Шанс

Песня снова подошла к вступлению. В четвертый, кажется, раз. Вообще-то он уже пропустил пару нот, но Намджун уже смотрел так раздраженно, отбивая ритм жесткой ладонью по полированной столешнице, что Чимин поспешно вступил, успев только ужаснуться тому, как звучит его голос в наушниках. Ким выглядел усталым — вечер уже давно заглядывал через незакрытые жалюзи в маленькую, наспех отремонтированную комнату для практики еще не открывшегося агентства. За три прошедших кастинга Намджун переслушал около двух сотен молодых людей, пытавшихся склонить его в свою пользу — и не одним только вокалом. Он заметил множество откровенно завлекающих улыбок и взглядов, обещавших ему награду за правильный выбор. Нетрудно догадаться, какую. Ким пренебрежительно сжал губы, а Чимин, приняв это на свой счет, тут же сбился с мелодии, умолкнув прямо посередине припева. — Попробуй еще раз. Хоть до утра, если это понадобится. Намджун пустил запись сначала. Подчиняясь взмаху его руки, Чимин на этот раз вступил вовремя, инстинктивно выравнивая свой небольшой голос, вызывающий в памяти щебет какой-то миниатюрной птички. Такой мягкий, но чистый и ясный. Так звучит задетая неосторожной рукой клавиша. Чимин нервничал — мягкие пальцы, то и дело поправлявшие наушники, дрожали. В группе он не приживется, это понятно любому, кто хоть день провел в музыкальном бизнесе, отстраненно думал Ким. Чимину двадцать четыре — все потенциальные мемберы моложе него. Он не вытянет хореографию с его переломанным, собранным по крупицам позвоночником. И не выдержит жестокости развлекательной индустрии, потому что слишком ранимый под своим панцирем из упрямства и отчаяния. Перестав отстукивать ритм, Ким подался вперед, чтобы не упустить ни одного фальшивого звука в припеве: его чуткое ухо безошибочно различало ложь. Лицо Чимина покраснело от напряжения, но его голос вдруг легко взлетел вверх и раскрылся маленьким ярким фейерверком. И тут же опал — ему не хватило воздуха вытянуть взятую ноту. Он распахнул глаза, снова прерывая запись тонким жалобно-досадливым возгласом, но Намджун только раздраженно свел брови, в который раз запуская песню сначала. Нет, с таким отношением к неудачам он точно не годится для сцены! Но Киму нравилось слушать его голос и наблюдать, как эмоции песни отражаются на выразительном лице. Если бы он хуже знал Пак Чимина, то мог бы предположить за этой ангельской внешностью такое же внутреннее совершенство. Но нет, он не был ни ангелом, ни совершенством, а только собой — неисправимо грешным, лицемерным и озлобленным. Тэхён рассказал ему, что Чонгук расстался с Юнги, и Намджуну не составило усилий сложить два и два. Он даже не был удивлен — Чимин скитался по номеру как привидение. Что-то мучило его, и ночью он пытался прятаться от этого чего-то в изгибе Намджунового плеча. Минутами так и не уснувшего Кима охватывала такая жалость, что он хотел наплевать на все, растолкать его, тихо всхлипывающего во сне, встряхнуть узкие плечи: говори! Но тут же одергивал себя — нет. Пусть. Заслужил! Утром Намджун дал ему ключ от номера и полную свободу. Он видел, как блеснули Чиминовы глаза при виде карточки и как он безуспешно пытался это скрыть. Пак сам виноват, что так ничего и не понял, пытался он убедить сам себя — уже зная, что вечером с работы его будет встречать тишина. Юнги стойкий, думал Намджун, вспоминая сощуренные в ярости глаза и град ударов, обрушившихся на него. Он будет бороться, даже когда кажется, что ничего нельзя сделать. Кима восхищала его цельность, трогала искренность чувств (жаль, что не к нему, Намджуну). Он искренне сочувствовал, когда Тэ рассказал ему о хёновой беде. Он представлял себе состояние Юнги, многим пожертвовавшего ради Чонгука и этой единственной, как он думает, любви. Хён растерян сейчас, он измучен, выбит из колеи... но не сломлен! Намджун ощущал это своим чутьем — тем самым, позволившим ему отыскать нужных людей и выстроить целую бизнес-империю в далекой и чужой стране. Он никогда не встречал подобных Юнги, но сразу угадал его суть. Он слишком сильный, чтобы дать себя сломить. А Чимин — слишком слабый. Намджун невесело усмехался шутке случая — Пак позвонил ему, желая набрать Чонгуку. Всхлипы и фальшивые признания в любви, которые могли бы выпасть на Чонову долю, долго терзали его слух. Чимин, оказывается, врёт не только ему, отстраненно думал Ким, слушая его сочащийся отравленной патокой голос. Не то чтобы он знал, как звучит