Шанс

***

Что Юнги всегда считал своим недостатком — так это то, что он долго загружается. Он стоял и смотрел, приоткрыв рот, пока Намджуну не надоело стоять у порога. Он аккуратненько всучил хёну в руки подозрительно большой, тяжелый и стеклянно побрякивающий пакет — робкие заикания Юнги о том, что он вообще-то уже собирался ложиться, опоздали ровно на секунду. — Не урони, — заботливо предупредил Ким, шагая прямо на него (Юнги зажмурился, сжимая полиэтиленовые ручки). В ноздри ударил запах парфюма — сдержанно-дорогой, очень мужской и очень подходящий Намджуну — а на губах остался неожиданно мягкий, легкий поцелуй. — Прости, — улыбнулся он, близко вглядываясь в смущенное Миново лицо. — Не удержался. Так я могу войти? Растерянный Юнги так и не смог выдавить «нет». Ведь есть предел и Намджуновому терпению — после отказа он скорее всего развернется и уйдет насовсем. И Мин понял вдруг, что уже не столь сильно хочет этого, как в самом начале их знакомства. — Я ненадолго, хён. Юнги обреченно кивнул, цепляясь от безнадежности за эти слова. В конце концов, что такого, если они посидят полчаса? Потом он выдумает какую-нибудь причину, да хоть головную боль, и вежливо его выпроводит. Да и Чонгук по-хорошему не должен проснуться до самого утра! Он ведь даже на ногах не стоял, когда заявился к нему. Намджун между тем сбросил ботинки и прошагал на кухню уверенно, будто к себе. Как будто жил в этой квартире и сейчас пришел домой, усталый после работы — к уютному семейному ужину. Мин на автомате последовал за ним, чуть замешкавшись возле двери в спальню — там царила тишина и темнота, будто в логове. Он притворил ее насколько мог незаметно, мимоходом подумав о том, что будет, если Чонгук решит, например, залить сушняк водичкой или посетить уборную. Надо было поставить ему бутылку с водой у кровати. Ага, и горшок, тут же усмехнулся он над собственной бредовой идеей. Ситуация сложилась на редкость идиотская, и Юнги ощущал себя кем-то вроде жены, чей муж некстати пожаловал из командировки. Ничего, решил он, нервно покусывая губу — максимум час на все чаи и разговоры, а потом он сплавит Намджуна под каким-нибудь предлогом, и все обойдется. (Сам-то веришь в это, ехидно спросил внутренний голос — Мин только зажмурился обреченно). — Хён, ты чего там замешкался? — Ничего! — Юнги излишне для него торопливо прошлепал на кухню, сжимая тот самый пакет. Руки он оттягивал неслабо, а на ходу из него доносилось характерное побрякиванье. — Ты что, выпивкой затарился? — вдруг дошло до него. — А что такого? Завтра воскресенье, на работу не надо. Пока Мин хлопал глазами, Намджун аккуратно взял ношу у него из рук и принялся вынимать одну за другой на свет божий: поблескивающую серебром бутылку виски, шампанское, пиво по цене одной десятой его нынешней зарплаты (на восьмой извлеченной бутылке Юнги просто приложил ладонь к лицу), сыр, название которого он видел лишь в фильмах про красивую жизнь, кульки соленых фисташек, чипсы, рамён… Недолго посидеть, чайку попить, говорите? Юнги дар речи потерял, молча таращась на все это. — У меня постыдная слабость к быстрой лапше, — улыбнулся Намджун, проследив за его взглядом. — Ем её даже в Америке, чтобы не забывать свои корни… нарежешь сыр или мне нарезать? — Вижу, ты подготовился, — только и вымолвил Мин. И в самом деле, не хватало только традиционной шоколадки да презервативов — но, возможно, они дожидаются своего часа в кармане пиджака. Ну до чего же наивен, хотя вроде не глуп, подумал Мин. Намджунов план предстал перед ним как на ладони: обманулся его субтильным сложением и думает, что стойкость к алкоголю соответствующая. Ага, сейчас!.. Знал бы он, кто выходил неизменным победителем из почти всех студенческих попоек. Мин к утру помогал складировать под стол тех, с кем пил всю ночь наравне, причем часто это были значительно превосходящие его габаритами тела. Ему стало смешно. Если бы не Чонгук, он бы даже не отказался хорошенько выпить с ним сегодня — показать, на что способны простые корейские парни против всяких заносчивых американцев. — Обычно мириться приходят с цветами, но я подумал, что ты не оценишь. Не знаю, что ты пьешь, поэтому взял всего и сразу. — Отличный выбор, — хмыкнул Мин, невольно напрягаясь — его чуткое ухо уловило какой-то шорох из спальни. — У тебя кто-то живет, хён? Котик? Холодные мурашки медленно, но верно подступили к внутренностям. Котик. Большой такой, вальяжный, наглый, без усов, правда, но зато с красивым фингалом под глазом. Домашний питомец, мать его — кормить мясом, поить молочком и кастрировать, чтобы