Скованные/Manacled

Гермиона снова появилась в темном фойе. Это была безупречно чистая и пустая комната. В центре комнаты размещался черный лакированный круглый стол. На нем стоял большой букет белых цветов. Она медленно повернулась. Девушка не хотела упускать ни одной детали, но дурацкие крылья шляпы действовали как шоры. Она могла видеть только прямо перед собой. Справа находилась большая лестница. Холодные коридоры вели в темноту. Это был особняк внушительных размеров, судя по ширине лестницы. — Привет, Грязнокровка. Стальной голос заставил ее замереть. Медленно обернувшись, она увидела Драко Малфоя. Он выглядел старше. Ее последнее воспоминание о нем датировалось пятым курсом, когда он был в отряде Амбридж. Малфой стал выше, его лицо утратило все следы мальчишества. В том, как он держался, чувствовалась опасная и утонченная жестокость. То, как он смотрел на нее... Его взгляд был холодный и дикий, как у волка. Смертоносность в нем была ощутима. Он возвышался над ней, смотря на девушку с ледяной жестокостью. В тот момент Гермиона была уверена, что он с легкостью может наклониться вперед и перерезать ей горло, глядя в ее глаза. Затем отступить назад, заботясь только о том, чтобы она не запачкала кровью его ботинки. Он был Верховным Правителем. Правой рукой Волдеморта. Его палачом. Число её друзей, которых он убил: Джинни, Макгонагалл, Грюм, Невилл, Дин, Симус, профессор Стебль, мадам Помфри, Флитвик, Оливер Вуд... — список не заканчивался. Кроме тех, кто был замучен до смерти сразу после финальной битвы, все, кого она знала, были мертвы после войны: Верховный Правитель убил их. Девочки шептались о нем в течение первых ночей её пребывания в лазарете. Рассказывая ей о мире ужасов, который Верховный Правитель творил, пока она была заперта в Хогвартсе. Гермиона не думала, что он может быть кем-то, кого она знала. Кем-то таким молодым. Ужас охватил ее изнутри. Она не знала, что делать, чтобы справиться с шоком. Прежде чем она успела отреагировать — или хотя бы осознать это — его глаза встретились с ее, и он резко ворвался в ее разум. Сила почти заставила Гермиону потерять сознание. Его ментальное вторжение было подобно клинку, вонзающемуся прямо в ее воспоминания. Он прорезал хрупкий барьер, который девушка пыталась воздвигнуть с помощью обрывков внутренней магии, которую могла призвать. Он безжалостно сверлил заблокированные воспоминания. Словно гвоздь, вбивающийся в её сознание. Точность и неумолимая сила. Он не прекращал попыток прорваться. Это было почти хуже, чем проклятие Круциатуса. Все продолжалось дольше, чем пытка проклятием, и девушка начала терять связь с миром. Когда он наконец остановился, Гермиона обнаружила, что лежит на полу. Малфой стоял над ней, глядя на нее сверху вниз, когда она дрожала от последствий его вторжения. — Значит, ты действительно все забыла, — сказал он, оценивающе глядя на нее. — И что же, по-твоему, ты защищаешь у себя в голове? Вы проиграли войну. Она не могла ответить. У нее не было ответа. — Ну ладно, — сказал он, слегка расправляя мантию. — Темный Лорд был слишком щедр, послав тебя ко мне. Если ты когда-нибудь восстановишь память, я узнаю об этом первым. Он ухмыльнулся ей на мгновение, прежде чем его лицо стало холодным и безразличным. Затем он перешагнул через ее тело и вышел из комнаты. Гермиона с трудом поднялась на ноги, дрожа от душевной боли и бессильной ярости. Она ненавидела его. Она никогда раньше не ненавидела Драко Малфоя. Он был просто хулиганом, заражённым «болезнью превосходства крови», за которую отвечали другие. Теперь она ненавидела его. За то, кем он стал. За то, что он сделал. Она принадлежала ему. Гермиона оказалась в ловушке под его каблуком, и он намеревался раздавить ее, пока не получит то, что хочет. Она стиснула зубы, заставляя себя не думать о своей внезапной ярости. Ее план остаётся прежним. Она должна найти способ сбежать или обманом заставить убить ее. Он оказался совсем не таким, как Гермиона ожидала. Она надеялась, что Верховный Правитель будет движим эмоциями и, хотя Малфой, которого она знала в школе, был таким, сейчас он казался ледяным. Причину этого Гермиона, конечно же, смогла понять. Легилименция, окклюменция — ключом к ним был контроль. Способность разделять своё сознание стенами. Потребуется хитрость, чтобы заставить его сорваться настолько, чтобы совершить такую ошибку, как убийство. Что бы она ни планировала, Гермиона не сможет сделать это быстро. Она не станет торопиться. Она не могла позволить себе быть беспечной. Ей придется остаться там, ждать и терпеть то, что должно произойти, пока она не найдет выход. Эта мысль заставила ее содрогнуться. Ее горло сжалось, когда Гермиона сглотнула и попыталась подумать. Стук каблуков по деревянному полу привлек ее внимание. В комнату ворвалась миниатюрная светловолосая ведьма. Они