно нехорошее предчувствие. И сейчас оно достигло своего апогея. Должно было произойти что-то неприятное… — Си-эр*!* — суффикс «эр» передает «нежные» чувства к человеку. Например к любимому сыну/дочери/сестре/брату или к возлюбленной.
Второй Молодой Мастер, а точнее его непослушное тело, резко подняло голову и встретилось взглядом с двумя большими серыми глазами, удивительно похожими на те, что заклинатель наблюдал в зеркале в течение последних трех месяцев. То была красивая молодая девушка лет пятнадцати. Сложив имя и образ, возникший пред ним, Второй Молодой Мастер со смешанными чувствами осознал: Этот фрагмент романа рассказывал о прошлом Цзин Юэ! — Си-эр, прикрой голову скорее! — не дав толком опомниться, воскликнула незнакомка и вдруг прижала его к полу. Несмотря на то, что движениями своего тела он управлять не мог, мужчина ощутил боль, обжегшую колени при ударе о пол. — Подонок! Вот ты где! — от раздавшегося вдалеке женского голоса его вмиг охватила сильная дрожь. Сердце окутал бесконтрольный страх, сам того не желая, Цзин Юэ тихо всхлипнул. Поток нецензурной брани полился во все стороны, и, лишь выругавшись хорошенько, женщина вновь перевела внимание на двух других людей в одной с ней комнате: — А-Янь, отойди в сторону сейчас же! Я убью эту тупую псину! — Это не тот человек, это Си-эр, придите в себя! — в отчаянии возразила девушка. Она полностью накрыла заклинателя собой, благодаря чему Второй Молодой Мастер тотчас догадался, что фрагмент повествовал о детстве Цзин Юэ, или, что правильнее, пока Цзин Си. Вероятно, на данный момент тому едва исполнилось восемь лет. — Матушка, это ваш сын! «Что… что происходит?» — пребывая в замешательстве, совершенно не понимая, где он находится, заклинатель попытался взять себя в руки. Его маленькое тельце дрожало от ужаса, дыхание сбилось, а в груди закипала детская, наивная обида. Цяо Цинь не мог контролировать эти чувства, а значит, то было состояние оригинала на момент отрывка. Раньше он лишь читал обо всем на листке бумаги и, несмотря на глубокую вовлеченность в сюжет вкупе с богатой фантазией, никогда не сопереживал персонажам в полной мере. Теперь же, в очередной раз напоминая мужчине о выпавшей ему доле несчастного попаданца, стоило назвать это истинным погружением. Поначалу привыкая к своему новому, весьма странному состоянию стороннего наблюдателя и главного героя одновременно, Цяо Цинь не сразу обратил внимание на разыгравшуюся вокруг него сцену. Ссора, произошедшая между двумя женщинами, пролетела мимо его ушей, их крики потонули в громком участившемся сердцебиении. Возможно, также большую роль сыграл охвативший мальчика страх. И лишь когда прикрывающая его девушка, вздрогнув, вдруг дернулась вниз, Второй Молодой Мастер пришел в себя и сосредоточился на происходящем. Вслушиваясь во вновь полившуюся грязную брань, с замиранием сердца ощущая, как все ниже и ниже прогибается хрупкая фигурка над ним, мужчина с болью осознал, что случилось. Первое воспоминание маленького Цзин Си было отнюдь не радужным и касалось его сумасшедшей матери. Именно она влетела только что в комнату и, разразившись отвратительной руганью, что есть мочи ногами избивала двух жавшихся в угол детей на полу. Той, кто защищала мальчика от ударов, оказалась его старшая сестра — А-Янь. Претерпевая боль, но все же тихо всхлипывая, она умоляла женщину остановиться и вспомнить, что Си-эр — это ее сын, а «тот человек» давно уже бросил семью. Находясь в теле маленького Цзин Си и разделяя вместе с ним все переживания, Цяо Цинь разрывался из-за охвативших его противоречивых