Скованные/Manacled

Август 2002. Все внимательно посмотрели на Гермиону. Она положила сверток с ножом на стол и быстро произнесла заклинание, чтобы развернуть его. — Я не считаю, что миссия была бессмысленной. Думаю, я поняла, как уничтожить крестражи после того, как они будут найдены. Я долго изучала свойства гоблинской стали, а именно ее возможность магически поглощать все, что сделает ее сильнее. Я не была точно уверена, как именно работает поглощение: связано ли оно с предварительным наложением заклинания или нет. Но в момент исцеления Джинни я заметила, что некроз продолжал распространяться именно в тех местах, где были небольшие царапины в кости. Это навело меня на одну мысль, и поэтому позже я отыскала нож, которым были вырезаны участки кожи, поражённой проклятием. Она осторожно подняла нож. — Этот нож из гоблинской стали теперь в своем лезвии имеет Проклятие некроза. Я подтвердила свой вывод на кухне и теперь смогу продемонстрировать его вам. Когда проклятие удаляли ножом с лица Джинни, его лезвие, должно быть, неосторожно коснулось некроза и поглотило это свойство. Поэтому, когда нож коснулся костей черепа Джинни, он распространил некроз ещё сильнее. Рон побледнел и выглядел так, словно его сейчас вот-вот стошнит. Гермиона бросила на него извиняющийся взгляд. — С Джинни все будет в порядке. Никто не мог знать, что подобное произойдёт. Клинок, выкованный гоблином, был более логичным выбором из-за остроты лезвия, чем любой немагический нож, — твердо сказала она ему. — Но это привело меня к идее, — продолжала она, — о том, как мы сможем уничтожить крестражи. Нам доподлинно известно, что они опасны, потому как даже Дамблдор был смертельно проклят, пытаясь уничтожить один из них. Гарри уничтожил дневник с помощью клыка василиска, но у нас нет доступа к ним без Хогвартса. Однако у нас есть меч Гриффиндора, и я думаю, что именно он поможет уничтожить крестражи. Все присутствующие в комнате продолжали молча смотреть на Гермиону. — Меч выкован гоблинами, — заметила она, — и Гарри использовал его, чтобы убить василиска. Это значит, что в нем должен остаться яд, который сможет уничтожить крестражи. Она огляделась, пытаясь оценить реакцию окружающих. Грюм и Кингсли выглядели задумчивыми. Рон все еще оставался пепельно-серым. — Это может оказаться правдой, — медленно произнес Ремус, задумчиво потирая подбородок. — То, что ты сказала о свойствах гоблинской стали, безусловно, верно. — Мы знаем, где находится меч Гриффиндора? — спросил Билл. — Я думаю, он у Минервы, — сказал Невилл. — Мне кажется, я видел меч, когда недавно помогал ей в Кейтнессе. — Нужно узнать мнение Северуса о свойствах яда, — сказал Грюм. Лица Гарри и Чарли заметно помрачнели при упоминании Снейпа. — Я могу встретиться с ним, — вызвалась Гермиона. — Мне все равно нужно выяснить некоторые детали, касающиеся недавних проклятий. — Хорошо. Жду твой доклад. На следующей неделе мы снова соберёмся и обсудим ситуацию, — кивнул Грюм. — Мы должны что-то сделать с этим ножом, — сказал Ремус. — Небезопасно держать его здесь. Гермиона положила нож на середину стола. — На нем есть Защитные чары, но я не уверена, надолго ли их хватит. — Я разберусь с этим, — сказал Грюм, призывая нож к себе. — И пошлю весточку Северусу. Грюм развернулся и вышел из комнаты. Когда Гермиона вернулась в палату после ужина, Гарри снова сидел рядом с Джинни. Все показатели ее диагностики были в норме, но Гермиона остановилась, чтобы снова их перепроверить. — Тебе не следовало этого делать, — сказал Гарри, когда она взмахнула палочкой. — Что ты имеешь в виду? — спросила Гермиона, остановившись на середине заклинания, чтобы посмотреть на него. Ее дыхание слегка сбилось, а хватка на палочке дрогнула. — Использовать травму Джинни таким образом. — Голос Гарри был жестким и напряженным. — Ты произнесла свою речь так, будто все, что с ней случилось, было к лучшему. Гермиона вздохнула, борясь с желанием закатить глаза. — Я не имела это в виду, — сказала она. — Ты же знаешь, я ненавижу, когда кто-то страдает. — Тебе следовало подождать. Мы могли бы обсудить это на следующей встрече, когда Рон немного пришёл бы в себя. И скажи мне, ты утешала его, потому что тебе было не все равно или потому что просто хотела знать, где нож? Гермиона опустила