не гулял. (На секунду у него даже настроение поднялось). Намджун продолжал прислушиваться, и запаниковавший Юнги повел себя круглым идиотом: вместо того, чтобы рассказать ему о Чоне и о причине, по которой он оказался у Юнги дома, на его постели — он энергично замахал руками: — Это соседи, не обращай внимания! Какой же придурок, тут же выругал он сам себя, грызя щеку изнутри. Но момент был упущен. Юнги готов был придушить себя за эту тормознутость — соврал на ровном месте, хотя не было никаких причин для этого! — но звуки больше не повторялись, и Намджун вернулся к прерванному занятию — нарезанию сыра маленьким и, как полагал Юнги, безопасным ножичком. Ага. Видимо, чья-то косорукость обладала свойством превращать даже безопасные столовые приборы в холодное оружие — спустя секунду Ким уже с досадой шипел, сунув порезанный палец в рот. — Ащщщ, тебя не учили направлять нож от себя? Благо, аптечка у него на кухне, с облегчением подумал Юнги, выливая на ранку полпузырька перекиси и — тебя не учили не совать в рот пальцы? — шлепая его по рукам. — А куда можно совать пальцы, хён? Его глаза смеялись, но голос опустился до бархатных низких нот — Юнги быстро отвернулся, почувствовав тепло на щеках. Его фантазии в ванной случились не так уж давно, и тело еще помнило собственные прикосновения. И мысли: постыдно-сладкие, жаркие, ниточками тянущиеся к Намджуну, что сидел сейчас и буравил нечитаемым взглядом его спину — Мин чувствовал это, даже не оборачиваясь. — Хён, — позвал он тихо, низко. — Что? — так же тихонько, севшим голосом выдавил Юнги, панически думая о том, что будет, если он попытается сейчас поцеловать. Как ему реагировать? Отбиваться? Ответить? Нет, только не это! Кто знает, куда такие поцелуи могут завести, а Юнги совсем не хочет, чтобы его первый раз случился на кухонном столе, да еще в присутствии Чонгука, который спит за тонкой перегородкой на его постели. И он не уверен окончательно в своих чувствах к Намджуну. Думать и фантазировать — одно, но пока его не влечет к нему настолько, чтобы все забыть и отдать себя целиком, без остатка и без сомнений. Он даже не знает, способен ли в принципе на такое. Тэхён утверждает, что есть люди, которые ни в ком не растворяются до конца. Правда, тут же добавлял он, Юнги к таким точно не относится. Хён всего лишь немного вредный, закрытый и недоверчивый — неудачные попытки и годы одиночества сделали его таким. Но это можно исправить. Когда-нибудь, говорил Тэхён, появится человек, которого странности Юнги не напугают. Он просто пожмет плечами и примет их, как есть. … — Хён, — снова позвал Намджун, и в его голосе отчетливо прозвучала улыбка. — Ты что, боишься, что я буду к тебе приставать? Мин вздрогнул — неужели это так заметно? — Ничего я не боюсь, — поспешней, чем ему хотелось, выпалил он. И обреченно сжался: вот-вот услышит низкий басистый смех. Намджун будет не первым, кто посмеется: однажды Тэ неосторожно обронил какие-то слова при Хосоке, и тот не смог сдержаться. Юнги не таил на него обиды — в самом деле смешно, когда парень под тридцать лет ведет себя как монашка. Он даже посмеялся вместе с Хоби, изо всех сил растягивая губы — лишь бы не показать, как его это задело. Тэ потом долго извинялся. Но Намджун не смеялся. Он отбивал какой-то незатейливый ритм по столешнице и молчал — Юнги на автомате прислушивался, не в силах повернуться горящим лицом к нему. Почему он молчит? Наверняка придумывает вежливые фразы, чтобы послать и попрощаться, решил Мин, бессознательно теребя пояс халата. Намджун далеко не простой человек, он богат, наверняка избалован и избирателен. Зачем ему такие трудности?.. — Ничего не будет, пока ты не захочешь, Юнги-хён, — негромко прозучало сзади, и Мин резко повернулся — махровая ткань слегка разошлась от ключицы вниз, и он поспешно стянул ее. От него не укрылось, каким взглядом опалил Намджун мелькнувший треугольник белой кожи, но секунду спустя этот взгляд уже был направлен Юнги в глаза. Он договорил медленно и твердо, словно диктуя невидимому секретарю, который должен сохранить их договор на бумаге: — Ты сам решишь, когда захочешь. Глубоко дыша, Юнги ощутил, как раскаляется в кухне воздух. Как он искрит, напрягаясь — невидимыми токами Намджунового чувства, его собственной благодарностью и облегчением. Никакие хитрые техники соблазнения и рядом не стояли, и близко бы не сработали так, как эти простые слова — ничего не будет, пока ты не захочешь, я не давлю на тебя, разберись в себе, не торопись, мои чувства никуда не исчезнут оттого, что придется подождать. Юнги