Шанс

Замерев от ужаса, как кролик, Чимин смотрел в ледяные глаза своего отца. Наверно, он и правда уродился слишком слабым — никогда не мог выдержать их взгляда. Ему вспомнилась младшая школа, и как один из одноклассников пришел заплаканный. «Мой папа умер», — объяснил он потрясенным малышам, обступившим его. Некоторые тоже расплакались, а восьмилетний Чимин подумал: что, если его папа умрёт? Тогда вернется мама, а злая и надменная Айын-щи уберётся из их дома навсегда! И они больше не будут бояться сказать или сделать что-то неправильное, этот страх не будет висеть над ними и давить, вынуждая понижать голос до шепота. Он заведет собаку, большую и теплую, как всегда мечтал. Мама добрая, она позволит! И никто больше не скажет Чимину, что в нем разочарован. Он тогда перестал дышать от стыда, впервые поняв, что боится своего отца. Вот если бы он не умер, а только уехал… вместо мамы. Подавленный своей неблагодарностью и бессердечием, горькими воспоминаниями о ней, он разревелся в голос, а дети бросились утешать. Они думали, что он боится потерять папу. Рядом с Пак Джихваном стояли два бодигарда, и он знал, что достаточно ему кивнуть этим цепным псам, и никакой Намджун Чимину уже не поможет. Его увезут прямо из этого зала, на глазах у десятков людей, и ни одна газета назавтра не напишет об этом. Никто не узнает, что с ним станет. Может, отец заточит его в клинике для душевнобольных на годы, чтобы не позорил имя семьи Пак, а стерва Айын родит ему нового, нормального сына! Он помнил, как она намекала на это после скандала, когда его отношения с Чонгуком перестали быть тайной. Страх сделал его ноги тяжелыми и слабыми. Крепко сжав губы, чтобы не дрожали, Чимин вскинул голову и с вызовом посмотрел на отца: он будет сопротивляться! Закричит на весь полный людей зал, будет звать полицию и Намджуна, если до него только посмеют дотронуться. Но не успел он додумать, как сердце острой иголкой пронзила мысль: Намджун обо всем знает! Ему надоело возиться, вытирать сопли, терпеть истерики, надоел Чиминов неадекват, и он нашел изящный способ — привез его сюда, чтобы сдать, так сказать, с рук на руки. Пренебрежительный взгляд отца ясно говорил, что он не боится скандала. Минджи и его напарник уже повернулись, готовые действовать по знаку босса, который все еще медлил, холодно изучая Чимина. Весь дрожа, тот старался справиться с подступавшей истерикой. Предательство Кима было так внезапно, хотя так ожидаемо! Да и не предательство это вовсе. Чимин не был ребенком и понимал — слова и обещания в их мире больших денег мало чего стоят, если они не скреплены контрактом. И уж тем более никто ни с кем не возится просто так. Благотворительность хороша на камеру, а если её никто не видел, то она пропала зря — так всегда говорил Пак Джихван. Просто Ким не прочь был проводить с ним время, пока это из легкого приключения не превратилось в груз — так было логично и понятно до тянущей боли под ребрами. Чимин ни на что другое не мог и рассчитывать. Но все равно, хватая воздух, тихо, безнадежно прошептал: — Намджун… С тоской разглядывая напрягшихся охранников и ледяной властный взгляд отца, который все сканировал его, будто разглядывая что-то за спиной. Или кого-то. — Я здесь, Чимин! Твердая теплая рука обхватила плечи, а вторая сжала его пальцы — ледяные и трясущиеся. Ким окинул его секундным взглядом, словно убеждаясь, что все в порядке, и встал рядом. Плечом к плечу, словно в драке. — Добрый вечер, Дживан-ши. Я рад, что вы пришли на кастинг. Его голос звучал тягуче и спокойно. Чимин сжимал его руку, не чувствуя своих пальцев, и вспоминал Чонгука — как он так же стоял рядом с Юнги, готовый сражаться за него. Но сейчас он не в состоянии был думать об этом, да и ни о чем другом — радость и облегчение вытеснили всё. Чимин ощущал каменные мышцы плеча, крепко прижатого к его, и впервые со времён детства чувствовал себя в безопасности. Пак Джихван поднял брови со сдержанным