руку с палочкой и сузила глаза. После последних слов Гарри она почувствовала обиду вместо привычного раздражения. — Я хотела убедиться, что он не порезался. Я хотела убедиться, что никто больше не найдет нож и не пострадает, — сказала девушка стальным голосом. Гарри вздохнул и резко взглянул на нее. — Но именно так ты и рассуждала. Когда Джинни была ранена и ты лечила ее, то думала только о возникновении порезов в ее черепе. «Интересно, пригодится ли позже эта информация для уничтожения крестражей?» Твоя соседка по комнате истекала кровью и все, о чем ты могла думать в тот момент, это то, как можно позже это использовать. Один из твоих лучших друзей рыдал у тебя на руках, потому что ему пришлось разрезать лицо своей младшей сестры, а ты только и думала об этом долбанном ноже. Гермиона сжала левую руку в кулак так сильно, что почувствовала, как ногти врезаются в ее кожу. — Я в состоянии думать сразу о нескольких вещах одновременно, Гарри, — ее тон был ледяным, — или ты предпочёл бы, чтобы ваша миссия оказалась совершенно бессмысленной? Чтобы Джинни пострадала просто так? — Не относись к этому так спокойно, Гермиона. Не обращайся с людьми так, будто они для тебя всего лишь уравнения из учебника. Гарри резко встал и сердито посмотрел на нее. Гермиона слегка вздрогнула. Она не могла понять эмоциональных доводов, которые использовал Гарри. Было утомительно пытаться понять, куда он ведёт разговор. Это съедало умственные ресурсы, которые она не могла себе позволить тратить попусту. — Либо все происходит по какой-то причине, либо нет, — сказала Гермиона с холодной яростью. — И если все это имело смысл, ты не можешь обижаться, когда я указываю на это, и обвинять меня в бессердечности. Гарри побледнел еще больше и разочарованно провел рукой по волосам. Он уставился на нее сверкающими глазами, а потом отвернулся, слегка скривив губы. — То, как ты обращаешься с людьми... иногда мне кажется, что я больше тебя не знаю, — сказал он. — Возможно, так и есть, — холодно ответила она, глядя на свою палочку и заканчивая диагностику Джинни. — Ты должна была подождать вместо того, чтобы рассказывать всем о ноже сегодня вечером. У нас даже нет крестража. Ты могла просто подождать, — повторил он, как будто это было завершением их разговора. Гермиона слегка поджала губы и глубоко вздохнула, прежде чем ответить. — Война не будет ждать, оставляя нам время погоревать, и мне жаль, что ты не согласен с моим решением. Я не хотела, чтобы оно причинило кому-то боль. Гарри отвернулся от нее. Гермиона прошла в соседнюю комнату и прислонилась к стене, чувствуя холод в груди. Ее руки слегка дрожали. Внутренности скрутило от напряжения. Она жалела, что вообще что-то ела сегодня. Девушка сделала несколько глубоких вдохов через нос и сильно прижала ладони к стене, пытаясь сосредоточиться. Гермиона покачала головой, стараясь не думать о том, что сказал Гарри. Через минуту она выпрямилась и посмотрела на часы, чтобы проверить время. Оставалось ещё несколько часов до того, как кости Джинни полностью срастутся. Гермиона задумалась над процедурой. Нужно дать возможность Падме понаблюдать за процессом. После того, как Малфой потребовал ее, Грюм и Кингсли решили взять одного из полевых целителей и переквалифицировать его на больничную службу. Падма была лучшей полевой целительницей и прекрасно разбиралась в зельях, поэтому ее выбрали ученицей Гермионы и Поппи. Когда Кингсли сообщил Гермионе, что Падму направляют в больницу, он выставил это как дополнительную помощь для Гермионы, потому что та выглядела слишком изможденной. Но Гермиона была слишком измождённой в течение многих лет. Она знала, почему они взяли Падму. Орден нуждался в запасном варианте после того, как Гермиону потребовал Малфой. Падма была ее заменой. Теперь, когда большинство пленных были освобождены, Орден мог позволить себе выбрать еще несколько человек, чтобы специализировать их на целительстве. Поппи отвечала за подготовку пятидесяти новых полевых целителей. Падма медленно вникала в обязанности Гермионы по сменам в больнице и всем основным зельям, чтобы Гермионе приходилось дежурить только в случае чрезвычайных ситуаций и изготовления сложных зелий. Они освобождали ее время для встреч с Малфоем. Когда Гермиона сообщила Грюму о намерении