Скованные/Manacled

Июнь 2002. На следующий вечер Гермиона выскользнула из дома после ужина, заявив, что ей понадобилось молоко с рынка на соседней улице. Войдя в хижину, она неловко остановилась, гадая, появится ли Драко. Девушка подозревала, что он совсем не ждал ее прихода. Он появился внезапно с резким треском, поморщившись от боли. Девушка изумленно уставилась на него. Раньше он всегда был полностью одет: рубашка, мантия и плащ на всякий случай. И хотя она дважды раздевала его до пояса, оба случая были в основном связаны с работой, и сразу же после исцеления Драко одевался. Сегодня он был одет только в брюки и рубашку на пуговицах. Полностью в чёрном. Отсутствие мантии подчеркивало, насколько высоким и гибким он являлся. Драко был похож на пантеру: чёрную, холодную и опасную. В практическом смысле отсутствие верхней одежды было логичным решением. Меньше слоев снимать. Меньше веса, давившего на раненую спину. И все же это казалось странно интимным. Драко резко призвал стул и, оседлав его, принялся расстегивать рубашку. Он зашипел и задохнулся, когда дернул плечами, чтобы снять ее. — Боль немного уменьшилась? — спросила она и нерешительно положила руку ему на плечо. Его кожа все еще была неестественно холодной. Прикосновение к нему вызвало у нее дрожь страха, когда он слегка дёрнулся, и его мускулы задрожали под ее пальцами. — Немного, — сказал он после небольшой паузы. Взмахом волшебной палочки Гермиона осторожно убрала остатки компресса бадьяна и растопырника, а затем наложила очень нежное Очищающее заклинание на все раны. Драко дернулся, уронив голову на спинку стула. — Блять, Грейнджер! — зарычал он, костяшки его пальцев побелели там, где он сжимал стул. — Я уже закончила, это было Очищающее, — сказала она. — Мне жаль. Я должна была его наложить. Волшебники могут быть невосприимчивы к большинству инфекций, но неизвестно, для чего еще использовали этот нож. Или какими свойствами обладает яд Нагайны. Он может нейтрализовать твой естественный иммунитет. — Небольшое предупреждение в следующий раз не помешает, — сказал он слегка дрогнувшим голосом. — Извини. Большинство людей предпочитают не знать. Некоторым после предупреждения становится только хуже. — Я бы предпочел быть в курсе. Гермиона внимательно осмотрела руны. На нее нахлынуло холодное ощущение отчаяния. Щупальца темной магии уже снова начинали выползать из рун. Вероятно, она опоздала. Руны будут продолжать отравлять его. Девушка нерешительно положила руку на плечо Драко. — Сейчас... сейчас опять будет больно. Ты... хочешь, чтобы я тебя оглушила? Он оглянулся на нее и внимательно посмотрел ей в лицо. Что-то мелькнуло в его глазах на мгновение, и выражение его лица стало жестче. — В этом действительно есть смысл? — спросил Драко. Гермиона вздрогнула и опустила глаза. — Позволь мне попробовать, — тихо сказала она. Драко пристально смотрел на нее еще с минуту, а потом слегка фыркнул и, недоверчиво покачав головой, отвернулся. — Ладно. Еще один раз, — сказал он, прежде чем положить голову на спинку стула. Гермиона снова оглушила его. Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы убрать все следы темной магии. Затем она наложила несколько диагностических чар, пытаясь распознать структуру ритуала и найти что-то, что помогло бы нейтрализовать или обратить его действие. Ритуал полностью вступил в свою силу. Она опоздала. Она провела пальцами по его спине, раздумывая, как ей поступить. Он, скорее всего, был в курсе. Гермиона была почти уверена: он знал, что эти руны в конечном счете убьют его. Постепенный смертный приговор как расплата за его помощь Ордену. Чего бы он ни хотел, помогая им, это не являлось долгосрочной целью. Учитывая цену, которую Драко заплатил, она сомневалась, что он собирается узурпировать власть Волдеморта. Если он это сделает, его правление будет недолгим. Драко был нужен Ордену. Первая Волшебная война длилась одиннадцать лет. Когда Гермиона рассказала Грюму о том, что сотворили с Драко, и предложила вылечить его, он велел ей сделать все, что в ее силах. Если Гермиона не сможет