У Гермионы снова наступил период, благоприятный для зачатия.
Стол вновь появился в центре комнаты, и она почувствовала себя смирившейся со своей участью. Это начало казаться неизбежным.
Неизбежность.
Гермиона со стыдом поняла, что начинает привыкать к своей клетке.
Малфой собирался насиловать ее за столом, и эта мысль стала для нее обыденной. Даже понятие «изнасилование» начинало казаться не совсем верным.
Все будто становилось...
Менее пугающим.
Физически и морально страх начал исчезать по мере того, как разум заставлял ее приспосабливаться. Она не чувствовала тошноты. Сердце не колотилось в груди от ужаса. Мучительное ощущение внутри не было таким гнетущим — она перестала задыхаться от паники, когда думала об этом.
Ее разум метался в попытке логически оправдать этот процесс. Пытаясь заставить ее адаптироваться. Заставить ее жить дальше и оставить попытки самоубийства.
Если положение в доме перестанет ее тревожить, у нее будет меньше шансов сбежать. Меньше шансов спровоцировать Малфоя.
Гермиона могла понять это с научной точки зрения. С точки зрения целительницы, она могла бы объяснить физиологию и психологию своего поведения. Оставаться в состоянии постоянного страха, стресса и тревоги было невыносимо. Ее организм не мог всегда поддерживать ее на эмоциональном пике. Она либо будет вынуждена адаптироваться, либо в конце концов сойдёт с ума. Зелье, которым накачивал её Малфой, вероятно, помогало притупить ее желание бороться.
Понимание науки этого явления не делало осознание лучше. От этого становилось только хуже. Гермиона знала, что будет дальше.
Она адаптируется и привыкнет к своей жизни в поместье.
Эта мысль потрясла ее до глубины души.
Девушка продолжала смотреть на стол, не зная, что с ним делать. Она не понимала, как ей бороться. Без возможности сопротивляться больше, чем уже сопротивлялась.
Малфой не делал ничего такого, что причиняло бы ей боль. Это было даже хуже, чем если бы ее пытали. Отсутствие боли заставляло ее отвлекаться от своего положения пленницы.
Гермионе нужно было бежать. Вот и все. Побег или хотя бы шанс на него. Нужно найти способ выбраться. Где-то должен существовать выход. Ни одна клетка не была идеальной. Никто не был идеальным. В Малфое должно быть что-то, что она могла бы использовать против него. Ей просто нужно выяснить, что это.
Она должна. Она просто обязана это сделать.
Девушка продолжала повторять про себя эту мантру, даже когда пересекла комнату и наклонилась на стол. Ноги врозь.
Не позволяя себе думать о происходящем. Не позволяя себе думать о неудачах.
«Я убегу, — пообещала она себе. — Убегу в место, полное доброты и тепла, и буду свободна».
Гермиона зажмурилась, снова и снова повторяя про себя это обещание, пока не услышала щелчок двери.
Она наблюдала, как сменяются январские дни.
Малфой приходил пять раз. На шестой день он вошёл в комнату и молча изучил ее воспоминания. Он казался озадаченным.
Затем девушка была предоставлена самой себе.
Она складывала оригами. Планировала осмотреть поместье. Осматривала поместье. Читала газету.
Информации о военных действиях становилось все меньше с каждым днём. Общественное увлечение суррогатами медленно начинало поглощать страницы светской хроники. Женщины в красном все чаще и чаще появлялись на публике. Их стали выставлять напоказ, водили в оперу, обращались с ними, как с экзотическими домашними животными. Фотографии их фигур в шляпах всегда сопровождались едким сарказмом авторов статьи и догадками на тему возможных беременностей. Неназванные источники утверждали
«о большой вероятности того, что Флинты добавят новое имя к семейному гобелену к концу года».
Целительница Страуд была неразговорчива с репортерами, что только подливало масла в огонь для дальнейших спекуляций.
Панические атаки Гермионы, казалось, остались в прошлом. Она знала свои границы и старалась не преступать их. Когда девушка была сосредоточенной и занималась изучением портретов и осмотром поместья, она могла оставаться спокойной. Когда старалась не думать о войне и о том, что все, кого она знала, погибли.
Постепенно Гермиона так хорошо научилась держать себя в руках, что на мгновение забывала обо всем. Она делала вздох и представляла любой момент, где не чувствовала себя разбитой, опечаленной или отчаявшейся.
