Шанс

***

Высокий. Мощный — по движениям видно. И по тому, как натягивается дорогая, почему-то порванная рубашка на плечах и бицепсах, когда он наклоняется или подносит ко рту очередной шот. Бренд рубашки наметанный глаз распознает легко, и, конечно, это оригинал — такие мужчины не носят подделок. Это не кто-то вроде Чонгука, которого во что ни наряди, все равно разницы не заметит. Ему, видите ли, неважны фирменные ярлыки! Чимин невольно скривил губы, продолжая наблюдать за мужчиной у барной стойки — именно мужчиной, несмотря на молодость. Было в нем что-то от сильного зверя, что привлекало внимание и волновало — угрюмый взгляд исподлобья и ссадины, темнеющие на костяшках мощных рук. Раньше Пак его здесь не видел. Незнакомец между тем заметил его интерес. Рассеянно скользя по помещению, он столкнулся взглядом с Чиминовым и всмотрелся в него на пару долгих секунд. Пак поспешно улыбнулся, но в узких темных глазах незнакомца промелькнула тень какого-то пренебрежения — он отвел их. Будто перед ним было что-то сто раз виденное, знакомое и неприятное. Чимин ощутил себя слегка уязвленным, но в то же время ему стало смешно — так ему и надо. Этот мужик, к гадалке не ходи, принял его за шлюшку. Но сам виноват, нечего глазеть в баре по сторонам, рассматривать и улыбаться всяким. Пришел пить — пей! Он отвернулся, не забыв поправить кулон в глубоком вырезе рубашки (отнюдь не менее дешевой, чем на невежливом парне) и провести по волосам, позволяя им свободно упасть на лоб — зная почти наверняка, что узкие темные глаза сейчас обжигают его откинутую назад шею. Как плохо ни относись к шлюхам, а хотеть их это ничуть не мешает… Чимин невесело усмехнулся, вытащил телефон и в который раз за вечер набрал Чонгука — чтобы в который раз выслушать противным металлическим голосом, что абонент не абонент. Тогда, потянувшись к одиноко стоящей перед ним бутылке, Пак щедро плеснул себе из неё и выпил одним духом. Он был уже изрядно пьян и понимал это. Как и то, что забрать его отсюда некому — охранник тут же донесет отцу, а друзья… нет, лучше уехать на такси, чем показаться им сейчас. О, как они позлорадствуют, что блестящий Пак Чимин, недосягаемая звезда, чей отец владеет группой процветающих компаний и входит в сотню богатейших людей страны, снова унижается из-за нищего мальчишки, который ни во что его не ставит! Это прямо праздник для всех, кто тайно или явно ему завидует и ненавидит, и добавлять им лишней радости совсем не хочется. Интересно, где сейчас Чонгук? У очередного любовника? У этого Юнги? Вряд ли — в последнюю их встречу Чимин, кажется, сумел отбить ему весь интерес (усмехнулся, вспомнив реакцию). Такой наивный. Он что, правда думал, что Чонгук умеет любить? И что влюбится в него — три раза ха… В этот раз, видимо, он решил унизить Чимина по-настоящему, раз выбрал такое убожество! Пак нетвердыми уже пальцами снова вытащил телефон и внимательно вгляделся в свое изображение на камере: над свежим привлекательным лицом трудились на славу косметологи, визажисты… даже пара пластических хирургов. Фигура — большинству Чонгуковых шлюх о такой только мечтать. С мозгами тоже все в порядке: он не мажор на отцовской шее, он работает в компании на равных с остальными сотрудниками, имеет реальные достижения… Чем же он так плох, что не заслужил его любви?! Даже несуразному Мин Юнги что-то, видимо, обломилось. Какую-то ночь он провел с Чонгуком вместе, на одних простынях, тело к телу… а Чимину отказано в этом уже полгода, и голод его, разрастаясь, достиг масштабов ненависти. Никакие другие мужчины не могли его утолить. Он уже не помнил, как это — любить. (И никогда не знал, как это — когда тебя любят в ответ!) Чистое когда-то чувство покрывалось слой за слоем обидами, унижениями, оскорбительными словами, поливалось сверху слезами. И блекло от этого, пачкалось. Наверное, это выцветшее чувство уже не было любовью, но он просто не мог уступить упрямому Чонгуку. Отпустить его и благословить на новое счастье с кем-то — нет, не дождётся! Ни за что. Чимин плохо представлял себе, как будет выглядеть его победа, но что победит, даже не