Малфоя тренировать ее, он напомнил, что ей нужно делать все, что тот потребует. Гермиона почувствовала себя нехорошо, когда снова обсуждала это. Не то чтобы она была с ним не согласна. Просто иногда это было... тяжело. В глубине души девушка хотела, чтобы Грюм все еще казался переживающим по поводу ее задания. Чтобы он выглядел так, словно раскаивается по поводу того, на что им пришлось подтолкнуть ее. Она хотела, чтобы кто-то заботился о ней. Возражал ей. Заступился за нее хотя бы во время их последнего разговора с Грюмом, чтобы она не чувствовала себя такой шлюхой. Это было нерационально. Стратегически она знала, что Грюм прав. Даже если он не приказывал бы ей делать то, что хочет Драко, она все равно так поступила бы. Такова была сделка. Но иногда ей все же хотелось, чтобы кто-то попытался сказать ей «нет». Чтобы Гермиона могла быть уверена, что тошнотворное, царапающее ощущение внутри нее было правильным. Что это действительно ужасно и мерзко — быть проданной Пожирателю Смерти в обмен на информацию. Потому что хоть Малфой обычно не оскорблял Гермиону и не принуждал ее к сексу, поведи он себя иначе — у Грюма для нее были бы те же инструкции. В конце концов, они все ожидали подобного исхода, когда отправляли ее к нему. Ожидали, что Драко так или иначе изнасилует ее. Каким-то образом Гермиона не была готова к тому, как опустошающе тяжело будет переживать все это в одиночестве. Как ее тайная миссия будет медленно пожирать ее изнутри. Конечно, она могла пойти к Минерве. Минерве будет не все равно. Она будет возражать всем от имени Гермионы. Но это станет слишком эгоистичным поступком со стороны Гермионы. Это только заставит ее бывшую наставницу горевать еще сильнее. Гермиона не собиралась отступать. Ее не нужно было отговаривать. Даже если бы каким-то чудом Грюм и Кингсли попытались это сделать, ничего бы не вышло. Девушка просто хотела перестать чувствовать себя одинокой. Чтобы кто-то сказал ей, что в ее поступках есть смысл. Что все в порядке, если это ее ранит. Это было глупо. Эмоционально. Желать, чтобы другие люди переживали за нее. Она попыталась раздавить это чувство. Но оно продолжало расти внутри нее. Гермиона всегда была зависима от чужого одобрения. Желала, чтобы кто-то сказал ей, что она умна. Пыталась убедиться в своей значимости с помощью оценок и похвал. Она прикусила губу. Никто никогда не похвалит ее за то, что она делает. Если члены Сопротивления узнают об этом, они, вероятно, обвинят ее в распутстве и моральном падении. Война между Добром и Злом должна быть выиграна отказом Добра идти на компромисс со Злом. Только не с помощью темной магии. Только не через продажу целительницы Пожирателю Смерти ради получения информации. Грюм и Кингсли участвовали в этом спектакле, позволяя принципам Сопротивления оставаться соответствующими пожеланиям семьи Уизли и Гарри. Лица лидеров Сопротивления по-прежнему были олицетворением Добра и Света. Гермиона задумалась, как много действий Грюм и Кингсли совершали без ведома большинства членов Ордена. Действий, в которых Гермиона была их соучастницей. Например, в ситуациях, когда Кингсли перехватывал некоторых егерей и Пожирателей Смерти, ради которых иногда вызывали Гермиону, чтобы та лечила их в перерывах между допросами. Или ее знание того, каким образом Билл и Флер содержали пленников для Ордена. Какими методами иногда допрашивали заключенных. Откуда поступала дополнительная провизия для бойцов. Было так много логичных вопросов, о которых остальная часть Ордена, казалось, никогда не задумывалась. Как и о том, откуда стабильно поступает вся новая информация. Как после стольких месяцев минимума разведданных они внезапно начинают получать подробную информацию о местонахождении и защите тюрем Пожирателей Смерти, будущих нападениях в маггловской Британии и рейдах против Сопротивления. Как Орден узнал, что нужно эвакуировать Кейтнесс или что Волдеморт временно покинул Британию. Казалось, все старались не обращать внимания на подобные мелочи. Единственное, что они не могли игнорировать, это то, что Северус был шпионом. Даже после пяти лет они все еще ненавидели его. Чарли, Рон или Гарри постоянно спорили с остальными, требуя исключения Северуса. Гермиона вздохнула и отправилась на поиски Падмы. На следующее утро