Чиминова искренность (похоже, что нет). Но настоящее признание в любви отличить способен. Осторожные намеки Пак Джихвана на душевную болезнь собственного сына уже не казались ему такой уж клеветой. Чимин просто нездоров, вот и всё. Отсюда и его распущенность, и лживость, и бредовые идеи. Ощущая, как вскипает внутри раздражение и горечь, Намджун думал, что знаменитое чутье впервые его подвело. Не надо быть таким самоуверенным! А сейчас лучше всего, увы, вернуть Чимина в заботливые руки отца — тот лучше знает, чем ему помочь. Ким и так потратил кучу времени на его выкрутасы, которое можно было бы употребить с куда большей пользой. Чимин устало шептал в трубку что-то о том, как ему одиноко и холодно, и сердце Намджуна невольно сжалось: пожалуй, это единственное было правдой. Кто угодно оттолкнул бы от себя людей и тронулся умом, если бы круглыми сутками думал о мести. Чимин не понравился ему сразу — еще в первую встречу, в баре: он похож на ангела, но падшего. Даже в красоте его было что-то жалкое. Засыпая на другом краю огромной кровати, чтобы ненароком не коснуться его, Намджун думал тогда о Юнги. Мин покорил его прямотой и честностью, но не нашел в Намджуне того же самого и поэтому его отверг. И правильно, думал он, неспокойно ворочаясь и прислушиваясь к дыханию Чимина за спиной. Вероятно, они действительно были бы плохой парой. Юнги упрям, независим, он не подчинился бы правилам Намджуна. Не говоря уже о том, что его на каждом шагу шокировала бы Кимова вопиющая неидеальность. Да, он не такой скромный и простой парень, каким его воспитывала мама, но будь он таким, о большом бизнесе оставалось бы лишь мечтать. Намджун вдруг подумал, что неприятен ему точно так же, как сам сейчас брезгует Чимином. И усмехнулся в темноте, бесшумно поворачиваясь и вглядываясь в лицо спящего парня: пухлые, липкие от размазавшегося тинта губы приоткрыты, косметика размазалась по подушке. Похож на дешевую потаскушку. Много пьет и всё время врет — Намджун считал и пустые шоты, и ложь. Но «спящий» Пак вдруг вскинул ресницы, перехватил его взгляд и сразу отвернулся, опустил вспыхнувшее лицо в подушку. «Правильно делаешь, что презираешь меня, я и сам себя презираю», — словно говорила его поникшая спина. Он сам предложил бросить в него камень. Намджуново проклятое, не изжитое до конца белоплащевое рыцарство! Воспитание мамы — неисправимая вера, что человека, который осознаёт свое падение, можно перехватить и подтолкнуть наверх… Спасибо, что покончил с этим мифом, думал он, слушая Чиминов бред в трубке и молниеносно выстраивая план: отвезти его на кастинг и там организовать встречу с Джихваном. Тот давно намекал, что Намджун лезет не в свое дело, вмешиваясь в их с сыном отношения, и теперь Ким готов был признать свою ошибку. Но Чимин опять спутал ему все карты. Ужас в его глазах, устремленных на отца, и это тихое безнадежное «Намджун», как писк попавшего в ловушку мышонка… Так умоляют обреченные, уже понимая, что никто не услышит и не спасет их. И Намджун снова не выдержал. Он встал рядом с тем, кто ему не нужен, крепко сжимая его руку и успев заметить только удивление в глазах почтенного мафиози. Он никогда не питал иллюзий насчет приторно-благочестивого имиджа Пак Джихвана. В глазах Чимина точно мелькало иногда безумие, но не этот ли человек был причиной? Намджун ощутил холодок гнева, бегущий по спине. Каждый человек свободен, но, видимо, не Чимин. Он напоминал беглого раба, замершего в ужасе перед своим хозяином. Спасибо, мама, за то, что твой сын никогда не мог пройти мимо всяких угнетенных и обижаемых! Сколько убытков и неприятностей это принесло Намджуну, и сколько еще принесет? Чимина трясло на его плече, и Ким уже видел по его лицу, что пришло время благодарности — она не замедлила свалиться на его голову в виде тихого «Что бы ты сказал, если бы я захотел попробовать отношения с тобой?» Конечно, нет! Только не это — впустить в свою жизнь проблемного, нестабильного парня, который в любой момент может выкинуть всё что угодно! Разве Намджун похож на безумца? Чего стоит только бредовый Чиминов план отомстить Чонгуку, его идея-фикс — стереть в порошок того, кто не любил его, но тем не менее выходил после аварии, поставил на ноги, получив вместо благодарности одну ненависть! И он получит то же самое, если подпустит его близко. «У меня есть хотя бы шанс?» Как ни владел собой Ким, но его сердце все равно сжалось, когда он увидел, как что-то рушится в