Скованные/Manacled

Апрель 2002. В следующий раз, когда Гермиона аппарировала в хижину, она едва успела переступить порог, как Малфой резко материализовался из воздуха совсем рядом. Он крепко схватил ее за плечи, прижимая к стене, и поцеловал. Гермиона не успела никак отреагировать. Ее глаза широко распахнулись от удивления, и Малфой встретился с ней взглядом, тотчас же врываясь в ее сознание. Он застал ее врасплох, и Гермиона не успела возвести в своём сознании ментальные стены. Малфой вжимался в неё всем телом, продолжая целовать, и это не давало ей возможности сосредоточиться на вторжении в ее мысли. Он просматривал последние воспоминания: как она варила зелье Невидимости для кольца, которое он дал ей в прошлый раз; как трансгрессировала вместе с Ли Джорданом и оставила его возле Больницы святого Мунго. Малфой остановился на ее воспоминании об их прошлой встрече. Она чувствовала, как он анализирует его, и в то же время остро ощущала, как губы Малфоя отрываются от ее губ, как он целует её подбородок, в то время как его руки принимаются изучать ее тело. Закончив просматривать воспоминание их встречи, он начал продвигаться дальше, к ее разговору со Снейпом. Нет. Гермиона не могла позволить ему увидеть это. И хотя она была уверена, что Малфой поймёт, что она пытается сделать, девушка все равно решила попробовать. Она заставила себя не пытаться спрятать это воспоминание или специально думать о чем-то другом. Вместо этого Гермиона ухватилась за первый попавшийся фрагмент из прошлого и специально задвинула его на самый край сознания, словно скрывая. Малфой, конечно, должен был догадаться, что это уловка, но он все равно последовал за ней. Гермиона продолжила прятать выбранное воспоминание в течение ещё нескольких секунд, а потом дала возможность Малфою прорваться к нему. Это был третий курс. Перед ней стоял Малфой, его губы кривила усмешка. — Вы когда-нибудь видели что-то настолько жалкое? — сказал он. — И это ничтожество назначили нашим учителем. Гарри и Рон дернулись в сторону Малфоя, но Гермиона их опередила. Послышался громкий звук пощечины. Она ударила Малфоя по лицу со всей силой, на которую была способна. Ее ладонь горела, а кожа Малфоя заалела в том месте, где она нанесла удар. Он пошатнулся, смотря на неё со смесью боли и опаски. — Не смей называть Хагрида жалким, ты, мерзкий... отвратительный... — прорычала она. Малфой резко покинул сознание Гермионы и отодвинулся от неё, вздрагивая всем телом. Гермиона не отводила от него взгляда, ожидая, что эти воспоминания о третьем курсе приведут его в ярость. Через несколько секунд она поняла, что Малфой смеётся. Это показалось ей даже более устрашающим. — Неплохо, — сказал он через минуту, все ещё посмеиваясь. — Я не ожидал, что ты так скоро сможешь использовать эту технику. Гермиона растерянно стояла у стены, стараясь оправиться от одновременно ментальной и физической атаки Малфоя. Она чувствовала, как у неё уже начинает раскалываться голова. — Ты всех так обучаешь окклюменции? — спросила она через несколько секунд. Уголки его губ едва заметно приподнялись. — Только тебя, — сказал Малфой с издевкой. — Не мог допустить, чтобы ты засомневалась в моей искренности. И мне нужно было сделать что-то, что позволило бы сбить тебя с толку. Поэтому, — он пожал плечами, — я решил убить двух зайцев одним выстрелом. Ты же не ждала, что я буду держать руки при себе. Гермиона едва сдержалась от усмешки в ответ. — Мне надеть чулки на следующую встречу? — саркастично спросила она. Его глаза, казалось, немного потемнели. — Ммм.. Нет. Я предпочитаю тебя такой. Тебе подходит грязь и маггловская одежда. И я не собираюсь торопиться с тобой. Так что тебе не нужно надевать чулки... пока что. Гермиона почувствовала дрожь: не только от страха, но и от напряжения, которое повисло между ними. Казалось, сам воздух был полон враждебности и расчетливости, с которой они присматривались друг к другу. Малфой