с Гермионой несколько долгих мгновений смотрели друг на друга. — Значит, это ты, — сказала ведьма, вздернув нос и принюхиваясь. — Снимай эту дурацкую шляпу и пойдем. Мы должны просмотреть все инструкции вместе, прежде чем я смогу отправить тебя туда, где мы будем тебя держать. Блондинка повернулась на каблуках и вышла из комнаты. Гермиона медленно последовала за ней. Ведьма казалась знакомой. «Гринграсс», — подумала она. Не Дафна, но, возможно, её младшая сестра. Гермиона не могла вспомнить, как ту зовут. Они вошли в гостиную. Малфой уже был там, откинувшись в кресле со скучающим выражением на лице. Гермиона сняла шляпу. — Итак, — сказала ведьма, которую она приняла за жену Малфоя, усаживаясь на один из плетеных стульев. — Целитель Страуд прислала нам пакет инструкций. Кто бы знал, что к Грязнокровке полагаются инструкции? Так удобно, не правда ли? Сарказм в тонком голосе ведьмы звучал странно. — Просто прочти это, Астория, — сказал Малфой, бросив короткий взгляд на ведьму с усмешкой. Астория. Так вот как звали жену Малфоя. — Давай посмотрим. Никаких проклятий, пыток или физического насилия. Ее нужно постоянно кормить. Мы можем заставить ее работать, но не больше шести часов в день. И она должна проводить на улице не меньше часа каждый день. Астория слегка рассмеялась с нотками истерии: — Это как если бы мы разводили цветы, не так ли? Кто бы мог подумать! Ах да. Какая прелесть. Мы будем получать сову каждый месяц в те пять дней, когда ты должен... вступать с ней в контакт, Драко. Целительница Страуд включила сюда небольшую личную заметку, упомянув, что из-за особого интереса Темного Лорда к семье Малфоев и Грязнокровке она будет приходить лично каждый месяц, чтобы увидеть, насколько вы были успешны. Астория, казалось, была на грани срыва. Гермиона удивилась, как она не начала кричать и кидаться стульями. — Послушай это. Мне разрешено смотреть! Чтобы убедиться, что между тобой и Грязнокровкой сугубо медицинский процесс. Астория побледнела. Голубые глаза ведьмы выглядели почти безумными. Ее руки дрожали, когда она скомкала бумагу и бросила стопку на чайный столик. — Я не стану, — произнесла она, ее голос был резким и вибрирующим. — Если возражаешь, то можешь притащить меня к самому Темному Лорду, прежде чем кинуть в меня Аваду. Я не стану на это смотреть! Она действительно кричала, произнося последнюю фразу. — Делай, что хочешь, только заткнись! — ответил Малфой злобным тоном, вставая и выходя из комнаты. Гермиона застыла у стены. Астория несколько минут сидела, дрожа в своем кресле, прежде чем заговорить с ней. — Моя мать разводила растения. Милое занятие, — сказала Астория. — Забавно наблюдать, как подобное происходит с волшебниками. Гермиона промолчала. Она просто стояла у стены, стараясь не двигаться. Желая, чтобы ее пальцы прекратили судорожно сжиматься. «Я притворяюсь деревом», – слабо подумала она про себя. Наконец Астория встала. — Я покажу тебе твою комнату. Ты можешь делать все, что захочешь, но я не хочу тебя видеть. Я знаю, что эти браслеты удержат тебя от любых неприятностей. Они прошли по длинному коридору, а затем через узкую, частично скрытую дверь, которая вела к винтовой лестнице для слуг. Поднявшись на три этажа, они снова вошли в большую главную прихожую дома. Они были в другом крыле. Все окна были плотно закрыты. Там было холодно и душно, а мебель вся была застелена белыми пыльными простынями. — Это крыло пустует, — сказала Астория, как будто это не было очевидно. — У нас больше слуг, чем нужно. Оставайся здесь и не показывайся, пока тебя не позовут. Портреты будут следить за тобой. Астория толкнула дверь. Гермиона вошла. Это была большая спальня. В центре стояла кровать с балдахином, а у окна — единственный стул с высокой спинкой. У одной стены стоял большой шкаф. Ковра не было. На стене висел портрет. Никаких книг. Все было холодным и пустым. — Если тебе что-нибудь понадобится, позови домового эльфа, — сказала Астория, прежде чем закрыть дверь. Гермиона прислушалась к ее удаляющимся шагам. Внезапно оставшись без присмотра и не оказавшись в камере, она почувствовала дезориентацию. Неожиданная перемена одновременно взволновала и ужаснула, будто девушка внезапно спрыгнула с обрыва. Она бросила шляпу на пол рядом с дверью и подошла к окну. Холодная зимняя местность простиралась далеко за горизонтом. Приняв это во внимание, Гермиона обдумала ситуацию. Малфой и Астория явно недолюбливали друг друга. В этом не было ничего удивительного. Будто чистокровные браки по договоренности сами по себе не были уже достаточно дисфункциональными, так ещё и план Волдеморта с единственной целью увеличения потомства был в состоянии задушить любую потенциальную искру. Особенно после того, как потомство получить не удалось. Астория, казалось, не особенно боялась Малфоя, по-видимому, он не был