найти способ остановить разрушение его тела, им сильно повезет, если Драко продержится долго. И даже если это случится, вряд ли он останется таким же хорошим шпионом. Гермиона протянула руку и провела кончиком пальца по цепочке на шее. Задумчиво покрутив ее в течение нескольких минут, она вытащила амулет из-под рубашки. Девушка пристально посмотрела на солнечный диск. Затем расстегнула цепочку и сняла амулет. Прижав к нему кончик волшебной палочки, она сняла ряд оберегов и защитных чар, прежде чем положить его на пол. Гермиона резко наступила на амулет и почувствовала, как стекло крошится под ее каблуком. Когда она убрала ногу, среди красных осколков и искореженного металла лежал маленький белый камешек. Гермиона не притронулась к нему. Взмахнув палочкой, она подняла камень, и он завис в воздухе. Девушка чувствовала исходящую от него магию. Из-за нее окружающий воздух гудел. Она аккуратно потянула Драко на себя, стараясь не давить на руны. Еще одним движением палочки Гермиона перевернула камень и опустила тот на левую сторону его груди, прижав к обнаженной коже. Он начал светиться все ярче и ярче, пока ей не пришлось зажмуриться. Затем она увидела, как свет медленно погрузился в его кожу и исчез. Гермиона продолжала смотреть на него, гадая, произойдет ли что-нибудь еще, будут ли сразу заметны какие-нибудь изменения. У неё не было достаточно информации о том, как именно работал этот процесс. Она наложила диагностику и осмотрела его. Драко был лишен сна и жил на высокой дозе качественного обезболивающего; мышцы были повреждены Круциатусом, а также имелись неразборчивые и искаженные изменения в области спины от последствий рунической магии, порезов, яда и ритуального проклятия. Диагностические чары не показывали больше ничего аномального. «И это хорошо», — подумала она, ведь именно так все и должно было происходить. Через минуту, когда ничего так и не случилось, Гермиона осторожно наклонила Драко вперед на спинку стула. Она снова наложила мазь, которую изготовила, нанося ее так легко, как только могла, прежде чем сменить Сдерживающее заклинание и все защитные чары. Затем девушка сунула остатки амулета в карман и вернула Драко в сознание. Он резко поднял голову и встал. Гермиона осторожно натянула рубашку на его плечи. Он смотрел на нее сверху, пока она застегивала его рубашку, прежде чем взглянуть на него. В его глазах читалась усталость. Гермиона импульсивно протянула руку и коснулась его щеки. Она почувствовала, как его челюсть слегка дернулась под ее рукой, пока она изучала выражение его лица. Ей показалось, что его кожа стала чуть менее холодной. Его глаза сверкнули, а уголок рта дернулся, но он не убрал ее руку. — Мне надо идти, — сказала Гермиона, — увидимся завтра вечером. Драко ничего не сказал, когда она покинула хижину и аппарировала прочь. На следующую ночь из рун больше не вытекали ни яд, ни следы темной магии. Гермиона никак не прокомментировала это. Она спокойно убрала старый компресс, очистила порезы, снова наложила мазь, а затем тщательно сменила все заклинания. Драко с каждой ночью становился все молчаливее. Он напрягался и слегка задыхался от боли, пока Гермиона промывала раны, и редко что-то говорил, если девушка не задавала ему вопрос. — Это ведь не будет подозрительным... что кто-то исцеляет тебя? — резко спросила она через несколько дней. Драко на мгновение замер, а затем тихо рассмеялся. — Тебе только сейчас это пришло в голову? Гермиона вспыхнула. — Обычно исцеление не вызывает беспокойства. Он покачал головой. — Нет никаких приказов, запрещающих исцелять меня. Если тебе это каким-то образом удастся, то вряд ли это будет впервые, когда я преуспею в чем-то, вопреки невероятным шансам. — Его губы слегка скривились. — Так что, конечно, продолжай тыкать в меня своей палочкой. Гермиона продолжила работать, не говоря больше ни слова. К своему небольшому огорчению, она обнаружила, насколько редко кто-то обращал внимание на ее отсутствие. Ей даже не нужно было придумывать никаких оправданий, чтобы каждый вечер покидать Гриммо. Гарри, Рон и Джинни