Шанс

***

— Хён! Улыбкой Чонгука можно было обогреть небольшой коттедж. Юнги с досадой поморщился — не получилось проскользнуть мимо него незамеченным. Сегодня он специально дождался вечера — времени массового пришествия в зал офисных страдальцев. Народу было полно, но Чона этот факт, кажется, не волновал: кивнул издали какому-то бритому дяде и устремился к Юнги, сияя во все тридцать два. — Дай мне свой номер, — выпалил он сходу. — Я ведь не каждый день здесь! — Почему же ты сейчас здесь, — буркнул он, глядя в пол — это лучше, чем смотреть снизу вверх на двадцатилетнего мальчишку. Причем в буквальном смысле. — Подумал, что ты придешь вечером. Он заулыбался еще шире и нахальней, но Юнги почему-то не смог ощутить раздражение. Его никогда никто не ждал несколько часов, чтобы просто увидеть — за исключением, может, Тэ. Но тут он вспомнил о Чимине, и это приятное ощущение резко померкло. Мин поискал его глазами — нигде не видно. И только открыл рот, чтобы спросить (ему хотелось, чтобы Чону тоже стало неловко за вчерашнее — хотя бы для компании, чтобы не одному переживать), как его весьма бесцеремонно перебили: — Иди разминаться, хён. В прошлый раз я тебя пожалел, как-никак первая тренировка, но сегодня будем работать. Чонгука явно не беспокоило ничего, похожее на совесть. Он чуть ли не подмигивал, нехотя удаляясь от Мина к тощенькой барышне, что расстелила пеновый коврик чуть ли не у всех под ногами. Юнги не успел и рта раскрыть, чтобы ответить, как уже услышал его веселое «Ну, как успехи, Ёнми-я?» И это, как ни странно, укололо его. Одно дело, когда смеются и болтают только с тобой, дружеским стебом подчеркивая особую привязанность. А другое — когда с половиной населения земного шара! По шкале преступлений замкнутого Мина хуже только проституция, пожалуй. Он и Тэхёна ревновал к другим друзьям. Но Тэхёна — ладно, а этого мелкого нахала? Юнги накручивал педали велотренажера, угрюмо следя, как Чонгук переходит от одного посетителя к другому, для каждого находя приветливое словечко и пожимая новоприбывшим руки. Тэ сегодня долго внушал ему, что отношениям разница в возрасте не помеха. Да он и сам знал, что может довольно молодо выглядеть (когда высыпается и не мучает свою печень дешевыми напитками). Приведет в порядок тело и сможет замутить с кем-нибудь не хуже Чона — неплохая мотивация ходить в зал. Жаль только, что привлекательные парни редко бывают свободны. Непривычные ноги устали, задница затекла, а девушка по соседству благоухала тяжелыми духами на весь зал. Какая несправедливость: его-то с перегаром Чон отправляет домой, а таких вот пахучих фиф… Он покосился на нее — невообразимой длины ноги и волосы, кроссовки стоимостью в Минову почку. Девушка в ответ посмотрела на него со смесью удивления и жалости. А потом перевела глаза на тренера и пропела сладко: — Чонгуки! Я, кажется, икру потянула. Так больно! — и вытянула бесконечную ногу, проводя наманикюренными пальчиками по точеной икре. Юнги засмотрелся на этот жест. Он тоже так делал, правда бессознательно, чувствуя взгляд Чона. Неловко-то как. — …Я все вижу, Ынри! — Не отвлекайся, хён. Два возгласа, того самого лысого спортсмена и Чона, прозвучали одновременно. Барышня с явным сожалением встряхнула волосами, обдав напоследок удушливым ароматом, слезла с тренажера и направилась приседать. Результаты ее стараний выразительно подрагивали при ходьбе, обтянутые модными лосинами. На них засмотрелись почти все мужчины, кроме (отметил Юнги) Чонгука. Тот, по-прежнему лыбясь неизвестно чему, протянул Мину руку: — Пойдем, хён. — Куда это? — напрягся он. — Растяжку делать. — Но я негибкий, — запротестовал Юнги. — Даже не сомневаюсь в этом. Пенный коврик у стены выглядел, как разделочная доска. Ему не слишком-то улыбалось раздвигать ноги на виду у всех, но Чон бесцеремонно показал на часы — мол, времени нет на уговоры. Юнги думал о себе, как о дерзком и независимом парне, но без возражений опустился на пенку. Чон поместился сзади, положив руки ему на плечи. Он буквально дышал в затылок, пока потрепанные кеды Юнги медленно ехали в разные стороны — растяжка никогда не была его коньком. — Внешность и характер взаимосвязаны хён, — выдохнул Чон на ухо. Юнги показалось, что его губы почти коснулись мочки. — Ты такой хрупкий, что даже нажимать страшно. Теплые ладони в подтверждение надавили совсем чуть-чуть, бережно и мягко. Но Юнги и от этого поморщился, вдруг ощутив себя очень уязвимым. — Я не хрупкий, — тут же дала о себе знать его гордость. — Гибкость суставов и мышления — это одно и то же. Видя особенности твоего тела, я лучше понимаю и твой характер. — Зачем тебе, — выдохнул он, сдерживая легкую дрожь — растягивание связок было болезненно, но руки Чонгука слегка массировали плечи и чувствительное местечко между лопаток. — Зачем понимать мой характер? — Разве плохо, когда тебя понимают, — снова улыбнулся Чонгук. — Ты не любишь компромиссы, хён, так? — Это тебе моя спина рассказала? — И она тоже. Ты напряжен, — кончики пальцев легко прошлись вдоль исстрадавшегося позвоночника, вызывая мурашки. — Все время ждешь подвоха, — огладили