сомневался. А на войне все средства хороши, пусть и повторяются в бесконечной спирали ненависти, где каждый следующий виток короче предыдущего. Чимин отодвинул пустой стакан, слегка задев ногтями — стекло мелодично звякнуло, а стаканов перед глазами вдруг стало два. Никогда не умел пить, всегда развозило с полглотка, а вкус спиртного и сейчас вызывает отвращение. Хотел развеяться хоть на пару часов, посмотреть на людей, возможно познакомиться и поболтать… а получилось лишь в очередной раз растравить душу мыслями о нем! И прибавить к паре исходящих в телефонной книжке еще два десятка. … — Не слишком ли резво для этого напитка? Это не лимонад. Вздрогнув, Пак поднял глаза: незнакомец в порванной рубашке стоял рядом, глядя на него уже без неприязни, только с любопытством. Чимин хотел огрызнуться, но колкий ответ запоздал ровно на секунду: парень пододвинул свободный стул и уселся рядом. Он был выше, чем казался в отдалении, и явно трезвее Чимина, который безуспешно попытался сфокусировать на нем взгляд. — Н… ничего, что я хочу побыть один? — с вызовом произнес Чимин, параллельно осознавая с легкой паникой, что язык не совсем свободно его слушается. Дерьмо. Не мог же он набраться до такого состояния всего за пару часов! Он перевел нечеткий взгляд на бутылку и ужаснулся: почти пустая. Как теперь отвечать на контрольный звонок охранника, ведь он сразу поймет всё по голосу! Едва-едва удалось сегодня отвязаться от него, наврав, что едет к другу. Старший Пак и после совершеннолетия продолжал пристально следить, чтобы единственный сынок не ходил по нехорошим местам и не связался с плохой компанией. Насчет последнего, правда, не преуспел. — Ничего, — великодушно разрешил мужчина, и в его темных глазах промелькнула понимающая усмешка. — А вот пить тебе точно хватит. Хорош уже. — Тебя забыл спросить, — вновь попытался сдерзить Чимин, впрочем без особого запала. — Ты кто вообще? — Видимо, тот, кто вызовет тебе сегодня такси. Самые крепкие нервы не выдержат, глядя, как ты глотаешь этот коньяк — будто ребенка заставляют пить… У тебя что, такие большие проблемы? Чимин смотрел на него, слегка зависнув: какое еще такси? И что ему за дело до проблем, постигших не его? Голос благоразумия, порывавшийся согласиться, был тут же безжалостно заткнут: он не позволит собой командовать! Он уже взрослый, самостоятельный, независимый… Чимин, неожиданно для себя самого, судорожно икнул. — Нет у меня никаких проблем. И вообще, я, может, ищу тут любовь всей жизни, а ты мне мешаешь, — чтобы глаза не косили в разные стороны, нужно смотреть собеседнику в лоб — этому когда-то научил его Чонгук. С усилием подмигнув (ему не хотелось даже думать о том, как это со стороны выглядело) Чимин попытался в стиле роковых красоток закинуть ногу на ногу, но едва не соскользнул со стула — твердая сильная рука удержала его. — Вряд ли ты заливал бы как не в себя, если бы искал, как ты выражаешься, любовь всей жизни. А он не очень глуп, подумал Пак, чуть не фыркнув. И голос у него красивый — чуть шероховатый глубокий бас так и ласкал уши, вызывая желание слушать еще. И он разбирается в брендах одежды и в дорогих напитках — в отличие от Чонгука, который пьет при нем дешевое пиво, чтобы позлить… Чимин всегда видел себя рядом с кем-нибудь примерно таким, но жизнь зло над ним пошутила, сведя в итоге с полной противоположностью. — Если не хочешь рассказать, что тебя расстроило — не надо. Тогда я просто вызову тебе такси. Вряд ли это безопасно, сидеть здесь ночью одному в таком состоянии. Темные глубокие глаза окинули Чимина без осуждения и насмешки, и это подействовало почти магически: его нестерпимо потянуло приоткрыть этому парню свою не очень праведную душу и получить минутное облегчение. Но Пак сдержался — обычно такие «помощники» преследуют вполне определенную цель, далекую от альтруизма… И даже не то чтобы он был против, глядя на ладную фигуру и красивое породистое лицо незнакомца — сегодня как раз тот день, когда ему хочется отвлечься от мыслей о Чонгуке. Просто долгих разговоров этот формат не предполагает. — Окей, давай не будем прикидываться, что тебе