Скованные/Manacled

Август 2002 Гермиона сделала резкий вдох, плотно сжимая губы, чтобы не расплакаться. — Я слишком пьяна. Я не смогу сейчас аппарировать, — сказала она. — Я предупреждала тебя, что начну плакать, если выпью. Я не знаю, как сдержать все эти эмоции в таком состоянии. Сказав это, Гермиона прижала ладони ко рту, стараясь не разрыдаться сильнее. Слезы текли по щекам и капали с пальцев, прижатых к губам. Драко вздохнул. — Ну и из-за чего ты плачешь сейчас? — спросил он, пока она продолжала пытаться справиться со слезами. — Из-за того, что я ужасно одинока и что целуюсь тут с тобой, хотя ты даже не считаешь меня привлекательной, — признала девушка с горечью. Несколько секунд Драко просто молча смотрел на неё, а затем откинул голову на спинку дивана и уставился в потолок. — Почему, ты думаешь, я тебя поцеловал? — наконец напряжённо спросил он спустя минуту. Губы Гермионы дрогнули, и она отвела взгляд. — Просто потому что я была рядом, — тихо ответила девушка. — Почему же ты поцеловала меня? — спросил он, оторвавшись от созерцания потолка и взглянув на неё. Гермиона рассматривала выпирающую из пола доску, неловко крутя в руках прядь своих волос. — Потому что ты воспринимаешь меня как личность. Мои друзья относятся ко мне исключительно как к целительнице, — сказала она горько. — Когда мы поссорились с Гарри, он извинился передо мной за то, что обидел меня как профессионала. Словно меня задело именно это. Каким-то образом рядом с тобой я вспоминаю, что, несмотря на все произошедшее со мной за время войны, где-то глубоко во мне все ещё существует та девушка, какой я была раньше. Гермиона прикусила губу, стараясь снова не разрыдаться. Она схватила с пола бутылку, по всей видимости переместившуюся туда во время их поцелуев, и сделала несколько жадных глотков оставшегося огневиски. Девушка надеялась, что если допьёт бутылку до конца, то сможет опьянеть достаточно, чтобы ничего не чувствовать. Малфой отвёл взгляд и откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза рукой. Сделав последний глоток огневиски, Гермиона взглянула на него. Рука Драко, до этого прикрывавшая его глаза, теперь расслабленно покоилась на диване — он спал. Она долго разглядывала его лицо, изучая его черты так внимательно, как никогда не позволяла себе раньше. Постепенно ее веки начали тяжелеть. Ей нужно было сделать что-то... Она не могла вспомнить, что именно. Мысли с трудом ворочались в голове. Возможно, ей нужно было встать с дивана? Или наколдовать кровать? Ее взгляд затуманился. Девушка продолжала разглядывать лицо Драко, пока не уснула. Гермиона не знала, как за ночь они переместились так, что, проснувшись утром, очутились в объятиях друг друга. Казалось чудом, что при этом никто из них не свалился с узкого дивана. Они лежали, плотно прижавшись друг к другу. Их руки были переплетены. Если бы голова Гермионы не раскалывалась от боли, девушка бы сразу же отодвинулась от Драко. Вместо этого она лежала, придавленная к дивану его телом и парализованная ужасом. Драко резко открыл глаза, и она увидела на его лице такой же ужас и панику, когда он понял, как тесно они прижимались друг к другу. Он постарался высвободить руку из-под ее спины, и они опасно закачались на самом краю дивана. — Если мы свалимся с дивана, меня вырвет прямо на тебя, — поспешила сказать Гермиона. Малфой тотчас же замер, и они уставились друг на друга. — И что ты предлагаешь, всезнайка? — наконец спросил он. — Мне нужно минутку сообразить, — ответила Гермиона, заливаясь краской. Она закрыла глаза, пытаясь придумать решение. Она старалась не думать о том, что Драко был слишком тесно прижат к ней. Все ещё без рубашки. Воздух в комнате выхолодел за ночь, но его кожа оставалась тёплой, а дыхание, касавшееся ее щеки — горячим. Тело Драко было переплетено с ее, а рука под ее спиной заставляла девушку прижиматься к нему грудью. Что-то твёрдое упиралось ей в бедро, и спустя несколько секунд замешательства она почувствовала, как оно слабо дернулось... О боже! Она не будет думать об этом. Потому что ничего не заметила. Гермиона повторяла это про себя как мантру. Она будет думать лишь о том, как им с Драко подняться с дивана