Чувство вины, которое обрушивалось на нее мгновением позже, было холодным и горьким, как морская вода.
Гермиона замирала на мгновение, а затем проглатывала комок ужаса в горле и повторяла свою клятву бежать.
Но она не могла сбежать.
Девушка исследовала поместье сверху донизу. Она обнаружила набор волшебных шахмат и играла партии против самой себя. Строила карточные башни из колод карт, которые нашла в ящике стола. Навещала лошадей.
Гермиона попыталась найти Малфоя, но так и не смогла. Она не знала, был ли он вообще в поместье. Он мог быть снаружи или просто за дверью, которая была запечатана. Иногда казалось, что он намеренно избегает ее.
Она разыгрывала в воображении сцены побега.
Девушка все чаще стала видеть Асторию. Знакомый стук каблуков вдалеке, и Гермиона быстро исчезала за занавеской или в коридоре для слуг.
Коридоры для прислуги были заполнены искусно замаскированными глазками. Гермиона подозревала, что, учитывая наличие в поместье домовых эльфов и извилистых маленьких туннелей, все это вероятнее всего использовали для слежки за нежелательными гостями или членами семьи. Поместье было переполнено скрытыми ходами: некоторые были очевидны, другие хорошо спрятаны. Гермиона нашла их все. Каждый раз, когда размеры комнаты казались странными, Гермиона принималась за работу: легонько постукивала по стенам, нажимая на каждую плитку, или крутила каждую лампу, пока не чувствовала, что что-то поддается. Иногда волшебным образом появлялись скрытые двери, иногда искусно построенная вращающаяся мебель открывала тайный проход.
Астория редко бывала одна. Ее сопровождал все тот же смуглый широкоплечий мужчина, которого Гермиона мельком видела на Новый год. И вскоре стало ясно, что ни Астория, ни ее любовник не имели привычки использовать спальню для выражения своей страсти. Когда Гермиона в очередной раз застукала их, Астория была почти голой и прижималась к окну в гостиной.
У них, казалось, была цель заняться сексом в каждой комнате поместья.
Гермиона изо всех сил старалась избегать их. Ей не особенно нравилась мысль о том, что Малфой использует ее воспоминания, чтобы наблюдать, как его жену трахают со всех сторон. Сначала она хотела было посмотреть назло ему, но позже отбросила эту мысль. Малфою, вероятно, было наплевать на то, что творит Астория. И этот просмотр, скорее всего, мало его заденет. Зато он был крайне неудобен для Гермионы.
Всякий раз, когда Гермиона натыкалась на Асторию во время очередной измены, она быстро отводила глаза и ускользала.
Какое-то время девушка просто мельком видела влюбленную пару, сразу убегая, но в конце концов Гермиона обнаружила их обоих полностью одетыми. Она бродила по самому верхнему этажу Северного крыла, когда заметила парочку, гуляющую по гравийной дорожке вдоль живой изгороди. Астория оживленно болтала, в то время как мужчина рядом с ней повернулся и посмотрел на Северное крыло. В тот момент Гермиона взглянула на него, наконец рассмотрев его лицо.
Грэхэм Монтегю.
Гермиона в шоке смотрела вниз, пока его глаза внимательно осматривали нижние окна Северного крыла. Когда он поднял голову выше, Гермиона резко отступила назад и скрылась из виду.
Ее сердце внезапно заколотилось.
Грэхэм Монтегю был любовником Астории. Именно тот гость, что «случайно» наткнулся на комнату Гермионы во время новогодней вечеринки. Незнакомец, который ожидал, что Гермиона сразу же его узнает.
У него был роман с Асторией. Монтегю посещал поместье почти ежедневно. Он смотрел на окна, где находилась комната Гермионы, с выражением стальной решимости на лице.
Было ли все это совпадением? Могло ли это быть совпадением?
Гермиона прокрутила в голове все сценарии, которые только могла придумать.
Что она знала о нем?
Слизеринец. Бывший член инспекционной дружины Амбридж. Опозорен Фредом и Джорджем. В какой-то момент во время войны Гермиона знала его и забыла об этом. У него был роман с Асторией. Казалось, он искал Гермиону.
Был ли он Пожирателем Смерти? Гермиона не исключала этого. Либо он работал в Министерстве, либо был в армии Волдеморта, раз оказался на приеме в поместье. Он, похоже, пользовался уважением в обществе, значит, не был обычным егерем. На новогодней вечеринке не демонстрировал особой близости с чиновниками Министерства.