изумлением, уставившись на их сцепленные руки. Понимание сверкнуло в его очках бликами неприязни, когда он перевел взгляд на Намджуна, который спокойно его выдержал. «Да, вы все поняли правильно», — говорили его глаза, а рука твердо сжимала мокрую от напряжения ладонь Чимина. Забыв дышать, Пак ожидал чего то ужасного (обвала потолка или грома небесного), но отец лишь слегка кивнул на Намджуново приветствие… и молча прошел с охранниками мимо, так и не взглянув больше на него. Чимин как замер, так и остался стоять, боясь даже подумать о том, что это означает. — А эта красивая женщина — твоя мачеха да? — тихо выдохнул Намджун ему на ухо. Резко повернувшись, он увидел, как к отцу подходит Айын в блестящем платье, величественная, хотя и непривычно миниатюрная без своих фирменных высоких шпилек. Она как будто изменилась с тех пор, как он в последний раз был дома. То ли пополнела, то ли просто платье неудачное. Уж очень странно оно обтягивало ее талию… Осознание обрушилось на него вместе с торжествующим победным взглядом, которым смерила его мачеха. С особенной осторожностью, свойственной женщинам в новом статусе — защитницы и оберегательницы крошечного существа внутри себя — она грациозно подошла к мужу, взяла его под руку и они пошли, не оглядываясь и не попрощавшись. Чимин повернулся к Киму, все ещё чувствуя его мощное плечо на своем. Он не торопился отстраняться. Сведенное страхом тело постепенно расслаблялось, и Пак дышал медленно и глубоко, чувствуя, как галстук его душит. Огромное, никогда раньше не испытанное чувство облегчения ширилось и распирало изнутри. Он боялся задохнуться от него, а не от галстука. Чимин пару секунд бессмысленно смотрел на Кима, а потом в изнеможении прислонился к его груди. Он больше не нужен своему отцу. Какое счастье! Пока непутёвый сын не запятнал себя связью с мужчиной… нет, пока это обстоятельство не получило огласку («того, о чем не знают люди, не существует»), — из него ещё можно было слепить повод для гордости! Но сейчас уже нет. Материал испорчен. Чимин и вздрагивал от нервного смеха, и беззвучно всхлипывал, уткнувшись в Намджуново плечо. Жаль, что он не сделал этого раньше: не попался на глаза журналистам и всей светской тусовке. Сколько лет жизни не пропало бы зря!.. Но тогда Айын ещё не носила в себе ребенка… Он не успел додумать. Почувствовал в волосах какое-то лёгкое прикосновение и поднял глаза: Намджун улыбался. — Тебе лучше? — поинтересовался он в самое ухо, чуть-чуть задевая губами — так шумно было вокруг. — Да, — коротко ответил Пак, быстро вытирая глаза и почему-то застеснявшись. Он слышал звуки затвора камеры совсем рядом, но доверился Киму, который не позволил бы сделать ничего, что навредит агентству и его репутации. Теперь Чимин верил ему полностью. Странное это чувство: как будто собираешься прыгнуть в пропасть без страховки! Безумие, но такое соблазнительное и… возбуждающее. Ещё не отошедший от испуга, пьяный от внезапной свободы, он едва устоял на ногах, вцепившись в Намджунов локоть. Тело возвращалось к жизни. Чимин ощутил тепло в оледеневших ногах и пока ещё слабое, дразнящее желание, растекающееся по позвоночнику. Кажется, теперь он понимал, почему в фильмах спасённые девушки отдаются своим героям прямо на земле, среди пожара и обломков. Безумие возвращения к жизни после пережитого ужаса! Он взглянул на Кима, машинально и призывно раскрывая полные губы, сужая темнеющие глаза. Чимин надеялся, что похоть в них ничем не прикрыта, кроме ресниц — так, чтобы пристально изучавший его лицо мужчина сразу все понял. Но Намджун как будто не замечал ничего. Он отвел взгляд так легко, как будто между ними никогда ничего не было, кроме чисто приятельских отношений. Он раскланивался и кивал кому-то в толпе, пока удивленный и немного разочарованный Чимин медленно облизывал губы, не понимая, что опять сделал не так. Наваждение ещё не рассеялось, и он вряд ли сразу понял, о чем вполголоса толкует Ким, не забывая