шагнул ближе к ней и взял ее левую руку в свои; поднёс ее кисть ближе, проведя пальцем по кольцу, которое материализовалось от его прикосновения. — Как оно работает? — Заколдовано чарами, работающими по тем же магическим принципам, что и заклинание Фиделиуса, — ответила Гермиона, высвобождая руку из его хватки. — Кольцо видно только тем, кто знает о его существовании. Для остальных оно совершенно незаметно. Поэтому его можем видеть только ты и я. Малфой приподнял бровь с выражением одобрения на лице. — Не думаю, что слышал о таких чарах. — Они совсем новые, — сказала Гермиона настороженно. — Твоё изобретение? Она неохотно кивнула. — На самом деле они не слишком практичны. Действуют только на металлические предметы. — Очень интересно, — прошептал Малфой, подходя ещё ближе. Каждый раз, когда он приближался, Гермиона остро осознавала, насколько он опасен. Малфой был весь пропитан чёрной магией: она исходила от него волнами, цеплялась за его одежду и волосы, и, казалось, была частью его самого. Словно он всегда носил мантию, сотканную из темноты и злости, но при ней старался скрывать это. Вокруг него было так много тьмы. Все те смерти, за которые он был в ответе. Он буквально погряз в них. — Давай попробуем ещё раз. Посмотрим, как долго ты сможешь продержаться, — он слабо ухмыльнулся. — Без поцелуя... на этот раз. Потом он снова вошёл в ее сознание. Гермиона удерживала ментальные стены в течение нескольких мгновений, стараясь сконцентрироваться и собраться с мыслями, а затем сделала вид, что Малфой пробил ее защиту. Гермиона не была уверена, оказалась ли она достаточно хороша или у Малфоя хватило такта не просматривать все ее воспоминания. Он позволял ей отвлекать его внимание на более незначительные моменты. Когда девушка смогла удачно проделать этот трюк больше десяти раз, он наконец покинул ее сознание. Ее голову пронзали приступы боли. Казалось, давление могло расколоть ее череп надвое. Боль была нестерпимой. У Гермионы на глазах выступили слезы, и она прикусила губу, стараясь не расплакаться. — Выпей это, — приказал Малфой, вкладывая ей в руку пузырёк с зельем Сна без сновидений. — Иначе ты можешь потерять сознание, пытаясь аппарировать. Я бы не советовал так экспериментировать. Гермиона проглотила зелье, решив, что Малфой вряд ли собирается ее отравить. — С тобой такое случалось? — спросила она, когда боль в голове начала потихоньку отступать и перед глазами перестали плясать темные пятна. — И не раз, — ответил он коротко. — Мое обучение было довольно... жестким. Гермиона кивнула. Ей до сих пор с трудом верилось, что перед ней стоит тот самый мальчишка, который издевался над ними в школе. Холодность и жестокость окружали его, как стены замка. А под ними пряталась едва сдерживаемая ярость. Мальчик, получавший посылки со сладостями. Тот, кому купили место в команде по квиддичу, и тот, кто плакал от небольшой царапины на руке. Этого мальчика больше не существовало. Трусость и избалованность, которыми он отличался в школьные годы, были украдены войной. Он не заплатил ни монеты, чтобы продвинуться в рангах приспешников Волдеморта. Он расплачивался за это чужой кровью. Все его слова и движения были четко выверены и отточены. Его ухмылки, взгляды и легкая учтивость — все это было притворством. Словно Малфой носил маску, которая скрывала, насколько холодным он был на самом деле. И, если она хотела достичь чего-то в своём задании, ей нужно было заглянуть под эту маску и увидеть, что прячется за его холодностью и злостью. Возможно, он хотел использовать ее, чтобы отомстить или развлечься, но Гермиона собиралась стать для него чем-то значимым. Ей нужно было поддерживать его интерес, пока она не поймёт, что является его целью — пока не найдёт слабость в его броне и сможет ею воспользоваться. Не существовало абсолютно бесчувственных людей. Даже Малфой не мог быть совершенно холоден. Гермиона замечала это в нем. В его взгляде. Казалось, в