интересно мое нытье, — прищурился он, пытаясь рассмотреть темную глубину глаз напротив. — Ты даже имя свое не назвал, а думаешь, что я… — Ким Намджун, — тут же ответил он, и рука с солидными часами вежливо застыла в паре сантиметров от пальцев Пака — ему бросились в глаза разбитые костяшки и отсутствие кольца на безымянном. Почему-то Чимину показалось, что его рука должна быть теплой — он чуть не соблазнился коснуться ее, но вовремя спохватился. — Чего ты хочешь от меня, Ким Намджун? Скажи прямо, и тогда, возможно, ты даже получишь это! Чимину казалось, что он выглядит в высшей степени соблазнительно, запрокинув голову и играя кулоном на груди, но Намджун лишь вытянул руку позади него — чтобы поймать, если опять потеряет равновесие. — Такси приехало, — только и произнес он, поднимая свой звякнувший телефон. — Сейчас домой поедешь… адрес хотя бы помнишь? Чимин не успел ответить — увидел, как изменилось вдруг Намджуново лицо от того, что он прочитал на экране. Возле рта появились жесткие складки, а глаза загорелись гневом, так что Пак невольно отвел взгляд. Он мог бы поклясться, что слышал шепотом произнесенное имя, но не разобрал его за играющей в баре музыкой. Намджун сжимал и разжимал разбитые руки, неотрывно глядя в телефон, забыв о Чимине. А тот смотрел на его лицо и силился вспомнить, где видел это странно-знакомое выражение — смесь злости, попранной гордости, задетого самолюбия, ревности… И вдруг его осенило — в зеркале! Каждый раз, когда Чонгуку удавалось его уязвить, Чимин твердил себе «не больно» — и видел между бровей эту складку, говорящую об обратном. Он внушал своему отражению, что вовсе не задет, но никак не мог разгладить силой воли проклятые морщинки. Как не мог перестать ощущать себя униженным и от этого еще больше его ненавидеть. Неужели они с Намджуном — в одинаковой ситуации? … — С кем ты подрался? — ляпнул Пак, не думая. Он был уже достаточно пьян, чтобы море ощущалось по колено, а Намджунов возможный гнев не будил инстинкта самосохранения. Но все-таки поёжился, ощутив на себе его тяжелый взгляд. — Тебе ни к чему эта информация. А машина и правда уже приехала. Пошли. Чимин соскользнул с высокого стула тряпичной куклой, не удержавшись на ногах — завалился прямо на него. От Намджуна пахло крепким ромом, немного потом и тем парфюмом, который особенно нравился Чимину: он медлил, с бессознательным удовольствием вдыхая эту смесь и не спеша отстраняться. Твердя сам себе, что просто изголодался по близости, ведь Чонгук уже полгода к нему не прикасался. Не целовал, не обнимал, даже близко не подходил, будто Чимин какой-то прокаженный. Он пытался найти утешение у других, но всё это было не то — механическая, без всяких чувств разрядка не утоляла этот голод, и после неё все без исключения мужчины становились Чимину просто противны. Может, просто уже прошло достаточно времени с последней попытки, а может, Намджун и правда был привлекательнее других, но Пак поймал себя на мысли, что не против. Сегодня. Сейчас. Пока он еще достаточно пьян, чтобы не пожалеть о своем решении. Он все еще жив (хотя иногда мечтает об обратном), и ему необходимо бывает простое утешение. Капля тепла. То, что поможет прожить еще один отрезок, подарив такие необходимые сейчас силы. — Я пойду в машину, — промурлыкал он, уже откровеннее прижимаясь к горячему под рваной рубашкой телу. — Но при одном условии… — Каком же? — терпеливо спросил Намджун, поддерживая его уже обоими руками — Пак старательно изображал пьяного в стельку. А может, даже и не изображал. — Ты отнесешь меня туда на руках! — Будь по-твоему, — буркнул Ким, и Чимин ойкнул, ощутив себя поднимающимся в воздух, а потом прижатым сильными руками. Посетители бара уставились на них, но Пак вряд ли мог различить выражения их лиц: все кружилось у него перед глазами в жизнерадостной карусели, а руки крепко обхватывали Намджунову шею. И было в этом что-то такое правильное и надежное, как в детстве — сидеть на отцовских руках. Чимин даже зажмурился от сходства ощущений и от того, как резко от тепла и спокойствия вдруг потянуло в сон. — Поехали, — прошептал он. — Скорее.