Гермиона прокрутила в голове все, что могла вспомнить из событий той ночи. Она была поглощена наблюдением за Малфоем, а потом за девушками-суррогатами и не обратила внимание на тот факт, что Астория и Монтегю пропали одновременно. Когда Гермиона наблюдала за ним позже вечером, он общался с толпой и казался наиболее знакомым с Маркусом Флинтом и Адрианом Пьюси.
Несмотря на смутные воспоминания о войне, Гермиона была совершенно уверена, что Флинт и Пьюси были ничем не выделявшимися Пожирателями Смерти.
Получение Темной метки считалось знаком отличия — доступом в самый близкий круг избранных Волдеморта. По мере того, как его власть над Европой усиливалась, он все реже отмечал своих последователей.
Поэтому логичным выводом было то, что Монтегю тоже был Пожирателем Смерти. С Меткой или нет, было сложно сказать.
Но это не объясняло его интереса к Гермионе.
За исключением…
Мог ли он...
Никаких шансов на побег.
Гермиона почти боялась даже подумать об этом, позволить этой мысли существовать в ее голове, где Малфой мог бы найти ее, но она уже не могла остановиться.
Мог ли Монтегю быть шпионом Сопротивления? Возможно, поддерживал связь с Орденом? Может быть, именно это он пытался сообщить ей перед тем, как уйти с Малфоем?
Она начала внимательно наблюдать за Асторией и Монтегю, когда они не были заняты сексом. Она следила за ними из потайных ходов и все больше убеждалась, что у Монтегю были скрытые мотивы для пребывания в поместье. Он был чрезвычайно заинтересован домом, и его глаза странно блуждали по интерьеру всякий раз, когда Астория отворачивалась.
Гермиона размышляла, чем ей грозила попытка приблизиться к нему. Он редко бывал один. Астория, казалось, никогда не отходила от него дальше, чем на несколько метров.
В тех редких случаях, когда Гермиона видела его одного, она колебалась. Он был слишком незнакомым. Конечно, если бы раньше она доверяла ему, то почувствовала бы это инстинктивно.
Она продолжала оправдывать своё нежелание к нему приближаться. Если бы он был членом Сопротивления, и девушка подошла бы к нему раньше времени, то могла бы разоблачить его прикрытие. Тем более если бы выяснилось, что он не знал способ снять кандалы, все оказалось бы бесполезно.
Гермиона решила тянуть время и продолжить наблюдение. Лучше уж неподтвержденные подозрения, чем что-то конкретное, что Малфой мог от нее получить.
Она продолжала колебаться.
Прибывшая вновь целительница Страуд обнаружила, что девушка снова не беременна. Ее лицо во время изучения результатов диагностики казалось раздраженным. Гермиона продолжала наблюдать за стрелкой часов.
— Почему у тебя такой низкий уровень натрия? — спросила Страуд, просмотрев результаты анализов Гермионы.
Девушка оглянулась.
— В моем рационе нет соли.
— Нет соли? — удивленно произнесла целительница. — Чем они тебя кормят?
Гермиона пожала плечами:
— Овощи, мясо и яйца. Все в вареном виде. И ржаной хлеб.
— Но почему?
— Я предположила, что это то, чем они должны меня кормить. Не то чтобы у меня была какая-то свобода слова в этом вопросе, — холодно ответила Гермиона.
— У тебя должна быть сбалансированная диета. Она включает в себя соль, — раздраженно сказала Страуд. Она протянула руку и постучала кончиком палочки по наручнику на запястье Гермионы.
Через минуту вошел Малфой со своим обычным хмурым выражением лица.
— Требуется мое присутствие? — сказал он.
— Да. Есть причина, по которой ей не дают соль? — сказала целительница.
Малфой моргнул.
— Соль? — эхом отозвался он.
— Она говорит, что вся ее еда без соли и в вареном виде. Это начинает влиять на ее уровень натрия, — продолжала целительница Страуд, ее глаза сузились, когда она посмотрела на Малфоя.
Брови того удивленно поползли вверх.
— Эльфам было приказано обеспечить ее едой. Я предположил, что она ест то же, что и мы с Асторией, — сказал он. Затем его челюсти слегка сжались, а глаза сузились. — Астория согласовывает меню. Я выясню, что случилось.
