Скованные/Manacled

Июль 2002. Гермиона резко подняла голову и увидела Малфоя, стоявшего на дороге. Она была слишком уставшей и злой, чтобы смущаться из-за того, что ее нашли пьяной и плачущей в ручье. — Отвали, Малфой, — сказала она, шлепнув ладонью по воде так, чтобы та брызнула в его сторону. — Ты что, пьяна? — спросил он. — Нет, придурок, я сижу в ручье абсолютно трезвая, — ответила девушка, закатив глаза. — Проваливай отсюда. Я не хочу с тобой разговаривать. Я не хочу видеть твое мерзкое лицо. Если бы я могла забыть о твоем существовании, не рискуя положением Ордена, то сделала бы это в мгновение ока. Она снова заплакала. — Черт бы тебя побрал, — выругался Малфой, глядя на нее сверху вниз с тем же раздражением, которое читалось на его лице, когда он рассказал ей о подаренной ему мантикоре. — Грейнджер, ты не можешь сидеть и рыдать в ручье, — наконец сказал он. — Вообще-то могу, — возразила она. — Кроме тебя, здесь никого нет. Я уже зачаровала эту местность. Никто из магглов не подойдет и не заметит меня. Я тщательно спланировала свой эмоциональный срыв, а ты все портишь. Поэтому... просто проваливай отсюда. Ее голова казалась тяжелой, и Гермиона уронила ту на колени. Ей было холодно сидеть в ручье, но девушка твердо решила не двигаться, пока Малфой не уйдет. Раздался приглушенный хлопок, а затем крепкая хватка внезапно сомкнулась на ее руках, и она обнаружила, что ее вытаскивают из воды. — Отпусти! Гермиона ударила Малфоя по запястью и пнула его в голень, пытаясь освободиться. — Оставь меня в покое. Вы с Волдемортом разрушили мою жизнь. Неужели мне даже не позволено иногда сожалеть по этому поводу? — Грейнджер, ты идиотка! Малфой схватил ее в охапку и аппарировал. Они снова появились в хижине. Она ошеломленно оглядела комнату, цепляясь за него для равновесия. — Зачем мы здесь? — потребовала Гермиона ответа. Ее голос дрожал, когда она отступила и попыталась выпрямиться. — Ненавижу это место. Представитель одной из богатейших волшебных семей во всей Европе выбирает местом для встреч жалкую лачугу. Как будто я не в курсе, с каким презрением вы относитесь к грязнокровкам. Почему бы тебе просто не купить бордель или соляную шахту, чтобы встречаться там со мной? — Я говорил тебе, что существует табу, и ты все равно использовала имя Темного Лорда! — прорычал Малфой. — Вот почему ты не можешь напиваться в гребаном ручье, независимо от того, сколько проклятых магглоотталкивающих чар ты наложила. Гермиона моргнула и уставилась на него. — Ненавижу тебя, — наконец сказала она. — Это чувство определенно взаимно, — ответил он, глядя на нее с выражением презрения. Она обессиленно рухнула на пол. — Я так ненавижу тебя, — сказала Гермиона. — Я уже была одинока... а потом ты потребовал меня и сделал еще хуже. По крайней мере раньше... если кто-нибудь спрашивал, все ли со мной в порядке, я могла ответить правду. Но сейчас... я не могу сделать даже этого. Теперь... даже если мы победим, у меня никогда уже не будет нормальной жизни. Все остальные будут свободны, а я все еще буду принадлежать тебе. Я навсегда останусь одна... Она закрыла лицо руками и снова заплакала. — Гарри и Рон никогда не простят меня, — продолжила Гермиона. Все ее тело сотрясалось от рыданий. — Даже если это поможет выиграть войну... они никогда не простят меня. Через несколько минут ее плач немного стих. — Я действительно не понимаю, почему ты решила, что меня это волнует, — Малфой безразлично глядел на нее сверху вниз. Она пристально посмотрела на него. — Ты привел меня сюда, зная, что я пьяна. Если тебе так не хотелось выслушивать меня, то мог бы просто оставить в покое, как я тебе неоднократно говорила. Не понимаю, почему бы тебе просто не убраться ко всем чертям! Он выгнул бровь. — Сначала проклятие во время дуэли, теперь ещё и оскорбления в мой адрес — и все это в один день. Похоже, я наконец-то