улыбаться шныряющим вокруг журналистам. — Америка в курсе, что я поддерживаю людей с нетрадиционной ориентацией и сам к ним отношусь, — мягко говорил он, как будто продолжая давний разговор. — И в Корее я тоже не собираюсь это скрывать. Кому не нравится, может со мной не сотрудничать, — и улыбнулся, показывая ямочки на щеках. Пак рассматривал их: красивые. Намджун сочетает в себе силу и спокойствие хищника. Обманчивая мягкость и скрытая угроза. Не мальчик, а мужчина, твердо знающий, чего он хочет и как именно этого добьется. Тот, кому можно доверять, и кто сможет защитить доверившихся ему. О ком-то таком Чимин мечтал давным-давно — ещё до появления Чонгука в его жизни. — Можно спросить тебя, — ляпнул он, не думая. — Да? — откликнулся Ким, не снимая руки с его плеча — от нее веяло жаром даже через ткань. — Помнишь, я говорил тебе, что не хочу отношений? — выпалил Чимин, зажмуриваясь и не давая ему ответить — перебив взмахом руки. — Так вот, если бы я сказал другое… Что я готов попробовать отношения с тобой? По-настоящему, а не чтобы забыть его? Впиваясь в его лицо, он словно в замедленной съемке он увидел, как Намджунова улыбка исчезла. Ее словно стёрли, и Пак ощутил, как внутри него что-то обрывается. И как он жалок в своей любимой забаве — гоняться за ушедшими поездами. Ведь у них с Намджуном ничего не было с тех пор, как Ким привел его в себя той жесткой унизительной поркой и запер потом в номере. С того дня — а точнее, вечера, когда он позвонил Чонгуку, угрозами приказал расстаться с Юнги. А потом пришел Намджун, и они ужинали вместе и долго целовались потом в постели, лаская друг друга. Но наутро все переменилось, внезапно, как по щелчку. Ким отдалился, стал холоден, а Чимин был слишком поглощён своей местью Чону и своими планами побега, чтобы выяснять, что произошло. Было немного досадно, но в целом обычная история — когда мужчина, натешившись, отворачивается в сторону. Он загородился цинизмом, как броней, чтобы не сознавать, как сильно его это задело. Звоня Чонгуку, Чимин заметил, что память гостиничного кнопочника пуста — набранные номера удалены. Но не придал этому особенного значения. То, что это мог быть Намджун — а значит, теперь он знает, куда Чимин звонил, — вызвало у него лёгкое чувство вины, с которым он успешно справился — как только убедился, что его не собираются вышвырнуть вон или отвезти обратно к отцу. Неужели Ким думал, что слова и обещания в постели чего-то стоят? И что, он никогда не нарушал своих? Чимин даже усмехнулся, но в глубине души ему по-прежнему было не по себе. И холод Намджуна переносить было труднее, чем он думал. Особенно после той ночи и тех поцелуев. Он попробовал быть ласковым, включить нежность, но Ким сухо ответил, что он устал и хочет спать, снимая с себя его руки. Может, если бы он не отталкивал, то и у Пака не возникло бы желания звонить Чонгуку? Как знать! Так успокаивал он себя, но безуспешно. Сейчас Ким смотрел на него, сведя брови и уже не улыбаясь. Его лицо стало замкнутым — он убрал руку с плеча Чимина. И этот жест лучше всех слов дал Паку понять, что он опять промахнулся. В очередной раз. Снова потерял что-то ценное, потому что не осознал вовремя этой цены, гонясь за тем, что уже давно потеряло всякий смысл. Пожалуй, слишком много открытий для этого вечера, устало подумал Чимин, поднося руки к вискам и растирая их под внимательным и хмурым взглядом Кима. — Мне надо подумать, — сухо сказал он, усилием воли разжимая брови и кивком приветствуя в толпе кого-то знакомого. — Я пока не знаю, готов ли к отношениям с кем-то, Чимин. Ты хотел забыть своего бывшего, а я… в общем, тоже хотел забыть. Я уже не знаю, сохранились ли у меня чувства к этому человеку, но он такой, что даже без всяких чувств никогда не предаст того, кого выберет. У него душа редкой чистоты. И сейчас он свободен. «А в тебе я разочаровался», — тихим эхом отдалось у Пака внутри. Как камень, разбивающий зеркало на мелкие осколки.