она наложила на лицо Джинни последние Исцеляющие чары, добавив позже в лечение зелье Виггенвальда. Палата, в которой лежала Джинни, пустовала. Гермиона заставила всех выйти, несмотря на яростные возражения Гарри и Рона. Джинни медленно зашевелилась. Она приоткрыла один глаз и, застонав, уткнулась лицом в подушку. Через мгновение девушка подняла голову и огляделась. Ее рука тут же метнулась вверх, чтобы коснуться лысого черепа, а затем переместилась к лицу. Она потрогала широкий шрам, который теперь пересекал ее лицо. — Что произошло? — спросила Джинни. Ее голос звучал сухо. Гермиона протянула ей стакан воды. — Люциус Малфой бросил в тебя Проклятие некроза, задев щеку, — сказала Гермиона так мягко, как только могла. — Рон спас тебя, срезав поражённую кожу прежде, чем проклятие смогло достигнуть твоего мозга. Пальцы Джинни пробежались по шраму. Он начинался у линии ее волос, задевая лоб и спускаясь к челюсти. Края зашитой раны выглядели широкими и устрашающими, искажая и излишне разглаживая одну часть лица и заставляя сморщиться другую. Джинни медленно села и положила руки на колени. Глядя на них сверху вниз, она сжала их в кулаки. С минуту девушка молчала. — Не подашь мне зеркало? — наконец спросила Джинни. Гермиона приготовила зеркало для Джинни, но помедлила, прежде чем отдать его. — Шрам изменится. Через несколько месяцев после лечения он побледнеет и станет почти незаметным. Нижняя губа Джинни задрожала, и она сжала губы в жесткую линию. Она протянула руку к зеркалу. — Мне уйти, пока ты смотришь? Или остаться с тобой? — спросила Гермиона. Джинни колебалась. — Останься... — наконец сказала она. Гермиона протянула зеркало и ничего не сказала, а Джинни глубоко вздохнула и повернула его, чтобы рассмотреть свое лицо. Наступило долгое молчание. Джинни смотрела в зеркало, бледнея все сильнее, медленно поворачивая голову, чтобы рассмотреть все целиком. Ее пальцы медленно поднялись, скользя по шраму, как будто она не могла поверить, что это ее лицо отражается в зеркале. Через несколько секунд Джинни сжала губы и слегка дернула головой, ее глаза наполнились слезами. Она смотрела еще мгновение, проводя пальцами по шраму, прежде чем убрать зеркало. Затем Джинни резко втянула воздух через нос, словно стараясь не заплакать. Ее губы слегка скривились, и она продолжала крепче сжимать их, слегка покачиваясь на кровати. Девушка продолжала делать резкие, быстрые вдохи через нос. Ее голова вздергивалась вверх с каждым ударом. Наконец ее плечи опустились. — Мерлин, я такая жалкая! — сказала она с легким всхлипом. — Я жива, но продолжаю рыдать из-за какого-то шрама. Гермиона почувствовала, как у нее самой задрожала челюсть, когда она положила руку на плечо Джинни. — Шрамы — это тяжело... — сказала Гермиона, и ее голос затих, заставляя горло сжиматься. — Все, что меняет наше представление о себе... это трудно. У тебя есть право переживать из-за этого. Тебе позволено горевать о себе. Тебе не нужно притворяться, что все в порядке. — Знаю, — сказала Джинни хриплым голосом. — Я просто хочу снова быть собой. Чтобы все было хорошо. Я не хочу беспокоиться. Или думать, что этот шрам как-то изменил меня. Но... я лишь чувствую, что какая-то часть меня умерла. И это кажется таким мелочным и эгоистичным. Джордж потерял ногу, а я плачу, потому что у меня теперь порез на лице. Слезы потекли из глаз Джинни, и она вытерла их тыльной стороной ладони. Гермиона подождала несколько минут и, когда дыхание Джинни наконец немного успокоилось, взяла ее за руку. — Гарри и Рон ждут снаружи, — сказала Гермиона. — Но ты можешь провести одна столько времени, сколько захочешь, прежде чем принимать посетителей. Джинни слегка дернулась. — Они... они... — заикнулась Джинни и неловко поерзала. — Гарри уже видел его? Гермиона кивнула. — Гарри был с тобой все это время. Я заставила его уйти. Я подумала, что тебе понадобится немного времени. Джинни кивнула. — Возможно, ещё пару минут, — сказала девушка через мгновение. Гермиона присела на край кровати Джинни. — Ты все еще одна из самых красивых девушек, которых я знаю, — сказала ей Гермиона. Джинни фыркнула. — Перестань. Ты бы так сказала, даже если бы Рон отрезал мне нос. Гермиона закатила глаза. — Я бы не стала. Краснота и воспаление пройдут через какое-то время. Если