— Пожалуйста, сделайте это. Темный Лорд становится нетерпеливым из-за отсутствия прогресса. Мы же не хотим дополнительного вмешательства.
— Действительно, — холодно ответил Малфой, встретившись взглядом с целительницей Страуд. — А сейчас, если ты закончила, я должен вернуться к своей работе.
— Конечно, Верховный Правитель, не смею вас задерживать, — ответила целительница, бросив на него последний взгляд, прежде чем повернуться к Гермионе.
В тот вечер Гермиона получила свой первый обед с гарниром, свежим салатом, приправами и солонкой.
Она не понимала, как сильно скучала по соли, пока, наконец, не получила ее снова.
Размышляя об этой ситуации, девушка понимала: не было ничего удивительного в том, что Астория решила приказать домовым эльфам держать ее на какой-то... тюремной диете? Пище, достойной грязнокровок? Гермиона даже не была уверена, какой смысл она в это вкладывала. Эта женщина была... странной. Ее раздражение присутствием Гермионы, казалось, проявлялось каким-то нелогичным способом, потому что она думала, что это сойдет ей с рук.
И это сходило ей с рук в течение трех месяцев, примерно двухсот семидесяти приемов пищи. Гермиона не хотела больше даже думать о ещё одной порции отварных овощей.
Малфой вошел в комнату, когда она почти закончила есть, и, приблизившись, осмотрел еду на тарелке.
— Видимо, я обязан был лично во всем убедиться, — сказал он с хмурым видом после того, как еда, судя по всему, оправдала его ожидания. — Ты могла бы упомянуть об этом.
— Если бы я решила жаловаться, еда стала бы последней вещью, которую я бы упомянула, — ответила Гермиона, злобно тыча вилкой в помидор.
Он слегка усмехнулся.
— Да. Вероятно, так и было бы.
Малфой смотрел в окно, пока она ела. Девушка намеренно не торопилась и мысленно повторяла все раздражающие глупые песни, которые выучила в детстве.
Закончив с едой, Гермиона взглянула на него. Она видела его профиль и заметила, как его глаза на мгновение расфокусировались.
«Надеюсь, ты умрешь самой медленной и ужасной смертью, которую кто-либо когда-либо придумывал, Малфой», — тут же прорычала она про себя. Через мгновение он моргнул и посмотрел на нее без всякого выражения. Она встретила его пристальный взгляд без всяких извинений.
— Приму к сведению, — сказал он и указал на кровать.
Гермиона покорно подошла и села на край кровати, прежде чем взглянуть на него и почувствовать, как его холодные серебряные глаза погружаются в ее сознание.
Она всегда оказывалась лежащей на спине, когда он заканчивал копаться в ее воспоминаниях.
Он несколько раз просмотрел ее воспоминания о Джинни.
Потом наблюдал, как она шпионит и размышляет о Грэхэме Монтегю. Малфой выскользнул из ее мыслей.
— Монтегю получил Темную метку после финальной битвы, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Мне рассказали, что это было сделано в знак признания его исключительных заслуг.
Говоря это, он усмехался.
— Твои заслуги тоже были исключительными? — спросила она, пристально глядя на Малфоя. Она понятия не имела, лжет ли он ей о Монтегю.
Он посмотрел на нее сверху вниз и жестоко улыбнулся.
— Более исключительные, чем у Монтегю, — сказал он. Затем улыбка исчезла. Малфой продолжал смотреть на нее, внимательно изучая лицо, а затем окинул взглядом все остальное.
Его взгляд казался мягче и темнее, чем обычно.
Гермиона запоздало поняла, что раскинулась перед ним на кровати. Она почувствовала, как по коже побежали мурашки. Девушка быстро села.
Он еще мгновение смотрел на нее, потом отвел взгляд и уставился на стену позади нее.
— Если у тебя есть какие-то надежды на Монтегю, позволь им умереть, — холодно сказал Малфой. Потом повернулся и ушел.
Через неделю Гермионе приснился новый сон о Джинни.
***
Гермиона была в своей спальне на Площади Гриммо, когда вошла подруга.
— Ты рано вернулась, — сказала Джинни.
Гермиона взглянула на часы.
— Удачный день, — ответила она.
— Да, — сказала Джинни, выглядя немного неловко. — Слушай. Я хотела попросить тебя об одолжении.
Гермиона ждала.
Джинни нервно теребила волосы, но выражение ее лица было невинным.
