Скованные/Manacled

Апрель 2002. Драко внимательно посмотрел на неё, тень непонятной эмоции промелькнула на его лице. — Все в порядке, — сказал он жёстким голосом. — Когда я говорил, что не собираюсь принуждать тебя к чему-то, это означало, что ты можешь говорить «нет». Но в следующий раз постарайся выразить свое несогласие словами вместо того, чтобы специально провоцировать меня. Гермиона ошарашенно смотрела на него. Малфой сжал руку в кулак и прижал её ко лбу, словно испытывал головную боль. — Ты хочешь продолжать тренировки с окклюменцией? — спросил он. Гермиона слегка пошевелилась, но ничего не отвечала. Она чувствовала растерянность. Этот разговор был не таким... Она не ожидала... Что имел в виду Малфой? Было ли это уловкой, чтобы сбить её с толку? Если ей позволено было отвечать «нет» на его предложения, Малфой, конечно же, забыл предупредить её об этом. И он старательно делал вид, что ей не предоставляется никакого выбора. Хотя... в действительности он едва ли делал хоть что-то, кроме бесконечных попыток спровоцировать её. И поэтому... Гермиона взглянула на него с опаской. Что-то из того, что она сказала ему тем вечером сильно задело его. Очень сильно. Что она тогда сказала? Что его опьяняет чувство власти, и ему нравится причинять боль тем, кто не может или не хочет защищаться. Что он использует людей, чтобы пытать их, держать в плену или заставляет их делать что-то против их воли. Что он такой же, как и Волдеморт... Он такой же, как и Волдеморт. Вот оно. Скорее всего, именно это так задело его. Малфой считал себя лучше своего хозяина. Возможно, помогая Ордену победить Волдеморта, он надеется заполучить освободившееся место после смерти своего Темного лорда. При мысли об этом все внутренности Гермионы сжались от ужаса. Неужели так все и было? Он натравливал обе стороны друг на друга, собираясь впоследствии захватить власть? Быть может, он был не согласен с жестокими методами Волдеморта: обвинениями Ордена в терроризме, пытками и экспериментами над заключёнными. Возможно, Малфой представлял, что будет править в более благородной манере, и женщины будут иметь право говорить «нет», а казни будут проводиться более традиционно. И все же... похоже, он был не просто оскорблён. Ярость, с которой он отвечал на ее слова, была гораздо сильнее, чем если бы девушка просто задела его гордость или принизила амбиции. Настороженное выражение лица Гермионы явно начинало раздражать Малфоя. Он издал тихое шипение, слегка оскалив зубы. — Достаточно ли будет отметить, что я не собираюсь причинять тебе боль, — выдавил он. — Так что перестань смотреть на меня так, словно я собираюсь кинуть проклятие тебе в спину. Его слова заставили Гермиону вздрогнуть. Если бы они не нуждались в том, чтобы Малфой продолжал шпионить для Ордена, она бы усмехнулась и спросила у него, почему тогда он не дал такой возможности Дамблдору. Он, видимо, заметил молчаливый протест в выражении её лица, потому что крепче сжал челюсти. Гермиона прикусила язык и оглядевшись вокруг, произнесла: — Я хочу продолжить обучаться окклюменции. — Хорошо. Его тон был сухим. Он, казалось, смог справиться со своей злостью. Его лицо снова превратилось в холодную и бесчувственную маску. Но серые глаза продолжали изучающе смотреть на неё. Гермиона почти чувствовала его взгляд на своей коже. Малфой подошёл ближе к ней. Он казался одновременно таким же, как и всегда, и в то же время немного другим. Словно он делал все то же самое, но с большей осознанностью, чем раньше. Как будто старался быть особенно аккуратным с ней. Приподняв пальцами её подбородок, Малфой немного откинул её голову назад. Когда Гермиона взглянула ему в глаза, то увидела в них горечь, которой никогда раньше не было. Он безболезненно вошёл в её сознание. В последующие две недели происходило то же самое. Больше окклюменции и ещё больше сдержанного Малфоя. Они почти не разговаривали, хотя информация, которую он предоставлял, оставалась такой же полезной. Гермиона все сильнее злилась на себя с каждой их встречей, когда Малфой в очередной раз аппарировал из хижины, за все утро обменявшись с ней не больше чем парой фраз. За последние недели она не добавила ничего нового к психологическому портрету Малфоя. Гермиона лишь записывала в блокнот все больше вопросов, на которые у неё не было ответов. Список предполагаемых мотивов, которые могли побуждать Малфоя помогать Ордену, увеличивался до устрашающих размеров. Она понимала, что обучение окклюменции почти подошло к концу. Проникновения в ее сознание снова стали жесткими и очень болезненными, словно Малфой проверял, как девушка усвоила новые техники. Гермиона хотела спросить у него, не передумал ли он обучать её искусству дуэли, но опасалась поднимать этот вопрос. Она начинала чувствовать отчаяние. Аппарировав снова в хижину, Гермиона принялась нервно мерить шагами