ты позволишь мне исцелять его регулярно. И будешь пить восстанавливающие зелья. Позже кожа вокруг шрама станет более эластичной, так что ты перестанешь чувствовать его. Он побледнеет. И, если хочешь, я могу помочь тебе маскировать его чарами. — Все нормально. Я всегда хотела выглядеть круто, когда была маленькой. Представляешь, как пугающе я теперь буду выглядеть на поле боя? Вся лысая и с этой сумасшедшей штуковиной у себя на лице, — слабо пошутила Джинни. Застывшая дежурная улыбка на мгновение озарила ее лицо. Затем натянутое веселье исчезло, и она стала похожа на ребенка. — Я скучаю по маме, — тихо сказала Джинни. Даже когда ее дети были ранены, Молли редко могла позволить себе навестить их. Гермиона обняла Джинни, и та тихонько всхлипнула ей в плечо. — Хочешь поехать к ней сегодня? — спросила Гермиона. — Нет. Она с ума сойдёт от беспокойства, — сказала Джинни, слабо качая головой. — Я навещу ее, когда он немного побледнеет. У тебя есть зелье для отрастания волос? — Извини. Не прямо сейчас. Я попрошу Падму сварить немного. Оно будет готово в течение следующего часа. — Что ж, это большое облегчение. По крайней мере, мне не придется вечно быть одновременно лысой и уродливой. Гермиона покачала головой и снова обняла Джинни. Девушка всегда была склонна отпускать ужасные шутки о себе, когда лежала в больнице. Когда Гермиона ушла, Джинни была полностью окружена вниманием Гарри и ее братьев под бдительным оком Поппи и Падмы. Грюм сообщил, что Северус будет дома через два часа, поэтому Гермиона аппарировала туда на несколько минут раньше положенного, а затем осторожно приблизилась к Паучьему переулку. Гермиону никогда не переставало озадачивать, как это место может быть таким унылым даже летом. Словно особенности личности Северуса каким-то образом передались его дому. Дверь была закрыта. Гермиона тихонько постучала и стала ждать. Поскольку он больше не был профессором, даже самая элементарная вежливость Северуса полностью исчезла. Иногда он оставлял членов Ордена ждать у своего порога в течение часа. Фред и Джордж однажды попытались просто вломиться к нему и вернулись на Гриммо, демонстрируя фурункулы по всему телу. Гермиона простояла у двери еще несколько минут, прежде чем вытащить книгу, приготовившись к ожиданию. Девушка успела прочесть две главы своей книги по психологии, когда дверь резко распахнулась. Она быстро встала и последовала за развевающимися одеяниями, которые уже исчезли за углом гостиной. Северус уже сидел в одном из своих неудобных кресел, когда появилась Гермиона. Она присела на самый краешек другого стула и посмотрела на него. — Гоблинская сталь, пропитанная ядом василиска. Достаточно ли этого, чтобы уничтожить крестраж? — спросила она, решив пропустить банальные любезности светской беседы. Северус моргнул; его ониксовые глаза всегда были непроницаемы. Она почти видела окклюменционные стены вокруг него. — Меч Гриффиндора, — сказал он через мгновение. Гермиона кивнула. — Думаю, да, — медленно произнес он, задумчиво сложив пальцы. — Хотя мы не будем знать наверняка, пока не испробуем эту теорию на крестраже. Гермиона кивнула со слабым вздохом. Губы Северуса слегка скривились. — В такие моменты... мне всегда любопытно, как сильно Альбус манипулировал событиями на протяжении многих лет, — сказал он. Гермиона удивленно произнесла: — Думаете, события второго года обучения были спланированы? Он отмахнулся от нее легким движением руки. — С Альбусом невозможно ни в чем быть уверенным наверняка. Но это до странного удобно, что у нас есть подобное оружие в пределах досягаемости, — сказал Северус. Затем его лицо стало жестким. — Он всегда был слишком уверен в своих навыках манипулирования. Возможно, если бы он был менее скрытен, мы не проигрывали бы сейчас войну. — Что вы имеете в виду? Северус посмотрел на нее. — Вы уже в курсе, что его рана от кольца была смертельной. Я готовил зелья, чтобы сдержать проклятие, но смерть Дамблдора стала неизбежна в тот момент, когда его пальцы коснулись кольца. Он планировал свою гибель на конец шестого курса. Он даже потребовал, чтобы я убил его, а не оставил на растерзание проклятию. Еще до начала семестра он начал подозревать, что Драко попытается его убить. Гермиона в шоке уставилась на него. — Альбус был настолько