добрался до тебя. А я все гадал, что же заставит тебя отказаться от своих сладких ласк и наконец признаться, что ты на самом деле чувствуешь. — Выражение его лица было насмешливым. — Заткнись! — зарычала она, прежде чем уронила голову на колени и обхватила себя руками. — Но на самом деле... вероятно, стоит копнуть еще глубже? Возможно, мне следует перечислить всех, кого я убил, — сказал Малфой, медленно обходя ее со злорадной улыбкой. — Сначала было несколько магглов: небольшая тренировка перед тем, как я вернулся в школу. Тетушка Беллатриса говорила, что нужно привыкнуть к Убивающему, прежде чем пробовать его на тех, кого я действительно знаю. Затем был Дамблдор. После — еще больше магглов. Ты знала, что мне даже поручили разыскать твоих родителей? Должно быть, ты лично их прятала, потому что мы не нашли ни единой зацепки об их местонахождении. Никаких посланий или тайных встреч. Они исчезли бесследно. Хотя из-за этого несладко пришлось их соседям. Белла была так раздосадована твоей тщательной подготовкой. Гермиона в ужасе уставилась на него. — Затем были Криви. И Финч-Флетчли. Моя другая тетушка Андромеда и ее муж Тед. Для Беллы это было довольно личное — позорная связь с магглорожденным в родословной семейства Блэков. Она искренне сожалела, что ей не удалось убить Нимфадору, особенно после того, как прошел слух, что та вышла замуж за оборотня. Затем последовало ещё больше жертв, через какое-то время ты просто перестаешь замечать их... но, полагаю, подавляющим большинством все-таки были магглы. Гермиона чувствовала, как беззаботное ощущение опьянения покидает ее, пока Малфой продолжал говорить и перечислять знакомые имена в своём списке. Его холодные серые глаза сверкали, а на лице снова застыла непроницаемая маска. — Знаешь, Малфой, — тихо сказала она через минуту, — ты тратишь слишком много времени, чтобы убедиться, что у меня достаточно причин для ненависти. Это странно. Он замолчал, и Гермиона пристально посмотрела на него. — Обычно люди так не поступают, — заметила она. — Человеческий мозг устроен так, что он пытается рационализировать происходящее, чтобы нас не съедало чувство вины. Мы извиняемся, когда виноваты. Мы находим для себя какие-то оправдания, которые помогают нам уснуть. Люди не склонны считать себя злодеями. Они убивают, чтобы защитить себя, или свою семью, или свои деньги, или свой образ жизни. Даже твой Хозяин не считает себя злодеем. Он просто думает, что он лучше всех остальных. Он считает, что заслуживает того, чтобы править всеми. Когда он мучает и убивает магглов... для него это не имеет значения, потому что они на самом деле не люди. Когда он часами вырезал руны на твоей спине... это было логично, ты заслужил это, потому что подвел его. По его мнению, он не злодей, а Высшая Сила. Но ты... ты действительно считаешь себя злом во плоти. Ты считаешь, что заслуживаешь, чтобы тебя ненавидели, — Она склонила голову набок, изучая его. — И я все чаще задаюсь вопросом, по какой причине это происходит. Лицо Малфоя становилось все холоднее, пока она говорила. — Я избавлю тебя от лишних усилий, — сказала Гермиона, и уголки ее губ приподнялись. — Я и так ненавижу тебя. Можешь больше не пытаться убедить меня в этом сильнее. Я уже тебя ненавижу. Больше, чем кого-либо другого, кроме твоего Хозяина. Я ненавижу тебя. Я возлагаю на тебя часть ответственности за каждого человека, погибшего в этой войне, и за каждого, кто еще умрет в ней. Тебе не нужно убеждать меня в том, что ты чудовище, я и так это знаю. Когда ты был ранен, я исцеляла тебя вовсе не по доброте душевной. А нежелание проклинать тебя на дуэли, когда ты был тяжело ранен, было не сентиментальностью. А последней каплей участия, которая у меня осталась. Вся остальная моя доброта уже была уничтожена тобой. И поэтому... вопреки тем словам, что ты швыряешь мне в лицо, я не позволю тебе добраться до