комнату, стараясь придумать, как ей перебороть появившуюся между ними неловкость. Должен быть какой-то способ подобраться к Малфою. Какая-то слабость, которая позволит ей стать ближе к нему. Малфой резко появился в комнате с характерным для аппарации треском и едва заметно скривился, распрямляя спину. Гермиона достаточно часто видела это мимолетное выражение на лицах сражавшихся, чтобы сразу понять, в чем дело. Хотя Малфой очень постарался не подать виду, что что-то не так. Не дав себе времени на размышления, она взмахнула палочкой и наложила на него диагностические чары. Прежде чем она успела посмотреть на результаты, Малфой бросился к ней, выбивая палочку из рук Гермионы, крепко прижимая её к стене. — Что ты делаешь? — прорычал он. Точно, и как она могла забыть. Он вряд ли был из тех, кто добровольно позволял кому-то накладывать на себя заклинания. Гермиона, спокойно встретившись с ним взглядом, произнесла: — Ты ранен. Он отпустил её плечи, делая шаг назад. — Ничего серьёзного, — сказал он. — Я позабочусь об этом позже. Гермиона опустила взгляд на проекцию диагностики, которая светилась возле её палочки, лежавшей на полу в нескольких метрах от них, и проанализировала основные показатели. — У тебя трещины в рёбрах, сотрясение и кровоподтеки по всему телу. Я смогу исправить все за десять минут. И, — Гермиона многозначительно посмотрела на него, — аппарация в подобном состоянии в следующий раз будет ещё более болезненной, трещины в твоих рёбрах могут стать полноценными переломами, а осколок кости может проткнуть легкое. В зависимости от тяжести перелома, возможно, придётся даже удалять и заново магически восстанавливать часть твоих рёбер. Несколько секунд Малфой просто молча смотрел на неё, прежде чем закатить глаза. — Как скажешь. Гермиона опустилась на колени и подобрала свою палочку с пола. — Раздевайся... До пояса. Малфой замер на пару мгновений. — Думал, это моя реплика, — наконец сказал он, напряжённо поднеся руки к воротнику и расстёгивая мантию, позволяя ткани упасть к его ногам. — Если ты так хотела раздеть меня, нужно было просто сказать об этом. Он откровенно фальшиво ухмыльнулся ей. У каждого существовал свой способ справляться с болью. Гарри был очень тихим, а Рон становился тем, кого Фред и Джордж называли «стервозным». Симус и Чарли ругались так сильно и громко, что Гермионе приходилось накладывать на них Силенцио. Испытывая боль, Малфой, очевидно, становился ещё более саркастичным, чем обычно. По крайней мере, он снова разговаривал с ней. Гермиона закатила глаза. — Да. Ничто не заводит меня сильнее, чем вид голого торса, покрытого ссадинами и синяками. — Всегда подозревал, что ты кровожадная стерва. Этот комментарий настолько застал Гермиону врасплох, что она разразилась хохотом. Малфой, казалось, был поражен произведённым эффектом, пока расстегивал рубашку и с трудом пытался снять её. Его плечо было травмировано. Девушка осторожно приблизилась к нему, словно имела дело с диким животным. Малфой не отстранился, когда она аккуратно помогла стянуть рубашку с его плеч, анализируя его ранения. Похоже, его со всей силой швырнули... обо что-то. Его плечо явно было вывихнуто, но, видимо, Малфой самостоятельно вправил его. Вся правая сторона его тела оказалась покрыта синяками. Удивительно, как при этом его рука не была сломана. — Что с тобой произошло? — спросила Гермиона с искренним любопытством. — Новая стая оборотней, — коротко ответил он. — Были проблемы с новоиспеченным лидером. — И что же? Ты подрался с вожаком их стаи? — скептически спросила она, принявшись заживлять трещины в рёбрах Малфоя. — Ну, ему было строго запрещено кусать или царапать меня, а мне — убивать его. Но... когда имеешь дело с существами со стадной иерархией власти и пытаешься заставить их делать то, что тебе нужно... не будучи их вожаком, то просто напрашиваешься на очередное восстание, — легко ответил Малфой, словно это был общеизвестный факт. — И все эти раны от победы или поражения? — спросила Гермиона, принявшись лечить другое ребро. Малфой пристально посмотрел на неё. — Победы, разумеется. Я не смог бы аппарировать, если бы проиграл. Гребаный зверь даже не подумал воспользоваться палочкой. Они окончательно превращаются в дикарей, стоит им примкнуть к стае. Он закатил глаза, говоря последнюю фразу. Затем добавил: — Теперь я, по всей видимости, являюсь вожаком стаи оборотней. Что ж, думаю, это добавляет определённого шарма к моему природному очарованию. — Их вожак точно захочет убить тебя, — заметила Гермиона. Малфой фыркнул. — Пусть попробует. Мне понадобится меньше минуты, чтобы убить его, как только у меня появится разрешение на это, — его губы изогнулись в презрительной усмешке. Гермиона ничего не ответила. С помощью невербального заклинания она призвала свою сумку и достала из неё набор первой помощи, который всегда носила с