***

Днем светило солнце, но уже перед сумерками погода начала портиться. Чонгук, дрожавший на лавочке, плотнее запахнулся в куртку и надвинул маску повыше на лицо. Тэхён и Юнги прошли мимо него полчаса назад. Они не смотрели по сторонам, но бежавший рядом Моти затявкал, и Чону пришлось спрятаться за деревом. Щенок еще долго оглашал тихий двор звонким рычанием и лаем — Чонгук слышал голос Юнги, недоуменно спрашивавший: «На кого это он?» У него сжалось сердце, когда он услышал этот голос. Хён как будто похудел за эти три дня. Он шел медленно и нехотя, ссутулившись как от усталости, а Тэ что-то быстро говорил и энергично тянул его за собой. Чону стало чуть легче от этого зрелища — хотя бы он не один, о нем заботятся. Притаившись, он напряг слух, чтобы уловить, о чем они говорят, но ветер уносил обрывки слов. Тэ негромко рассмеялся и взял хена под руку, утягивая за собой — только тогда Юнги перестал наконец упорно оглядываться туда, где стоял затаивший дыхание Чонгук. Когда они скрылись, он вздохнул и устроился на лавочке, покрепче натягивая капюшон на голову. Ещё целая минута на обратном пути, пока Юнги будет идти вдоль подъездов — ради этого стоило потерпеть пробирающий до костей холод. Вчера он тоже замёрз, но погода была другая — один из тех солнечных и ветреных деньков, которыми балует сеульская весна. Хён тоже ненавидит холод, и вряд ли они сегодня будут долго гулять. Простуженно кашляя, он открыл игру в телефоне и постарался сосредоточиться на ней, но боязнь пропустить хена все портила: то и дело вскидывая голову на чужие шаги, он пропустил много очков, разозлился и в конце концов закрыл. И вовремя: Юнги и Тэ снова показались из-за угла дома. Мин растирал свои замерзшие, лишенные перчаток руки, а Тэхен тащил увесистые пакеты из магазина. Внутри Чонгука что-то дрогнуло при виде этой милой, почти семейной картины. Уже начинало темнеть, а соблазн посмотреть на хена поближе был слишком велик. Так что он не двинулся, изо всех сил притворяясь, что просто копается в мобильном — один из тех подростков, что ошиваются по дворам и подъездам! … — Знаешь, Намджун снова спрашивал о тебе, — Тэ ловко перехватил в руке пакеты. — Он хочет поговорить с тобой, хён. Сказал, что позвонит вечером. — Я не хочу говорить с ним… и вообще ни с кем, — без выражения ответил Мин, искоса поглядывая на него и видя, как он безуспешно старается скрыть надежду. Тэ ничего не знает про Намджуна и Чимина, да и не нужно ему знать. Пак вызывал у Юнги отвращение, но он не собирался платить ему такой же подлостью, рассказывая Киму о его похождениях. Может, это и выйдет наружу, только не через него. — Передай Намджуну, что нам не о чем говорить. С Чоновой души при этих словах будто свалилась бетонная плита. Забыв о конспирации, он смотрел прямо на хена, испытывая и боль, что он — такой, и какое-то совсем неправильное уродливое счастье. Ведь Юнги должен двигаться дальше. Он совсем не желал, чтобы хен долго страдал по нему и был одинок. Однако стоило ему представить Юнги счастливым с кем-то, как все эти благие намерения рассыпались, и он буквально выть был готов от тоски и ярости! — Но ему нужны нормальные отношения, и тебе тоже! — не удержался Тэ (Чонгук его очень хорошо понимал, но в эту минуту просто ненавидел). — Боги, какой же ты трудный, хён! Хорошо, пока у тебя не получится в него влюбиться, но встречаться-то никто не мешает? Никто не заставляет тебя с ним спать! — Мне ничего не нужно от Намджуна, ТэТэ, — отрезал хён, не повышая голоса. — Я люблю одного человека, и никто другой мне не нужен… Я не из тех, кто использует людей вместо пластыря на рану. Тэ вдруг остановился и замешкался. Они как раз подходили мимо, и он обернулся на Чона, поспешно уткнувшегося в телефон. Но тут же перевел взгляд на свои пакеты и шумно и озабоченно принялся рыться в одном из них, всучивая другой Юнги. — Хён, я забыл купить воды. Придется вернуться. Ты поднимайся, не жди меня! Мин ничего не ответил. Кивнул и пошел к подъезду, устало ссутулив спину — Чон провожал его глазами, пока дверь не захлопнулась. Он старался запомнить малейшие