Скованные/Manacled

Три года назад. Март 2002 года. Около шести лет после смерти Альбуса Дамблдора. Гермиона заскрипела зубами от разочарования, разливая по флаконам противоядия. Она только что вернулась с очередного бессмысленного собрания Ордена. Иногда девушка задавалась вопросом, была ли она единственной, кто знал, что они проигрывают войну. Поставив новые флаконы на полку, она сунула несколько штук в карман и поспешила в соседнюю комнату, где суетилась мадам Помфри. В больничной палате, занимавшей второй этаж дома на площади Гриммо, царила зловещая тишина. Ни у кого из присутствующих в комнате не было легких травм. Ли Джордан лежал на первой кровати. Мозговое вещество все еще сочилось из его ушей, капля за каплей. Гермиона придумала способ отменить проклятие, но контрзаклинание действовало медленно. Она могла только надеяться, что вытекание прекратится в течение следующего часа. Было сомнительно, что его умственные способности восстановятся. Повреждение мозга оказалось тяжелым и необратимым. Она не была уверена в том, насколько серьёзными будут последствия. Ей придется подождать, пока он очнётся. Если он очнётся. Скорее всего, к тому времени, когда вытекание мозга прекратится, и он не умрет окончательно, Ордену придется пойти на риск и быстро транспортировать его в больницу Святого Мунго, чтобы сохранить ему жизнь. Джордж Уизли сидел на кровати рядом со своим другом. Он был бледен от боли и отчаяния. Его ранили чуть выше колена быстродействующим проклятием некроза. К тому времени, когда он смог преодолеть боль и аппарировать обратно, гниение распространилось до самого бедра. Контрзаклинания от некроза не существовало. Гермиона едва успела, не задевая жизненно важных органов, отрезать ему ногу. У нее даже не было времени, чтобы остановиться и оглушить его. Его руки все еще дрожали, сколько бы успокоительных таблеток и болеутоляющих зелий Гермиона ему ни давала. Кэти Белл спала на кровати в дальнем углу. Гермиона надеялась, что ее скоро выпишут. Какой-то отвратительно изобретательный Пожиратель Смерти призвал дикобраза у нее в груди. Иглы разорвали и искромсали легкие и желудок девушки и только чудом не остановили ее сердце. Она чуть не утонула в крови, прежде чем Гермионе и мадам Помфри удалось изгнать существо и стабилизировать ее. Кэти находилась в палате уже три недели. Она уже выздоравливала, но ее торс все еще был покрыт множеством крошечных круглых шрамов. Ее дыхание издавало слабый дребезжащий звук, когда девушка шевелилась. Гермиона подошла к Симусу Финнигану и влила ему в горло противоядие. Он упал в яму с гадюками и был укушен тридцать шесть раз, прежде чем ему удалось аппарировать. Только благодаря невосприимчивости волшебников к немагическим повреждениям ему удалось вернуться к ним до того, как он умер. В больничной палате находилась ещё дюжина человек, но Гермиона не знала имен остальных бойцов Сопротивления, а они были слишком ранены, чтобы сказать ей. Стоя в комнате и глядя на безмолвные израненные тела, девушка чувствовала себя странно потерянной. Она только что вернулась с очередного собрания, на котором убеждала Орден начать использовать более эффективные проклятия в бою. Ее предложение отвергли. Снова. Среди многих членов Ордена царил безумный оптимизм по поводу того, что они смогут каким-то образом выиграть войну, не прибегая к темным искусствам. Большинство бойцов Сопротивления вынуждены были оглушать или парализовывать противников, когда те загоняли их в угол. Будто Пожиратели Смерти не могли отразить эти заклинания за несколько секунд или пережить их, чтобы в следующей стычке снова искалечить кого-нибудь или убить. Оставалось несколько человек, которые все же применяли более жестокие боевые заклинания. В основном те, на кого обрушилось проклятие, едва не убившее их. Это походило на маленький грязный секрет в рядах Сопротивления; все закрывали на этот способ глаза, притворяясь, что его не