собой. — Сядь и выпей это, — сказала девушка, отдавая ему в руки флакон с зельем. — Оно вылечит твоё сотрясение. Пока Малфой пил зелье, Гермиона пыталась немного согреть руки, потерев их друг о друга, а затем опустила пальцы в маленькую баночку, обмакнув их в мази. Девушка задумчиво смотрела на Малфоя несколько секунд, прежде чем невесомо коснуться его голого плеча. Он чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Расслабься, — сказала Гермиона, чувствуя, как напрягаются мышцы под её пальцами. — Мазь не сможет проникнуть достаточно глубоко, если ты будешь напряжён. Малфой и не пытался расслабить плечи. Гермиона закатила глаза. Она провела кончиками пальцев по его плечу, принявшись размазывать мазь и позволяя ему привыкнуть к контакту. Мышцы его плеч едва заметно подергивались от её прикосновения. Это напоминало Гермионе попытки погладить норовистого коня. Представляя ситуации, в которых Малфой мог быть наполовину раздетым в её присутствии, Гермиона никогда бы не могла подумать, что это случится, когда она будет лечить его. Но... она могла воспользоваться этой возможностью, чтобы восстановить их прежние отношения и продолжить работать над своим планом. Малфой, без сомнений, был одинок. Казалось, его выбивали из колеи любые прикосновения, которые носили не сексуальный или насильственный характер. Гермиона полагала, что это было неудивительно. Кто мог быть добр к нему? Судя по словам Малфоя, никто не препятствовал его тренировкам с Беллатрисой, даже его собственная мать. Эта мысль заставила ее слегка вздрогнуть. Истязать Круциатусом шестнадцатилетнего подростка, чтобы научить его окклюменции, до тех пор, пока он просто не потеряет сознание. Гермиона могла воспользоваться этой пустотой в его жизни. Его одиночеством. Потребность в утешении была неотъемлемой частью человеческой психики. Малфой мог даже не осознавать ее в себе, чтобы вовремя противостоять попыткам Гермионы. И если она сможет пробудить в нем эту потребность... То достигнет своей цели. Физический контакт, не носивший сексуальный характер, был привычен для Гермионы. Дотрагиваться до тел пациентов. Успокаивать их и помогать им. Она осознала, что у неё появилось неожиданное преимущество над Малфоем. Ему нравились четкие границы в отношениях. Она сможет разрушить выстроенные им стены и подобраться ближе к нему. Гермиона склонилась ниже, совсем немного, так, что её губы были теперь рядом с его ухом. Кожа Малфоя едва ощутимо пахла солью и тонкими, терпкими нотами дубового мха в сочетании с более резким ароматом папируса. — Будет немного больно, — мягко сказала она. Гермиона принялась активно растирать мышцы, чтобы позволить исцеляющей мази проникнуть глубже под кожу и помочь восстановить растянутые сухожилия. Если не дать лекарству полностью впитаться, травма может приобрести хронический характер, и плечо Малфоя станет склонно к вывиху. — Черт, — простонал он. — Ты действительно злобная стерва. Её руки на секунду замерли, прежде чем она возобновила массирующие движения. — Я думала, мы уже выяснили это, — заметила Гермиона тихо. Такой ответ, казалось, немного выбил Малфоя из колеи. Он замолчал и крепко сжал челюсти, в то время как Гермиона продолжила растирать его мышцы. Спустя минуту она закончила наносить мазь, но продолжила массировать его плечи. Мягко и осторожно. С медицинской точки зрения, это... не было строго обязательным. Ещё через минуту она остановилась, оставив ладони лежать на его плечах. — Мне нужно закончить лечить твои рёбра. Будет удобнее, если ты ляжешь на спину. Малфой вздохнул и лёг на пол. Гермиона подложила ему под голову свёрнутую мантию и опустилась рядом с ним. Малфой прожигал её подозрительным взглядом. Гермиона принялась перебирать снадобья в своей сумке и достала из неё большой флакон с эссенцией. Взмахом палочки девушка очистила руки от остатков мази и выдавила густую жидкость на ладонь. Легкими круговыми движениями она распределила эссенцию по руке, боку и груди Малфоя. Гермиона подмечала, в каких местах жидкость впитывалась быстрее и наносила на кожу дополнительный слой. Свободной рукой она наложила на него ещё одни чары диагностики. У Малфоя также была задета почка. Она едва слышно вздохнула. — У тебя ушиб почки. У меня с собой нет подходящего зелья, так что позже тебе нужно будет обратиться к целителю. Травма не слишком серьезная, но если оставить её заживать без лечения, то почка будет болеть ещё в течение нескольких дней. Синяки и ссадины на его груди стали постепенно исчезать под пальцами девушки. Гермиона замедлила движения рук, в первый раз хорошо рассмотрев тело Малфоя. Он был... довольно привлекательным. В физическом смысле. По всей видимости, Малфой был генетически предрасположен к низкому содержанию жира на теле, потому что мышцы его рук и туловища четко выделялись под кожей. Его тело было жилистым и худым, без единого