уверен, что у него все под контролем, что не принял достаточных мер предосторожности, — продолжил Северус. — Не могу представить, чтобы он просто забыл упомянуть о крестражах после того, как был проклят одним из них. Вероятно, он намеревался сообщить о них Поттеру с помощью серии туманных намеков. Он знал о ранних годах Темного Лорда гораздо больше, чем кто-либо другой, но никогда не снисходил до того, чтобы доверить свое знание другим. Выражение лица Северуса стало горьким и отстраненным, когда он замолчал. — Он знал, что Драко попытается его убить? — спросила Гермиона, ошеломленная этим открытием. — Знал. Подозревал, — ответил Северус с легким кивком. — Когда дело касалось Альбуса, трудно было говорить наверняка, но да, он предвидел это. К несчастью для его планов, Драко оказался более быстрым и решительным, чем он ожидал. Можно было предположить, что такой старый волшебник будет менее беспечным, но это явно было не так. Его чрезмерная самоуверенность навредила всем, кто смог пережить его. Северус взглянул на Гермиону. — Почему вы вдруг вспомнили о мече Гриффиндора? — спросил он подозрительно небрежным тоном. Гермиона встретилась с ним взглядом. — Меня навела на эту мысль травма, с которой я недавно столкнулась, — ответила девушка. — Ну конечно, — сказал Северус с лукавым выражением лица. Гермиона посмотрела на него. — Вы были в курсе наказания Драко? — Безусловно. Мне выпала восхитительная задача: сцеживать яд Нагайны. Аластор упоминал, что вы вызвались исцелять его. Я был удивлен, услышав это. — Не то чтобы он мог хоть как-то скрыть свою травму. Вы хоть представляете, насколько критическим было его состояние? Том намеревался отравить его магию. К тому времени, как я узнала... — Гермиона на минуту замолчала. — Жаль, что вы не предупредили меня, чтобы я могла начать действовать раньше. Северус молчал и оценивающе изучал Гермиону. — Вы этим воспользовались, — наконец сказал он. Гермиона слегка покраснела и встретилась с ним взглядом. — Да, — ответила она. — Это показалось мне логичным решением. Вы были правы, он изолирован. Драко чуть не выпрыгнул из кожи, когда я впервые прикоснулась к нему, чтобы исцелить. — Если бы вас годами обучала Беллатриса Лестрейндж, вы бы тоже вздрагивали каждый раз, когда кто-то дотрагивается до вас, — сухо заметил Северус. Задумавшись, Гермиона спросила: — Что вы знаете о его обучении? Он говорил вещи... которые... не укладываются у меня в голове. Применяемая жестокость кажется чрезмерной даже по стандартам Пожирателей Смерти. Рот Северуса дернулся. — Изначально его завербовали в качестве наказания за неудачу Люциуса. Следовательно, полагаю, Темный Лорд дал Белле много свободы в отношении методов обучения. Она с подозрением относилась к моей верности, поэтому это был не тот процесс, в детали которого меня посвящали. Но я знаю, что, несмотря на жестокость, Драко был настроен решительно. Он выносил все и продолжал возвращаться, даже когда в этом уже не было необходимости. Он был полон решимости подняться по служебной лестнице и стал самым молодым волшебником, когда-либо получившим Метку. В тот момент семья Малфоев не могла позволить себе оказаться в чем-то несостоятельной. — Был ли кто-то, с кем он был близок в прошлом? Возможно, кто-то погиб? Человек, который был ему небезразличен? Его мотив... иногда видится мне искуплением за что-то. Северус сцепил пальцы и задумчиво прижал их к губам. — Насколько я знаю, нет. По крайней мере, не среди его одноклассников, — сказал он через минуту. Гермиона вздохнула. — А как же его мать? Он как-то упоминал ее. — Нарцисса стала затворницей после ареста Люциуса. Я редко видел ее, а когда она появлялась, то была очень замкнута. Если у нее и были возражения, я никогда не слышал, чтобы она их высказывала. — Мне показалось, что они были близки во время его обучения в Хогвартсе, — сказала Гермиона, склонив голову набок и пытаясь вспомнить подробности о Нарциссе Малфой. — Она часто отправляла ему посылки совиной почтой. Не похоже, чтобы ей были безразличны его дела. — Возможно, заключение мужа произвело на нее куда более сильное впечатление. Очевидно, что смерть Нарциссы очень сильно повлияла на Люциуса. Гермиона слегка вздрогнула при мысли о Люциусе. — Значит, Драко бросили на растерзание без чьей-либо