нем горел огонь, который был спрятан глубоко внутри. Ей нужно было добраться до этого пламени и разжечь его ярче, чтобы потом использовать в своих целях. Малфой ожидал, что она будет ненавидеть его и попытается втереться в доверие своей притворной добротой и участием. Ей нужно было перехитрить Малфоя. Стать даже более расчетливой, чем он. — Это случилось после пятого курса? Он взглянул на неё более настороженно. — Да, — ответил Малфой сухо. — Твоя тетя? Он хмыкнул в подтверждение. Они оба пристально посмотрели друг на друга. — Не единственное, чему ты научился тем летом, — заметила Гермиона. — Тебе нужно признание? Мне рассказать тебе обо всем, что я сделал? — он подошёл ближе и теперь возвышался над ней, ухмыляясь в лицо. Гермиона заставила себя не отстраниться и не поежиться от его близости. — А тебе бы хотелось? — спросила девушка. На его лице промелькнуло едва заметное выражение удивления. Казалось, этим вопросом она застала его врасплох. Малфой был одинок. Гермиона подозревала об этом, но теперь её мысли подтвердились. Его мама умерла, а отец сошёл с ума. Сам он был слишком высоко в рядах последователей Волдеморта, которые к тому же были печально известны своей склонностью к предательству. Если у него и были какие-то сожаления, ему даже было не с кем ими поделиться. — Нет, — ответил он резко, отходя от неё. Гермиона не стала продолжать эту тему. Если Малфой почувствует, что она напирает на него с расспросами, то закроется от неё ещё сильнее. У неё не было необходимости знать его мысли. Ей нужно было, чтобы он захотел рассказать о них кому-то... Чтобы Малфой захотел рассказать о них ей. Это сделает её особенной для него. Важной с эмоциональной точки зрения. Это может стать для Гермионы удачным вариантом, чтобы заинтересовать его в себе. — Ты хочешь продолжить? — спросила она после небольшой паузы. Малфой пристально посмотрел на неё. — Когда тетя обучала меня окклюменции, она приказывала кому-нибудь пытать меня Круциатусом, пока сама пыталась проникнуть в мое сознание. Тебя, скорее всего, ждёт то же самое, если тебя когда-нибудь поймают Пожиратели. Малфой не дал ей толком поразмыслить над этими словами, сразу же ворвавшись в ее сознание. Закончив просматривать ее воспоминания, он не стал ждать, когда Гермиона придёт в себя, кинул возле ее ног свиток с информацией и аппарировал. В течение той недели Гермиона снова посетила книжный магазин. Она купила книги, в которых говорилось о воздействии одиночества на психическое состояние человека, рассказы о жизни сирот и исследования о детях, участвовавших в военных действиях. Гермиона выделяла в тексте отрывки с описанием слабостей таких людей: то, что ими часто было довольно легко манипулировать. Она наложила сильное охранное заклинание на блокнот, в котором принялась составлять психологический портрет Малфоя. Девушка записывала детали, которые замечала в его поведении. Строила предположения и теории. В центре его психологического портрета — там, где должны были располагаться мотивация и цели — пока что зияла пустота. Но Гермионе казалось, что она понемногу начинает подбираться к границам его истинных интересов. В следующий вторник Малфой не прикасался к ней, пока проводил сеанс окклюменции. Он начал изводить её другим способом. Малфой не пытался как-то сдерживаться, когда атаковал ее сознание. Пробиравшись в потаенные уголки ее воспоминаний, он просматривал все, что ему попадалось. Заставлял Гермиону снова переживать смерти людей, которые она меньше всего хотела вспоминать. Потом совершенно случайно он наткнулся на момент, который произошёл сразу после ее встречи со Снейпом. Гермиона постаралась отвлечь его внимание, когда он нашёл это воспоминание, и Малфой сразу же пригляделся к нему внимательнее. Он наблюдал, как девушка придирчиво изучала черты своего лица в отражении, прежде чем ступить под струи воды. Выйдя из душа, она принялась рассматривать своё обнаженное тело в