отправились на поиски зацепок по крестражам. Гермиона поняла, что несколько артефактов основателей Хогвартса пропали еще при жизни Волдеморта, и поэтому Орден поручил Гарри попытаться разыскать их. Гермиона подозревала, что у Кингсли и Грюма было мало надежд на то, что ее друг что-нибудь найдет; она полагала, что это был просто способ удержать Гарри от настойчивого участия в каждом сражении. Благодаря данным, предоставленным Драко, Грюм и Кингсли начали одобрять более рискованные и амбициозные атаки. Эти решения были вызваны частично возможностями, которые Драко предоставил Сопротивлению, но прежде всего тем, что ситуация уже была катастрофической. Орден был вынужден либо идти на риск, либо признать то, что они не в состоянии выиграть войну. Несмотря на успешные атаки, они все равно были в кошмарном положении. У них появились сотни новых бойцов, которых нужно было кормить и содержать, и в то же время их ресурсы в Европе неуклонно истощались, поскольку власть Волдеморта набирала силу. Французское Сопротивление почти исчезло. Они получили известие, что Хагрид и Олимпия Максим были схвачены и казнены вскоре после нападения на тюрьму. Вся Восточная Европа была под твёрдым контролем Пожирателей Смерти, в то время как северные европейские страны были настолько заняты сдерживанием наступающих сил Волдеморта, что могли оказать мало поддержки. У Ордена заканчивались деньги. Заканчивались ресурсы. Сопротивление продолжало держаться только за счёт своих личных запасов и тайных пожертвований. Бойцам Сопротивления было трудно найти работу в маггловском мире. Гермиона почти полностью опустошила собственный банковский счет, лично оплачивая поставки зелий, поскольку Орден был вынужден неоднократно сокращать ее бюджет, даже когда потребность в целебных зельях резко возросла. Они еще не умирали с голоду. Но Гермиона уже начала подозревать, что Кингсли добивается именно такого результата. Иногда она сомневалась, что даже победы над Волдемортом будет достаточно. Даже если бы он умер, с тем контролем, которым обладали сейчас Пожиратели Смерти, существовал хороший шанс, что кто-то просто придёт ему на смену. Когда эта мысль посещала ее голову, рассуждения Гермионы всегда возвращались к Малфою. Ей еще только предстояло увидеть настоящую демонстрацию его способностей, но, судя по тому, что Орден знал о нем, он считался одним из вероятных преемников в случае смерти Волдеморта. Грюм и Кингсли были почти уверены, что это было истинным мотивом Драко, заставившим его шпионить для Ордена. По словам Северуса, Темная метка состояла из нескольких элементов. Она позволяла Волдеморту вызывать к себе последователей, где бы они ни находились. Также она позволяла ему всегда находить последователей — они не могли сбежать. И наконец, Темная метка мешала носителям атаковать своего хозяина. Даже если Малфой считал себя в состоянии убить Волдеморта, он не мог использовать магию против него. Драко понадобится кто-то другой, чтобы нанести ему смертельный удар. Гермиона иногда тоже думала, что целью Драко было стать следующим Темным Лордом, но после рун она стала сомневаться в этом выводе. В нем было что-то более беспощадное и озлобленное, чем честолюбие. Смертоносность и холодная ярость больше походили на отчаяние, чем на гордость и амбиции. Когда она сказала Грюму, что Драко не требовал от нее Непреложного Обета, блеск в глазах Грюма заставил ее заподозрить, что он собирается использовать ее, чтобы в какой-то момент убить Драко. Она старалась не думать об этом. Она не могла думать о том, чтобы убить его. Она не могла стоять возле него каждую ночь, пытаясь исцелить руны, вырезанные на нем, и думать о том, чтобы убить его, когда он перестанет быть полезным. Такая холодность превосходила даже ее способность к окклюменции и стратегическому мышлению. Ее пальцы слегка дрожали, когда Гермиона накладывала защитные чары на порезы. Изначально она попыталась использовать бинты, но яд продолжал сочиться сквозь них. — Я закончила, — тихо сказала девушка, бережно натягивая его рубашку на плечи. Выйдя из хижины, она