намёка на мягкость. Малфой не был качком, но он явно был... в хорошей физической форме. У большинства мужчин имелся хоть какой-то жир, покрывавший мышцы. Несмотря на то, какими сильными были все братья из семьи Уизли, их мышцы не выделялись так явственно. Гарри же имел врожденную склонность к худобе, на которую не влияла его физическая форма. Гермиона полагала, что это не должно было удивлять её. Люциус Малфой был хорошо сложен и никогда не отличался лишним весом, в то время, как Нарцисса была даже излишне худой. Она задумчиво посмотрела на Малфоя. — Ты пялишься так на всех своих пациентов или я особенный? — внезапно протянул он. Гермиона резко отвела от него взгляд и покраснела. — Я не пялилась, — ответила она, защищаясь. — Просто задумалась о процентном показателе жира в твоем организме. — Ну конечно, — усмехнулся Малфой. Гермиона убрала руки с его груди. — Я закончила, — сказала она тихо. Он сел и, подвигав плечом, стал изучать проделанную Гермионой работу. Затем Малфой надел рубашку и быстро застегнул пуговицы. Гермиона отвела от него взгляд и принялась убирать склянки обратно в свою сумку. — Так как же можно победить оборотня, не убивая его? — поинтересовалась она. — Кинуть Бомбарду Максима ему в глаз как один из вариантов, — сказал он обыденно, поднимая мантию с пола и вставая. — Но для этого нужно подпустить оборотня достаточно близко к себе. И вот эта часть, очевидно, прошла не совсем так, как планировалось. Гермиона уставилась на него. — Ты взорвал его глаз? — Это убило бы волшебника, но оборотни обладают свойством регенерировать. — Он абсолютно точно попытается убить тебя, — серьезно сказала она. — Именно на это я и рассчитываю, — свирепо ответил Малфой. Гермиона закатила глаза в ответ на эти слова и тоже поднялась с пола. — Итак. Нас снова ждёт больше оборотней. Ещё какая-нибудь новая информация? Он призвал свиток пергамента беспалочковой магией. — Несколько несмертельных проклятий, которые твой Орден может использовать, не рискуя переступить через свои драгоценные понятия о совести и чести. Информация о новой тюрьме в Корнуэлле. Также Темный Лорд подумывает о том, чтобы наложить на своё имя табу. Тебе стоит предупредить об этом ваших особо отважных бойцов, считающих, что кричать его имя направо и налево — проявление гриффиндорской смелости. Гермиона забрала свиток из его рук, и Малфой развернулся, собираясь уходить. — Спасибо, что подлатала, Грейнджер. Он аппарировал. Замерев на несколько мгновений, Гермиона оглядела хижину, а потом засунула полученный свиток в сумку. Она лечила Драко Малфоя. За свою жизнь она успела исцелить сотни людей, но каким-то образом его исцеление ощущалось иначе. В течение нескольких минут она не думала о нем как о Пожирателе Смерти. Он был просто человеком, испытывавшим боль. Обычным человеком. Ей было непривычно думать о нем в таком свете. Проще было представлять его частью её плана. Концепцией или идеей в ее сознании. Пожиратель Смерти. Убийца. Шпион. Ее цель. Оружие в руках Ордена. Гермиона предпочитала думать о нем такими определениями. Она не хотела воспринимать его как раненого человека. Кого-то, кто кривится от боли в треснувших рёбрах. Кого-то, не привыкшего к человеческим прикосновениям и избегающего их на уровне инстинктов. Не хотела видеть в нем кого-то... привлекательного. Этот инцидент помог им преодолеть неловкость. Немного сократил пропасть между ними. Но он также больше не позволял ей воспринимать Малфоя как кого-то «чужого», не такого, как все остальные люди. Или думать о нем только как о враге и убийце Дамблдора. Такой взгляд позволял ей представлять возможные способы манипулирования им, которые даже могли привести к его смерти. Когда она начала воспринимать Малфоя как человека, ей стало сложнее думать о нем как о бездушном монстре. Девушка не могла себе этого позволить. Такие мысли превращали её в Гермиону времён обучения в Хогвартсе. В четырнадцатилетнюю девочку, вязавшую шапки и выступавшую за права эльфов. Та Гермиона была бы в шоке от того, как её повзрослевшая версия пытается рационализировать необходимость воспринимать Драко Малфоя как какой-то неодушевленный предмет. Руки Гермионы едва заметно дрожали, пока она пыталась задвинуть эти мысли на задний план. Малфой аппарировал к ней, как только она появилась в хижине. Несмотря на свои травмы. Он сразу же появился. Она раздумывала, имело ли это какое-то значение. Вернувшись на Площадь Гриммо, Гермиона сразу поднялась в свою комнату. Прежде чем зайти, она аккуратно заглянула за дверь, чтобы убедиться, что комната была пуста. Гарри и Джинни были «не вместе». Джинни специально отыскала Гермиону несколько недель назад, чтобы уточнить, что между ними с Гарри все было несерьезно и что это была лишь связь на одну ночь, на которую они решились в минутном порыве. Очевидно, с тех пор случилось ещё немало «минутных