зеркале. Задержавшись на этом моменте, Малфой стал разглядывать её. Гермиона чувствовала, как забавляет его то, как она подмечает недостатки своей внешности. Она внутренне сжалась от такого унижения, и Малфой это заметил. Он просматривал это воспоминание гораздо дольше, чем требовалось, а потом полностью вышел из ее сознания. — Что ж, — начал он, выглядя так, словно едва сдерживался, чтобы не засмеяться. — Это был однозначно неплохой способ, чтобы отвлечь внимание легилимента. Она зло посмотрела на Малфоя. Гермиона боролась с желанием ударить его в пах, а затем выбить ему зубы. — Рад своему приобретению? — ее голос был едким. — Ты довольно костлявая. Если бы ты прислала мне это воспоминание заранее, я, быть может, попросил бы себе другую, — ответил он насмешливо, немного отодвинувшись, чтобы ещё раз оглядеть её с ног до головы. — Какая жалость для нас обоих, — подметила она, поджав губы и скрестив руки перед грудью в защитном жесте. — Возможно. Хотя, если бы я попросил кого-то другого, то никогда бы не увидел мозг, устроенный как хранилище с документами, — тон Малфоя казался обычным и даже легким, но его взгляд внезапно ожесточился. Он слегка склонил голову набок. — Грюм не обучал тебя. Ты природный окклюмент. Гермиона обреченно кивнула. Она понимала, что рано или поздно он догадается об этом. Придумывая эту ложь, девушка не рассчитывала, что он проведёт столько времени, копаясь в ее голове. — Ты самоучка, верно? — У меня был учебник, — ответила она сухо. Малфой издал лающий смешок: — Ну конечно. Он рассматривал её с выражением, которое Гермиона не могла понять. Словно это открытие заставило Малфоя пересмотреть его мнение о ней. Гермиона не хотела, чтобы он что-то переосмыслял, потому что он мог поменять тактику поведения. Ей нравилось, как все складывалось сейчас, когда он не заставлял её спать с ним. — Что? — нетерпеливо огрызнулась она в надежде сбить Малфоя с мысли. Казалось, это сработало, потому что его взгляд перестал быть таким сосредоточенным. — Ничего, — отмахнулся он от неё. — Просто никогда до этого не сталкивался с кем-то другим таким же. Он ухмыльнулся. Гермиона уставилась на него, прищурившись. — Ты тоже природный окклюмент, — поняла она с ужасом. Все это время девушка пыталась пробить защиту человека, который тоже умел отгораживаться и скрывать свои эмоции и желания. Он шутливо поклонился. — Какова была вероятность такого исхода? — протянул Малфой, пожав плечами. Повисла долгая пауза. Теперь они оба переосмысляли тактику своего поведения. — Но ты все равно собираешься учить меня окклюменции? — наконец спросила Гермиона. — Да... — ответил Малфой медленно. — Будет глупо останавливаться на половине. Тем более ты в состоянии учиться быстрее, чем я ожидал. — Хорошо, — кивнула она и внутренне подобралась, приготовившись. Малфой подошёл ближе. Её сердце, казалось, пропустило пару ударов. Его движения напоминали ей хищника, выслеживающего свою добычу. Сначала медленные, размеренные и мягкие, а затем резкий скачок — и вот он уже слишком близко. Гермиона смотрела в лицо Малфоя, потому что так было проще не думать о разнице в физической силе между ними. О том, что он может сломить её голыми руками. Он протянул руку и слегка приподнял её подбородок, немного откидывая голову Гермионы и открывая шею. — Ты полна сюрпризов, — сказал Малфой, внимательно рассматривая её лицо, прежде чем встретиться с ней взглядом. Гермиона на секунду закатила глаза. — Говоришь это каждой девушке? — спросила она притворно сладким тоном. Когда Малфой вошёл в её сознание, Гермиона даже не попыталась отгородиться от него ментальными стенами. Именно удержание этих стен заставляло её голову взрываться от боли после сеансов легилименции. Она была уверена, что уже может достаточно правдоподобно притворяться, что ее ментальные стены легко разрушить. В этот раз он проник в её сознание безболезненно, и это смутило Гермиону. Она думала, что легилименция