Чиминовых глазах. Он уже потянулся, чтобы обнять — одним махом стереть в порошок все, что стоит между ними и мешает, пусть для этого придется бороться с самим Чимином, полностью растворить его в себе, заменить его волю своей, чтобы он наконец-то перестал разрушать — самого себя и все, к чему прикасается. Намджун почему-то не мог равнодушно смотреть на то, как он это делает. Одному ему не справиться со своей жизнью. Ему не хватает сил, а Намджуну не хватает его покорности, чтобы направить и исправить, залечить раны и срастись в одно целое. Но в следующую секунду он уже опомнился, мысленно отвешивая самому себе пощечину: как бы он ни хотел вытащить Чимина — это только его желание! А цель Пака — пользоваться им, врать ему и продолжать бегать за Чоном. И даже не совсем понятно, когда и каким образом Намджун, трезвый и прагматичный в своих расчетах, мог вляпаться во всё это дерьмо! «У тебя есть шанс пройти прослушивание в мою компанию, если ты постараешься», — Ким подцепил его за локоть, увлекая долой с вездесущих глаз репортеров, уже навостривших на них объективы — в будущую комнату для практики. Это был неплохой ход, чтобы сменить их беседу, но Чимин воспринял его все с той же наивной серьезностью. «Ты думаешь, у меня получится?» — усомнился он, надевая наушники. Намджун только пожал плечами, радуясь, что удалось его отвлечь. Он похож на ребёнка — это и раздражает, и причиняет боль. Чимин шевелил губами, читая слова песни, а Ким думал о том, что не собирается класть свою жизнь на то, чтобы вечно защищать его от него же самого. Да, он не виноват, что не знает здоровой, не разрушительной любви — научиться было не у кого. Но почему, черт возьми, это должно волновать его, Ким Намджуна?! Включая первую попавшуюся песню, он желал только одного — отвлечь Чимина от своей персоны и от мыслей про отношения с ним. Даже если Намджун согласится, Пак так же смачно наплюет ему в душу, как плюнул на простое условие — не врать, пока живет с ним под одной крышей. Он не знает, что такое честность, потому что насквозь фальшивый! Песня подошла к началу. Чимин вступил, и Ким вдруг повернулся к нему, роняя карандаш, который машинально крутил в руках.

Не думай ни о чём, Не говори ни слова Просто улыбнись мне

Чимин под его взглядом тут же сбился, лепеча что-то о том, что никогда раньше не пробовал петь, но Намджун только отмахнулся, запуская музыку сначала.

Я до сих пор не могу поверить… Всё словно во сне, Не вздумай исчезать! Это правда?

Сердце сделало маленькую заминку-перебой, когда улыбающийся взгляд Чимина скользнул по его лицу. Он явно оживился и с удовольствием прислушивался к звукам своего голоса. Совсем особенного, не похожего ни на чей другой. Намджун, переслушавший множество вокалистов, старался скрыть свое волнение. Еще не найденная звезда новой группы, чьи плакаты уже через три месяца украсят Сеул, должна была обладать именно таким тембром — запоминающимся с первой ноты и с первого слова. На его прослушиваниях побывало много парней, и все они пели хорошо, имели поставленную технику, но не цепляли. Они хорошо передавали эмоции песни, но уже на следующем претенденте Ким не мог вспомнить, как же звучал предыдущий. Их голоса не трогали душу, не приковывали внимание, а значит, не годились. Чимин проделал всё это играючи и без труда. Ким теперь знал, откуда взялся в его голове это высокое, мягкое, идеальное звучание, который он все это время искал! Пак говорил, смеялся, плакал, выкрикивал ругательства, и его яркий, очень узнаваемый голос засел в подсознании Намджуна, как в компьютерной программе. Он сравнивал всех с ним, сам не понимая. Хороших певцов много, но кумиром миллионов станет тот, кто сможет им запомниться. Чей голос узнают, услышав всего один раз. … — Я с детства мечтал о сцене! — в очередной раз сбившись, Пак пустился в откровения. — Но отец никогда бы не позволил мне выступать. Ему легче было бы увидеть меня мёртвым, чем допустить такой позор… так он говорил. Намджун только неопределенно повел плечами. Он любил свою работу и иногда сравнивал себя с копателем, который перерывает тонны обычной породы в погоне за крупицей золота. Или с астрономом, чьи открытия случаются иногда совсем внезапно и вовсе не в той части неба, где искали сверхновую. Но пока он еще не осознал и не смирился с тем, что только что открытая яркая звезда, возможно, золотой голос и будущее лицо его агентства — это Пак Чимин! Он просто не был к этому готов.