порывов», учитывая, что Гермиона уже не раз чуть не вламывалась в комнату, когда они были там вместе. Все проживающие на Площади Гриммо старательно делали вид, что не замечают, как сильно у Гарри улучшилось настроение. Гермиона достала из-под кровати свой блокнот и прошептала несколько контрзаклинаний против наложенных на него охранных чар. Она задумчиво перелистывала страницы. Просматривая все свои записи, девушка подмечала, как некоторые из её теорий и предположений успели сильно развиться, а другие — стать абсолютно бесполезными. Она покусывала кончик пера, рассматривая надпись, которую подчеркнула и обвела ещё несколько недель назад. Одинокий. Изолированный от всех. Гермиона все больше убеждалась, что эти качества являются основой личности Малфоя. Его мать умерла. Отец сошёл с ума. Амбициозные друзья думали только о своей безопасности. То, что заставило Малфоя отделиться от армии Волдеморта и присоединиться к Ордену, скорее всего, оставалось тайной абсолютно для всех. Дружба и честность были не тем, что могли позволить себе приспешники монстра, отличавшегося манией величия и невероятными способностями в легилименции. Гермиона была почти уверена, что никто из Пожирателей не знал, что Малфой является шпионом. Он не стал бы так сильно рисковать, рассказывая об этом кому-то. Что ж, Гермиона может стать той, кому он доверил бы свои тайны. Если только она сумеет добиться его доверия. Малфой мог говорить с ней откровенно, рационализируя это тем, что она достаточно хороша в окклюменции. Гермиона превратит его силу в слабость, которая будет играть ей на руку. Она засунула голову под кровать, чтобы найти книгу по психологии, к которой часто прибегала за помощью. Посмотрев на сложенные в стопку книги, Гермиона замерла... Кто-то трогал её вещи. Это было едва заметно, но Гермиона не сомневалась, что она права. Кто-то лазил у неё под кроватью. Она наколдовала заклятие Обнаружения, но оно ничего не показало. Она перевела взгляд на свой блокнот. Гермиона наложила на него несколько заклинаний, которые должны были показать, если кто-то притрагивался к нему. Блокнот оказался нетронутым. Она снова заглянула под кровать, а потом оглядела комнату. Кричер. Старый эльф почти всегда только ругался и сердито бродил по дому, но изредка все же принимался за уборку. Комната действительно выглядела чище. Обычно не заправленное одеяло Джинни теперь было сложено более аккуратно. Гермиона немного успокоилась, но все же проверила сохранность книг ещё несколькими заклинаниями, а затем наложила на область под кроватью дополнительные охранные чары на случай, если кто-то захочет там прибраться. Также она ещё раз зачаровала блокнот от чужих глаз. Когда она встала с пола и собралась уходить, в комнату вошла Джинни. — Ты рано вернулась, — сказала та. Гермиона взглянула на часы и ответила: — Удачный день. — Да, — сказала Джинни, выглядя немного неловко. — Слушай. Я хотела попросить тебя об одолжении. Гермиона ждала. Джинни нервно теребила волосы, но выражение ее лица было невинным. — Я... ну... ты, очевидно, в курсе обо мне и Гарри, — сказала Джинни. Гермиона коротко кивнула. — Да, верно. Что ж. Дело в том, я хочу быть максимально осторожной. Я уже пользуюсь заклинанием. Но... есть что-то в наследии Пруэттов, они не похожи на другие волшебные семьи. Они просто обречены беременеть, несмотря ни на что. Рон и я были незапланированными случайностями после того, как появились близнецы. В этом-то и состоит просьба... не могла бы ты помочь мне с приготовлением противозачаточного зелья. Если у тебя будет время. Я всегда отвратительно их готовила. Если ты не сможешь... ну тогда ладно. Я могу попросить Падму. Знаю, ты ужасно занята. Просто... я не хочу, чтобы ты думала, что я намеренно тебя избегаю. — Конечно. Я все равно буду варить зелья сегодня вечером. Его легко будет включить в список. У тебя есть предпочтения по вкусу? Самые эффективные не очень приятны на вкус. — Мне все равно, каково оно на вкус, если будет работать, — смело сказала Джинни. — Ну, у меня есть несколько готовых флаконов. Я могу дать их тебе сейчас, если хочешь. — Откуда они у тебя? — Джинни моргнула и подозрительно уставилась на Гермиону. — Ты?.. Гермиона уже видела, как подруга составляет в уме список ее возможных мужчин. — Ты ведь не... со Снейпом, правда? — Джинни вдруг запнулась. Гермиона разинула рот. — Мерлин... Нет! — пролепетала она. — Я целительница! Я держу много вещей под рукой. Ты невозможна! Почему ты вообще подумала про него? Джинни выглядела слегка смущенной. — Просто он единственный человек, с которым ты можешь долго разговаривать. Кроме Фреда, который сейчас с Анджелиной. Со всеми остальными ты лишь споришь и ругаешься. И эти словесные баталии, уверена, не включают примирительный жаркий секс. — Это не значит, что я сплю с ним, — пробормотала Гермиона, чувствуя, что ее