всегда приносит боль. Сейчас же возникало ощущение, что ее разум — это Омут памяти, в который без помех погружается Малфой. Границы между его и её сознанием стали немного размытыми. Малфой, казалось, проверял состояние её разума. Не испытывая боли, обычно сопровождавшей легилименцию, Гермиона смогла лучше сосредоточиться на более тонкой и стратегически выверенной тактике защиты. Она специально активно перебирала свои воспоминания, привлекая внимание Малфоя, прежде чем выбрать какое-то одно, которое незаметно прятала в самый удаленный уголок сознания. Это... было сродни обучению танцам. Или, возможно, походило на изучение боевых искусств. Все движения делались неторопливо, без давления и применения силы. Малфой дал ей время хорошо усвоить эту технику. Позволил почувствовать, как правильно выполнять её, разобраться по пунктам в тактике. Он тренировал Гермиону снова и снова, пока она не смогла делать это инстинктивно, не задумываясь. Наконец он покинул её сознание и взглянул на часы на запястье. — Мы сильно задержались. — Да? — тихо сказала Гермиона, все ещё обдумывая нюансы техники, которую пыталась освоить. Малфой пристально смотрел на неё, пока она наконец не выпрямилась и не встретилась с ним взглядом. — Появилась какая-то новая информация на этой неделе? — Едва ли. В этом месяце из Румынии должно прибыть большое число вампиров. Но пока у меня нет никаких точных деталей. — Что, если... — Гермиона засомневалась. Малфой приподнял бровь, смотря на неё сверху вниз и ожидая, когда она продолжит. — Что, если нам кое-что понадобится? Ты сможешь достать это для нас? — спросила девушка. — Зависит от того, что вам нужно. — Книга. Малфой усмехнулся. — Она называется «Тайны наитемнейшего искусства». Я испробовала все, чтобы найти её. Но у Ордена ограниченные ресурсы. — Посмотрю, что я смогу сделать, — он раздраженно вздохнул. — Будь осторожен, — сказала она неожиданно для себя. Малфой выглядел немного удивленным. — Нам не нужно, чтобы Волдеморт узнал, что ты ищешь. — Насколько важна эта книга? — спросил он, сузив глаза. — Я не знаю. Она может оказаться бесполезной. Или же может стать очень важной. Но не стоит из-за этого подставляться. Он закатил глаза. — Как будто бы я стал, — пробормотал Малфой, прежде чем резко посмотреть на Гермиону. — Тебе пора идти. Уверен, Поттер уже страдает без тебя. Гермиона взяла сумку с ингредиентами для зелий и вышла из хижины. Она видела, что Малфой задумчиво смотрел ей вслед, пока она закрывала за собой дверь. Потом девушка аппарировала. Нарезая и раскладывая по местам ингредиенты в комнате на Площади Гриммо, Гермиона продолжала раздумывать. Малфой оказался не таким, каким она его себе представляла. Гораздо менее злым, чем она ожидала. Гермиона все ждала, что в какой-то момент его истинная сущность проступит из-под маски учтивости. Либо он был менее бессердечным, чем она думала, либо ему требовалось от Гермионы что-то другое, что-то более сложное. Теперь девушка была почти уверена, что у него нет особого желания причинять ей физическую боль. Она не могла понять, чего он хочет. Северус был прав. Малфой сразу доказал, что он — превосходный шпион. Вся информация, которую он передал Грюму, оказалась исключительно полезной. Ордену удалось напасть на тюрьму Пожирателей и освободить больше пятидесяти человек. Но... мотивация Малфоя все ещё оставалась загадкой. Гермиона не понимала, в чем для него выражалась выгода быть шпионом. Благодаря рангу в рядах Пожирателей он точно получил бы огромную награду, если бы Ордена не стало. Если же Орден победит, даже получив помилование от суда, Малфой станет изгоем для всего волшебного мира. К шпионам и предателям никогда не будут относиться с уважением, каким бы ни был их вклад в войне. Кроме того... Люциус был преданным последователем Волдеморта. Он винил Гарри и Рона в смерти Нарциссы и направлял всю свою энергию на то, чтобы отомстить им. Даже если Драко не разделял его