Скованные/Manacled

Гермиона ещё раз взглянула на комнату, в которую ее поместили. Мало что в ней не бросалось в глаза при первом осмотре. Гардероб был заполнен теми же алыми платьями и мантиями, что и сейчас на ней. Они были разного покроя, предположительно, для летней и зимней погоды. В ящиках лежали еще шляпы и шерстяные чулки. Легкие красные туфли. Гермиона вытащила пару из ящика и уставилась на них. Подошва была тонкой, и сами туфли казались очень хлипкими. Если она хочет убежать, ей придется украсть новую одежду и обувь. На стене висел портрет молодой ведьмы. Хорошенькой и светловолосой. Несомненно, одной из предков Малфоя. У нее были такие же резкие черты лица и презрительное выражение. Ведьма не могла быть старше выпускницы Хогвартса в момент, когда ее нарисовали. Она безразлично смотрела на Гермиону, небрежно сидя в кресле с высокой спинкой, рядом с ней лежала книга. В конце концов, Гермиона отвернулась и оглядела остальную часть комнаты. Там была ещё одна дверь. Она подошла и открыла ее. Ванная комната: в основном, все пространство занимала большая ванна на ножках. Никакого душа. Ничего, кроме самых необходимых вещей, не было предоставлено: мыло, полотенце, зубная щетка, маленькая чашка для воды. Гермиона подошла к раковине и вымыла руки. Убирая их от воды, она сделала вид, что случайно сбила чашку со стойки. Та ударилась о землю с громким и резким звуком, но не сломалась и даже не треснула. Она была защищена заклинанием. Малфой оказался дотошным в своих действиях. Она подняла чашку и сполоснула, прежде чем поставить на место. Обернувшись, Гермиона обнаружила, что в ванной комнате тоже висит портрет. Та же молодая ведьма стояла и изучала ее пронзительным взглядом. Гермиона изобразила невинность и вернулась в спальню. В течение часа в ее комнате не осталось ничего, что можно было бы осмотреть. Не то чтобы Гермиона ожидала, что сможет что-то найти или наслаждаться постоянным наблюдением за ней портрета на стене. Очевидно, ведьме было приказано следить за ней. Девушка подошла к двери в спальню и, немного поколебавшись, повернула ручку и вышла в коридор. Ее сердце тут же заколотилось. Чувство ужаса и свободы, которое она испытала, просто войдя в другую комнату одна, было ошеломляющим. Закрыв за собой дверь, Гермиона прислонилась к ней и попробовала сделать медленный вдох. Ее пальцы сжали дверную ручку, когда она огляделась и попыталась взять себя в руки. Длинный коридор, исчезавший в темноте, казался таким открытым. Она нервно сглотнула. Гермиона предполагала, что некоторые последствия ее долгого заточения будут продолжать преследовать ее. На самом деле переживание в коридоре было намного сильнее обычной тревоги. Это был всепоглощающий ужас. Ее попытки вздохнуть и успокоиться терпели неудачу. Ее грудь дрожала от крошечных и быстрых вдохов. Единственный звук в холодном, темном крыле усадьбы. Гермиона прикусила губу. Ее разум — она всегда могла доверять своему разуму. Даже ее запертые воспоминания казались его защитным механизмом. Она обнаружила, что паникует и задыхается, потому что вошла в коридор по собственной воле. Это было его предательством. Она зажмурилась и постаралась выровнять дыхание. Девушка попыталась высвободить руку из дверной ручки, в которую отчаянно вцепилась, словно могла утонуть, если отпустит ее. Ее способность рассуждать и говорить себе, что с ней все в порядке, оказалась недостаточным убеждением для ее разума и тела. Она попыталась заставить себя отойти от двери, но ноги отказывались слушаться. Ужас, пробежавший по телу, заставил ее замереть. Это был коридор. Просто коридор, повторяла она себе. Ей разрешили быть там. Ее не удерживали никакие команды... Ничьи команды ее не удерживали... ...только свои собственные. Постояв несколько минут, безуспешно пытаясь заставить себя пошевелиться, она вдруг всхлипнула и прижалась к двери. Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз плакала. Давным-давно в своей камере. Пока она стояла, дрожа и задыхаясь, в коридоре пустого крыла особняка, она плакала. Из-за всех, кто теперь был мертв. Из-за всех, кого убил Малфой. Из-за несправедливой участи всех девочек в Хогвартсе. Из-за ярости от кандалов, сомкнутых вокруг ее запястий, и кандалов, которыми её окружил собственный разум. Она вернулась в комнату, закрыла дверь, опустилась на пол и продолжала плакать. Ей потребовался целый день, чтобы убедить себя снова выйти в коридор. Она была полна решимости заставить себя преодолеть панику. На следующее утро Гермиона широко распахнула дверь, присела на корточки на кровати и вынудила себя смотреть в коридор, пока сердце не перестало болезненно колотиться в груди от одного этого зрелища. Она потеряет все шансы на спасение, если даже не может выйти из своей комнаты без нервного срыва. Гермиона сидела в постели и ела завтрак, который появился, пока девушка обдумывала проблему. Паника проявилась, когда она была одна. Гермиона не была уверена, было ли это потому, что принуждение кандалов быть послушной ранее отвлекало ее от этого, или это было коварной формой психической травмы. И, возможно, столь долгое пребывание в тюрьме повредило ее сознание до такой степени, что быть под контролем других — единственный способ защиты, который она знала. Гермиона надеялась, что виной всему влияние наручников, но подозревала, что причина крылась в последнем. Тюремное заключение разрушило ее настолько, что она боялась полностью осознать это. Гермиона взяла себя в руки. Она была полна решимости преодолеть это. Чего бы это ни стоило. Когда вечером появился ее ужин, она заставила себя съесть его, сидя у открытой двери. Ее руки дрожали настолько, что девушка уронила половину еды с вилки. К тому времени, как она закончила есть, дрожь в них ослабла до такой степени, что она могла пить воду, не проливая ее на себя. Гермиона посмотрела в коридор. Она изучала взглядом всю эту мебель в простынях и многочисленные портреты холоднолицых, бледных аристократов. Она попыталась вспомнить, что ей известно о Малфое. Как ему удалось подняться так высоко в рядах Волдеморта в столь юном возрасте? Он был причастен к смерти Дамблдора в начале шестого года. Обстоятельства этого так и не прояснились до конца. Она вспомнила, как ее внезапно разбудили вопящие охранники замка во время боя. Минерва Макгонагалл и остальные профессора, бледные от шока и ужаса, отчаянно пытавшиеся понять, что же произошло. Малфой исчез в этом хаосе. Это было первое и последнее крупное событие войны, которое Гермиона связывала именно с Малфоем. После этого он исчез в рядах Волдеморта. Еще один безликий Пожиратель Смерти. Его мать умерла через несколько лет после начала войны. Гермиона вспомнила, что слышала о смерти Нарциссы Малфой в поместье Лестрейндж. Это случилось во время спасательной операции. Гарри и Рон были пойманы похитителями. Когда Орден отправился вызволять их, Пожиратель смерти потерял контроль над Адским Пламенем и сжег поместье с Нарциссой и Беллатрисой внутри. Смерть Нарциссы свела Люциуса Малфоя с ума. Он легко стал заменой безумной Беллатрисы. Он возложил вину за смерть Нарциссы на Рона и Гарри и всецело посвятил себя мести, выслеживая Уизли. Повреждение мозга Артура Уизли и смерть Джорджа во время войны — за все это нес ответственность Люциус. Он стал самым нестабильным Пожирателем в рядах Волдеморта. Люциус был слишком полезен и смертельно опасен, чтобы его неповиновение привело к смерти от руки Темного Лорда, но он постоянно был на грани. Гермионе приходило в голову, что Люциус мог быть Верховным Правителем, учитывая, насколько он злобен, полон ненависти и скор на убийство. Поскольку это был не он, Гермиона задумалась, жив ли тот еще. Возможно, после войны он наконец переступил черту и погиб. Она надеялась на это. То, как Люциус хохотал, когда Рон умирал, крича в агонии — Гермиона никогда не будет в состоянии прогнать это воспоминание. Но младший Малфой… Она не думала, что его считали важным или значительным Пожирателем Смерти во время собраний Ордена, которые она пыталась вспомнить. Что бы он ни сделал, чтобы добраться до самого верха, это произошло ближе к концу войны. Возможно, он был причастен к тому, что планы Ордена во время последней битвы не были осуществлены. Из-за того, что она была целительницей, Гермиона не присутствовала на всей битве. Что-то в стратегии Ордена пошло не так. Было гораздо больше Пожирателей Смерти, чем они ожидали. Волдеморт наложил смертельное проклятие, и Гарри упал. Затем он приказал Люциусу подтвердить, что Гарри мертв. Гарри не был мертв. Поэтому Волдеморт наложил еще одно смертельное проклятие, потом еще, и еще, и еще. После полудюжины смертельных проклятий