настолько вспыльчив, чтобы быть жестоким с ней. Его жена выглядела в большей степени обиженной и равнодушной к нему. Он же совсем не походил на внимательного мужа. Его уважение к Астории, казалось, было равносильно тому, чтобы считать её насекомым, которое он был вынужден терпеть. Что бы Астория ни думала о своем муже или браке, присутствие Гермионы в качестве суррогатной матери явно задевало ее. Казалось, она решила игнорировать существование Гермионы, насколько это было возможно. Девушка не возражала. Чем меньше людей будет отвлекать ее, тем лучше. Если бы ей пришлось беспокоиться о том, как отогнать или успокоить Асторию, это стало бы дополнительной проблемой. Если бы Астория была внимательна к своему мужу, это сделало бы побег или поиск способа манипулировать Малфоем намного сложнее. Если Астория хочет притворяться, что Гермионы не существует, то это будет самым удачным развитием событий. Она сама будет стараться держаться подальше в тени, насколько получится. Пока не появится возможность действовать. Главная цель — изучить Малфоя. Узнать, что им движет. Какие у него слабые места. Что она могла использовать в нем. Казалось, его ничего не интересовало в Гермионе, не считая ее потерянных воспоминаний. Если так, это все упростит. Возможно, он тоже предпочтёт оставить ее в покое. Гермиона была уверена, что если бы он захотел, то мог бы придумать любое количество способов помучить ее, не рискуя ее способностью к зачатию. Драко Малфой был Верховным Правителем. Это до сих пор шокировало. Что случилось с ним во время войны, что сделало его таким безжалостным? Ненависть, необходимая для успешного применения убийственного проклятия, была огромной. Само использование этого заклятия мгновенной смерти разрывало тебя на части. Большинству темных магов и ведьм это удавалось лишь изредка. Это было одной из причин, почему волшебники использовали множество других проклятий, чтобы умертвить врага. Конечно, некоторых привлекали садизм и жестокость, но правда заключалась в том, что никакое другое заклинание не было таким необратимым и непреодолимым, как Убивающее. Сила, необходимая для использования чего–то столь внушительного, была... ну, в общем, ни с чем не сравнима. Способность Волдеморта бросать его неоднократно и неизменно сильно была частью причины, по которой он внушал такой ужас. Репутация Верховного Правителя за использование проклятия уже стала столь же легендарной. Это вознесло его в высший ранг Пожирателей Смерти. И это был Малфой. Ей придется двигаться осторожно. Небрежность, с которой Малфои отнеслись к ее приезду, свидетельствовала об их излишней самоуверенности. Оставив ее в фойе. Проведя по дому. Поместив в незанятое крыло. Гермиона была уверена, что легких путей к бегству не существует. Пока она не снимет наручники, Малфой всегда сможет найти ее, и она не защитится ни от него, ни от кого другого. Гермиона вздохнула, и ее дыхание образовало небольшой круг конденсата на холодном стекле окна. Поднеся кончик пальца к стеклу, она нарисовала руну турисаз для защиты, самоанализа и фокусировки. Рядом с ней Гермиона нарисовала ее обратную сторону меркстав — опасность, враждебность, беззащитность, ненависть и злобу. То, что ей было нужно. То, что у нее было. Она должна была изменить свою судьбу. Она смотрела, как руны исчезают со стекла. Никто из девушек не слышал ни единого слуха о том, что сопротивление все еще существует. Кроме Гермионы, все члены Ордена, пережившие последнюю битву, были мертвы. Их смерть была публично засвидетельствована. Их трупы висели в назидание другим, чтобы ни у кого не оставалось места тайным надеждам. Сопротивление рухнуло после смерти Гарри. Волдеморт, казалось, был слишком осторожен, чтобы гарантировать, что у Ордена Феникса не было искры, чтобы воскреснуть. Поскольку война тянулась годами, он стал более подозрительным и менее уверенным в своей непогрешимости, чем во время учебы Гермионы в Хогвартсе. Волдеморт был основателен. Этот факт особенно тревожил девушку. Если он возвысил Малфоя до Верховного Правителя, это, вероятно, означало, что Малфой также был осторожным и подозрительным. Не тем, кто склонен допускать ошибки или мыслить нелогично. Может быть, где-то еще существовало сопротивление. Женщины в Хогвартсе знали только то, что им говорили охранники. Где-то еще могут скрываться отряды, не поддерживающие власть Волдеморта. Если Гермиона сбежит, возможно, она сможет найти их и, в конце концов, поведать им свой секрет. Поскольку она была в доме Верховного Правителя, возможно, смогла бы собрать полезную информацию. Если будет казаться более сговорчивой и покладистой. Делать вид, что её сломали. Если бы все думали, что она действительно сдалась, они могли бы в конечном счете стать небрежными с ней. Гермиона будет ждать этого момента. Ведь ждать она умела очень хорошо.