чувств. Дыхание сбивалось из-за сковавшего ужаса, но в то же время ладони сжимались в кулаки от разгоравшейся, подобно пламени, злости. Ребенок ненавидел собственную беспомощность, корил себя за бесполезность, презирал свою слабость. Он жаждал встать на защиту сестры, поменяться с ней местами, но, увы, не в состоянии был этого сделать. Мальчику лишь оставалось молчаливо сносить изредка попадавшие по нему удары и ожидать конца кошмара, терпеливо стискивая зубы. Слезы, сперва катившиеся по его щекам, давно уже высохли. В то время, как Цзин Юэ выносил побои, мирясь с быстро опухающими травмами, Цяо Цинь словно вновь вернулся в свое мучительное детство. Воспоминания об унижениях, пережитых им в приюте, подобно острым клинкам, медленно вонзались в едва зажившие шрамы души. Мужчина будто опять очутился в том времени, когда его, попутно хорошенько избив, запирали в темном подвале, пропитанном едким тошнотворным запахом плесени. Без еды на несколько дней. Без короткого взгляда на крохотный лучик солнца. Ни живой, ни мертвый. Цяо Цинь с горьким смешком осознал, что он и Цзин Юэ на самом деле были чертовски похожи. Ему хватило всего лишь нескольких минут пребывания в маленьком теле, чтобы это понять. Удары прекратились лишь тогда, когда А-Янь зашлась громким, оглушительным кашлем. Си-эр почувствовал теплую влагу на своих щеках и, распахнув пушистые ресницы, медленно поднял взгляд. Белое лицо старшей сестры и тонкая струйка крови, стекавшая по ее подбородку, заставили его в панике отшатнуться назад, ударившись головой о стену позади. Однако ребенок не обратил никакого внимания на разлившуюся по затылку тупую боль — он лишь в ужасе разглядывал бледную девушку перед собой. — А-Янь!.. — тихий детский голос разрезал воцарившуюся тишину, его руки сами собой потянулись вперед, чтобы дотронуться до плеч старшей сестры, но этого так и не случилось. Сильный пинок откуда-то сбоку отшвырнул Цзин Си в сторону, заставив как можно сильнее сжаться и защитить голову от ударов. Не вытерпев, мальчик издал тихий болезненный стон, но никто не обратил на это внимания. Безумная мать бросилась к разразившейся громким кашлем девушке, ласково приобняв ее со спины. — Ох, нет… — послышался ошеломленный вздох женщины. Она помогла дочери подняться с пола и осторожным движением убрала вывалившуюся из прически А-Янь прядь волос ей за ухо. — Что здесь произошло? А-Янь, у тебя снова приступ? Я сейчас же вызову целителя, скорее пойдем со мной. Не волнуйся, все будет хорошо… — Матушка, вы пришли в себя?.. — сквозь кашель прохрипела старшая сестра и попыталась было отстраниться от объятий, но женщина слишком сильно сжимала её плечи своими руками. Изо рта девушки вновь брызнула яркая кровь, запачкав голубые одеяния, когда А-Янь с надеждой в тихом голосе спросила: — Вы вспомнили Си-эра? — Си-эр? — повторила матушка, рассеянно обернувшись на вжавшегося в пол мальчика. Цзин Си резко поднял голову и ответил ей затравленным мрачным взглядом. В отличие от своей старшей сестры, в его душе не было даже проблеска надежды. Женщина мотнула головой, словно узнала, наконец, избитого ребенка, но на ее лице не отразилось ни капли любви или раскаяния. Изящные брови угрюмо опустились вниз, подведенные алой помадой губы сжались в тонкую линию. С отвращением сплюнув и до звонкого хруста сжав в руках дочь, она прошипела с нескрываемой, жгучей ненавистью: — Этот безмозглый щенок? Он — приблудок, сын кобеля, совершенно не стоит внимания. И почему я до сих пор его не убила?.. Ох, скорее, А-Янь, нужно позвать целителя. А-Янь попыталась было возразить, но вместо