мнения, казалось подозрительным, что он решился идти против своего отца. В школе он так старался быть похожим на него. Малфой был в ярости, когда в конце пятого курса Люциуса заключили в Азкабан. Гермиона выложила на поднос стебли бадьяна и направила на них поток горячего воздуха из кончика палочки. Наблюдая, как засыхают от жары листья, другой рукой она помассировала висок. Малфой не был заинтересован в ней. Точно не в физическом смысле. По крайней мере, не больше, чем обычный мужчина был заинтересован в любой случайной женщине. Гермиона изучала физиологию сексуального влечения, и Малфой не проявлял почти никаких признаков даже после того, как провёл несколько минут, разглядывая её обнаженное отражение в зеркале. Гермиона почувствовала, что краснеет. Однозначно, этот момент стал одним из самых неловких в её жизни. Так для чего же Малфой делал все это? Зачем целовать её и прижиматься к ней своим телом? Даже если для того, чтобы спровоцировать её, его мотив все ещё оставался неясен. Зачем ему было доводить её? Что заставляло его использовать определенные тактики при общении с ней? Очевидно, изначально Малфой ожидал, что она будет настолько ненавидеть его, что окажется просто не в состоянии сдержать эмоции. Потом он, казалось, решил, что сможет отвлечь внимание Гермионы и помешать ей мыслить ясно, если будет целовать её во время сеансов легилименции. Без сомнения, он так долго разглядывал её обнаженную, чтобы поиздеваться над ней. Малфой хотел, чтобы она ненавидела его. Но когда он понял, что она тоже природный окклюмент, то, возможно, решил опять сменить тактику. Он наконец-то понял, почему у него не получается спровоцировать её, и подстроился под новые обстоятельства. Но зачем ему было адаптироваться к перемене условий? Для чего ему это было нужно? Гермиона никак не могла понять. Она поместила высушенные листья бадьяна в ступку и принялась толочь их. — Миона? — голова Чарли показалась из-за дверцы ее шкафа с ингредиентами зелий. — Да? — Снейп приходил и искал тебя. — Правда? Он не сказал, что ему нужно? — Думаю, хотел передать новый рецепт зелья. Он отдал его Поппи. Зелье должно вылечить последствия проклятия, которое он сам же и изобрёл. Лицо Чарли скривилось от злости. Большая часть Ордена винила Снейпа за каждое заклинание, созданное в лабораториях Пожирателей. Они считали, что если бы Снейп действительно был шпионом, то нашёл бы способ развалить все подразделение, занимающееся изобретением проклятий. Гермиона закатила глаза. — Ты ведь знаешь, что, если бы не было Снейпа, мы бы потеряли гораздо больше людей, пока искали бы подходящие контрзаклинания. Его информация мне необходима, чтобы успеть подготовиться. — Да, вот только скольких, ты думаешь, он убил, пока доставал для нас эти сведения? В их лабораториях ставят опыты на наших людях. Он убивал людей, но это не имеет значения, ведь «он приносит нам необходимую информацию о контрзаклинаниях». Ты реально так считаешь? Гермиона замерла, перестав толочь листья бадьяна. — Он шпион, Чарли. Он должен продолжать поступать так, если не хочет, чтобы его поймали. Если он позволит раскрыть себя из-за того, что попытается спасти кого-то из заключённых или подорвёт работу всего подразделения, Волдеморт просто создаст новые лаборатории, а мы тем временем останемся вообще без информации. Это окажется слишком большой потерей, если посмотреть в долгосрочной перспективе. — Это только ты так считаешь, — ответил Чарли, его губы были поджаты, а в глазах застыло жестокое выражение. Затем он повернулся и зашагал прочь. Гермиона продолжала толочь листья в течение ещё нескольких минут, а затем высыпала их в банку. «Северус, должно быть, приготовил зелье против Кислотного проклятья», — подумала Гермиона. Она надеялась, что это не то самое зелье, над которым он работал, когда она последний раз встречалась с ним в Паучьем тупике. У неё не осталось яда акромантула, а купить его в аптеках можно было