лицо вот-вот вспыхнет. — Он мой коллега. Я советуюсь с ним насчет зелий. — Ты просто выглядишь одинокой, — сказала Джинни, глядя на Гермиону долгим взглядом. Девушка слегка вздрогнула и уставилась на подругу. — Ты ни с кем не сближаешься, — сказала Джинни. — Раньше вы были неразлучны с Роном и Гарри. Но даже до того, как покинуть их, чтобы стать целителем, ты, казалось, уже отдалилась ото всех. Я подумала... Может, у тебя кто-то есть. Конечно, Снейп был бы странным выбором по многим причинам... но это война. Слишком тяжело справляться с ней в одиночку. — Эмоционально снимать напряжение с помощью секса — это фишка Рона. Не моя, — сухо ответила Гермиона. — Кроме того, я не участвую в сражениях. Джинни задумчиво посмотрела на нее, прежде чем сказать. — Я считаю, больничная палата намного хуже поля боя. Гермиона отвела взгляд. Иногда она размышляла об этом. Могло ли это быть на самом деле правдой... Она не слышала иного мнения, потому что никогда не решалась спросить об этом. — Я думаю об этом каждый раз, когда нахожусь там. Во время сражения все так упорядоченно. Кого-то ранили. Ты просто трансгрессируешь всех раненых прочь, а затем возвращаешься сражаться. Ты немного побеждаешь. Ты несёшь потери. Иногда тебя бьют. Ты бьешь в ответ. И у тебя есть дни, чтобы восстановиться и передохнуть, или есть время для скорби, если твой партнер, прикрывающий тебя на поле, умирает. Но в больничной палате каждая битва выглядит проигранной. Я всегда больше травмирована после пребывания там, чем после сражений. Гермиона молчала. — И у тебя никогда не бывает свободного времени, — добавила Джинни. — Ты на работе, поэтому никто не может пожалеть тебя, хотя бы дать тебе оплакать потери. Я знаю от Гарри и Рона, что ты все еще настаиваешь на темных искусствах, когда ходишь на собрания Ордена. Я не согласна с тобой... но я понимаю. Я понимаю, что ты видишь войну под другим углом зрения. Наверное, под самым худшим. Я просто хочу сказать, что если у тебя кто-то появился, я была бы очень рада за тебя. Даже если это будет Снейп. Гермиона закатила глаза. — Тебе, наверное, стоит прекратить, если ты все еще хочешь получить своё противозачаточное зелье, — сказала она с сердитым взглядом. Джинни резко замолчала. Гермиона подняла свою сумку с кровати. — Пойдём. Оно в моем шкафу с ингредиентами для зелий, — сказала она, выходя из комнаты. Флаконы с противозачаточным зельем были сложены в маленькую коробку, стоявшую на самой верхней полке. Гермиона взяла несколько склянок для Джинни и сложила их в небольшой мешок. — Один флакон в день. Лучше, если ты будешь принимать его каждый день в одно и то же время. На этой неделе я сварю ещё партию и дам тебе месячный запас зелья. — Спасибо, Гермиона. Джинни вышла из комнаты, и девушка поставила коробку обратно на полку. Она соврала. Она никогда не держала противозачаточное зелье под рукой просто так. В коробке лежал её личный запас, который она на всякий случай хранила с того дня, как состоялся их первый с Грюмом разговор о Малфое. На следующей неделе, когда Гермиона аппарировала в хижину, Малфой уже был там. Когда она открыла дверь, он взглянул на неё с выражением легкого раздражения на лице. Гермиона удивленно посмотрела на него. — Я опоздала? — спросила она, взглянув на наручные часы. — Нет, — ответил он. Его тон был сухим. Чувствуя себя неловко, она закрыла дверь и замерла в ожидании. — Думаю, мы закончили с обучением окклюменции, — сказал Малфой спустя минуту. — Хорошо. Она уже собиралась спросить, будет ли он учить её искусству дуэли, но передумала и стала ждать, что скажет Малфой. Что-то в его настроении слегка встревожило ее. — Мы начнём с основ техники дуэли, чтобы я мог посмотреть, насколько у тебя с этим все плохо, — объявил он. Гермиона закатила глаза. — Хорошо, — ответила она. — Какие правила? — Для тебя никаких. Делай что хочешь, — сказал он. — Я ограничусь только Жалящими проклятиями. Хочу посмотреть, как долго ты продержишься. Гермиона покраснела. — Должна предупредить, что в сражении я просто отвратительна, — сказала она. — Знаю. Большего я и не ожидал. Она прожгла его злым взглядом, положила свою сумку на пол возле двери и взмахом палочки наложила на неё чары, защищающие от воздействия заклятий. Затем Гермиона повернулась к Малфою. Он переместился в другой конец комнаты, лениво прислоняясь к стене. — Приступим. Малфой засунул руку в карман мантии и достал палочку. Гермиона склонила голову набок. — Это ведь не та палочка, что была у тебя в школе? — спросила она. Он опустил взгляд на палочку и покрутил её между пальцами. — Нет, — ответил Малфой. — Палочка с волосом единорога не слишком подходила для использования темной магии, так что мне пришлось заменить её. Эта тоже из боярышника, но более жесткая, с сердцевиной из сердечной жилы дракона. К тому же, на несколько дюймов длиннее. Произнося последнюю