этого вновь зашлась душераздирающим кашлем, потому женщина даже не стала её слушать. — Как и всегда, — на тихом выдохе, одними губами произнес мальчик, безотрывно наблюдая за тем, как его сестру уводит прочь это отвратительное чудовище в облике их матери. Услышав, как поворачивается в двери ключ, как с железным звяканьем защелкивается тугой замок, Цзин Си остался один. Комната, которую Цяо Циню так и не удалось рассмотреть, мгновенно погрузилась во мрак, а ребенок, скрючившись на тонком слое соломы в попытках согреться, провалился в беспокойный сон.***
Цяо Цинь спал вместе с мальчиком, с ним же изредка просыпался. Слабое тело нещадно ныло, распухшее лицо постоянно жгло, а запекшаяся на ранах кровь неприятно стягивала тонкую кожу. Но Цзин Си, претерпевая боль, лишь переворачивался на другой бок, обнимал свои плечи и вновь засыпал на несколько часов. Неизвестно сколько времени прошло, когда ребенку впервые принесли еду. К тому моменту его живот давно приклеился к спине, а желудок скрутился от голода, но мальчик, будучи слишком гордым, не подошел к принесенному ему подносу, пока слуга не покинул комнату. Узкая полоска света исчезла под громкий скрежет замка, и лишь тогда Цзин Си медленно подполз к еде. В грязном блюде обнаружился черствый кусок плесневелого хлеба и горстка липкого безвкусного риса, а в глиняной миске — пара глотков воды. Ребенок недовольно фыркнул. Цяо Цинь вместе с ним проживал все его чувства: душу сковала злость вперемешку со жгучим стыдом, но в то же время в груди все сильнее разгоралось упрямое отрицание. Отказ от такой жизни, отказ от собственной слабости и беспомощности. Какое-то время мальчик затравленно смотрел на поднос, словно решаясь на что-то, после чего с непоколебимой уверенностью протянул вперед руку. Пальцы вытащили из холодной каши липкий комок и поднесли ко рту. Безмолвно подавив рвотный порыв, он послушно разомкнул губы. Когда еда была доедена, Цзин Си переполз обратно на солому. Прикрыв глаза, он погрузился в сон. И в очередной раз ему приснился кошмар.***
Так продолжалось в течение долгого времени: залечивая раны, мальчик по большей части беспокойно спал. Раз в день, ближе к вечеру, безмолвные слуги приносили ему поднос с испорченной едой, и всякий раз, борясь с подступавшей к горлу тошнотой, он съедал все до последней крошки. Едва его раны немного зажили, Цзин Си начал совершать странный обряд каждое утро. Сперва он остервенело приседал с полсотни раз, затем вставал в странную позу, поочередно вытягивая то одну, то другую конечность, а в конце сего действа усаживался наземь, скрестив ноги, и с завидной частотой совершая шумные, глубокие вздохи. Лишь подслушав детские наивные мысли, да понаблюдав за его и одновременно своими собственными действиями, Цяо Цинь внезапно догадался, что ребенок пытался совершенствовать тело и дух. Но, к сожалению, без должных наставлений и контроля он делал все абсолютно неправильно. Мужчина не знал, смеяться ему или плакать из-за столь самоотверженной и по-детски чистой упрямости. Столь не вовремя ему пришла в голову мысль, что в конечном итоге этого ребенка будут бояться практически все Бессмертные заклинатели. Что бы ни произошло дальше, маленький Си-эр преодолеет все и непременно добьется своего. Пребывая в теле мальчика, видя его глазами, слушая мысли и просматривая воспоминания, Цяо Цинь успел хорошо изучить историю этой семьи. Цзин Си был приблудой — ребенком, родившимся вне брака. Его отец, Цзин Цыбэй*, был бродячим заклинателем, по случайности оказавшимся на пороге дома Бао Шилю* — вдовы и дочери известного в городе торговца, унаследовавшей семейное дело после смерти родителей. Мужчина был ранен во время схватки с какой-то тварью и попросился переночевать. Молодая хозяйка позволила ему остаться. Точно неизвестно, что именно произошло в ту ночь, но в конечном итоге бродячий Бессмертный остался в этом доме на несколько лет.Цзин — покой, Цыбэй — сострадание. Бао — дорогой/драгоценный, Шилю — гранат.