существует. Каждый раз, когда Гермиона появлялась на собраниях, посвящённых военной стратегии, она излагала аргументы, почему всех бойцов стоило обучить более эффективной боевой магии. И каждый раз ловила на себе недоверчивые взгляды. По-видимому, находясь на стороне «Света», они должны были полагаться на силу Удачи. Не важно, что их враги хотели вырезать все Сопротивление, а затем убить или поработить всех магглов в Европе. Очевидно, этого факта было недостаточно, чтобы начать убивать Пожирателей Смерти в целях самообороны. Каждый раз девушка получала один и тот же ответ. Гермиона была целительницей, разве она не понимала, как использование темных проклятий в конечном итоге «разъедает» человека? Но, если члены Сопротивления делали личный выбор, чтобы использовать эти виды заклинаний, это было их решение. Орден никогда не будет заставлять или требовать. Никогда не станет никого поучать. Кроме того, кто-то всегда вежливо указывал Гермионе на то, что она едва ли знала, каково это — быть там, на поле боя, стоя перед выбором, лишить ли кого-то жизни. Она всегда возвращалась на Площадь Гриммо в качестве целительницы, хозяйки зелий и разрушительницы проклятий. Вот где ее мнение было ценно. Она должна была позволить людям, специализирующимся на сражениях, самим принимать решения о военных стратегиях. Осознание этого было достаточной причиной для того, чтобы каждый раз после собраний Гермионе хотелось кричать от бессилия. Когда она стояла рядом с Ли Джорданом, продолжая кипеть от гнева, то услышала стук дерева об пол и, обернувшись, увидела входящего в комнату Аластора Грюма. Его крутящийся волшебный глаз был устремлён прямо на неё. — Грейнджер. На пару слов, — сказал он. Собравшись с духом, она повернулась и пошла за ним по коридору. Гермиона надеялась, что ее не будут снова ругать за то, что она осмелилась подвергнуть сомнению военную стратегию Ордена. Она и представить себе не могла, чего хотел Грозный Глаз. Он был одним из немногих членов Ордена, кто не голосовал против ее предложений. Грюм провел их в маленькую каморку и, как только они оказались внутри, повернулся, произнеся серию мощных заклинаний уединения. Закончив, он внимательно оглядел комнату. Его волшебный глаз вращался, когда мужчина внимательно осматривал каждый уголок. Через минуту он посмотрел на нее сверху вниз. Аластор Грюм казался странно напряженным, даже для человека, который призывал к постоянной бдительности чаще, чем говорил что-либо еще. Казалось, ему было не по себе. — Мы проигрываем войну, — сказал он через мгновение. — Знаю, — сказала Гермиона свинцовым голосом. — Иногда мне кажется, что я единственный человек, который понимает это. — Некоторые люди могут сражаться, только ощущая под ногами опору оптимизма, — медленно произнес Грюм. — Но... и он когда-то закончится. Гермиона продолжала смотреть на него. Ей не нужно было, чтобы он говорил ей это. Она все понимала. Гермиона являлась той, кто должен был спасать людей, в то время как они умирали в агонии от проклятий, которые она не могла отменить. Кто должен был войти после этого в комнату для допросов и перечислить погибших и раненых, подробно описывая, сколько времени займет их восстановление и можно ли будет ожидать, что эти люди снова смогут сражаться, когда лечение будет окончено. — Появилась возможность, — тихо сказал Грюм. Он внимательно изучал ее лицо. — Та, которая могла бы переломить ход войны в нашу пользу. У Гермионы не осталось ни малейшего запаса надежды, чтобы оживиться при этих словах. Судя по тону, которым Грюм говорил с ней, она подозревала, что цена за это преимущество будет достаточно высока. — Что за возможность? — По мере того, как силы Волдеморта росли, доступ к сведениям для Северуса становился все более ограниченным. Он в основном продолжал исследовать и разрабатывать новые проклятия с Долоховым. Они больше не информируют его о стратегиях будущих атак. Гермиона кивнула. Она заметила