фразу, он вызывающе приподнял брови. Гермиона задвинула полученную информацию на край сознания, собираясь осмыслить её позже. Ей вспомнилось, что в библиотеке Блэков на Площади Гриммо должна была храниться книга по теории строения волшебных палочек. Она встала в боевую позицию. Малфой выпрямился и уверенно встал в такую же позу. Гермиона старалась тренировать дуэльные техники каждую свободную минуту, когда могла прийти в комнату для тренировок. Она послала в Малфоя невербальное Оглушающее, и он с легкостью отразил его Щитовыми чарами, посылая в ответ серию Жалящих проклятий. Гермиона тоже резко кинула Протего, окружая себя магическим щитом, который поддерживался заклинанием Фианто Дури. Малфой накладывал на неё бесчисленное число Жалящих проклятий и с легкостью отражал любые посланные в него заклинания. Несмотря на то, что используемые им проклятия были несложными, скорость, с которой он их посылал, ослабляла её Щитовые чары. Прежде чем Гермиона успела обновить магический щит, он послал проклятие ей в ноги. Она слегка вскрикнула, когда заклинание попало ей в лодыжку. После этого дуэль стала гораздо жёстче. Не успев подумать, Гермиона отпрыгнула назад, оставив себя без защитных чар. Малфой сразу же наслал на неё ещё пять Жалящих проклятий. — Все! — крикнула она. — Ты выиграл! Прекрати! — Это не так работает, Грейнджер, — протянул он, продолжая посылать в неё невербальные проклятия. — На поле боя ты либо побеждаешь, либо умираешь. Либо просто убегаешь от противника. Гермиона стала уклоняться от его заклинаний и наконец смогла снова наколдовать вокруг себя Щитовые чары. Она стояла, опираясь на одну ногу. Та сторона ее тела, в которую Малфой несколько раз попал проклятиями, воспалилась и горела огнём. Девушка со злостью послала в него немного более тёмное заклинание. Не смертельное, но менее безобидное, чем обычное Оглушающее. Малфой отразил его и приподнял бровь. — У котёнка, оказывается, есть когти, — сказал он с притворным восхищением. — Заткнись, — прорычала она, посылая в Малфоя серию невербальных заклинаний. — Боже, Грейнджер, ты прицеливаешься просто ужасно, — сказал он, продолжая закидывать её Жалящими проклятиями. — Я даже не двигаюсь, а ты все равно не попадаешь в меня. — Я в курсе. — Неудивительно, что тебя отстранили от сражений. — Заткнись! — Задел за живое, не так ли? — спросил он сухо. Его глаза зло блестели, и Гермиона поняла, что он наказывает её за что-то. Он отыгрывался на ней за то, что раздражало его с самого начала их встречи. Пассивно–агрессивный ублюдок. Малфой даже не пытался сражаться с ней. Он и так знал, что она ужасна в дуэли. Малфой делал это для собственного удовольствия. Гермиона увернулась от летящих в неё проклятий и обновила Щитовые чары. Она уже успела устать: как от избегания летящих в неё заклинаний, так и от скорости, с которой ей приходилось колдовать в ответ. Девушка крепче сжала палочку и продолжала отбиваться, пока Малфой не послал в её правую руку столько проклятий, что она больше не могла шевелить ею. Её палочка упала на пол. Вместо того, чтобы пытаться уклониться от заклятий, Гермиона просто стояла, позволяя Малфою наслать на её туловище и ноги ещё целую дюжину проклятий. Наконец он остановился, и девушка посмотрела на него. — Теперь тебе стало легче? — поинтересовалась она. Он ухмыльнулся и спрятал палочку в карман мантии. — Годами мечтал проклясть тебя, — ответил Малфой. Его глаза светились удовлетворением. — Я ведь уже говорила, что ты можешь это сделать, — сказала она безжизненным голосом, мысленно отмечая все места на теле, которым потребуется лечение. — Но, полагаю, тебе нравится делать вид, что ты даёшь мне возможность защищаться. — Не моя вина, что ты отвратительна в дуэлях. — Согласна, это моя вина, — тихо ответила Гермиона. Она приподняла правую руку и поморщилась, пытаясь пошевелить пальцами. Ожоги от Жалящего проклятия заживали довольно быстро, но их невозможно было вылечить магией. С той силой, с которой Малфой накладывал заклинания, ей потребуется не один день, чтобы раны прекратили болеть. Гермиона была уверена, что он выбрал Жалящее проклятие именно по этой причине. — Хочу заметить, — сказала она, стараясь скрыть дрожь в голосе, — что это квалифицируется как вмешательство в мою работу. Так что в следующий раз попробуй использовать обратимое заклинание или ограничься одним местом на теле, когда будешь накладывать Жалящее проклятие. Малфой ничего не ответил. — Так... — сказала она минуту спустя. — Могу я хотя бы узнать, за что? — Когда дело доходит до сражения с тобой, Грейнджер, одно твоё существование является достаточной причиной, чтобы проклясть тебя. Гермиона сжала губы и с трудом сглотнула. Она ощутила пощипывание в носу и щеках и поморгала глазами, отгоняя это ощущение. — Есть новая информация на этой неделе? — Нет. — Понятно. Тогда я пойду, — сказала