только со специальным разрешением от Министерства. Ей нужно попробовать найти его на черном рынке, хотя стоимость, скорее всего, окажется не меньше нескольких сотен галлеонов. У Ордена было не слишком много денег. Гоблины заняли нейтральную позицию в войне, так что Гринготтс оставался доступен для всех волшебников, но попасть туда кому-то из Ордена, не будучи арестованным, стало почти невозможно. И это ещё не учитывая того факта, что быть магглорожденной само по себе являлось преступлением. Большая часть Сопротивления оставалась безработной из-за своего происхождения или из-за связей с магглорожденными. Им повезло, что Гарри в наследство досталось огромное состояние, потому как иначе Орден, скорее всего, давно перестал бы существовать. Если для нового зелья требовался яд акромантула, то оставалось только надеяться, что Северус сможет одолжить ей несколько капель. Гермиона очень сомневалась, что Орден выделит деньги на покупку этого ингредиента для контрзаклятия. Возможно, они позволят приобрести его, когда само проклятье станет постоянно использоваться во время битв. Она скрестила пальцы на удачу и отправилась искать Поппи. Больничные покои были снова заполнены пациентами. Операция по освобождению членов Сопротивления из тюрьмы прошла удачно, но многие вызволенные волшебники оказались измучены пытками или изнурены голодом. Во время битвы было использовано немало неприятных проклятий. Тех, чьи раны оказались несущественными, перенаправили в другие убежища. На Площади Гриммо остались только волшебники, чьи травмы были достаточно серьезными, чтобы их лечением занимались Гермиона и Помфри. Когда Гермиона зашла в больничные покои, Поппи стояла, склонившись над кушеткой Роланды Хуч. В трахее волшебницы была небольшая ранка, которая никак не заживала и начала медленно увеличиваться в размере, несмотря на все наложенные на неё исцеляющие заклинания. Тот, кто дежурил в больничных покоях, должен был накладывать на женщину лечебные чары каждые две минуты. — Никаких изменений? — спросила Гермиона, подойдя к волшебнице и склонившись над ней, чтобы снова взглянуть на ее рану. — О, Гермиона, ты уже вернулась, — сказала Поппи грустным голосом. — Когда Северус был здесь, он осмотрел её рану. Он сказал, что это точно не одно из новых проклятий, изобретённых в лабораториях Волдеморта. Так что... скорее всего, это неправильно наложенное заклинание. Гермиона тихо выдохнула от облегчения, прежде чем её настигло чувство вины. Если это было неправильно наложенное заклинание, они вряд ли столкнутся с его последствиями ещё раз. Но это также означало, что им, скорее всего, не удастся исцелить Роланду. Гермиона пыталась разложить проклятие на составляющие, чтобы суметь подобрать контрзаклинание, но её попытки не увенчались успехом. Его структура была столь запутанной и непостоянной, что её невозможно было разобрать и нейтрализовать. — Как думаешь, сколько ещё будут работать исцеляющие заклинания? — тихо спросила целительница, с грустью смотря на коллегу, с которой проработала почти всю жизнь. Гермиона подсчитала в уме время, которое прошло с того момента, как мадам Хуч поступила к ним в палату. Магический закон, о котором спрашивала Поппи, был довольно запутанным, но, согласно ему, исцеляющие заклинания прекращали работать, если их использовали слишком часто. Даже возможности магии ограничивались законами физики. В какой-то момент человеческое тело просто переставало исцеляться. — Если мы будем и дальше накладывать исцеляющее заклинание каждые пару минут, то оно, возможно, продолжит действовать ещё в течение двадцати часов, — мягко ответила Гермиона. Поппи кивнула и подоткнула одеяло Роланды. — Северус оставил для тебя новый рецепт зелья, — сказала она Гермионе. — Он сказал, что тебе нужно сварить сразу полный котёл. Поппи засунула руку в карман и достала из него свиток пергамента и небольшой флакон. Гермиона подняла склянку, чтобы рассмотреть