не сразу аппарировала на Площадь Гриммо. Вместо этого Гермиона спустилась по тропинке и продолжила свой путь по деревне Уайткрофт. Травма Драко разъедала ее решительность. Заставляла ее сворачивать с намеченного пути к цели. Пожиратель Смерти. Убийца. Шпион. Ее цель. Оружие Ордена. Она снова и снова повторяла про себя этот список. Но ее выверенная убежденность казалась абсолютно пустой. Гермиона подошла к ручью и посмотрела на темную воду, сверкающую в лунном свете, пока пыталась заставить себя снова мыслить стратегически. Она засунула руки в карманы, а затем зашипела, выдергивая правую руку. Девушка обнаружила, что ее указательный палец слегка кровоточит. Кусочек ее амулета поранил кожу. Она совсем забыла о нем. Гермиона вытащила осколки из кармана и бросила их в ручей, прежде чем залечить царапину. «Он убил Дамблдора», — напомнила она себе. Возможно, он просто пытается стать следующим Темным Лордом. Пожиратель Смерти. Убийца. Шпион. Ее цель. Оружие Ордена. Но потом Гермиона вспомнила его упрек: что она знала, что с ним произойдет. Что она только притворяется, что ей не плевать на него и его травмы. Что она, вероятно, надеется, что он умрет, как только перестанет быть полезным. Горечь и смирение в его голосе преследовали ее. Возможно, он ожидал, что однажды она предаст его. Эта мысль заставила что-то внутри Гермионы дрогнуть, как будто это осознание ранило ее изнутри. Почему он не заставил ее заключить Обет? Чего он хотел? Окружавшая его тайна притягивала все ее мысли к нему. Заставляла становиться одержимой каждой деталью. Пытаться понять, что же в конечном счете движет всеми его непоследовательными поступками. Сближение, затем отталкивание, которые сквозили в его отношении к ней, ощущались как ураган. Его высокомерие и одиночество. Она не нравилась ему, несмотря на весь «интерес», который побудил его требовать Гермиону. Казалось, он не желает иметь с ней ничего общего. Но Малфой настолько изолировался от людей, что не мог заставить себя полностью оттолкнуть ее. Все было именно так, как и говорил Северус. Она была ошибкой с его стороны. Даже при том, что он, казалось, подозревал ее в манипулировании, их сближение было неизбежным и, очевидно, непреодолимым. Драко был не единственным, кто попал в эту ловушку. Гермиона знала, что он использует ее. Использует Орден. Она знала, что он был жестоким, опасным манипулятором, ответственным за бесчисленные смерти людей. Но по мере того, как она пыталась его разгадать, его судьба становилась все более трагичной, а сам он — пугающе человечным. Она прижала ладони к глазам и глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от сочувствия. Гермиона чувствовала, что как только узнает, каковы его истинные мотивы, то сможет вырвать эту симпатию, растущую внутри нее. Она не чувствовала вины за то, что манипулировала им, но не была уверена, что у нее хватит решимости в конце концов убить его. Иногда девушка с горечью спрашивала себя, считают ли Грюм и Кингсли, что для нее не существует никаких границ. Сделав ее сначала шлюхой, а потом убийцей. Неужели они решили, что она захочет этого? Иногда ей казалось, что они ведут ее в преисподнюю и смотрят, как она проходит через адские врата. Интересно, они довольны наличием у себя такого человека, который будет страдать, когда и как им будет выгодно? Грюм был ее направляющим. Он сделал ее инструментом для достижения цели. Какие бы ни были у него сомнения, когда он впервые попросил ее отдаться Малфою, он все равно пошел дальше. Она была полезной. Отличной пешкой для Ордена. Ключом к тому, что им действительно было нужно. К Малфою. По сравнению с ценностью Драко, Гермиона была приемлемой потерей. Если Гарри и Волдеморт были королями по обе стороны доски, то Малфой был второй по значимости фигурой после Волдеморта. Заполучить его стоило того, чтобы пожертвовать почти всеми остальными пешками. Он был не ограничен в ресурсах и смертельно опасен. Ключевая фигура. Это имело смысл. Стратегически — она видела логику. Понимала, что это необходимо. Но по человеческим меркам это осознание