это за последние несколько месяцев. Некоторые члены Ордена восприняли это как повод снова усомниться в преданности Снейпа. — У нас появилась возможность привлечь нового шпиона. Есть доброволец с высоким рангом в армии Волдеморта, который готов примкнуть к нам. Гермиона скептически посмотрела на Грюма. — Кто-то из высокопоставленных генералов хочет присоединиться к Сопротивлению сейчас? — Условно, — уточнил Грюм. — Мальчишка Малфой. Говорит, что станет шпионом, чтобы отомстить за свою мать. С условием его полного помилования и... — он замялся. — И он хочет тебя. Сейчас и после войны. Гермиона стояла в полном шоке. Даже если бы Грюм сейчас ее проклял, это бы не так сильно ее поразило, как заявление Малфоя. — Северус считает его предложение обоснованным. Говорит, что Малфой был какое-то время заинтересован тобой в школе. Ничто не указывает на то, что его предложение — уловка. Гермиона едва расслышала эти слова, пока стояла, внутренне приходя в себя. Она не видела Малфоя со школы. Шестой год едва начался, когда он развязал войну, убив Дамблдора и затем сбежав. Она иногда слышала о нем, когда Северус докладывал последние новости о военной структуре рядов Волдеморта. Малфой все эти годы неуклонно поднимался вверх по служебной лестнице. Зачем Драко Малфою становиться шпионом? Обоснованно было бы обвинить его в том, что он приложил руку к развязыванию войны. Не было никакой правдоподобной причины для такого позднего перехода в Сопротивление. Возможно, сила Волдеморта была не такой могущественной, как все полагали. Возможно, в рядах его генералов начались междоусобицы. Это казалось слишком хорошей причиной, чтобы быть правдой. И зачем вообще просить ее? Гермиона не помнила, чтобы их школьное соперничество было чем-то таким, о чем можно было упоминать в письмах родителям. Он всегда уделял гораздо больше внимания издевательствам над Гарри, чем над ней. Она всегда была скорее дополнением, просто ещё одним оскорблением, потому что была магглорожденной. Она никогда не была истинной мишенью его жестокости. Если... только требовать ее не было... своего рода извращённой попыткой отомстить Гарри. Может быть, он думал, что они с Гарри были вместе. Мерзкий ублюдок. Она стояла и размышляла, пока Грюм не заговорил снова. — Нет ничего, чего бы я не сделал для получения информации, которую он может предоставить. Но требуется твоё согласие. Он хочет, чтобы ты согласилась. Нет. Нет. Никогда. Она проглотила отказ. Ее руки сжались в кулаки, пока Гермиона не почувствовала ногти под своей кожей. — Я сделаю это, — сказала она, не позволяя голосу дрогнуть. — При условии, что он не сделает ничего, что помешает моей способности помогать Ордену. Я сделаю это. Грюм внимательно посмотрел на нее. — Тебе следует больше подумать о том, на что ты идёшь. У тебя есть несколько дней. Если ты согласишься... то никому не сможешь об этом рассказать. Только после войны. Ни Поттеру, ни Уизли, ни кому-либо еще. Кингсли, Северус, Минерва и я будем единственными членами Ордена, которые будут в курсе. Гермиона пристально посмотрела на него. В груди у нее возникло ощущение, будто что-то внутри нее сжимается и умирает, но она не позволила себе обратить на это внимание. — Мне не нужно больше времени на размышления, — резко сказала девушка. — Я понимаю, чего от меня хотят. Чем скорее мы получим информацию, тем лучше. Я не буду откладывать ответ только из-за того, что у меня есть время подумать или испугаться своего решения, которое я уже приняла. Грюм резко кивнул. — Тогда я пошлю сообщение, что ты согласилась. Убрав магические обереги с двери, он вышел, оставив Гермиону одну, чтобы она могла переварить то, на что согласилась. Девушка не была уверена, что не сломается. Например, что не расплачется. Сейчас это было ее самое сильное желание. Казалось, Грюм взвалил всю войну на ее плечи. Но также... вероятно... надежду на мир. Настолько, насколько это было возможным, чтобы