защиты, — заключила она, чувствуя жалость к нему. Она подавила в себе это чувство и сменила тему разговора. — Люциус чуть не убил Джинни прошлой ночью. Мы до сих пор не знаем, как он их выследил. — Существуют заклинания Генетического следа, — задумчиво произнес Северус. — Это очень темная магия, требующая немалых физических затрат. Однако я не стал бы недооценивать решимость Люциуса. — Есть ли способы нейтрализовать подобные заклинания? — Я пошлю книгу Грюму. Не думаю, что Уизли в состоянии адекватно воспринимать советы по любым защитным ритуалам, рекомендованным мной... или вами, если уж на то пошло. Губы Гермионы сжались, и она отвела взгляд, чувствуя себя уязвленной такой справедливой оценкой. Ее методы в отношении темной магии и общение с Северусом стоили ей большого доверия среди ее друзей. Девушка проглотила обиду и резко сменила тему разговора. — Я наконец-то нейтрализовала яд в рунах и собираюсь зашить раны завтра вечером. У вас будут какие-нибудь рекомендации? Северус фыркнул. — Уверен, ваше запланированное лечение будет лучшим, на что он может надеяться. Гермиона пристально посмотрела на Северуса. Казалось, она что-то упускает. — Хорошо, — сказала девушка, вставая. — Скажите, мисс Грейнджер, что вы теперь думаете о Драко? Гермиона остановилась и посмотрела на Северуса. Его глаза сузились. Почти в подозрении. Ее губы дернулись, прежде чем она почувствовала, что готова заговорить, и она сжала их на мгновение, собираясь с мыслями. Гермиона заправила выбившийся локон за ухо. — Он одинок. И злится по какой-то причине. Я думаю, он хочет быть лучше, чем есть. Вы были правы, что-то во мне притягивает его. Он старается не показывать этого, но, кажется, не может сопротивляться, когда у него появляется возможность. Северус внимательно посмотрел на нее, и Гермиона задалась вопросом, что же он смог прочесть на ее лице. — Не истолковывайте это как преданность, — сказал он через мгновение. — Я этого не делаю, — возразила Гермиона, теребя подол своей рубашки. — Я понимаю, что это еще ничего не значит. Это нельзя пока использовать как какой-то рычаг давления. Но я надеюсь, что если буду осторожна, то в конце концов смогу извлечь из этого выгоду. Эмоционально... он уязвим. Нет никого, кому он может доверять. Я не думаю, что у него вообще есть кто-то, кто заботится о нем. Думаю, со временем он не сможет сопротивляться тому, что я ему нужна. Он упомянул, что... из-за рун, когда он хочет чего-то... его труднее разубедить. Я думаю, что в конце концов смогу это использовать. Рот Северуса дернулся, подозрение исчезло из его глаз, но лицо напряглось. — В таком случае, если вам удастся добиться успеха, вы с такой же вероятностью сможете уничтожить Орден, как и спасти его. Надеюсь, вы уже поняли, насколько он опасен. Если вы таким образом решили вытеснить все его нынешние амбиции... Северус на мгновение замер. — Если даже Темный Лорд не смог держать его на привязи, я бы не советовал обманывать себя, думая, что вы сможете управлять им. Гермиона слегка дернулась и уставилась в холодный камин. Ее тело сковало напряжение, а ноги задрожали, хотя она изо всех сил старалась не сломаться. Гнев вспыхнул в ней, подобно взрыву. — Вы велели мне сделать его преданным. Именно вы рекомендовали использовать его интерес, — сказала девушка резким голосом. — Теперь вы называете меня сумасшедшей и обвиняете в том, что я подвергаю опасности Орден. — Я сказал поддерживать его интерес. Вы же пытаетесь заставить его зависеть от вас, — ответил Северус внезапно ледяным тоном. — Разница велика. В некоторых отношениях Малфои ближе к тому, чтобы быть драконами, чем волшебниками. Они не делятся своим. Они одержимы тем, что считают своим. Вы знаете, в ком нуждался Люциус? В Нарциссе. Если вы преуспеете в том, что пытаетесь сделать, он никогда не отпустит вас. Он не будет удовлетворен лишь второстепенным участием в вашей жизни или таким же отношением к нему. Сердце Гермионы слегка дрогнуло. Она чувствовала, как холодный ужас сползает с затылка и растекается по мышцам. Девушка расправила плечи и встретилась взглядом с Северусом. Она резко вдохнула. — Он уже владеет мной, — сказала Гермиона с горечью в голосе. — Сейчас и после войны. Таковы были условия. Если не считать его смерти, когда именно Орден