черточки, его голос, покрасневшие от холода коленки в прорехах джинс, зябко сцепленные пальцы, чёлку, выбившуюся из-под капюшона. Чтобы когда-нибудь, лежа рядом с Чимином, вспоминать все это, потерянное навсегда. Уйдя в себя и продолжая гипнотизировать дверь, за которой скрылся Мин, он даже не сразу заметил движение рядом. И вздрогнул, переведя глаза: Тэхён стоял перед ним, сузив свои красивые глаза в две яростные черные полоски. — Хён… — Урод. Размахнувшись, Тэ въехал ему кулаком в скулу. Чон взмахнул от неожиданности руками, на рефлексах отклонился — на его щеке вспыхнул красный след от костяшек. Но он не сделал движения защищаться, и сбитый с толку Тэхён не ударил снова, только прожег гневным взглядом. — Зачем ты испортил ему жизнь? — только и спросил он. Растирая горячее пятно на щеке, Чон не опустил взгляда, и это разозлило Тэ ещё больше. — Не мог найти кого попроще? Столько парней ищут легких приключений, а тебе обязательно нужен был тот, для кого все это всерьёз? Он почти выкрикнул это, не зная, как еще до него достучаться. Сердце рвалось, вспоминая Юнги, который впервые в жизни обманулся, приняв ложь за правду. Мин старался бодриться, но было видно, насколько он сломлен и ранен. Тэ не знал, вернется ли хён когда-нибудь к себе прежнему, каким он был до этого. И сколько времени на это понадобится. А виновник всего этого прискакал убедиться, как по нему страдают, и смотрит без всякого смущения, не опуская наглых глаз! — Я не врал. И не искал приключений, — негромко проговорил Чон, и Тэ чуть не задохнулся от ярости: до чего же циничен. — Просто так вышло, да? — перебил он с презрением и горечью. — Все равно ты не поймешь… Ты пустой, у тебя ничего нет ни в голове, ни в душе! Тебе не понять, что чувствует Юнги, потому что ты вообще не умеешь чувствовать! Если бы это было так. Насколько легче бы было Чону, сумей он забыть хёна, тупой болью засевшего внутри. Ведь у него не было другого выхода. Чимин взял его за горло, вынудил, и он не мог поступить по-другому. Теперь нет смысла терзать себя и продлевать эту агонию, надо учиться как-то жить дальше. Без него. Всё так, но все эти правильные и рациональные рассуждения не помогали. Его по-животному тянуло к дому Юнги, чтобы увидеть ещё хоть раз, хоть издали. Все эти три дня он приходил сюда в сумерках, скрывая лицо за капюшоном и маской, дожидаясь, когда Мин выйдет гулять с собакой. Но тот не выходил. Только свет в его окнах немного успокаивал грызущую изнутри тревогу. Чон старался не думать о том, насколько его хён хрупкий при всей внешней защитной грубоватости, но Тэ безжалостно напомнил об этом. Только тогда Чонгук отвел глаза, как виноватый, скрывая от него подступившие к глазам слёзы. Юнги не признает полутонов. Он полюбил всем сердцем, отдался полностью, наплевав на свое самолюбие и на то, насколько он старше. На смятых простынях это переставало иметь значение. Его застенчивые ласки дарили Чонгуку крылья за спиной, и сейчас он готов был выть, вспоминая эти моменты, когда мир был только для них двоих. — Уходи, — злости в голосе Тэхёна не убыло ни капли. Он сжимал пальцы, словно хотел растерзать Чона, стоящего напротив с опущенной головой. — Вали отсюда по-хорошему, и не дай бог ты попадешься еще раз мне или Юнги на глаза. Я не стану предупреждать два раза, так разукрашу, что новый бойфренд бросит! Чонгук поднял на него тяжелый взгляд. Слез в нем уже не было, но была такая беспросветная темнота, что Тэ чуть не поёжился. — Если бы, — только и выговорил он. — Хоть бы бросил. Каким счастьем было бы проснуться утром, зная, что он не нужен Чимину! Но он слишком хорошо знал Пака и его мстительность. Тот не собирался отступать, даже разрушив его жизнь полностью. Его удивляло только, что он так долго не звонит. Нет, это к лучшему, конечно — Чонгук совсем не был уверен, что сдержится и не задушит Чимина, как только увидит. Его готовность подбирать крошки вызывала брезгливость, а отсутствие достоинства как будто уничтожало даже красоту — Чон даже не мог вспомнить, когда в последний раз думал о нем без раздражения. Он даже примерно не мог представить, что