— Я... ну... ты, очевидно, в курсе обо мне и Гарри, — сказала Джинни.
Гермиона коротко кивнула.
— Да, верно. Что ж. Дело в том, я хочу быть максимально осторожной. Я уже пользуюсь заклинанием. Но... есть что-то в наследии Прюэттов, они не похожи на другие волшебные семьи. Они просто обречены беременеть, несмотря ни на что. Рон и я были незапланированными случайностями после того, как появились близнецы. В этом-то и состоит просьба... не могла бы ты помочь мне с приготовлением противозачаточного зелья. Если у тебя будет время. Я всегда отвратительно их готовила. Если ты не сможешь... ну тогда ладно. Я могу попросить Падму. Знаю, ты ужасно занята. Просто... я не хочу, чтобы ты думала, что я намеренно тебя избегаю.
— Конечно. Я все равно буду варить зелья сегодня вечером. Его легко будет включить в список. У тебя есть предпочтения по вкусу? Самые эффективные не очень приятны на вкус.
— Мне все равно, каково оно на вкус, если будет работать, — смело сказала Джинни.
— Ну, у меня есть несколько готовых флаконов. Я могу дать их тебе сейчас, если хочешь.
— Откуда они у тебя? — Джинни моргнула и подозрительно уставилась на Гермиону. — Ты...?
Гермиона уже видела, как Джинни составляет в уме список ее возможных мужчин.
— Ты ведь не... со Снейпом, правда? — Джинни вдруг запнулась.
Гермиона разинула рот.
— Мерлин... Нет! — пролепетала она. — Я целительница! Я держу много вещей под рукой. Ты невозможна! Почему ты вообще подумала про него?
Джинни выглядела слегка смущенной.
— Просто он единственный человек, с которым ты можешь долго разговаривать. Кроме Фреда, который сейчас с Анджелиной. Со всеми остальными ты лишь споришь и ругаешься. И эти словесные баталии, уверена, не включают примирительный жаркий секс.
— Это не значит, что я сплю с ним, — пробормотала Гермиона, чувствуя, что ее лицо вот-вот вспыхнет. — Он мой коллега. Я советуюсь с ним насчет зелий.
— Ты просто выглядишь одинокой, — сказала Джинни, глядя на Гермиону долгим взглядом.
Гермиона слегка вздрогнула и уставилась на нее в ответ.
— Ты ни с кем не сближаешься, — продолжила Джинни. — Раньше вы были неразлучны с Роном и Гарри. Но даже до того, как покинуть их, чтобы стать целительницей, ты, казалось, уже отдалилась ото всех. Я подумала... Может, у тебя кто-то есть. Конечно, Снейп был бы странным выбором по многим причинам... но это война. Слишком тяжело справляться с ней в одиночку.
— Снимать напряжение с помощью секса — это фишка Рона. Не моя, — сухо ответила Гермиона. — Кроме того, я не участвую в сражениях.
Джинни задумчиво посмотрела на нее, прежде чем сказать:
— Я считаю, больничная палата намного хуже поля боя.
Гермиона отвела взгляд. Иногда она размышляла об этом. Могло ли это быть на самом деле правдой... Она не слышала иного мнения, потому что никогда не решалась спросить об этом.
— Я думаю об этом каждый раз, когда нахожусь там. На поле боя все так упорядоченно. Кого-то ранили. Ты просто трангрессируешь всех раненых прочь, а затем возвращаешься сражаться. Ты немного побеждаешь. Ты несёшь потери. Иногда тебя бьют. Ты бьешь в ответ. И у тебя есть дни, чтобы восстановиться и передохнуть, или есть время для скорби, если твой партнер, прикрывающий тебя на поле, умирает. Но в больничной палате каждая битва выглядит проигранной. Я всегда испытываю больше стресса, проводя время в больничных палатах, а не на поле битвы.
Гермиона молчала.
— И у тебя никогда не бывает свободного времени, — добавила Джинни. — Ты на работе, поэтому никто не может пожалеть тебя, дать тебе оплакивать потери. Я знаю от Гарри и Рона, что ты все еще настаиваешь на темных искусствах, когда ходишь на собрания Ордена. Я не согласна с тобой... но я понимаю. Я понимаю, что ты видишь войну под другим углом зрения. Наверное, под самым худшим. Я просто хочу сказать, что если у тебя кто-то появился, я была бы очень рада за тебя. Даже если это будет Снейп.