так, чтобы одного из них не вырвало на другого. Драко лежал прямо на ней, и его рука, находившаяся ближе к краю дивана, была прижата к ее талии. Когда он снова попытался высунуть ту из-под спины Гермионы, они опасно закачались, рискуя оказаться на полу. Если бы он высвободил свою другую руку и схватился ей за спинку дивана, то ему, возможно, удалось бы подняться. Но когда Драко попытался сделать это, диван снова опасно закачался. Возможно, если бы он спустил первыми ноги, то затем коснулся бы коленями пола и смог бы слезть с неё. Но Гермиона опасалась, что, если он попытается сползти на пол, это приведёт к тому, что их бёдра будут соприкасаться ещё теснее... — Думаю, если я спущу свою левую ногу... — начал Драко. — Не смей! — резко выкрикнула Гермиона, чувствуя, как пылает ее лицо. — Блять, Грейнджер, не ори, — поморщившись, зло сказал он. — Просто... дай мне ещё немного подумать, — сказала Гермиона, сожалея о том, что вчера не уснула на полу. — Просто, блять, невероятно, — тихо выругался он. Гермиона почувствовала, как в ее груди разгорается раздражение вперемешку со смущением из-за сложившейся ситуации. — Не надо обвинять в этом меня. Я вообще-то хотела уйти домой прошлым вечером. Это ты заблокировал дверь и потребовал, чтобы я с тобой выпила, — сказала Гермиона резко. — Я был пьян. Должен заметить, что оказался я в подобном состоянии, следуя твоим профессиональным советам. — На его лице было написано презрение. — Ну прости, что предложила тебе что-то, что помогло уменьшить твою боль, — ответила она, прожигая Малфоя взглядом. — Если моя помощь была тебе так неприятна, мог бы обратиться за лечением к другому целителю. — Вообще-то, я как раз собирался так поступить, — сказал он холодно. Гермиона почувствовала, как в груди кольнуло от его слов. На несколько мгновений она замерла, а затем резко толкнула Драко так, что тот не удержался на диване и свалился на пол. Гермиона успела быстро сесть, чтобы не упасть с дивана вместе с ним. Его голова со стуком ударилась о дощатый пол. — Ты гребаная стерва, — простонал он, схватившись за голову. Поднявшись с дивана, Гермиона усмехнулась, глядя на него сверху вниз. — Думаю, эта истина уже всем известна, — ответила она, сжав губы в тонкую полоску. Девушка схватила свою сумку с пола и резко открыла входную дверь. — Если у тебя есть какая-то полезная информация, оставь свиток. Я зайду за ним позже, — сказала Гермиона, быстро покидая хижину, и тут же аппарировала, не дожидаясь реакции Малфоя. Она приземлилась недалеко от дома на площади Гриммо. Живот Гермионы свело резким спазмом, и ее вырвало в одну из расположенных рядом изгородей. Очистив траву под ногами заклинанием, девушка вытерла рот и стала рыться в сумке в поисках зелья от похмелья, которое она собиралась дать Драко после процедуры. Гермиона залпом проглотила зелье. Она чувствовала, как дрожат ее губы, пока она старалась не заплакать, обдумывая события прошлой ночи уже с отрезвленным сознанием. Она поцеловала Драко Малфоя. И не раз. Она позволяла ему целовать себя и отвечала на его поцелуи. Она хотела этого. Последний раз она целовалась на четвёртом курсе с Виктором Крамом. Но Гермиону волновало не это. Стоя на пустой улице и нервно крутя ручку своей сумки, она переживала о том, что провалила свою миссию. Драко на какое-то время позволил ей увидеть себя без маски. Он хотел, чтобы она осталась с ним. Хотел поцеловать её. А она испортила все из-за того, что была пьяной, растерянной и неуверенной в себе. Гермиона не считала, что переспать с ним стало бы правильным шагом, но прошлым вечером она должна была придерживаться хоть какого-нибудь плана. Должна была выработать какую-то стратегию. Вместо этого ее стали одолевать сомнения, и Малфой почувствовал это. Он говорил, что не собирается принуждать ее к чему-то. Он всегда подчеркивал это в разговорах. В момент, когда она засомневалась, Малфой снова возвёл вокруг себя непроницаемые стены. Прошлым вечером Гермиона даже не думала о своём задании. Драко говорил ей, что она красива и касался ее волос. Казалось, он понимал ее чувства. Она хотела поцеловать его. Если бы огневиски не сделал ее такой неуверенной в себе, возможно, она бы