Мать Цзин Си полюбила Цзин Цыбэя до безумия. Он всегда был обходителен и нежен со своей госпожой, дарил подарки, баловал и, казалось, отвечал взаимностью, однако путь самосовершенствования, который избрал заклинатель, запрещал ему вступать в брак, хоть и разрешал усмирять плотские желания. Несмотря на возможные косые взгляды окружающих, молодая вдова хотела выйти замуж вновь, денно и нощно умоляла возлюбленного дать согласие, но тот был непреклонен. Устав от бесконечных споров и ссор, Бао Шилю все же отступила, в глубине души надеясь, что когда-нибудь мужчина образумится. А два года спустя, глубокой ночью, под взошедшей на небо полной луной у них родился сын, названный Цзин Си. Молодые родители были счастливы, желанный долгожданный ребенок наконец-то появился на свет. Старшая дочь молодой хозяйки и ее погибшего мужа, Бао Янь, сразу приняла и нового «отца», что относился к ней с родительской любовью, и своего младшего брата. Одним своим видом эта семья излучала счастье, даже местные жители не смели шептаться меж собой о безнравственности отношений вне брака. Мальчик рос здоровым и невероятно похожим на своего отца. Подобно копии, каждая черточка его красивого лица напоминала Бао Шилю о заклинателе, а от неё самой ребенку достался лишь светло-серый цвет глаз. Всякий раз, когда ее взгляд касался любимого мужчины, играющего с желанным сыном, и дорогой дочери, смеющейся рядом, женщина едва не рыдала от безграничного счастья. Она была уверена, что так будет всегда, но, к сожалению, радость в этом доме царила недолго. Когда Цзин Си исполнилось пять лет, его отец внезапно исчез. Очнувшись утром и не найдя рядом с собой возлюбленного, Бао Шилю сперва не заподозрила ничего дурного. Цзин Цыбэй частенько с первым лучом солнца выходил во двор, чтобы совершенствовать тело и дух. Дрожа от нетерпения перед встречей так же, как и в первый раз, женщина поспешно привела себя в порядок и выскочила на улицу. Однако мужчины там не оказалось. Заклинатель не нашелся ни в комнате сына, ни возле спален слуг, с которыми он частенько перебрасывался словами, ни в кабинете главы семьи. Поддавшись панике и предчувствуя беду, Молодая Госпожа отправила несколько человек в город, чтобы те отыскали Бессмертного, но, увы, Цзин Цыбэй как сквозь землю провалился. Его так и не смогли найти. Опасения женщины оправдались: глубокой ночью, когда весь дом погрузился в сон, мужчина собрал свои немногочисленные вещи и исчез. Лишь темно-синий фальцевальный веер невиданной красоты, некогда принадлежавший бродячему заклинателю, обнаружился в объятиях спящего Цзин Си. Поначалу Бао Шилю верила в то, что когда-нибудь мужчина обязательно вернется. Им ведь было так хорошо всем вместе! Она медленно блуждала по коридорам поместья, заглядывала за каждый угол и ежедневно посещала все места, в которых чаще всего бывал ее возлюбленный, надеясь увидеть, наконец, знакомую фигуру вдали. Но он не возвращался. В конечном итоге осознав, что они расстались навсегда, Молодая Госпожа впала в уныние. Ее красивое лицо потеряло цвет, некогда блестящие от счастья глаза потухли, щеки впали. Изнывая от тоски, она слегла с неизвестной болезнью. Целители, не раз осматривающие