последнего, что у меня осталось. А теперь... просто иди к черту. Боже, как приятно было наконец-то выговориться. Возможно, позже она пожалеет об этом, но сейчас Гермиона чувствовала только облегчение. Малфой слегка ухмыльнулся. — Приятно знать. Гермиона легла на пол и уставилась в потолок. После нескольких минут молчания стало ясно, что он не собирается уходить. Она перестала его прогонять. Ее переполняло желание говорить. Она села на пол. — Так и какой же ты, когда выпьешь, Малфой? — сказала девушка, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. Он стоял рядом с ней и смотрел вниз, туда, где она сидела у его ног. Он выглядел удивленным вопросом. — Не такой болтливый, как ты. И ещё более злой, чем обычно. Она фыркнула. — Конечно. Боже упаси тебе быть хоть немного интересным. — Ну, мне явно далеко до тебя, плаксивая пьяница. — Малфой поднял бровь и наколдовал стул, садясь рядом с ней. Ей пришло в голову, что он, вероятно, не может ни на что опираться спиной. Гермиона размышляла, насколько больно было вытаскивать ее из ручья, а затем аппарировать, когда она боролась и пыталась отбиться от него. — Я не всегда была такой, — сказала она задумчиво. — Конечно, я всегда была разговорчивой. Но алкоголь делает меня эмоциональнее. Раньше я была счастливой под его действием. Я была просто... забавной. Я пошла на вечеринку, где в пунш был подмешан алкоголь, и мне сразу снесло крышу. Гарри пришлось наложить на меня Силенцио, пока они с Роном тащили меня по коридорам. Я так неудержимо хихикала. Раскаты смеха... просто отскакивали от стен. Филч едва не поймал нас. — Когда это было? — спросил он. — На мой день рождения. Мне исполнилось семнадцать. Это было... это было за день до того, как ты убил Дамблдора. — Ее челюсть слегка задрожала, и она посмотрела вниз на свои руки. — Я... я должна была дежурить в коридоре на следующий день. Помогать первогодкам в качестве старосты. Но моя голова раскалывалась. Я спала допоздна. Я часто задавала себе вопрос... что бы изменилось, если бы я?.. — Ничего бы не изменилось, — ответил Малфой. — С тех пор, немного выпив, я всегда начинала плакать. Не то чтобы я часто напивалась. Обычно в таком состоянии я говорю вещи, которые выводят людей из себя. — Ты всегда так делаешь, — заметил он, бросив на нее многозначительный взгляд. — Я говорю еще больше раздражающих вещей, — поправилась она. — И ты выбрала ручей? — Мне некуда было идти. Я не могу пойти в паб. Или напиться с кем-нибудь из Ордена. Не похоже, что Грюм мечтает быть моим плечом, на котором можно поплакать. — Поттер и Уизли? — Поскольку они ничего о тебе не знают, как я могу хоть что-то им объяснить? — Гермиона не собиралась упоминать, что они отправились на охоту за крестражами без нее. — Не могу поверить, что ты просто не оставил меня в покое, — продолжила она. — Как ты вообще там оказался? — У меня было предчувствие, что ты собираешься сделать что-то глупое. Назовем это шестым чувством. Девушка закатила глаза. — Не понимаю, почему тебя вообще это волнует. Твоя тайна умрет вместе со мной. Уверена, ты все равно найдешь способ получить то, что тебе нужно, и без меня. — Уверен, что любой, кого Грюм пришлёт на замену тебе, будет еще более раздражающим, — возразил Малфой со слабой гримасой. — Считай это моей дополнительной услугой твоему Ордену. Я сохраняю жизнь их целительнице и хозяйке зелий. Гермиона фыркнула. Она начала чувствовать себя невероятно сонной. Мысль о сне заставила ее вспомнить Колина. На глаза навернулись слезы. Девушка закрыла лицо руками и зарыдала. — Что опять? — спросил Малфой, когда ее рыдания стихли. Его голос казался скучающим, но, когда она посмотрела на него, он отвел взгляд. Все это время он наблюдал за ней. — Сегодня ночью мне приснится Колин, — печально ответила она, уронив голову на колени. — Ты явно бредила, когда говорила, что сможешь кого-то убить. Ты