творится в больной голове человека, который «возвращает» отношения через шантаж и ненависть. Пак согласился на отсрочку с явной неохотой. Тем больше удивило Чонгука его терпение — за три дня он так и не перезвонил и не объявился. Но ему было слишком плохо сейчас, чтобы думать еще и об этом. Не звонит, и плевать на него! Единственное, что волновало Чона — это состояние Юнги. Тэ прав, конечно. Не стоит ему больше сюда приходить. Если хён увидит, будет только хуже. Чон ощущал себя обреченным, прикованным как к подушке с кислородом к этим вечерним вылазкам: уже почти мёртв, но надеется протянуть еще немного. Как ему решиться разорвать эту последнюю нить? Как?! — Вали и больше никогда здесь не появляйся, — заключил Тэхён, снова сжимая кулаки и надвигаясь на него. — Чем быстрее он тебя забудет, тем лучше. «И встретит кого-нибудь другого. Возможно, даже Намджуна», — прозвучало невысказанным, но понятно. Чонгук постоял еще пару секунд, по-детски давая понять, что не испугался его. Его сердце билось как-то странно: то частило, вышибая пот, то замедлялось до того, что он почти не чувствовал его в груди. Нетвердыми шагами удаляясь от Минового дома, он снова думал, что хён заслуживает быть счастливым. С хорошим человеком без бурного прошлого, которого снова полюбит, так же сильно… Юнги будет счастлив, а значит, Чонгукова совесть должна успокоиться. Но вместо облегчения он ощущал такую тесноту в груди, что остановился под первым же деревом, схватившись за него и тяжело дыша. Он оглянулся: Тэ уже не было возле дома. Может, они с Юнги сейчас пьют чай или смотрят в обнимку фильм, укрывшись одним пледом… Чон скрипнул зубами, но тут его телефон ожил в кармане. Еще даже не взглянув, он догадался, кто это звонит — Чимин. У Пака всегда было чутье на моменты, когда его особенно не хотят слышать! И сейчас оно не подвело. С ненавистью буравя экран, Чон колебался: в таком состоянии он точно не удержится от соблазна наговорить ему «ласковых» слов. Но не отвечать нельзя — он на крючке у Чимина. Раб, купленный со всеми потрохами за одно-единственное обещание. Он не знал, сколько еще выдержит, но ему нужно держаться, иначе все принесенные жертвы окажутся напрасны. — Чонгук-и? — прощебетал Пак в самое ухо (Чона передернуло от звука его голоса). — Ты не скучал, надеюсь? Я был немного занят, поэтому не позвонил… — Жаль, что освободился. Он прикусил язык, но Чимин лишь рассмеялся в трубку, как всегда плюя на такую мелочь, как его чувства. — Опять грубишь! Ты неисправим, но я все равно ужасно соскучился. Встретимся вечером? — Я бы сказал «нет», но что это изменит? — снова не удержался Чонгук. Он просто не мог перестать истекать ядом, когда слышал этот беззаботный голосок. При одной мысли о том, что случится вечером, зубы Чона сжались. Представив себя в постели с Чимином, он почувствовал, как дыхание спирает от ненависти. Омерзительно. Еще помня всем телом прикосновения Юнги, обнимать того, кто заставил и хёна и его так страдать?! Но его не спрашивали. Пак щебетал все так же беззаботно, уже диктуя адрес. Какая-то гостиница в центре. Чонгук ощутил себя шлюхой на съеме, и новый приступ унижения и злобы обжег его. Как ему хотелось разбить в кровь это милое детское личико! Никогда не поднимал он руки на Чимина, но сейчас, боясь самого себя, вдруг понял, что может не сдержаться. И тогда напрасными станут все жертвы, и его, и Юнги. — Ты слышишь меня, Гуки? — лился из трубки ненавистный голос. — Я так давно тебя не видел… Тоска и нетерпение вдруг прорвались в нем, перекрыв весь напускной цинизм. Чон слышал, как учащенно он дышит, и сам задыхался от презрения и злобы. Нет, ему нельзя туда идти! Он же убьёт Чимина. Задушит эту мразь своими руками. Телефон в его сжавшейся руке издал какой-то странный звук, и по экрану мелкой сеткой пошли трещины. — Чонгуки? Ну, почему именно он стал роковым для пусть бывшего, пусть предавшего, но все-таки друга? — Я приду, Чимин. Ты порадуешься своей победе. Если сможешь. Ему было слышно, как Пак усмехнулся, и почему-то горечь почудилась ему в этой усмешке. Он скрипнул зубами и нажал отбой.