он лично осмотрел тело и убедился, что Гарри умер. Для подстраховки Волдеморт поднял тело Гарри в воздух и подвесил на Астрономической башне. Все видели, как он проклял тело быстродействующим проклятием некроза, и оно сгнило на глазах у всех. Пустые зеленые глаза Гарри — Гермиона видела их каждый раз, когда закрывала свои. Выражение его лица, осознание того, что он потерпел неудачу, было написано на нем перед смертью. Гермиону трясло, когда она думала об этом. Ее лучшие друзья умерли у нее на глазах. По какому-то особо жестокому повороту судьбы ей не позволили последовать за ними. Они оставили ее позади. Она расправила плечи и заставила себя выйти в коридор. Гермиона столкнулась со всеми видами ужаса. Она не собиралась терпеть поражение из-за собственной сломанной психики и коридора. Один шаг. Два. Три. Четыре. Ее дыхание стало слабее, и она сжала руки в кулаки, пока не почувствовала, как ногти впиваются в кожу. Пять. Шесть. Семь. Кап. Кап. Кап. Она замерла и посмотрела вниз. С одной ее руки капала кровь, оставляя след на полу. Он был того же оттенка, что и ее платье. Она смотрела на него, пока у ее ног не собралась лужа размером с кнат. Затем Гермиона продолжила свой путь по коридору. Она считала звуки капель вместо своих шагов, пока не дошла до конца. У нее не было никакой цели в голове, поэтому девушка развернулась и пошла назад, пробуя ручки дверей по пути. Некоторые были заперты. Гермиона заглянула в другие пустые спальни, заполненные накрытой мебелью. Позже она вернется и тщательно их изучит. Возможно, там найдётся что-то полезное. Ее трясло, когда она вернулась в свою комнату. Чувствуя себя опустошенной, Гермиона сразу же забралась в постель. Когда она засыпала, ей снилась Джинни. Джинни со времён окончания войны, с волосами, постриженными выше плеч, и длинным шрамом на одной стороне лица. Она сидела рядом на кровати и резко взглянула на Гермиону, словно испугавшись. Выражение лица Джинни было искажено болью, она была вся в слезах. Девушка безудержно рыдала. — Джинни, — услышала Гермиона свой голос, — Джинни, что случилось? Что с тобой? Когда та открывала рот, чтобы ответить, сон обрывался. Проснувшись на следующее утро, Гермиона поняла, что ей все это приснилось. Это было воспоминание? Она не могла вспомнить. Девушка прижала ладони к глазам и попыталась сосредоточиться. В тот день Гермиона не могла заставить себя подойти к двери. Она прижалась к окну и стала смотреть на туманные сады, раскинувшиеся за стеклом. С одной стороны был лабиринт живой изгороди. Она проследила за ним взглядом. Гермиона изучила всю территорию поместья, которую смогла увидеть. Пытаясь принять к сведению все, что может быть полезным. Куда бы она направилась, если бы хотела спрятаться? Если она пыталась сбежать? День тянулся медленно. Ощущение времени снова стало смутно тревожным. Ровное тиканье часов постоянно привлекало ее внимание. Непрерывный скрежещущий звук. Если она позволяла себе слушать его долго, то пальцы начинало сводить судорогой при каждом щелчке шестеренок. Гермиона обнаружила, что ее разум имеет тенденцию блуждать и терять ощущение реальности. Она прерывала себя от какой-нибудь странной мысли и понимала, что прошли часы. Когда день подошел к концу, она уставилась на дверь. Она должна заставить себя снова выйти. Гермиона даже не видела Малфоя с тех пор, как приехала. Она намеревалась попытаться наблюдать за ним. Изучать его. Получить хоть какое-то понимание его поступков. Все эти планы исчезли за последние два дня. Она встала и медленно направилась к двери. Когда девушка уже взялась за ручку двери, сзади раздался внезапный хлопок. Вздрогнув, она резко обернулась и увидела домового эльфа, стоящего позади нее. — Ты должна подготовиться к сегодняшнему вечеру, приказ госпожи, — сказал эльф, отводя глаза, а затем исчез. Она почувствовала, как ужас начал наполнять её внутренности. У нее задрожали руки. Гермиона на мгновение задумалась. Несомненно, если она это проигнорирует, Малфой появится и заставит ее. Кто знает, что еще он может с ней сделать, если она его спровоцирует. Навязчивые мысли в ее голове зашевелились... Послушная. Не сопротивляющаяся. Ее мозг автоматически начал составлять каталог того, что ей было поручено сделать. Она не была уверена, заставляло ли принуждение считать разумным подчинение или подчинение