чувствовать надежду после того, как она согласилась продать себя Пожирателю Смерти в качестве его военного приза. Гермиона уже давно не чувствовала надежды. Почему-то до самой смерти Дамблдора и даже некоторое время спустя она думала, что война будет простой и быстрой. Гарри столько раз спасался от смерти в школе. Он, Рон и она столько раз испытывали судьбу, невероятным образом избегая смерти. Поэтому Гермиона всегда думала, что быть умной, быть хорошей... что дружбы, храбрости и силы любви достаточно, чтобы выиграть войну. Но это было не так. Быть умной было недостаточно. Доброта в ней превратилась в прах под тяжестью всех потерянных или разрушенных жизней, которые ничего не значили в бесконечной войне. Дружба не остановит никого от смерти, оставив тебя корчиться и кричать в агонии. Храбрость не выиграет битву, когда у твоих врагов есть множество способов навсегда вывести тебя из строя, а ты все ещё будешь пытаться взять верх над ними с помощью обездвиживания. Любовь до сих пор не победила ненависти Волдеморта. Казалось, с каждым днем шансов на это становилось все меньше. Гарри находился под постоянным давлением чувства вины. Он был таким худым и измученным... Гермиона боялась, что он может сломаться в любой день. Он продолжал закрываться и все дальше уходить в себя. Смерть Дамблдора следом за потерей Сириуса, казалось, изменила его так сильно, что было ощущение, что он никогда полностью не оправится. Каждая травма или смерть кого-то из его друзей, казалось, подталкивали его немного ближе к пропасти, и он не был уверен, что сможет из нее вернуться. Гарри цеплялся за надежду, что война каким-то образом закончится, и жизнь после этого сразу станет нормальной. Это было невозможно, но вера в это была его единственной движущей силой. Именно он самым непреклонным образом настаивал на том, что Орден и Сопротивление никогда не будут использовать темную магию. Если они это сделают, рассуждал он, обратного пути не будет. Они будут запятнаны на всю оставшуюся жизнь. Станут такими же, как Пожиратели Смерти. И поэтому Гермиона была вынуждена следовать за ним и за его идеями вместе с Орденом и большей частью Сопротивления. А потом смотреть, как их друзья умирают в ее больничной палате. Они полагались на Гарри. Если он впадет в отчаяние, то окончательно сломается и сдастся. Орден отчаянно нуждался в преимуществе. Конкретной информации. Чтобы быть готовым к засадам. Или к возможности ударить по слабым местам противника. Хоть в чем-то. Малфой мог дать им все это. Его лично обучала Беллатриса, прежде чем умереть вместе с его матерью. Он достиг высокого ранга на службе. И теперь он делал предложение, от которого они не могли отказаться. От которого она не могла отказаться. Он явно знал это, ведя себя как король, требующий дани. Потому что он был очарован ею... Она задумалась над этим. Если бы Северус не подтвердил это, Гермиона бы никогда не поверила в такое. Желая отомстить за свою мать. Прося о помиловании. Требуя ее сейчас и после войны. Какой из его мотивов был истинным? Хоть какой-то из них вообще был правдой? Или он хотел обмануть их, играя в свою игру? Его мать умерла больше года назад в результате несчастного случая, с ней также погибла Беллатриса Лестрейндж. Пожиратели смерти пытались схватить Гарри и Рона, когда те бежали из поместья Лестрейндж. На самом деле ни одна из сторон не была виновата в случившемся. Если бы ее смерть положила конец верности Малфоя, это должно было случиться еще тогда. Но прошёл год. И он использовал потерю своей тети — заняв ее место, — чтобы подняться еще выше, наращивая силу и мощь. Однако желание помилования казалось до нелепого странным. Если только не было каких-то невероятных шансов, о которых она не знала... Вероятность того, что Орден может выиграть, была в лучшем случае ничтожной. Значит, из-за нее? Возможно, он ненавидел ее больше, чем она думала. Или желал... Гермиона содрогнулась от отвращения