собирался меня отпустить? Нам нужна эта информация. С того самого момента, как вы все согласились продать меня ему, моя судьба уже была определена. Неужели вы действительно думали, что я вернусь оттуда? Ее плечи слегка дрожали. — Я не знаю, как сохранить его интерес, не привязывая его эмоционально. Это его единственная слабость. Если вы считаете, что это большой риск, вам следует поговорить с Грюмом, потому что я... не вижу... другого... пути. Ее голос дрожал и несколько раз прерывался, пока она произносила последние слова. Гермиона резко выдохнула сквозь зубы, пытаясь успокоиться. — Он природный окклюмент. Гораздо лучше меня. У меня не было другого выбора, — добавила она. Северус выглядел удивленным. — Это в корне меняет дело, — сказал он через мгновение. — Теперь вы понимаете мое затруднение, — проговорила она, глядя в пол. — Если вы думаете, что я совершаю ошибку, вы должны сообщить Грюму об этом прямо сейчас. Он ничего не ответил. — Тогда мне лучше уйти. Покидая Паучий переулок, Гермиона чувствовала себя неуверенной и сбитой с толку. Там было слишком душно и тесно. Ей нужно было пространство, чтобы дышать. Она закрыла глаза и аппарировала к ручью. Девушка шагнула с берега на большой валун в воде, садясь на него. Быстро сбрасывая туфли, она погрузила ноги в холодный ручей. Острое ощущение воды приносило с собой ясность. Гермиона не знала, почему все время возвращается сюда. Наверное, это было единственное место, где она ничего не скрывала. Девушка смотрела на воду, вспоминая предупреждение Северуса, и чувствовала себя растерянной. Все надежды, которые она питала в начале недели, как будто начали растворяться где-то внутри нее. Она прижала руки к глазам и постаралась дышать ровно. Гермиона не могла колебаться. Если у Северуса существовали какие-то альтернативы или возражения, ему следовало обсудить их с Грюмом. Она не могла изменить тактику сейчас, когда наконец нашла ту, которая работает. Девушка смотрела вниз на свою упавшую молитвенную башню. Она чувствовала себя такой... злой. В ней разгоралась обида на весь мир. Через какое-то время Гермиона почувствовала, что вот-вот взорвется от нахлынувших эмоций. Она злилась на Северуса — за то, что он обвинил ее в угрозе Ордену; на Грюма и Кингсли — за то, что они решили попросить ее стать шлюхой, зная, что у нее не будет выбора; на Гарри и всю семью Уизли — за то, что они отказывались использовать темную магию и довели войну до того, что Гермиона почувствовала, что не может отказаться от предложенного ей выбора; на родителей — за то, что они были беспомощны и нуждались в ее защите; и даже на Минерву — за то, что та была так расстроена из-за Гермионы, и теперь Гермиона чувствовала, что должна защитить Минерву от горя. Гермиона всегда считала, что сможет сделать для своих друзей все что угодно. Все что угодно, лишь бы защитить их. Каким-то образом все принятые ей решения привели ее к полной изоляции, и теперь она чувствовала, что умирает от разбитого сердца. Должен же быть предел. Момент, когда ее сердце по крайней мере перестанет так болеть. Но этого, казалось, никогда не произойдёт. Боль просто продолжала расти, и когда-нибудь кто-то сломает ее фасад, как это пытались сегодня сделать Гарри и Северус... Гермиона больше не знала, как привести себя в порядок, и казалось, никто даже не замечал, что она ломается. Она позволила себе плакать в течение пяти минут, прежде чем использовать окклюменцию, загоняя отвлекающие эмоции на край своего сознания. Плач заставил ее почувствовать легкое головокружение и вызвал боль в висках. Девушка достала из сумки болеутоляющее зелье и проглотила его. Гермиона закрыла глаза и заставила себя перестать думать о других людях. Полуденное солнце просачивалось сквозь деревья и согревало ее руки. Воздух наполнялся запахом речной воды и грязи, а также резким запахом зелёного тростника. Через несколько минут она откинула голову назад, чтобы окунуться в лучи солнца. Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала на своем лице тепло солнечных лучей. Свет от восхода солнца всегда был холодным, несмотря на свою красоту. Все в ее жизни было холодным. Через несколько минут она пришла в себя. Девушка вытащила ноги из воды и ещё раз взглянула на ручей, прежде чем аппарировать на Площадь Гриммо.