переспала с ним. Девушка не могла предположить, что чьё-то прикосновение может так подействовать на неё. Не могла представить, что его реакция на ее прикосновения разбудит что-то глубоко скрытое в ней самой. Теоретически она понимала, что такое секс и романтические отношения. Но на деле девушка совершенно не разбиралась в таких вещах и чувствовала себя настолько растерянной, словно ее бросили в открытый океан. У неё не было ни времени, ни возможности построить отношения с кем-то. Ни когда она училась за границей, ни когда вернулась домой. Большинство ее ровесников не имели доступа к лабораториям, в которых Гермиона варила зелья или занималась исследованиями, а посещения в больницах были строго ограничены. К тому моменту, как пациенты выздоравливали достаточно, чтобы обратить на нее внимание, их, как правило, переводили в другие госпитали. У неё попросту не было шанса познакомиться с кем-то. Наблюдая за Роном и его бесчисленным количеством связей на одну ночь, Гермиона сделала вывод, что секс не требует эмоционального контакта между партнерами. Будто это нечто обезличенное, доставляющее физическое и моральное удовольствие. И что проведя с кем-то одну ночь, несложно разойтись как ни в чем не бывало, даже зная, что твой партнёр найдёт себе кого-то нового уже на следующий день. Гермиона думала, что, если когда-нибудь ей придётся совершить этот шаг с Малфоем, она сможет обойтись без эмоций. Верила, что, если будет смотреть на все рационально, это никак не заденет ее. Собиралась следовать совету «расслабиться и думать об Англии», который давали девушкам перед первой брачной ночью. Женщины поступали так в течение нескольких сотен лет. Но она ошиблась. То, что она испытала, целуя Драко, прикасаясь к нему, было, наверное, самым сокровенным переживанием в ее жизни, пробудившим необъяснимую тоску в ее груди. Тоску по чему-то, что она хотела бы почувствовать снова. Испытанные ею чувства казались почти сакральными. Их поцелуи не были спланированными. Гермиона захотела поцеловать того, кто был в ней искренне заинтересован. Кто казался таким же одиноким, как и она сама. Того, кто понимал, каким темным был окружавший их мир, и не злился на неё за то, что она хотела выиграть войну любой ценой. Ей хотелось, чтобы для него прошлый вечер значил столько же, сколько для неё. Понимание, что это, скорее всего, было не так, словно надломило что-то внутри. Наверное, он был таким же, как Рон, и для него это все оставалось просто удовлетворением физических потребностей. То, что она придавала этому большее значение, казалось ужасно несправедливым. Хуже всего, она хотела испытать это снова несмотря ни на что. Гермионе казалось, что разум и тело предали её. Она больше никогда не хотела видеться с Драко. Она чувствовала, что встречи с ним теперь всегда будут приносить боль. Он был Пожирателем Смерти. Убийцей. Шпионом. Ее задачей. Но она все равно хотела снова ощутить его руки на своей коже, почувствовать, как он зарывается пальцами в ее волосы. Увидеть, как он реагирует на ее прикосновения. Никогда раньше девушка не желала ничего подобного и не знала, как игнорировать эти новые эмоции. Она не представляла, как перестать хотеть испытать их снова. Она не могла справиться с ними при помощи окклюменции. Гермиона умела усмирять своё сознание. Но это новое желание было чем-то большим. Оно пронизывало все её существо. Но все это не имело значения. Было неважно, хотела ли она видеть его или нет. Никого не волновало, что она чувствовала. Ее задание оставалось таким же: поддерживать интерес Драко и заставить его сохранить верность Ордену. Гермиона сглотнула горечь, появившуюся от зелья, и направилась на Площадь Гриммо. — Черт возьми, Гермиона! — воскликнул Рон, когда она вошла. Он сидел в гостиной вместе с остальными обитателями дома, страдавшими от бессонницы. Гермиона удивленно посмотрела на него. — Что случилось с твоими волосами? — спросил он. — Зацепилась за куст с ежевикой, — без запинки соврала она. — А кажется, словно сражалась с книззлом, — сказал Рон шутливо. Гермиона рассеянно кивнула. — Я и забыл, что твои волосы выглядели так, — добавил он после того, как несколько секунд просто рассматривал её. — Тебе