пострадавшую, лишь качали головой и разводили руками. Полученную ею травму излечить было невозможно. Все потому, что Бао Шилю любила Цзин Цыбэя до безумия. В те времена Бао Янь взвалила все заботы о младшем брате на свои хрупкие плечи. Все свое время они проводили вместе, то гуляя по улицам города, то играя на заднем дворе огромного поместья. Лишившись родителей, дети находили утешение друг в друге — брат и сестра стали неразлучными под влиянием свалившихся на них бед. И, возможно, так продолжалось бы еще долгие годы вперед, не приди они однажды к постели больной матери на поклон. Пребывая в бреду, с затуманенным сознанием, Бао Шилю разглядела в чуть повзрослевших чертах лица сына своего возлюбленного. В тот миг в голове у женщины что-то щелкнуло, серые глаза налились кровью, а изнывающее от боли сердце охватила глубокая ненависть. Не соображая, что перед ней стоит лишь ребенок, а не Цзин Цыбэй, она вдруг разразилась грубой бранью и подскочила с кровати. Под ошеломленные взгляды детей и слуг, Молодая Госпожа схватила мальчика за волосы и волоком потащила на улицу. Тогда Цзин Си обуревал ужас. Он помнил мать нежной и ласковой, помнил, как она сутки напролет проводила время рядом с ним, прижимала к своей груди, гладила по голове и расчесывала волосы. А теперь тронувшаяся умом женщина пинала его ногами, разбивала лицо, плевалась ядом, подобно змее, и таскала его по земле за короткий хвост, что некогда так любила ему заплетать. Мальчика терзали сомнения, страх столь сильно сковал тело, что он был не в силах хотя бы прикрыть голову рукой. Рыдая от боли и обиды, Цзин Си пытался понять, что именно сделал не так, чем заслужил такую ненависть со стороны родной матери, но в то время он был слишком мал и наивен. Когда Бао Шилю пришла в себя и увидела, что натворила, она вместе с сыном залилась слезами, прижала дрожащее дитя к себе и принялась молить о прощении. А он, слишком сильно любивший мать, тотчас простил, не замечая сумасшедшего блеска промелькнувшего в таких же как у него серых глазах. К сожалению, спустя месяц вспышка безумия повторилась. Словно возвращая Цзин Си в ужаснейший мрачный кошмар, Бао Шилю, вновь увидев его возле своей постели, не смогла узнать в детском лице некогда желанного сына. А вот бросившего ее мужчину разглядела легко. И снова изо всех сил сопротивляющегося ребенка выволокли на улицу, снова избили до кровавых подтеков, снова на коленях молили о прощении. И снова женщина незаслуженно его получила. В последствии приступы участились: если раньше Бао Шилю могла сорваться не больше раза в месяц, то теперь это происходило с завидной периодичностью. Цзин Си не успевал излечиваться от травм, как вновь и вновь получал новые. Но, как ни странно, ярость помогала женщине побеждать сердечную тоску. Очень скоро она вновь вернулась к прежней жизни, до встречи с Цзин Цыбэем, взяла на себя обязанности главы дома и подняла со дна едва не развалившееся дело семьи. Жизнь потекла своим чередом, будто ничего этого не было прежде, но кое-что все-таки изменилось… Раньше Бао Шилю рыдала и умоляла простить ее всякий раз, когда ее охватывало безумие, но чем чаще случались приступы, тем меньше раскаяния отражалось в ее глазах. В конечном итоге, избиение слабого начало приносить ей лишь удовольствие, женщина позабыла о том, что он был ее ребенком. Она перестала чувствовать вину, перестала считать его своим сыном. Мальчик стал подонком, тупой псиной, жалким брошенным щенком. Хотя даже к собакам, охранявшим поместье, здесь относились куда лучше. С каждым днем унижения становились все серьезнее: теперь