было таким болезненным, что она едва могла дышать. Она ненавидела себя. Она ненавидела Грюма. Ненавидела Кингсли. Они будут и дальше забирать у неё частицы ее души, пока к концу войны не останется ничего, кроме пепла. Но на самом деле они не забирали. Гермиона отдавала сама. Они не требовали от нее ничего, что она не готова была отдать добровольно. «Ради Гарри и Рона», — напомнила она себе. «Это того стоит». Но что-то внутри нее подсказывало, что война развращает ее. Меняет. Превращает в существо, которое она всем сердцем возненавидит. «Тьма проникает в твою душу», — так всегда говорил Гарри. Неважно, насколько непоправимой трагедией она считала убийство Дамблдора и ответственность Драко за это. Если Гермиона когда-нибудь предаст Драко, то это будет не менее тяжким грехом, чем его собственные. Но она все равно уже делает это. Минерва была права. Гермиона была готова проклясть себя, если это означало победу в войне. Она спустилась вниз по берегу ручья, собрала несколько камней и начала складывать их в кучу. Ее мать много путешествовала до замужества и рассказывала Гермионе, как в Корее люди складывают камни, каждый из которых символизирует их желание и молитву. Матери строили большие молитвенные башни для своих детей. В детстве Гермиона строила башни на заднем дворе, много молясь за друзей. Искренние пожелания, которые оставались без ответа в течение многих лет, пока она не добралась до Хогвартса. Гермиона заложила фундамент для башни из больших камней для Гарри и Рона. «Пусть они живут, — молилась она. — Пусть они переживут эту войну. Пожалуйста, не дай мне их потерять». Затем она положила камень для Джинни. Фреда. Джорджа. Чарли. Билла. Молли и Артура. Перси погиб во время захвата Министерства. — Пожалуйста, пусть они продолжают жить, — пробормотала она. Гермиона добавила камни для Ремуса и Тонкс, Невилла, Поппи и Северуса, Минервы и сирот из Кейтнесса. Она боялась, что будет слишком эгоистичной, если включит всех членов Ордена и Сопротивления. Башня уже слегка покачивалась. Она подняла последний камень и заколебалась. Если башня упадет, ее желания не сбудутся. Она посмотрела на последний камень в своих руках, слегка проведя по нему пальцами. Он был ледяным, но покалывание от его холода медленно исчезало, пока она колебалась, снова и снова поворачивая его в руках. Может быть, ей не стоит его ставить. Возможно, это будет слишком эгоистично. Она чуть не бросила его обратно в ручей. Потом Гермиона прикусила губу и положила его на верхушку. «Если есть какой-то способ, не делай меня ответственной за смерть Драко», — молилась она. Башня покачнулась, но не упала. Девушка с облегчением выдохнула и чуть не расплакалась. Она вымыла руки в ручье и посмотрела на построенную ею башню. Это был всего лишь глупый суеверный ритуал. Он ничего не значил. Но она отдала почти все войне, и этого все равно было недостаточно. Суеверие — это все, что у нее осталось. Она произнесла заклинание, отталкивающее магглов от каменной башни, и аппарировала прочь. Гермиона продолжала исцелять Драко каждую последующую ночь. Яд в сочетании с рунической магией делал рану одной из самых тяжелых, с которыми она когда-либо сталкивалась. Что бы девушка ни делала, порезы не заживали. Он должен был находиться в больнице или на постельном режиме, а не аппарировать и шпионить для Ордена, одновременно выполняя приказы Волдеморта. Она рылась в старинных изданиях по целительству и допоздна варила зелья, которые, как Гермиона надеялась, могли бы исцелить или, по крайней мере, ослабить боль, но ничего из того, что она пробовала, не помогало. Яд Нагайны являлся нейтрализатором любого вида исцеления, магического или не магического свойства. В конце концов, его действие должно было сойти на нет. Когда змея укусила Артура в министерстве, яд исчез через несколько дней. Но руническая магия взаимодействовала с ядом, и он продолжал разъедать раны. Гермиона не могла просто удалить его из организма Драко. Менять компрессы с экстрактом бадьяна и растопырника и не дать появиться инфекции — вот и все, что могла сделать