даже не можешь смириться с тем, что люди умирают от чужой руки, — сказал он, пренебрежительно качая головой. Гермиона напряглась и уставилась на Малфоя. — Я не считаю, что в смерти есть что-то ужасное. Я знаю, что это война. Люди умирают, — сказала она. — Что меня волнует, так это используемые способы убийства. Ты даже не представляешь, Малфой, каково это, когда кто-то умирает, а ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы спасти его. Он умирал медленно, все время крича, пока я пыталась сохранить ему жизнь. Вот что меня преследует. Все эти смерти в моей голове... то, какими они были. Их жизни были в моих руках... я пыталась спасти их... и потерпела неудачу... Она слегка поперхнулась, и ее голос дрогнул на последних словах. Малфой посмотрел на нее и, казалось, впервые задумался. — Почему Колин так важен? Вы не были близки. Почему эта смерть настолько важна для тебя? С тех пор ты видела смерти и похуже. Гермиона колебалась. Она ни с кем об этом не говорила. Совсем. В течение многих лет. — Его смерть стала началом конца, — ответила она, глядя вниз и замечая зацепившуюся нитку на своей рубашке. Она импульсивно потянула ее и смотрела, как вязаная ткань затягивается и морщится, пока нить внезапно не порвалась, и не появилась дыра. Она зашила ее одним взмахом волшебной палочки. — Он был первым человеком, который умер в мою смену. Гарри видел, как это произошло. И после этого я поняла, что всего того, что делает Орден, недостаточно. Просто защитных заклинаний было недостаточно. И я начала об этом говорить. Но Гарри был не согласен. Для него смертельное проклятие — самое страшное, что может случиться с человеком. Оно опустошает. Поэтому убийство в любом случае является злом. Не имеет значения, самооборона это или убийство из милосердия. Это... несогласие... разделило нас. После этого все изменилось. Вот почему я стала целительницей, в то время, как все остальные отправились вместе на поле боя. — Немного иронично. — Одного человека, использующего темные искусства на поле боя, недостаточно, чтобы что-то изменить. Если бы я проявила неподчинение и попыталась привлечь людей на свою сторону... это могло бы расколоть Орден. — Если бы ты снова сражалась, как бы ты убивала? — Быстро. Есть заклинания, которые останавливают сердце. Проклятия, которые душат. Перекрывают своим действием кислород. Возможно, я бы даже применила Смертельное проклятие, если бы мне хватило сил, но Гарри, вероятно, никогда бы мне этого не простил. — И как же тогда Поттер планирует победить Темного Лорда? — Существует... пророчество. Гарри думает, что ключ ко всему это пророчество, — сказала она неопределенно. Она не была уверена, что Сила Любви была реальной стратегией Ордена, но Малфою действительно не нужно было знать детали. — Фантастически. Мы все ставим наши жизни на Мальчика-Который-Не-Убивает и пророчество. Мы обречены. — Дамблдор победил Гриндельвальда, не убивая его, — заметила Гермиона. На Малфоя это не произвело впечатления. — Где ты изучала целительство? — спросил он ее. Она посмотрела на него с удивлением. — Сначала во Франции, — сказала она, — но война быстро достигла берегов Ла-Манша, безопаснее было перевестись оттуда, чем рисковать быть обнаруженной. Поэтому я поехала в Албанию. Их отделение средневековой магии отличалось лучшей информационной базой по исцелению темной магии. Я пробыла там некоторое время. Тебе повезло... я, вероятно, одна из немногих оставшихся в живых целителей, кого обучали правильному обращению с рунами. Позже больница была разрушена. Затем была Дания, там меня обучали анализу заклинаний и их разрушению. После этого я отправилась в Египет. Их больница специализировалась в ликвидации проклятий, но ситуация в стране была нестабильной, поэтому меня быстро перевели в Австрию. Я находилась там, пока Орден не вернул меня обратно. — Многие думали, что ты умерла или