читал это в его спокойных глазах, и ему становилось все жарче и жарче — он дышал глубоко и редко, бессознательно оглаживая шею, смещая черную махровую ткань по мраморной коже. (Намджун следил за движениями его руки). Слова Тэхёна звенели у Юнги в голове, все эти его «Ты встретишь своего человека, которому будут неважны твои загоны, он примет тебя таким, как есть». — Хён? Хён, ты что? Наверно, его лицо изменилось, раз Намджун вскочил и протянул руки, готовясь подхватить. Но Юнги падать не собирался — просто обхватил, щекотно дыша в ключицу. Ким не услышал его «хочу», потому что оно так и не было произнесено. Он просто встал на носочки, зажмурился и ждал. Намджун слышал тишину, а Юнги — гудение ветра в ушах, как будто несся куда-то с бешеной скоростью. Или падал. Пусть будет так! Он устал думать, решать, пережевывать одни и те же мысли по кругу — все время в одиночестве. Ощущая горячую тяжесть Намджуновых рук, лежащих на его теле, он пытался услышать его мысли. Заразиться через них этой спокойной уверенностью, которой ему всегда (и сейчас) не хватало. Но слышал лишь собственное сердце, стучавшее тревожно, как набат. И чей-то крик, прозвучавший слишком отчаянно-резко. … — Хён! Намджун и Юнги отпрянули друг от друга. Мин бессознательно нервно провел руками по махровой ткани — от плеч до пояса — и чуть не рассмеялся, когда в глаза бросилось Чонгуково лицо. Свежий синяк переливался на нем даже ярче глаз — круглых, детских, сверкающих изумлением и искренней обидой. Как будто у него игрушку отняли. Пусть вид его был слегка помят и потрепан, но лицо выражало воинственность. Ведь знал, мать вашу, всё время знал, что так и будет, пронеслось у Мина в голове. С того момента, как увидел на пороге Намджуна! У Юнги вообще имелась особая чуйка на события (интуиция, а может, просто способности к анализу) — он почти без ошибок мог предсказать, что из вероятного случится, а что нет. Только иногда сознательно затыкал этот внутренний голос, как сегодня например. За что и поплатился. — Не трогай его! — прозвенел Чонгуков голос, такой ясный, будто не он выпил полведра соджу и проспал после того всего несколько часов. — Убери от хёна руки! Если Намджун и был изумлен таким появлением, то не показал вида. Но нахмурился он так, что Юнги сразу понял: добром не кончится. Его охватил страх, и он поспешил схватить за руку Кима, шагнувшего вперёд: — Нет! Только без разборок в моем доме! — С тобой мы ещё поговорим, хён. Попозже, — отрезал тот и вырвал рукав — Юнги вздрогнул от резкости этого движения. — Ты кто? — спокойно поинтересовался Намджун, подходя к Чону вплотную. — И что тут делаешь? Тот смотрел на него немного снизу вверх, но глаз не опустил — в них был вызов. И тот, и другой шумно дышали, глядя в упор как на дуэли. Юнги напрасно выкрикнул, обращаясь сразу к обоим: — Блять, хватит! Прекратите! — Может, выйдем на улицу? — с вызовом произнес Чон. — Там и расскажу, кто! — Чонгук, замолчи! — Юнги, дотянувшись через Намджуна, толкнул его в плечо. — Выспался? Спасиба не надо, а теперь вали отсюда! — Он свалит, хён, — рыкнул Ким, не слишком аккуратно отстраняя его и вновь сосредотачивая тяжёлый взгляд на противнике. — Но не раньше, чем мы все выясним. — Нет! Вы никуда не пойдете, Намджун-и, и я сам все объясню. Видя, как опасно накаляется обстановка, Мин заговорил мягко и вкрадчиво, пытаясь вклиниться между сопящими друг на друга парнями — получалось плоховато, его все время ловко оттесняли. — Чонгук мой… знакомый! Он перебрал немного, перепутал адреса… — А обязательно было врать, что ты один? — Знакомый, хён? Это прозвучало одновременно — глухой рык Намджуна и звонкий негодующий возглас Чонгука. Вот уж кому бы заткнуться, подумал Юнги, закипая от злости. Вообще никакого понимания того, что эта ситуация для него просто опасна! Он видел таких, как Намджун, в гневе — самым благоразумным было бы заткнуться и по-хорошему целым свалить. И кем он считает себя?.. — Да, просто знакомый, никто больше, и если ты проявишь любезность — завалишься и уйдешь отсюда, это будет очень… Намджун вдруг перестал буравить Чонгука — его глаза нашли Юнги и укололи. — Странные у тебя знакомые, хён. Нарываются, дерзят… Явно виды на тебя имеют. — Не виды, — Чон набычился — как есть самоубийца, Мин даже глаза закатил. — Хён тебе не подходит, он не твой и твоим не будет, забудь о нем! — А может, ты только со мной в недотрогу играешь, а, Юнги? — прищурился Намджун, и Мин даже вздрогнул от унижения. Такого он не ожидал. Но оскорбиться не успел — Чонгук бросился на Кима, как будто сигнала ждал.