и попыталась отогнать эту мысль, прежде чем взять себя в руки и заставить себя остановиться и обдумать ее. Если желание получить ее было его мотивацией... эта возможность зависела не только от ее согласия. Как только он овладеет ею однажды, а может быть, и несколько раз, она ему надоест. Возможно, для него это было просто игрой. Притвориться шпионом и получить шанс поставить ее на колени. Зная, что она поползёт за ним, если это будет означать спасение Гарри. Спасение Ордена. А потом, когда он получит то, что хочет... он вернётся назад. Швырнёт ее в сторону и будет смотреть, как они все умирают. Ее горло сжалось, и Гермиона почувствовала, что ее сейчас стошнит. Она прогнала ужас и проигнорировала мучительное, скручивающее ощущение внизу живота. Гермиона должна была найти способ очаровать его. Чтобы удержать его внимание и интерес. Возможно ли это вообще? Она вышла из комнаты, чувствуя себя опустошённой, и вернулась в больничную палату. В комнате по-прежнему было тихо. — Поппи, я нужна тебе сейчас? Или я могу ненадолго отлучиться? — тихо спросила она. — Конечно, дорогая. Тебе нужно отдохнуть. Ты уже двенадцать часов на ногах, — мягко сказала ей Помфри. — Если что-нибудь случится, я вызову тебя. Гермиона теребила браслет на запястье. На него были наложены Протеевы чары, которые Орден использовал, чтобы вызывать ее в убежища, где она была наиболее необходима. Девушка вышла из больничной палаты и направилась в свою комнату. Она не собиралась отдыхать. Гермиона переоделась в чистую одежду, а затем вышла на крыльцо и аппарировала прочь. В волшебном мире не было того, что ей было нужно. Гермиона пробралась к ближайшей книжной лавке. Она просмотрела все разделы. Выбирала книги по философии, психологии, межличностным отношениям и истории, пока не набрала целую охапку. Женщина за прилавком изогнула бровь, просматривая заголовки. Несколько исторических биографий наложниц и женщин-шпионов, подробное руководство по сексу, «Искусство войны» Сунь-Цзы, «Наука Благоразумия» Бальтасара Грасиана, биография Макиавелли, «Наука и практика» Роберта Чалдини, пособие о языке тела. В общей совокупности наличие всех этих книг было странным выбором. — Они для эссе университета, — импульсивно солгала Гермиона, чувствуя необходимость объясниться. — Думаю, некоторые из них пригодятся и для личного пользования, — женщина дерзко подмигнула ей, когда складывала книги в сумку. Гермиона почувствовала, что краснеет, но заставила себя рассмеяться. — Ну, я ведь и покупаю их, чтобы пользоваться лично, — съязвила она, но слова показались ей песком во рту. — Если еще раз заскочишь, обязательно дай знать, как все пройдёт с эссе для твоего преподавателя. И не окажется ли что-нибудь из этого полезным для внеклассных занятий. Гермиона неловко кивнула, расплатившись, и вынесла сумку из магазина. При этих словах женщины перед ее глазами вспыхнуло лицо Макгонагалл. Минерва тоже была в курсе. Но именно Грюм был выбран, чтобы поговорить с Гермионой. Интересно, почему? Ей стало немного нехорошо, когда она посмотрела на подборку книг, которыми теперь владела. Она хотела выпить чашку чая. Ну, вообще-то Гермиона хотела провалиться сквозь землю и умереть там, но глоток горячего чая был ее вторым желанием. Девушка нашла поблизости забегаловку и выудила книгу, название которой меньше всего ее беспокоило, пока она ждала свой чай. Менять приемы, дабы отвлечь внимание, тем паче враждебное. Не держаться начального способа действия — однообразие позволит разгадать, предупредить и даже расстроить замысел. Легко подстрелить птицу, летящую по прямой; труднее — ту, что кружит. Не держаться до конца и второго способа, ибо по двум ходам разгадают всю игру. Коварство начеку. Чтобы его провести, немалая требуется изощренность. Опытный игрок не сделает того хода, которого ждет, а тем более жаждет, противник. Явит один умысел, дабы проверить соперника помысел, а затем, круто повернув, нападает