сбежала, — сказал Малфой, изучая ее прищуренными глазами. — До тех пор, пока Темный Лорд не приказал узнать, почему Сопротивление выжило после того, как их госпиталь был разрушен, и Северус не упомянул, что маленькая грязнокровка – подруга Поттера – была отозвана из своего путешествия за границу. Целительница и хозяйка зелий в придачу. Это вызвало небольшой переполох среди генералов высшего ранга. Она пристально посмотрела на него. Значит, он знал, чем она занималась, когда предъявлял свои требования. Ей стало интересно, сыграло ли это какую-то роль в его решении. Разговор зашел в тупик. Через несколько минут Гермиона встала. — Я достаточно трезва, чтобы аппарировать, — сказала она. — Ты же не собираешься пойти и напиться где-нибудь в другом месте? — спросил он, подозрительно глядя на нее. Она покачала головой. — Нет. Ты совершенно отбил всякое желание. И я достаточно выплакалась. На его лице отразилось небольшое облегчение. — Надеюсь, тебя не расщепит в процессе, — протянул он ей вслед, когда она выходила за дверь. Вернувшись на Площадь Гриммо, Гермиона подошла к своему шкафчику и выпила зелье трезвости. Головная боль и тошнота тут же обрушились на нее, напоминая удары кувалдой. Она уронила голову на столешницу и застонала. Чертов Драко Малфой даже не дал ей спокойно напиться. Вездесущий придурок. Она ожидала, что трезвость наполнит ее ужасом от содеянного, но на удивление она не раскаивалась в том, что наконец высказала ему все, что думает. И это, конечно, не удивило и не расстроило его. Он ожидал этого. Она обнаружила, что совершенно не знает, как интерпретировать или осмыслить произошедшее. Гермиона нащупала в шкафу пузырек с обезболивающим и выпила его, пытаясь сосредоточиться. Драко считал себя злодеем. Это было важным выводом. Возможно, самым важным из тех, что она делала в отношении него. Непоследовательность, которая была в его сердце. Она ломала голову, вспоминая все, что он сказал. Теперь, когда она выплеснула на него всю свою ярость, её разум внезапно просветлел. «Младший из братьев наступил в барсучью нору и сломал ногу. Ему пришлось ползти по траве. Довольно легкая мишень для Убивающего. Он был вторым, кого я проклял в спину. Ну ты уже знаешь... смертельным проклятием. Оно будто отнимает что-то у тебя. Это не то проклятие, которое запросто получится у любого. Особенно тяжело накладывать его несколько раз подряд. Колин мог бы и дальше бежать. Если бы он это сделал, то, возможно, сегодня был бы еще жив.. Но он остановился. Увидев своего мертвого брата, он остановился и вернулся назад, пытаясь тащить его тело на себе... » Гермиона замерла. Он мог убить Денниса Криви бесчисленным количеством более жестоких и медленных способов, чем смертоносное проклятие. Со сломанной ногой Деннис не мог бежать дальше. Он стал бы идеальной приманкой, чтобы вернуть Колина обратно. Но... вместо того, чтобы просто стоять над раненым Деннисом и ловить обоих мальчиков... Драко убил его, гуманно. Возможно, в надежде, что смерть брата оттолкнёт Колина и сохранит ему жизнь. Гермиона почувствовала, что готова упасть от осознания, поразившего ее. Малфой пытался пощадить Колина. Но, возможно, более важным открытием для Гермионы было то, что Малфой не считал эту деталь оправдывающей его поступок. Он был уверен, что она совершенно обезумеет от ненависти к нему, как только узнает, что он в этом замешан. Непреднамеренное признание в том, что он пытался дать мальчикам сбежать, не было попыткой оправдать себя. Она подозревала, что он даже не рассматривал эту идею. Малфой считал себя злодеем из-за того, что совершил. И это означало, что он не хотел этого делать. Это значило, что его желание помочь Ордену могло быть искренним, а не просто средством достижения какой-то другой цели. Гермиона задумчиво барабанила пальцами по столешнице, еще раз оценивая все, что она знала о Драко Малфое.