Шанс

— Отвали! Я не хочу, слышишь? Отпусти меня! Юнги почти не мог сопротивляться, безнадежно зажатый между шкафом и Намджуном, который прижимал его к себе. Иногда ему удавалось дернуть головой или даже удачно лягнуть, что для держащего его мужчины были скорее мелкие неприятности. Но он твердо решил, что не раздвинет перед ним ноги ни за что, поэтому продолжал активно вырываться и кричать теперь уже во весь голос, отбросив стыд подальше. — Помогите! На помощь! Где эта чертова соседка?! Если бы дверь на лестницу была открыта… но Намджун захлопнул ее, как только зашел. При мысли о том, что он это все продумал и спланировал, на Юнги накатила такая злость, что он всё-таки смог вырвать одну руку из его захвата и наградить увесистой затрещиной. У него даже мелькнула надежда, что это может привести Кима в себя. Но напрасно. Намджун даже не поморщился, продолжая его раздевать. Кофта полетела на пол, а порванная майка держалась на одном плече, обнажив его до пояса. Юнги ощутил чужую ладонь на своем животе и отчаянно дернулся, словно его коснулись паяльником. — Остановись! Я вызову полицию и засажу тебя в тюрьму, пойду до конца! — Нет. Ты нужен мне. В который раз он твердил это, как сломавшееся радио. Оправдывая то, что собирался сделать. Юнги мельком подумал, что он похож на наркомана в ломке: расширенные зрачки блестят, жутковатый голос, как у робота. Прижав его так, что едва мог дышать, Намджун упорно пытался стянуть с Юнги домашние брюки. Но он так брыкался и извивался, что делать это одной рукой было не очень-то удобно. — Я не буду твоим, — рычал Мин, методично пиная его свободным коленом по бедру. — Оставь меня в покое! С таким же успехом можно было доказывать что-то пустоте. Выкрикивая ругательства, Юнги понял, что его даже не слышат: прижавшись губами к белой шее, Намджун рвано выдыхал в нее. Как будто вампир, подумал он, снова отчаянно дергаясь. — Уходи! Я влюблен в другого человека! Он уже настолько не надеялся быть услышанным, что просто выпалил это на автомате — вдруг сработает хоть что-то. Но сразу после этих слов с удивлением почувствовал, как чужая ладонь перестала стискивать его плечо, причиняя боль. Намджун замер, а потом оторвался от его шеи и наклонился близко-близко, всматриваясь в глаза. Мину стало жутко, но он не опустил свои. Взгляд отводит тот, кто струсит первым, а ему не страшно! Он не жертва! Это без слов пронеслось в его голове, и он повторил насколько мог спокойно и четко, стараясь не сорваться на крик. — Я. Люблю. Другого. В тишине, вдруг наступившей между ними, захлебывающееся дыхание обоих казалось слишком громким. Они молча смотрели друг на друга — Намджун все так же нечитаемо, Юнги — отчаянно. Он сжимал зубы, чтобы не дрожать, со страхом понимая, что стоит сказать сейчас буквально одно неверное слово — и насилия уже не избежать. Он не переживет этого унижения, оно его сломает. Что угодно, лучше серьёзные побои, травмы, молился он про себя. Но только не изнасилование! … — Ты правда влюблен в него? В этого сопливого мальчишку? Его голос был всё еще незнакомым — хриплым от пережитого и каким-то надломленным — но Юнги ощутил огромное облегчение от того, как он прозвучал. Словно Намджун только что проснулся и наконец услышал то, что ему говорили. В его глазах появилась первая искра осознания — мелькнула через непроглядную темноту зрачков, и Мин её поймал. Но радоваться было рано, плохое еще могло случиться, и он из последних сил приказал себе собраться, чтобы его «да» не выглядело как истерика. — Он не сопливый. Увидев в сверлящих его глазах проблеск мысли, Юнги ухватился за разговор, лихорадочно пытаясь отвлечь Намджуна и заболтать, как учили когда-то в школе на уроках безопасности. — Он мне