Хочется остановить время Вдруг этот момент пройдёт И окажется, что ничего и не было Что, если я потеряю тебя? Боюсь, боюсь, боюсь этого

Отвернувшийся Намджун чувствовал на себе его взгляд, и на миг ему почудилось за интонацией что-то большее, чем просто слова песни. Но он тут же остановил себя — так и должен звучать певец, чтобы убеждать каждого слушателя, будто он поёт лично для него и про него. Чимин чувствует это интуитивно, и у него весьма неплохо получается, надо признать. Еще один аргумент, почему Намджуну следовало бы унять личные мотивы и без дальнейших проб подписать с ним контракт. Он мог бы выступать даже соло. Техника? Наживное дело при таких природных данных, в его американском агентстве работают педагоги, способные научить петь кого угодно. Но всё внутри Намджуна яростно сопротивлялось этому решению. Ведь это означало, что Чимин останется в его жизни, а этого он теперь хотел даже меньше, чем в начале их знакомства! Тогда Пак был ему безразличен, разве что немного неприятен, но сейчас… — Достаточно. Хватит, — отрезал он, резко выключая музыку и в смятении поднимаясь на ноги под его удивленным взглядом. — Прослушивание окончено! — Я прошел его? Чимин тоже поднялся, приближаясь к нему своей мягкой грациозной походкой. Он чему-то улыбался, бесстыдно глядя на Намджуна в упор и облизывая яркие, слишком идеальной формы губы. — Ещё не знаю, — отрезал Ким, отворачиваясь, чтобы не слышать приторно-сладких духов и не ощущать жар тела, пышущий через тонкую рубашку — Чимин стоял слишком близко, как всегда испытывая его терпение. — Такие решения не принимают за минуту. Это была ложь. Все решения, касающиеся контрактов, он принимал не за минуты — за секунды. Перед этим, конечно, смотрел записи выступлений, просил спеть или зачитать без музыкального сопровождения, но последним аргументом всегда была личная встреча. Взгляд, приветствие, пожатие руки — и он уже знал, станет или нет звездой совсем обычный с виду парень или запинающаяся от смущения девушка. Чимин будет кумиром миллионов. Еще ни в чем и никогда Намджун не был так уверен! — Я дам тебе визитку, — сказал он как можно спокойнее, стараясь не смотреть на порхающую по ярким губам Пака легкую улыбку. — И позвоню одному знакомому продюсеру здесь, в Корее. Если выдержишь обучение — дебютируешь сольным певцом максимум через полгода. У тебя… — Намджун слегка запнулся, — …есть задатки. Но Чимин вдруг перестал улыбаться. Почему-то он совсем не казался радостным, услышав эту новость. Его глаза потемнели и погрустнели, когда вспыхнувший в них оживленный огонек погас. — А твое агентство? — он сглотнул. — Почему ты не хочешь заключить со мной контракт, если говоришь, что у меня есть способности? Он смотрел на Кима в упор прямо и требовательно, и тот напряг волю, чтобы не выдать настоящей причины. Он знал, что озолотился бы только на продаже Чиминовых пластинок. И одно из агентств большой тройки теперь озолотится вместо него — там наверняка решат, что Намджун сошел с ума, раз добровольно уступает им такой куш. Но у него есть на это веские причины! — Я не думаю, что мы сработаемся. Чимин изумленно уставился на него. Неверие, злость, упрямство промелькнули в его глазах, сменяя друг друга. Последней была боль. Намджун отчетливо увидел её, погасившую золотистые блики на радужке, и его сердце опять мучительно кольнуло. Неужели он не сможет? Ради себя самого не порвет то зависимое, больное и неправильное, которым они связаны? Пока у него еще есть силы сопротивляться! Пока не увяз в Чимине окончательно. — Вот визитка моего знакомого, — как можно спокойнее сказал он, ища ее на столе. — Я позвоню и договорюсь. Тебя возьмут стажёром, и если будешь усердно работать, то… Треск бумаги прервал его речь. Прикусив губу, Чимин разорвал визитку в мелкие клочки и бросил на пол, ему под ноги. И уже повернулся к двери, как был схвачен под локоть уже до края раздраженным Кимом, который рывком притянул его к себе под треск рубашки: — Ну и к чему эти демонстрации уровня младшей школы? Когда ты уже научишься разговаривать как взрослый, а не топать ножкой как малыш?! Чимин сузил глаза, отбиваясь от него. Сейчас они были темными и усталыми, как остывший кофе — вглядываясь, Намджун видел тщательно замаскированную синеву и мелкие морщинки. — Мне не нужна другая компания. Я хотел работать с тобой, но раз нет, так нет, подумаешь, честь! — на короткий миг он утомленно прижался к Намджунову плечу, но тут же снова воинственно вскинулся, упираясь маленькими руками в грудь. — Отпусти! — Отпущу, когда успокоишься. Намджун боролся с желанием залепить ему пощечину, чтобы почувствовать ладонью выступающую тугую