Гермиона закатила глаза.
— Тебе, наверное, стоит прекратить, если ты все еще хочешь получить своё противозачаточное зелье, — сказала она с сердитым взглядом.
***
Гермиона проснулась в полном шоке.
Джинни и Гарри были вместе.
Джинни и Гарри были вместе, и Гермиона ничего об этом не помнила. В ее воспоминаниях не было и намёка на это. Она полностью забыла про них.
Она забыла эту деталь…
Намеренно?
Было ли это тем, что скрывала Гермиона?
Джинни была еще жива, когда Гермиону посадили в тюрьму. Джинни не участвовала в последней битве. Ее не пытали до смерти вместе с остальными Уизли.
Гермиона думала, что Джинни все еще жива, пока Ханна не рассказала ей о Верховном Правителе.
Если бы Волдеморт знал, какое значение имеет Джинни для Гарри, ее смерть была бы ужасной. Гораздо хуже, чем то, что случилось с остальными Уизли.
Гермиона сделала бы все, чтобы защитить Джинни, заперла бы собственные воспоминания, чтобы попытаться спасти ее.
Ради Гарри.
Ради самой Джинни.
Во время войны она всегда была ее подругой. Не близкой, но всегда постоянной в своей дружбе с Гермионой, даже когда у самой Гермионы начались проблемы с остальными. Джинни, Луна и Гермиона жили вместе на Площади Гриммо, пока Луна не умерла.
Но Джинни была мертва. Малфой выследил ее и убил.
Гермиона почувствовала, что ее сейчас вырвет.
Неужели все это было настолько бессмысленно? Она заперла свое прошлое, чтобы защитить Джинни, не зная, что та уже умерла? Гермиону передали Малфою, таскали к Волдеморту, и все это было для того, чтобы защитить ту, кто уже была мертва.
И ещё был Снейп.
После освобождения Гермиона очень старалась не думать о Снейпе.
Она думала, что он был на их стороне.
Он обучил ее мастерству приготовления зелий, посвятив этому бесчисленное количество часов своего личного времени.
Вскоре после того, как Дамблдор был убит, Гермиона спустилась в подземелье к двери Снейпа и спросила ровным голосом:
— Если начнется война, какие зелья я должна уметь приготовить? Где я смогу купить ингредиенты, которые не смогу найти?
Вместо того, чтобы усмехнуться и захлопнуть дверь перед ее носом, он пригласил ее, и она каждый вечер до поздней ночи проводила в его кабинете. Готовя одно сложнейшее зелье за другим. Когда Хогвартс был покинут, он продолжал учить ее на Площади Гриммо.
Загадочный мужчина не третировал ее, возможно, из-за отсутствия сил, которые он тратил на ее тренировки. Он был жестким и требовательным, но щедрым в своих знаниях. Снейп, казалось, был одним из немногих других людей, который готовился к войне, составлял собственные рецепты зелий, рисовал карты местности, где искать ингредиенты, когда закончатся средства для их покупки. Среди ночи и рано утром он таскал ее с собой по всей Англии. Он трансгрессировал с места на место, чтобы научить ее находить растения и собирать их таким образом, чтобы сохранить их свойства. Он научил ее строить силки, ловить и гуманно убивать животных и магических существ, необходимых для приготовления зелья.
Он даже ничего не сказал, когда она заплакала, убив своего первого растопырника.
Снейп обучал ее, пока Гермиона не получила квалификацию мастера зелий.
Во время войны она была его самым верным защитником.
Чарли Уизли возненавидел ее за то, что девушка предпочла Снейпа почти всем остальным. Она защищала методы Снейпа и все то, что он делал в качестве Пожирателя Смерти. Она защищала его, когда Гарри и Рон хотели убрать его из Ордена.
Гермиона считала его больше чем коллегой или наставником. Он был тем, кому она безоговорочно доверяла.
Все это было обманом. Хитрой уловкой. Без Дамблдора, который мог бы поручиться за него, он вырастил себе нового защитника. Обвел ее вокруг пальца, щедро делясь своими знаниями. Купил ее преданность мастерством зелья.
Затем, одержав победу, он бросил ее. У него был шанс избавить ее от участия в программе Страуд, и он отказался. Он уехал в Румынию и оставил ее на растерзание Малфою.
Это было настолько горьким и глубоко личным предательством, что она едва могла заставить себя думать об этом.
Гермиона встала и принялась читать газету.