врасплох и побеждает. Хитрость сражается, применяя стратагемы умысла: никогда не совершает то, о чем возвещает; целится так, чтобы сбить с толку; для отвода глаз искусно грозит и внезапно, где не ждут, разит, непрестанно стараясь обморочить. Иная игра, иные приемы — теперь хитрость рядится в одежды бесхитростности, коварство надевает маску чистосердечия. На помощь тогда приходит наблюдательность; разгадав дальновидную цель, она под личиной света обнаруживает мрак, изобличает умысел, который, чем проще кажется, тем пуще таится. Так, коварные тучи Пифона борются со светозарными лучами Аполлона. Гермиона закусила губу, наливая себе чашку чая, снова вспомнив о Малфое. Ее рука поднялась к горлу, и она нервно поиграла цепочкой ожерелья, крутя ту вокруг пальцев. Затем она порылась в сумке и с помощью волшебной палочки незаметно превратила перо и пергамент в ручку и маленькую записную книжку. К тому времени, как ее чайник опустел, тетрадь была уже забита заметками. Запихивая книги в расширенную заклинанием сумку, Гермиона еще раз обдумала ситуацию, в которой оказалась. Она не могла полагаться только на свои предположения о Драко Малфое. Требуется узнать о нем как можно больше информации, ничего не упустив. После почти шести лет в качестве Пожирателя Смерти Малфой, вероятно, являлся опытным манипулятором. Отчеты Северуса указывали на то, что в ближайшем окружении Волдеморта царила безжалостная обстановка. Он был жестоким хозяином и беспощадным в своих наказаниях. Пожиратели Смерти были враждебно настроены друг к другу. Стремились уничтожить тех, кто был выше по рангу, если это помогало им обезопасить свои собственные места или получить больше доступа к власти и собственной защите. Предложение Малфоя легко могло являться уловкой, чтобы подняться еще выше. Чтобы стать двойным агентом для Волдеморта, таким же, каким был Снейп для Ордена. И предоставить Сопротивлению ложную информацию в критический момент, который может привести к их окончательному падению. Однако Северус поддержал эту идею, полагая, что предложение Малфоя было обоснованным. Ей придется поговорить с ним. Ей хотелось выяснить, что именно он знал, чтобы поверить в намерения Малфоя. Она проскользнула в темный переулок и аппарировала обратно на Площадь Гриммо. Поднимаясь в свою комнату, Гермиона заметила Лаванду Браун, выходящую из комнаты, которую Рон делил с Гарри и Фредом. Рон и Лаванда были не совсем в типичных отношениях. У Рона было около пяти девушек, которые менялись в зависимости от их доступности после миссий и стычек. Война делала его более злым и напряженным. Он постоянно был на взводе, разрабатывая планы нападений. Его талант к волшебным шахматам превратился в талант к военной стратегии. Он был склонен считать каждый несчастный случай личной ответственностью. Если он не трахался с кем-то, то впадал во взрывные приступы ярости. У всех были разные механизмы совладания со стрессом. Невилл Лонгботтом и Сьюзен Боунс курили на чердаке так много бумсланга, что от них разило дымом даже после наложенных чар свежести. Ханна Эббот кусала ногти до крови. У Чарли была набедренная фляжка, которая, как подозревала Гермиона, обладала заклинанием расширения, учитывая, что его дневные ядовитые комментарии никогда не иссякали. Гарри курил сигареты и привычно пробирался в подпольные маггловские бойцовские клубы. Гермиона помедлила в коридоре, глядя вслед Лаванде, прежде чем подойти и тихонько постучать в дверь спальни. — Открыто! — крикнул Рон. Гермиона заглянула внутрь и увидела, что он натягивает рубашку. — Все в порядке? — поинтересовался он. — Да, — неловко ответила она. — Я просто... хотела узнать, не мог бы ты рассказать мне о том, что случилось в тот день, когда сгорело поместье Лестрейндж. Я занималась исследованием заклинаний. Это ведь было Адское пламя, не так ли? Рон бросил на нее странный взгляд. — Это случилось давно. В тот момент, когда нас с Гарри схватили