скулу. Сколько нервов уже вымотал ему этот человек? А сколько еще вымотает? Чимин дергался в его руках все слабее и слабее — озлобленный, беспомощный, никому в целом мире не нужный. Он слабо всхлипнул и уткнулся лбом ему в грудь, бессознательно ища тепла. И когда руки Намджуна неуверенно обхватили его, скользнув к талии, Пак поднял лицо, закрыл глаза и раскрыл свой припухший порочный рот. — Нет. Только не это. Только не так! Часто дыша и вытирая обожженные об него губы, Ким отскочил от него. Но глаза Чимина настигли его даже на противоположном конце комнаты, пытая все тем же вопросом, от которого он уже плохо спал по ночам. «Что ты чувствуешь ко мне?» — читалось в нем, и всю жизнь предпочитавшему правду Намджуну будто камень перекрывал глотку, мешая выплеснуть накипевшие в ней жестокие слова. Похоть. Жалость. Порыв перевоспитать, с треском провалившийся! Да, он не святой, его тело желает Чимина, но, черт, разве на этом построишь отношения?! С человеком, поступки которого тебе омерзительны! Который не сказал за месяцы знакомства и пары не лживых слов! Он опомнился и шагнул к двери — сперва нерешительно, а потом, подгоняемый смятением, все тверже и быстрее. Впервые видя Чимина действительно растерянным, без маски рокового соблазнителя. Лицо Пака исказила беспомощная злость, и он накрепко вцепился ногтями в дверной косяк, упрямо загораживая ему выход. — Я все исправлю! Я гонялся за Чонгуком, но слишком поздно понял, что он больше не нужен мне… Дай мне шанс, и ты не пожалеешь! Всего один шанс! — Чимин, хватит, — Ким прокусил себе губу изнутри, сжимая зубы и отстраняя его руки. Противный соленый вкус заполнил рот, нестерпимо захотелось сплюнуть. Он молча смотрел на него, раздраженный и смертельно уставший. — Успокойся. — Я буду хорошим, — Чимин опомнился и затараторил, повисая на руке. — Я исправлюсь! Мне нужна только цель, чтобы стараться, понимаешь? Ради кого-то… — его голос упал почти до шепота, а холодные пальчики невесомо провели по губе Кима, там, где яркая капля крови показалась на ней. — Ради самого себя, — отрезал Намджун. — Ты должен измениться ради себя, а не кого-то. — Да плевать мне на себя! Плевать на эту жизнь, если в ней нет никого, кто стал бы моим смыслом! — яростно прокричал Пак ему в лицо, со злостью и болью впиваясь ногтями в ладонь.- Я никогда не мог отдаться до конца, потому что не встречал ни одного человека, который увидел бы меня настоящего! В меня влюблялись, не думай, — лицо адвоката Ли Сэджина вдруг встало перед его глазами, и он бессознательно тряхнул челкой. — Но все видели только маску — то, что я позволял им увидеть… Только ты сразу распознал ложь! — Это было не трудно. — …и не отвернулся от меня. Благодаря тебе я снова поверил, что всё может быть хорошо! — Теперь я виноват в том, что всё плохо? — перебил Ким, прищурившись и снова пытаясь оторвать от себя его руки. — Привычка тянула меня к Чонгуку. Это была уже не любовь, но я никак не мог от него отцепиться… — Не прицепившись к кому-нибудь другому, так? — выпрямившись и возвышаясь над ним, Намджун смотрел с горечью, но Паку некогда было думать, почему. Беспомощно открывая рот, он хотел возразить — Ким не дал. Все так же спокойно и размеренно продолжал расстреливать словами, глядя в упор: — А еще ты хотел ему отомстить и сделал это. Мне тоже подстроишь гадость, если не оправдаю твоих ожиданий? — не дожидаясь ответа, он отстранил неловко цепляющиеся за его пальто дрожащие руки и шагнул за дверь. — Извини, Чимин. Я очень устал за день, и у меня еще есть дела. Мне нужно ехать! Он не обернулся на отчаянный крик сзади. — Мне не нужен кто-нибудь! Я хочу, чтобы ты стал моим смыслом!

***

— Разрешишь войти, хён? Одетый в спортивную куртку, с повязкой на темных волосах Юнги инстинктивно отпрянул, видимо вспомнив их последнюю встречу. Но Намджун приподнял руки, всем видом демонстрируя мирные намерения, и он, поколебавшись, настороженно кивнул. Уютно, подумал Ким, обводя взглядом небогатую, но удобную обстановку и бессознательно втягивая поглубже запах свежеиспеченного рисового пирога, пропитавший всю квартиру. Такой пекла его мама, но как-то вышло так, что заехав к ней сразу по прибытии на родину, Намджун потом на целых полтора месяца увяз в работе и в непрерывных злоключениях Чимина и уже успел забыть вкус настоящей корейской домашней еды. Рестораны — это всё же не то. Юнги молча ждал, скрестив руки и глядя на него не то чтобы дружелюбно. — Ты, наверно, удивлен, зачем я пришел? Мин кивнул, машинально теребя молнию куртки. Зауженные спортивные брюки подчеркивали длину его ног и правильные пропорции тела, и он стал меньше сутулиться, отчего казался выше. А