шею и плечи. — Не можешь довериться… — Хватит, — резко перебил Мин, дергая плечами, чтобы стряхнуть его руки. Все эти заходы ему почему-то не нравились. Чон улыбнулся так, будто он тут был старшим, а Юнги несмышленым подростком. — Прости, что задаю этот вопрос сейчас, хён… Тебе что-то не понравилось вчера? Ты так резко оборвал все и сбежал. Что случилось? Вот почему людей так предостерегают от служебных романов, подумал Мин, закатывая глаза. Потому что ему в этот чертов зал еще ходить после того, как он вежливо, но твердо объяснит мальчишке, что в одноразовых развлечениях не нуждается. До чего же тупо вышло! — Я ждал тебя, — продолжал Чон, снова слегка надавливая ему на спину, чтобы заставить прогнуться. — Мне показалось, что я тебе нравлюсь… Спина протестующе ныла, как и связки, а Чонгуков уверенный тон взбесил — Мин сжал губы, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Он, конечно, не от злого умысла ведет себя так по-хамски. Просто привык нравиться всем в радиусе километра (заинтересованные взгляды и девушек, и парней подтверждали это) и свободно выбирать. Оскорбить он не хотел, просто удивился, что выбранный на ночь Мин Юнги вдруг отказывается от подарка судьбы! — У тебя есть отношения, — сухо сказал он, изо всех сил пытаясь держать уже утраченную дистанцию, чтобы стало официально, как до этого «хён». — Чимин ведь твой парень, так? — Да, хён, — подтвердил Чонгук, продолжая тихонько поглаживать его спину. Странно: Юнги знал об этом, но все равно разозлился и ощутил себя обманутым. Наверное, он действительно застрял где-то в девятнадцатом веке, как говорит Тэ — но только совсем не это было причиной противного чувства под ребрами. — Я не скрываю от тебя этого, — размеренно продолжал между тем Чонгук. — И Чимин все знает… У нас открытые отношения. Свободные. Ты знаешь, что это такое? — Знаю, — выплюнул Мин. — Это такое согласованное, открытое блядство. Он даже обернулся, чтобы удобнее получить в лицо за свою прямоту. Круглые глаза Чонгука и двух девчонок неподалеку подтвердили, что он не ошибся в терминологии. Вряд ли они слышали негромкий разговор сквозь металл из колонок, но последнее слово Юнги невольно подчеркнул, повысив голос. — Это ваше дело, пока ты не лезешь с этим ко мне, ясно? Он не хрупкий. У него твердые принципы, от которых он не отступит, даже если отношений за всю жизнь так и не получится. Просто вынужден быть колючим и замкнутым, чтобы ему не плевали в душу. Даже будь Чонгук свободен, Юнги не стал бы спать с ним без обязательств, но такое откровенное и наглое предложение просто взбесило. Хотя здравый смысл твердил, что его не обманывают и тем более ни к чему не принуждают, но руки сами зачесались от желания врезать по красивому лицу. Чонгук казался удивленным, и это разозлило Юнги еще больше. Видно, весь его потрепанный вид давал предположить, что он обезумеет от счастья и сразу на все согласится! Он злился больше на себя — что поверил, что может понравиться кому-то вроде него. — Я не лезу… — начал Чон растерянно. — А я уже почти пожалел Чимина. Но вы, видно, стоите друг друга. По лицу Чонгука пробежала непонятная тень. Как будто упоминание о Чимине причинило ему боль. — Хён… — Не называй меня хёном. — Послушай… — Все, что нужно, я уже услышал. Давай закроем тему твоей личной жизни и никогда к ней возвращаться не будем, хорошо? Уж очень тошнит! … Ноги противно тряслись, когда он медленно брел домой. Уже стемнело. Если честно, Юнги думал, что Чон будет ждать его у входа, чтобы разбить лицо — он не особо следил за словами, высказывая ему свое мнение об «открытых» отношениях. Плевать! Он бы повторил всё это еще раз, но, на удивление, его никто не ждал. Наверно, это хорошо — в таком состоянии боец из него так себе. Каждая мышца ныла. По его собственной просьбе Чонгук написал ему на бумажке упражнения на неделю. Это означало, что теперь пересекаться они не будут — хотя бы это радует. Юнги скривился, вспомнив, как смотрела на него администраторша на ресепшен. Как на законченного неудачника. И какой взгляд она переводила на Чонгука — жадный, заискивающий. Вот эта точно согласилась бы стать у этой парочки третьей! (Третьей ли?) Но понимание этого не добавило Юнги никакой радости. Что ему до чужих слабостей, когда у самого все в жизни через одно место?.. Его размышления прервал свет фар и мягкий шорох дорогих шин. — Прошу прощения, как найти улицу Ханмипаль? Он удивленно завис, рассматривая машину: большую, дорогую и бесшумную. И водителя — очкастого, губастого и слишком вежливого. Что такому могло понадобиться на их не слишком-то респектабельной улице не самого лучшего спального района? — На следующем перекрестке направо, — озвучил он, подумав. — Потом мимо промзоны и повернете… — Прошу, не так быстро, — перебил очкастый и губастый. — А вы оттуда? Может, я подвезу вас, а вы мне покажете дорогу? Юнги снова подумал. «Против» была его гордость, а «за» — ноющие ноги, усталость и нежелание преодолевать пешком оставшийся до улицы Ханмипаль примерно километр. — Пожалуйста, — вежливо добавил губастый. Ну, если прям пожалуйста… Мин вздохнул и полез в машину.