егеря. Я наложил на него жалящее заклинание, так что они не сразу узнали его. Они отвезли нас к Беллатрисе, ее сестра тоже была там. Они послали за Малфоем, чтобы тот опознал Гарри, прежде чем вызывать Волдеморта. Но еще до того, как он добрался, Луна успела сообщить об этом Ордену, и она, Грюм, Тонкс и Чарли появились на драконе, влетевшем прямо из чёртова окна. Рон провел пальцами по волосам, и Гермиона с болью заметила, что в них появились седые пряди. — В любом случае там творилось безумие. Проклятия летели градом, и Крэбб, похоже, пытался остановить нас проклятием Адского пламени и потерял контроль над ним. Он всегда был идиотом. Он сжег все здание в считанные минуты. Мы, скорее всего, все бы погибли, если бы не дракон Чарли. Но... мы не сумели дотянуться до Луны. Она была слишком далеко... одна из огненных химер поглотила ее. — По мере того, как он говорил, выражение лица Рона становилось все более далеким и призрачным. — А что произошло с Беллатрисой и Нарциссой? Они погибли так же? — небрежно спросила Гермиона. — Да. Они, вероятно, могли бы аппарировать из поместья, если бы вовремя сообразили. Но Крэбб стоял прямо за ними, когда вызвал пламя. Оно поглотило их первыми, и, видимо, поэтому он потерял контроль. Наверное, испугался, когда понял, как ему достанется за убийство Беллатрисы. — Возможно, — кивнула Гермиона. — Адское пламя — это не шутки, Гермиона. — Рон серьезно смотрел на нее. — Я знаю, ты всегда настаиваешь на том, чтобы Орден начал использовать более опасные заклинания, но то, что это не темная магия, не делает ее менее серьезной. Если ты собираешься настаивать на использовании Адского пламени на поле боя, я буду первым, кто тебе запретит. Гермиона поджала губы и сжала ручку двери в ладони так крепко, что та слегка задребезжала. Она быстро ослабила хватку. — Я не идиотка, Рональд. Мне просто нужны яйца огневицы для приготовления зелий, и я пытаюсь решить, какое заклинание создания пламени будет лучшим. — Это была слишком нелепая ложь, но прошло уже много лет с тех пор, как Рон варил зелье. — О. Ну, надеюсь, это будет не Адское пламя. Она резко кивнула в знак согласия. — Ну, мне следует еще кое-что выяснить, — сказала Гермиона и вышла из спальни. Когда она толкнула дверь в свою комнату, Гарри и Джинни отпрянули друг от друга с виноватым видом. — Прошу прощения, — извинилась Гермиона. — Я вам не помешала? — Нет, — быстро ответил Гарри. — Я как раз расспрашивал Джин о том задании, с которого они с Дином вернулись. Он быстро вышел из комнаты. Гермиона посмотрела на Джинни. — Детали миссии? Джинни покраснела. — Мы просто разговаривали. Он все еще... против... он просто иногда приходит поговорить. Гарри и Джинни скользили на грани отношений друг с другом уже много лет. Их интерес был очевиден, но Гарри отказывался вступать в отношения. Он всегда отвечал, что это слишком опасно. Что он сразу нарисует мишень на спине Джинни. Но всякий раз, когда Джинни встречалась с кем-то еще, Гарри стремился улизнуть в маггловский Лондон и вернуться домой с отсутствующими зубами, сломанным носом, разбитыми костяшками пальцев и сломанными ребрами. Джинни уже больше года ни с кем не встречалась. И, словно черная дыра, ее доступность продолжала притягивать Гарри к ней. Он не мог держаться от нее подальше, но и не мог заставить себя признать свой интерес. — Ну, по крайней мере, он с тобой разговаривает, — пробормотала Гермиона. Гермиона и Гарри... отдалялись друг от друга. Ее настойчивые призывы использовать темную магию воспринимались как недостаток доверия к нему и Дамблдору. Возможно, даже как предательство, хотя ни Гарри, ни Рон никогда не использовали это слово. Каждый раз, когда она касалась темы использования темных искусств, он не разговаривал с ней в течение нескольких дней. Гермиона отбросила эту мысль. Она не могла больше думать об этом. У неё и так в голове было много вещей, о которых стоило сейчас позаботиться.