еще сильно похудел. Скулы выступили на нерумяном лице, делая бледность болезненной, но и придавая ему утонченность на грани с шиком, словно у модели из дорогого глянца. Намджун даже завис немного, удивленно оглядывая его. — Я собирался погулять с собакой. У меня не так много времени, — сухо уронил Юнги, и он кивнул, с усилием отрываясь от разглядывания. — У меня есть кое-что для тебя, хён. Информация, которую ты должен знать. И прежде, чем Мин замотал головой и выставил вперед обе руки, словно защищаясь, добавил: — Про Чимина и Чонгука. — Я не хочу ничего о них знать! Особенно о Чимине. Его лицо выразило отвращение, когда он произнес это имя. Намджун смотрел, как тонкие пальцы нервно метнулись к застегнутому воротнику куртки, как будто тот его душил. Вжикнула молния, его взгляду открылась молочная шея. Юнги вздохнул глубоко, будто вынырнул откуда-то со дна, и снова повторил, собирая всю свою решимость: — Мне не интересно! Если ты пришел поговорить о них, то… — Они оба кое-что от тебя скрыли. — Думаешь, это важно теперь? Но Ким отлично видел, как часто поднимается ткань куртки на его груди и как крепко, до боли сжались руки, скрещенные на ней. Он невольно позавидовал Чонгуку. Юнги продолжает его любить — того, кто его бросил, ранил гордость, заставил страдать. Хотел бы Намджун быть тем, к кому испытывают такие сильные и чистые чувства. — Чимин угрожал Чонгуку, — медленно сказал он, глядя в темные глаза с узким разрезом. Непроглядная тоска была в них, но Мин только сжал губы, всем своим видом демонстрируя безразличие. — Да, я знаю. Он сказал, что засадит его в тюрьму. На месте Чонгука я бы тоже… — он сглотнул раз и потом другой — кадык на открытой шее дернулся, будто прокатился клубочек. — Тоже не захотел быть осуждённым, — спокойно закончил он и отвернулся. Очень вовремя, чтобы не увидеть в глазах Намджуна восхищения. Он сразу простил Юнги эту маленькую ложь, ведь достаточно знать его совсем недолго (столько, сколько Ким), чтобы понять, что он пойдет на любые жертвы ради дорогих ему людей. Хотел бы Намджун входить в их число! — Чимин пообещал, что псы его отца расправятся с тобой, если он тебя не бросит. Чонгук сделал это ради твоей безопасности, хён, — закончил он спокойно, любуясь безупречным профилем. Юнги повернулся к нему не сразу. Ему потребовалось время, чтобы осознать услышанное — теребил найденную в кармане зажигалку, упорно не поднимая головы. Зажигалка вырвалась из его пальцев, глухо стукнувшись об пол. — Откуда ты знаешь это? — Из телефонных разговоров Чимина, — честно ответил Намджун. — Я прослушивал их. Не собираюсь его защищать, но он нездоров, хён. Он не понимает, что делает. — Это заметно, — рывком поворачиваясь к нему, перебил Мин. — Но зачем…? Зачем ты мне всё это рассказываешь сейчас? Что это изменит, если мы с Чонгуком не вместе и уже не будем! Как ни старался он произнести это спокойно, но голос выдал. Наступив на уроненную зажигалку, споткнулся, взмахнул руками — Намджун среагировал мгновенно, подхватив падающее тело и крепко прижимая к себе. Сердце Юнги несколько секунд билось на его груди, часто и сильно ударяя в неё, и он вдруг совсем некстати вспомнил объятия Чимина. Его теплые миниатюрные ладони на своем теле и смешно раскрытые во сне губы. Будет ли ему не хватать их там, за океаном? Намджун прислушался к себе, ожидая ответа, но так и не получил его. Только злость и обида шевельнулись внутри, вязкие и черные, как болотный ил. — Отпусти меня, — Мин, извернувшись, слабо уперся плечом, и он медленно разжал свои объятия. — Чимин обманул вас обоих, — не спеша продолжал Ким, следя, как он в смятении отступил на несколько шагов. — Он ушел из дома, разорвал отношения со своим отцом, и все угрозы превратились в пустой блёф. Он ничего не может без Джихвана. — Почему ты так уверен? — Мин тяжело дышал, оправляя свою одежду, пока Намджун машинально и бездумно скользил взглядом по его фигуре, отдыхая от этого долгого, слишком тяжелого дня. Юнги, даже взволнованный, все равно успокаивал одним своим присутствием, как мазь на рану или как глоток воды. Спокойствие — не его ли Ким искал, уставая иногда от суеты своей жизни? — У меня дела с его отцом, — коротко ответил он и с трудом подавил усмешку, заметив, как Мин изменился в лице. Тэ прав, он действительно не от мира сего. Верит, что можно плавать в грязи и не запачкаться, а большой бизнес — это именно грязь. Хоть Намджун и старается оставаться в нем человеком… насколько это возможно. Собственно, поэтому он и пришел сейчас сюда. Даже зная, что это заставит страдать Чимина. — Он знал, чем напугать Чонгука, но теперь ничего не сможет сделать ни тебе, ни