она и, присев, с трудом левой рукой подняла палочку с пола. Затем Гермиона подошла к двери и закинула на плечо свою сумку, скривившись от боли, когда ремешок задел несколько ранок. Малфой не проронил ни слова, пока она выходила за порог. Гермиона стояла возле хижины и чувствовала растерянность. Не от того, каким злым был Малфой, а потому, что не знала, что ей делать дальше. Девушка не могла вернуться на Площадь Гриммо в таком виде, иначе все бы поняли, что она с кем-то сражалась. У неё не было подходящих объяснений. Она доковыляла до выступавшего из земли пня и села на него. Вздохнув, Гермиона сняла с плеча сумку и принялась вынимать из неё склянки и мешочки с травами. Ей придётся выбросить все ингредиенты для зелий, которые она собрала с утра. Найденные ей компоненты требовалось хранить в особых условиях, но девушка не сможет правильно заколдовать их, чтобы они не потеряли свои магические свойства, когда её рука находится в таком состоянии. С грустью она бросила на землю щупальца растопырника. Позже ей придётся поймать и убить ещё одного. Затем она выбросила крылья феи. Гермиона продолжала вываливать на землю все собранные ингредиенты, пока у неё в сумке не осталась лишь пара пучков крапивы. Скривившись, она приложила листья крапивы к израненным щиколоткам, кистям и запястьям. Потом провела ими по лицу. Бросив использованные пучки на землю, она посмотрела на появившиеся на коже волдыри, скрывшие все раны от проклятий, которые не могла спрятать её одежда. Вздохнув, девушка встала и, с трудом удерживая палочку, аппарировала на Площадь Гриммо. — Гермиона? Что с тобой случилось? — спросила Анджелина, зайдя в комнату и смотря на нее расширившимися от удивления глазами. — Я споткнулась и упала в куст с крапивой, — солгала Гермиона. — Вот черт, — Анджелина всматривалась в её лицо, и Гермиона почувствовала, что начинает краснеть. — Ты можешь как-то вылечить это? — К сожалению, нет. Нет никаких зелий от крапивных ожогов. Они должны пройти через пару дней. Но у меня не получилось толком собрать ингредиенты. Придётся завтра снова отправиться в лес. — Как жаль. Бедное твоё лицо. Гермиона слегка пожала плечами. — Моим рукам досталось сильнее. Мне нужно пойти предупредить Помфри. Не уверена, что от меня сегодня будет какая-то польза в лазарете. Из-за проклятий Малфоя у Гермионы неожиданно появился выходной день. Но она едва ли могла наслаждаться им, не имея возможности пользоваться руками. Девушка даже не могла толком согнуть пальцы, чтобы переворачивать страницы в книге. Гермиона не могла вспомнить, когда у неё в последний раз было свободное время. Если она не дежурила в палате, то обычно варила довольно сложные зелья или пополняла запасы ингредиентов. Она сидела на чердаке и смотрела в окно на проходящих внизу магглов. Гермиона раздумывала, что могло так спровоцировать Малфоя. Она не знала, считалось ли хорошим знаком то, что он так жёстко обучал её технике сражения. Это могло означать, что она смогла подобраться ближе к нему и как-то задеть его чувства, из-за чего Малфой старался отдалиться от неё, накладывая на неё болезненные проклятия. Исцелив его неделю назад, Гермиона повлияла на их отношения. Возможно, Малфой решил, что, прокляв её, сможет вернуть их в прежнее русло. Он был таким мстительным. Занятия окклюменцией проходили гораздо более болезненно, но они хотя бы имели смысл. Тогда он причинял ей боль для достижения какой-то цели. И от мигрени хотя бы имелись подходящие зелья. Но не было никакого смысла в том, чтобы использовать Жалящие проклятия. Малфоем двигала только злость. К тому же, это была совершенно бессмысленная тактика, чтобы попытаться оценить её способности дуэлянта, потому что в итоге она не сможет толком колдовать всю следующую неделю. Если бы Малфой действительно хотел проверить её умение прицеливаться или её выносливость, то использовал бы Оглушающие или Парализующие чары. Он не воспользовался никакими серьёзными или необратимыми проклятиями, скорее всего, придерживаясь своих моральных принципов, которыми был так озабочен. Наверно, он руководствовался своими «этическими нормами». Малфой не хотел воспринимать себя как кого-то мстительного и жестокого. Возможно, он оправдывал себя тем, что давал ей возможность защищаться от его проклятий. Что она сама заслужила каждый полученный ожог, потому что не смогла отразить заклинание или увернуться от него. Малфой не хотел думать о себе как о ком-то злом. Скорее всего, он считал себя выше этого. Гермиона опустила взгляд на свои руки. По наносимому ущербу и уровню боли Жалящие проклятия едва можно было назвать по-настоящему опасными. Однако она чувствовала эмоциональное разочарование и опустошение, в которых не хотела признаваться даже самой себе. Гермиона спрятала лицо в сложенных на коленях руках, стараясь не заплакать. Слёзы все равно потекли из-под закрытых век.