Гермиона, пока яд не исчезнет сам по себе. Через несколько недель Драко наконец заговорил с ней. — Будь осторожна с поисками в лесу, — резко произнёс он, когда она снимала с него рубашку. Гермиона ответила не сразу. — Я осторожна. Накладываю заклинания обнаружения каждый раз, когда аппарирую куда-то, чтобы убедиться, что поблизости нет антиаппарационных барьеров. И вся моя одежда защищена чарами. — Темный Лорд хочет, чтобы Орден был разгромлен в течение года. Его власть становится более стабильной в Европе. Он увеличивает свою армию и вводит новые ресурсы. Гермиона почувствовала, что холодеет. — И в соответствии с моим нынешним положением, — добавил он, — мне в собственность предоставили мантикору. Я не имею ни малейшего представления, что мне с ней делать. Небрежная манера, с которой Драко объявил об этом, заставляла думать, что ему дали нежеланного спаниеля, а не одного из самых смертоносных, полуразумных темных существ в волшебном мире. — Тебе предоставили мантикору? — повторила она. Ей пришлось выдавить из себя эти слова, ее грудь словно сдавило. — Мне сказали, что она только наполовину выросла. Макнейр сообщил мне, что ее бросили в моем поместье, — сказал он с раздраженным выражением лица, застегивая рубашку. — Тебе позволено ее убить? — сказала Гермиона, глядя, как его бледная кожа исчезает под черной тканью. — Ну... я сомневаюсь, что это было изначальным планом, но к ней не прилагалось инструкций. — Кровь мантикоры невосприимчива к большинству видов магии. Ты, вероятно, мог бы создать с ее помощью очень полезное оружие. Он повернулся и посмотрел на нее сверху вниз. — Например? Гермиона заколебалась, а затем протянула руку, чтобы закончить застегивать его рубашку и поправить воротник. Они стояли так близко, что их тела почти соприкасались. Она почувствовала запах кедра на его одежде и осторожно положила руку ему на грудь, чувствуя биение сердца под своими пальцами. Девушка на мгновение прикусила губу, прежде чем обратить на него взгляд. Его губы изогнулись в легкой усмешке, когда он посмотрел на нее сверху вниз, его глаза потемнели, когда она взглянула на него в ответ. — Я читала, что гоблинские ножи или наконечники стрел, пропитанные ядом мантикоры, могут прорезать защитные чары, — медленно произнесла она. — Одежда, пропитанная их кровью, будет невосприимчива почти ко всем видам магии. Ее защитное действие не исчезнет с одежды с течением времени. Глаза Драко сузились. — Ну и что? — спросил он, внимательно наблюдая за ней. — Думаешь, я должен убить свой подарок от Темного Лорда, а затем использовать его для изготовления зачарованных предметов для Ордена? — Нет, — сказала она, убрав руку и опустив взгляд. — Даже если бы ты сделал это, я не смогла бы дать никаких объяснений, каким образом их заполучила. И большинство членов Ордена все равно не стали бы ими пользоваться. В конце концов, мантикоры — существа, порождённые темной магией. — На последних словах ее тон стал горьким. Она резко вздохнула. — Большинство бойцов Сопротивления были бы убиты, если бы столкнулись с мантикорой на поле боя. Существуют, вероятно, около сотни людей, которые знают, как убить хотя бы одну. Так что... если бы ты мог придумать предлог, чтобы избавиться от нее до того, как твой хозяин решит выпустить ее, это было бы намного предпочтительнее. Она придвинулась еще ближе и нервно коснулась тыльной стороны его руки. Она будет умолять... Гермиона сделает все, чтобы убедить его. Он резко отдернул руку, и на мгновение она приготовилась к его раздражению. Но потом Драко схватил ее за подбородок и запрокинул ее голову назад, пока ее глаза не встретились с его. Какое-то время он изучал выражение ее лица, пока она смотрела на него. Он наклонился к ней, и ей показалось, что он собирается поцеловать ее. — Всегда такая прагматичная. Она почувствовала, как слова коснулись ее губ. Затем он резко отпустил ее подбородок и отступил. Его глаза сверкнули, когда он заметил ее замешательство. — Не умирай, Грейнджер. Я могу начать скучать по тебе, — сказал Драко, ухмыляясь, прежде чем с треском исчезнуть.