ему. Правда, отличные новости, хён? — Я… я не думаю, — спустя паузу тихо отозвался Юнги, и его голос прозвучал как-то странно. Намджун с изумлением смотрел, как он мнет в руках кепку, взяв ее со стола. Его лицо, сначала раскрасневшееся, побледнело, плечи ссутулились и весь вид не выражал никакой радости, как будто он не понял смысла сказанного. Взмахнув рукой, Ким врезался локтем в дверной косяк и зашипел — Юнги перевел на него темный взгляд, внимательно и отсутствующе рассматривая гримасу боли. Намджун набрал уже воздуха, чтобы повторить ему еще раз, но Мин жестом прервал его, отворачиваясь и тоскливо разглядывая уже окно, где ночь давно уже залила чернилами двор и негорящие фонари. — Если ты хочешь сказать, что мы с Чонгуком можем снова быть вместе, как будто ничего не случилось… то это не так, Намджун-а. Ким решил, что ослышался. Юнги ведь любит Чонгука! Он знал это даже раньше того чертового вечера, когда пытался и не смог сделать его своим — напоминание об этом до сих пор уязвляло его гордость. Знал даже раньше, чем сам Юнги! — Почему? — вырвалось у него прежде, чем успел подумать. Глаза Юнги казались черными на похудевшем, с заострившимся подбородком лице. Он и раньше не выглядел на свои двадцать восемь лет, а сейчас — почти как бунтующий упрямый подросток. — Чонгук мог бы рассказать мне всё как есть, но моя мнимая безопасность почему-то оказалась для него важнее… того, что я подумал и почувствовал, когда он ушел! Голос все-таки изменил ему. Он становился все глуше и тише по мере того как Юнги говорил, и под конец неожиданно сорвался на высокой некрасивой ноте. Он быстро отвернулся, но Намджун успел заметить, как его глаза влажно блеснули, а руки судорожно вцепились в потрепанную кепку. — Ты очень категоричен, хён, — осторожно проговорил он, думая, будет ли уместно подойти и положить руку на худенькое плечо. В хёне всегда было что-то трогательное — наверно, его чистосердечность, искренность, которую он даже не пытался скрывать. Это в нём и зацепило Намджуна когда-то, да и сейчас его восхищение Юнги никуда не делось. Есть люди, к которым просто невозможно остаться равнодушным, однажды их узнав. — Какой уж есть, — пробубнил он в нос, упрямым взмахом головы отказываясь от предложенного Кимом платка. — Наверно, поэтому мне суждено быть одиночкой. Никогда не было отношений, и начинать не стоило. — Ты боишься быть счастливым, потому что счастье может внезапно закончиться? — очень тихо спросил Намджун, вглядываясь в еле заметную дрожь его плеч — хён обхватил их руками, словно пытаясь согреться, и внутри у Кима снова больно отозвалось напоминание о Чимине. Это был его жест. Это он обнимал себя миниатюрными ладонями, словно прося защитить его от всего мира — Намджун, видит бог, сделал бы это для него. Чего бы он ни сделал, если бы ему только позволили! Но Чимин решил по-другому - что ж, это был его выбор. — Моё счастье уже закончилось. Юнги успокаивался на глазах, стыдливо пряча прорвавшуюся боль обратно за свою непроницаемую маску — Ким наблюдал за ним отстраненно, как за незнакомым. — Давай уедем, хён, — вырвалось у него раньше, чем успел подумать, и Мин посмотрел с удивлением, растерянно шмыгая носом. — Если ты больше не хочешь быть с Чонгуком, так почему бы не начать новую жизнь в Америке? Ты не влюблен в меня, я знаю, — он поднял руку, властно останавливая замершее на губах Юнги возражение. — Но этого и не нужно, хён! Мы могли бы стать партнерами, и такой союз был бы крепче всех этих любовных путаниц, заканчивающихся всегда одинаково! Меня устроит твоя порядочность, доброта, твои принципы, — он окинул долгим взглядом Мина, изумленно и ошарашенно хлопавшего глазами. — Ты не предашь и не воткнешь мне ножа в спину, не будешь пользоваться моими чувствами — поверь, уже одно это перевешивает все минусы… Обещаю, хён, ты не пожалеешь, если согласишься. Я могу открыть перед тобой любые двери и сделаю это! О чем ты мечтаешь, скажи? Его глаза властно впились в расширенные зрачки Юнги, и тот не смог отвести свои. Впервые он понял, почему одни люди приказывают, а другие им подчиняются — Ким спрашивал мягко, но не ответить ему было невозможно. Он пробормотал, не успев опомниться: — Музыка. В юности я хотел создавать ее, продюсировать, но пришлось бросить. Ради семьи. — Освоить другую профессию, которая приносила бы какой-никакой, но доход? — он медленно кивнул. — Со мной тебе не придется больше думать о деньгах, — сказал Намджун, мягко приближаясь к нему. Мин отступил, впечатываясь спиной в стену и в смятении поднимая на него взгляд: — Нет! — Не бойся, Юнги, — впервые он назвал его так, без «хёна». — Я не собираюсь тебя принуждать. Тогда я ещё