после каждой вспышки Цзин Си запирали в старой, заброшенной кладовой, кишащей вонючими крысами, лишали нормальной еды, скармливая прогнившие объедки, и не позволяли выходить на улицу. Безмолвные слуги не могли ослушаться приказа своей госпожи и хоть как-то пожалеть мальчишку, оттого он также изнывал от одиночества и тоски. Иногда его выпускали — Бао Шилю сдавалась под уговорами любимой дочери и позволяла мальчику спать в комнатах слуг. Но ее доброты хватало ненадолго: стоило женщине случайно увидеть ненавистное лицо, как пытка повторялась снова. В такие моменты Цзин Си всем сердцем желал, чтобы его никогда больше не выпускали из кладовой. Тогда, по крайней мере, он не будет встречаться с матерью вновь. Признаться, стойкость и сила духа мальчика поражала до глубины души. Поначалу ребенок действительно прощал Бао Шилю все, наивно полагая, что это в последний раз, что ею лишь овладел злобный дух, что виноват он сам. На пятый раз, пряча голову от так и сыпавшихся пинков, исподтишка взглянув в серые глаза и разглядев наконец в их глубине томительное удовольствие, Цзин Си все же осознал: эта женщина никогда не изменится. Еще тогда, впервые подняв на своего ребенка руку, она не сожалела. Ее мольбы о прощении были ложью. Ее холодные руки, прижимавшие избитое окровавленное тело к груди, дрожали не от слез, а от возбуждения. Когда мальчик все понял, он почувствовал небывалое облегчение. С самого начала ему казалось, что сумасшествие матери целиком и полностью его вина, однако теперь Цзин Си понимал, что ответственность за безумие лежит только на ней самой. Он хватался за это хрупкое оправдание обеими руками, впивал в него ногти, готов был вгрызаться зубами, лишь бы не ощущать то всепоглощающее чувство отчаяния вновь. Осознание собственной слабости приносило большую боль, чем удары, в то же время заставляя Цзин Си подниматься со дна и упрямо сжимать кулаки. И именно это упрямство позволило ему смело смотреть вперед, надеяться на то, что когда-нибудь ставший реальностью кошмар закончится. Когда-нибудь он победит свои страхи, сможет постоять за себя и сберечь старшую сестру, что терпит побои ради него, прикрывает собой. Больше всего на свете мальчик хотел покинуть этот отвратительный дом. Он жаждал побега всем сердцем, но не ожидал, что его желание осуществится совсем скоро. Впрочем, знай Цзин Си обо всем заранее, он предпочел бы остаться в кладовой навсегда, лишь бы не переживать то, что предначертано ему судьбой. Но стоило сперва вернуться к купленному Вторым Молодым Мастером фрагменту романа. Сложно было понять, сколько часов, недель или месяцев прошло с тех пор, как сумасшедшая мать избила сына и защищавшую его дочь. Ежедневно наблюдая за тем, как мальчик раз за разом «занимается самосовершенствованием» и со звериной жадностью глотает объедки, Цяо Циню начало казаться, что он застрял во временной петле. По этой причине, когда тяжелая дверь кладовой вдруг широко распахнулась, мужчина поначалу даже чуть испугался. В общем-то в этом не было ничего необычного, ведь ребенку каждый вечер приносили еду, однако в этот раз ситуация несколько отличалась. Сверившись с внутренними часами, Цяо Цинь осознал, что солнце только-только взошло, а значит, мальчика посетили не безликие слуги. Цзин Си и сам это понимал, потому мигом поднялся с земли, вперив настороженный взгляд на незваного гостя. Застывший в напряженной позе, будто приготовившись к атаке, он больше всего походил на загнанного в угол зверя. Впрочем, его подозрительность оказалась излишней — к явному облегчению ребенка, на пороге стояла старшая сестра.