действительно было разумным выбором. Гермиона пошла в ванную и открыла кран. Обжигающая вода полилась, и она смотрела, как ванна медленно наполняется. Гермиона задалась вопросом, сможет ли она каким-то образом утопиться, прежде чем Малфой доберется к ней. Как хозяин поместья, он, вероятно, мог аппарировать куда угодно. Она содрогнулась при мысли, что он вытащит ее, обнаженную, из воды за волосы. Девушка стянула с себя одежду и погрузилась в воду, шипя, но наслаждаясь болью. В последнее время она практически ничего не чувствовала. Очевидно, кандалы не защищали ее от жара. Это была полезная информация, которую нужно было обдумать. Выйдя из ванной, девушка вытерлась небольшим полотенцем. Затем она надела свежий комплект одежды. Длинное алое платье на пуговицах, а сверху распахнутую алую мантию. Потом натянула чулки. Она так их ненавидела. Если бы в поместье не было холодно, Гермиона никогда бы их не надела. Не беря в расчет ужасный красный цвет, она могла почти притвориться, что одежда была просто одеждой, но отвратительное ощущение голой промежности напоминало об истинном положении вещей. Ей было позволено надеть трусики только во время кровотечений или беременности. В противном случае она должна была всегда оставаться доступной. Одевшись, Гермиона неуверенно остановилась посреди комнаты. Она не знала, куда ей следует идти. И что она должна была сделать. Дверь резко распахнулась, и появилась Астория, бледная, как полотно. — Хорошо, ты собралась. Я боялась, что мне придется посылать Драко, чтобы он заставил тебя, — сказала Астория, оглядывая Гермиону с критическим выражением лица. — Я покажу тебе, куда идти сегодня вечером. После этого я буду в другом месте. И ожидаю, что ты будешь готовиться и ходить туда каждую назначенную ночь без проблем. Я понимаю... что для зачатия не нужны все части тела, которые у тебя есть. Так что, если ты думаешь создать всем проблемы, ещё раз подумай об этом. По спине Гермионы пробежал холодок, и она кивнула. Астория вышла из комнаты, ведя Гермиону через весь дом в фойе, а затем вверх по большой лестнице и вниз по коридору второго этажа. Портреты бормотали, когда они проходили мимо. «Шлюха». Гермиона слышала это бормотание не раз. Астория остановилась у седьмой двери. — Заходи и жди. Драко придет, когда пожелает, но ты должна быть там ровно в восемь. Не останавливаясь больше, Астория продолжила свой путь по коридору и исчезла в темноте. Руки Гермионы дрожали, когда она взялась за ручку двери и попыталась открыть ее. Сначала та не поворачивалась, и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и заставить свои руки перестать дрожать достаточно, чтобы схватить и повернуть её. Войдя в комнату, Гермиона разглядела все, что могла. Обстановка казалась стерильно чистой. Она предположила, что ее комната была пустой и холодной из-за безразличия, но, возможно, это просто был стиль Малфоя. Там стояла большая кровать, высокий шкаф, письменный стол и стул. Гермиона могла бы вообразить, что у Малфоя была более роскошная комната. Все зеленое и серебряное с дорогими простынями и подушками, покрытыми слишком большим количеством кисточек. Комната перед ней могла принадлежать монаху. Она была функциональной. Вот и все, что можно было сказать по этому поводу. Неудивительно, что Малфой такой отчуждённый. Гермиона отодвинулась от кровати и подошла к столу. Усевшись, она оглядела его содержимое. Чистый пергамент и перья. Она нерешительно протянула руку к острию пера, гадая, сможет ли дотронуться до него. Когда ее пальцы приблизились, девушка почувствовала слабое жжение и отдернула руку. Ее желудок скрутило от страха, и она попыталась отвлечься, перебирая формулы нумерологии, пока сидела там. Гермиона привыкла ждать бесконечно. Что такое час после шестнадцати месяцев сенсорной депривации? Ей просто нужно перестать думать о том, что произойдет дальше. Ее желудок так скрутило, что она подумала, что ее может вырвать. Внезапно дверь щелкнула. Она встала и резко обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть входящего Малфоя. Он схватился рукой за горло, расстегивая воротник. Он явно не ожидал встретить ее там. Он резко остановился и уставился на нее, слегка побледнев, а потом сжал губы в жесткую линию. — Грязнокровка, — сказал он через мгновение. — Сегодня тот самый день, как я понимаю.