не знал, какой ты, а теперь знаю и не стану требовать подчинения. Мне будет достаточно твоей верности. Юнги почувствовал, как занялось у него дыхание под прямым и властным взглядом удлинённых драконьих глаз. Америка. Страна огромных возможностей, которых у него никогда не было. Детские мечты вдруг ожили в памяти, воскрешенные мягким голосом: скромное пианино в углу комнаты, которое было выше него, шорох и запах нотных тетрадей, ощущение счастья, когда его неуверенные пальцы извлекали из инструмента волшебство — хрупкую мелодию. Он был счастлив тогда — до того, как узнал слова «долг» и «нужда». И это счастье, оказывается, можно вернуть. Не думать о том, что он будет есть сегодня, завтра и через неделю; не бегать по агентствам с униженной просьбой «хотя бы послушать» (одна мысль до сих пор бросала его в дрожь); не отбиваться от мерзких предложений отвратительных типов, предлагающих продвинуть его за определенные услуги… одному такому он однажды разбил лицо, после чего дорога в агентства Дэгу закрылась для него навсегда. Его звонки и письма игнорировали, и никого из продюсеров никогда не было на месте, стоило им услышать, что пришел Мин Юнги. Наверное, он слишком быстро сдался. Нашел работу, окончил университет, как и хотели родители. Наверно, мог бы продолжать заниматься музыкой в Сеуле и искать какие-нибудь другие агентства, но случилось так, как случилось. Он оказался не бойцом и предал свою мечту. Предпочел смириться и опустить руки, чем бороться за неё, и эта рана так и не зажила до конца — саднила внутри долгие годы, сутулила спину, клонила к земле плечи, мешая нормально дышать. Но, оказывается, всё поправимо. Всего-то нужно принять предложение Намджуна. Юнги сглотнул, потому что горло вдруг пересохло. Ким не торопил, только мягко и выжидающе смотрел на него. В этом взгляде не было страсти, только искреннее тепло. Никакой похоти, цинизма, ничего оскорбительного — только честно протянутая рука, предложение сотрудничества и поддержки. Мину, надежно защищенному его деньгами и связями, останется лишь воплотить все свои мечты, а Намджуну нужна его забота и верность. Идеальная сделка, разве нет? — Все эти любовные глупости — это так ненадёжно и непредсказуемо, хён. Ты и сам это видишь. Может, когда-нибудь мы с тобой и доживем до того, что влюбимся друг в друга без памяти, но это будет только еще одним бонусом к нашей и так счастливой жизни. Роскошные машины, наряды от дизайнеров, драгоценности, путешествия — это всё для тебя не имеет особого значения, верно? Юнги медленно кивнул, облизывая сухие губы. — Это всего лишь внешний лоск. Большинство людей видят в нем цель, а я жил своей мечтой, и она дала мне всё. В этом разница между нами, — он слегка усмехнулся, разглядывая Миново растерянное лицо. — Ты хочешь верности — я могу тебе её гарантировать! Меня не интересуют случайные связи. И то, что называют любовью, тоже. Я всю жизнь избегал этого дерьма, и правильно делал, как выяснилось. Он говорил спокойно, но к концу фразы узкие глаза потемнели. В них промелькнул гневный блеск, а брови дрогнули, заламываясь в резкую морщину. — Любовь глупа, несправедлива и ненадежна, в отличие от честной сделки… и нет ничего хуже, чем зависеть от того, кого презираешь. Решайся, хён! Я не причиню тебе боли. Никогда. Юнги по-прежнему молча смотрел на него во все глаза. Какие-то обрывочные картинки из воспоминаний закрутились вдруг в его памяти: Намджун, удерживающий брыкающегося Чимина на фирме Пак, Намджун, впавший в ярость при виде ран на белоснежной коже парня… Намджун, появившийся без предупреждения и забросивший Чимина к себе на плечо, когда тот пришел скандалить к Юнги. Все это промелькнуло — и сложилось вдруг, как паззл. Мин медленно выдохнул, чувствуя, как сваливается с его души огромная тяжесть несделанного выбора: всегда легче, когда его нет! Юнги так и не смог ничего прочесть в его непроницаемых глазах, но вздохнул еще раз и сделал неуверенный шаг вперед. — Не могу, Намджун-а, — очень мягко сказал он, касаясь его ладони и невесомо проводя по ней самыми кончиками теплых пальцев. — Я не могу принять твое предложение. Хотя оно очень заманчиво, и раньше, наверно, я согласился бы не раздумывая. — Но сейчас отказываешь, — Ким улыбнулся немного грустно, и на щеке появилась одинокая ямочка. — Это из-за Чонгука? — Нет, из-за тебя, — Юнги вдруг утратил свою серьезность и напряженность, и у Намджуна перехватило дыхание, когда мягкие губы дрогнули в ответ, изогнувшись в неуверенной почти детской улыбке. — Рядом со мной ты не будешь счастлив, и я тоже не буду, — просто сказал Мин, сжимая его руку. — Потому что ты любишь не меня, а... его. Чимина.