содержимое на свету. В ней оказалось несколько капель яда акромантула. Скорее всего, они стоили больше пятидесяти галлеонов. Ей нельзя было совершать ошибок. Она положила флакон в карман и развернула пергамент, чтобы посмотреть, что ей понадобится для приготовления зелья. У неё в наличии были все ингредиенты. Кроме разве что дескурении, но её можно было собрать только в полнолуние. Гермионе придётся подождать неделю, прежде чем она сможет сварить партию нового зелья. Если проклятие было таким серьезным, как говорил Северус, девушке оставалось надеяться, что до полнолуния не будет никаких сражений. А это само по себе уже было идиотской мыслью. В конце рецепта Северус написал своим острым почерком контрзаклинание против Кислотного проклятия. Она просмотрела его. Все было просто, как он и говорил. Гермиона переписала контрзаклинание на чистый лист пергамента. Травма, связанная с кислотой, должна быть немедленно устранена. Даже минутное ожидание, потраченное на прибытие целителя или аппарацию раненого, могло добавить несколько дней к выздоровлению. Контрзаклинание было достаточно простым; каждый член Сопротивления мог его выучить. Гермиона написала короткую записку с пояснениями, а затем одним взмахом волшебной палочки сложила ее в бумажный самолетик и отправила его Гарри. — А ты не могла бы пораньше приступить сегодня к своей смене? — поинтересовалась Поппи. Гермиона подняла глаза и увидела, что женщина еле стоит на ногах от усталости. — Конечно, — быстро ответила девушка. — Я хочу написать Филиусу, Помоне и Минерве. Возможно, они захотят прийти и попрощаться, — сказала Поппи. — Все записи о том, что я делала, есть в регистрационном журнале, и я только что запечатала ее разрез. Так что ты можешь начать двухминутный отсчет прямо сейчас. Гермиона смотрела, как Поппи Помфри медленно и тяжело выходит из больничной палаты. Девушка подошла к столу и заглянула в журнал. В нем не было никаких сюрпризов. Она тихо переходила от кровати к кровати. Все еще спали, некоторые были под действием напитка живой смерти. Это был способ сохранить людям жизнь, пока для их исцеления готовились медленно варившиеся зелья. Гермиона провела расширенную диагностику каждого пациента и мысленно перечислила, какие зелья им нужно принимать. Ей следовало разослать первые дозы волчьего противоядия всем заражённым ликантропией в Ордене. Это был спокойный тихий день в больничной палате. Помимо постоянного наложения исцеляющего заклинания на мадам Хуч, большинство других травм требовали просто тщательного наблюдения и времени. Гермиона размышляла о том, каким будет Малфой во время их следующей встречи. Тот факт, что он также являлся природным окклюментом, был... проблематичным, мягко говоря. Это означало, что уровень его контроля был силён. Попытка заинтересовать его и заставить его быть преданным окажется почти невозможной, если Малфой был в состоянии отсеять лишние эмоции и сдержать любое воздействие, которое она оказывала на него. Если Гермиона хочет получить хоть какой-то шанс на успех, ей придется действовать медленно и хитро. Суметь так глубоко проникнуть в его душу, что он не сможет вытащить ее оттуда. Найти путь в его сердце. Единственное место, которое никакое количество окклюменции не могло заблокировать или изолировать. Она слегка вздрогнула. Она никогда раньше не чувствовала себя жестокой. Холодной. Бесчувственной. Ее постоянно так называли, и девушка верила, что это может быть правдой. Но жестокость была той чертой, которую она всегда считала несвойственной своей природе. Но то, что Гермиона задумала, было, возможно, одной из самых жестоких вещей, которые она могла себе представить. Девушка подавила в себе любые колебания на этот счёт. Он был тем, кто потребовал ее. Сейчас и после войны. И очевидно, что его не заботили ее чувства и переживания на этот счёт. Она вполне могла отплатить ему той же монетой. Гермиона собралась с духом и достала из сумки книгу.