нравится! Уже давно и почти с самой первой встречи. Я хочу быть с ним. Не переигрывать, приказал он себе, ощущая, как от страха пересыхает горло и слабеют ноги. Действительно, страшнее казни только её ожидание — он прямо на себе прочувствовал эти слова. За несколько секунд, в которые Намджун вглядывался в его глаза, наклонившись так близко, у Юнги точно прибавилось несколько седых волос. Ну же, соображай, думал он, сжимая кулаки. Не молчи, ответь что-нибудь! Фоном он слышал какой-то странный громкий звук, все длящийся и длящийся. Юнги тупо слушал его секунд пять, прежде чем узнал звонок своего телефона. Он неуверенно шевельнулся, и Намджун тоже повернул голову, отведя наконец от него свой вязкий безумный взгляд. — Это Тэхён звонит! — воскликнул Мин. Губы как будто слиплись, и он ощущал на них засохшее, клейкое, отвратительно солёное. И смутно вспомнил, что в этой дикой борьбе умудрился прокусить себе губу. Кто бы это ни звонил, Мин почувствовал, что нужно произнести имя Тэхёна. Наверняка Намджун не захочет выглядеть перед своим другом диким животным! Ход был интуитивно правильно выбран — Юнги увидел, что он начинает потихоньку приходить в себя и осознавать реальность. Последним усилием вырывая у него свои руки, Мин даже выдохнул от облегчения. Кто бы ни решил ему сейчас набрать, этот человек буквально спас его. — Уходи, Намджун. Безумие все еще плескалось в его взгляде, и руки дрожали, но оно постепенно утихало, чем дольше он всматривался в Юнги. Мин даже не обращал внимания на кровь, только твердил «уходи, уходи» и руками закрывался бессознательно. Кусок оторванной футболки свисал с его плеча, и на белой коже виднелись царапины и следы пальцев. Через несколько дней они превратятся в огромные, кошмарно выглядящие синяки. Рассматривая его во все глаза в шоке и изумлении, Намджун даже не сразу смог поверить, что всё это сделал он. Он как будто действительно пришел в сознание после наркоза и увидел, что натворил под ним. — Хён… Он шагнул, протянув руку, но Мин буквально шарахнулся, хватая первое подвернувшееся под руку — длинную металлическую ложку для обуви. Это смотрелось бы даже комично, если бы не его наполненные страхом глаза. — Не подходи ко мне, не трогай! — выкрикнул он. — Убирайся! — Да, да, хён, — Намджун приподнял руки и отступил на шаг назад, слегка успокаивая его этим. — Но у тебя кровь на губе. Может, помочь… Обработать… Адекватность возвращалась, и он больше не мог смотреть Юнги в глаза. Глядя на него — взъерошенного, напуганного, в разорванной одежде и в синяках, Намджун вдруг ощутил усталость и чувство полного краха. Его прежний опыт говорил, что сопротивление иногда просто часть игры. Он охотно принимал ее правила (древнее, простенькое, но вечно работающее «охотник-жертва») и никогда не проигрывал. Но сейчас, видя взгляд Юнги, понимал, что действительно потерпел поражение. — Хён… Но Мин продолжал сжимать дурацкую железяку до побелевших косточек, глядя на него как на лютого врага. — Уйди, Намджун-а, по-хорошему прошу! Бесполезно было разговаривать, что-то объяснять, просить прощения. Юнги захлопнул за ним дверь с грохотом, который пошел по всему подъезду — Намджун вздрогнул, глядя на нее. Он ничего так не хотел, как вернуться назад, но понимал, что теперь это невозможно. Не полиции и не суда он боялся — его связей и в Корее с избытком хватило бы замять любое дело. Гораздо сильнее его мучили красные следы на шее и запястьях хёна. Его чертова природа никак не хотела успокаиваться и сквозь отвращение к самому себе все время рисовала ему картины Юнги покорного, уступившего ему. Не тому мальчишке! Но следом в памяти мелькало презрение в его глазах, обжигавшее похуже пощечины — Намджун бессознательно дергался, потирая горящее лицо. Это действительно был конец. Некстати вспоминался Сокджин с его любовью к обездвиживанию и наручникам. Наверно, именно это продержало их вместе так долго, потому что в остальном они отличались как день от ночи. Вкусы Джина, его шутки, слишком громкий смех, бесконечное самолюбование раздражало Намджуна. Но он почти два года мирился и с недостатками, и (чего теперь врать самому себе) с отсутствием чувств. Его возбуждает власть. Это какое-то уродство и наверняка отклонение, но он таким родился. Без ощущения того, что человек рядом готов подчиняться и принадлежать, его отношения обречены, как бы сильно он ни любил. Юнги — не подчинится. Бывают ситуации, когда лучшим выходом будет просто молча исчезнуть. (А перед этим стереть себе память и все чувства). Извинения ничего не поправят. Ему не станет легче, и Юнги наверняка тоже. Природа Мина отвергает демонов, которые терзают Намджуна. И в этом он счастливее него. Но Юнги, сжавшийся в комок на полу в прихожей, вряд ли бы с ним согласился, если бы услышал. Он просидел минут десять, тупо глядя в стенку и стараясь не думать о пережитом только что. Некого было попросить принести целую футболку, а встать самому и переодеться просто не было сил. Как и идти за телефоном — тот звонил уже раз в четвертый. Но потом с кухни потянуло палёным, и подняться все-таки пришлось — не слишком уверенно на дрожащих ногах. Там жадно напился прямо из крана и пару раз плеснул на себя, остужая горящее лицо и голову. Забытые овощи совсем обуглились в духовке. Отлично, ужинать как раз не хочется, равнодушно подумал он, вытряхивая их в мусорный пакет. Вынести бы, но при мысли, что Намджун не уехал, а караулит его например на лестнице, у него чуть не началась полноценная истерика. Спокойно, приказал он себе, нервно сжимая кулаки. Намджун, конечно, поступил как идиот, но он не преступник. Зачем ему караулить? Разве он не мог просто довести начатое до конца, если бы захотел? Сейчас разошедшиеся нервы Мина награждали его образ рогами и копытами, но где-то на периферии разума он все-таки понимал, насколько это глупо. Ему ничего не грозит. Повторив это несколько раз и немного уняв паранойю внимательным рассматриванием пустого двора и лестницы в глазок, он все-таки решился собрать комплект из мусорного пакета, перцового баллончика и маски на лицо (сейчас бы думать о психике соседей!). И с некоторой опаской ступил на лестницу. Писк подъездной двери, впустившей кого-то, застал его уже почти внизу. Юнги замер, ругнувшись про себя — не мог прийти на минуту позже! Почему-то всегда, когда никого не хочешь видеть, обязательно кого-то да увидишь… Он замер, выжидая, пока кто-то не уедет на лифте. Но уверенные шаги кого-то вместо этого зазвучали на лестнице, поднимаясь прямиком к нему — Мин замер, сжав баллон в кармане. Умом он понимал, что это не Намджун, а скорее всего сосед, но пережитый страх все равно вибрировал в кончиках пальцев. Он уже приготовился (на самом деле к чему угодно, от невнятного «здрасьте» до струи перца в рожу), как вдруг увидел прямо перед собой Чонгуковы глаза. — Хён! Вот и хорошо, что встретились, иначе ты бы не открыл, — как будто ждал, разулыбался он. — Но у меня есть козырь — мясная пицца! А еще заварю тебе классный чай, ты такого никогда не пробовал… и включу классный романтичный фильм. И покажу свою любимую игру. Только не прогоняй. Хён? Юнги стоял, смотрел и дрожал. А Чонгук сиял всем лицом, черными глазами, крупными белыми зубами — и выглядел абсолютно, по-щенячьи или по-детски счастливым, протягивая руки для объятий. — Пойдем, я позабочусь о тебе. Ты, наверно, устал с работы. Хён? Мин, как деревянный, почти упал на него и крепко-крепко обхватил в ответ его шею.