очень идёт, когда ты заплетаешь их в косы. Гермиона заставила себя слабо улыбнуться в ответ и почувствовала, как дрожит ее нижняя губа. — Ты прав. Лучше всего держать их убранными в косу, — сказала она. — Я так отвыкла от распущенных волос, что даже не знаю, что с ними делать, когда они не заплетены. Она не хотела ни с кем разговаривать. И она совершенно точно не хотела сейчас обсуждать свои волосы. Гермиона поспешила подняться по лестнице и занять ванную комнату, чтобы принять душ. Она жёстко тёрла кожу мочалкой, словно стараясь стереть любое воспоминание о прикосновениях рук Драко. Вода в душе была обжигающе горячей, но девушка не могла заставить себя выключить ее. Смыв с себя мыло, она ещё долго простояла под душем, впустую растрачивая время, которого у неё не было. «Это были не слезы, — повторяла она про себя. — Это была всего лишь вода, стекающая по лицу». Выйдя из душа, Гермиона лишь слегка промокнула волосы полотенцем, тут же принявшись заплетать мокрые пряди в две тугие французские косы, которые скрепила невидимками на затылке. Теперь ее волосы выглядели аккуратно. Ни одна прядь не выбивалась из прически. Гермиона проводила инвентаризацию зелий, когда ее отыскал Кингсли. — Грейнджер, ты нужна в «Ракушке», — сказал он. Она на секунду замерла, прежде чем повернуться и нарисовать в воздухе руну, направив палочку на невзрачного вида сундук, стоящий на полу. Его крышка откинулась, и Гермиона достала небольшой кожаный портфель. Открыв его, она проверила, что все необходимые зелья были на месте. — Я готова, — сказала девушка, стараясь успокоить бешеный стук своего сердца и игнорируя сковавшее живот неприятное чувство. Гермиона проследовала за Кингсли к выходу из дома. Ступив на крыльцо, они аппарировали. Когда они приземлились, рядом не оказалось знакомого коттеджа Билла и Флёр. Гермиона знала, что они на самом деле и не собирались аппарировать туда. Они стояли возле входа в узкую пещеру. Кингсли приблизился к камням и постучал палочкой по огромному валуну. Камни у ног Гермионы задрожали и стали расходиться в стороны, открывая доступ к уходящей под землю лестнице. Несколько секунд девушка стояла, плотно сжав губы, прежде чем шагнуть на первую ступеньку. У подножия лестницы ее ждала Габриэль Делакур, как всегда поражавшая своей неземной красотой. — ‘Э’миона, я поймала ещё одного! — провозгласила она с триумфом. — У него нет Метки, но, думаю, он важен, потому что п’одолжает доставлять т’удности. Габриэль была новобранцем Британского Сопротивления. Она оставалась одной из немногих сторонников Французского Сопротивления, которые успели сбежать в другие части Европы, когда Волдеморт захватил Францию. Все ее друзья и одноклассники погибли. Она была полна желания отомстить. Вместо того, чтобы официально принять ее в ряды Британского Сопротивления или Ордена, Кингсли предпочёл сделать Габриэль членом секретной разведывательной группы, о которой не знал почти никто из бойцов их стороны. Шпионы Кингсли собирали информацию по всей Европе. В большинстве своём они были добровольцами, не привязанными к Сопротивлению. Кингсли не сильно обременял их правилами и ограничениями касательно того, какие способы они могли использовать для добычи информации. Его устраивали любые методы до тех пор, пока полученные сведения оказывались полезными для Ордена. Шпионы должны были не только добывать информацию, но и привозить с собой обратно в Англию тех, за кем следили, чтобы поместить в тюрьму. Гермиона была нужна для того, чтобы исцелить заключённых перед тем, как их поместят в магическую кому. Габриэль отличалась особым талантом к сбору информации. Она пускала в ход свои чары вейлы, чтобы завлечь и поймать цель, а затем допрашивала волшебников так, как ей хотелось. Почти всегда она возвращалась в Англию с большим количеством полезных сведений, в редких случаях — с живыми пленниками. Гермиона подозревала, что она убивала большую часть своих жертв после того, как заканчивала допрос. Глаза Габриэль горели холодным торжеством, показывающим, что младшая сестра Флёр была привычна к боли и с готовностью причиняла страдания другим. Красивая молодая девушка всегда носила одежду, закрывающую все ее тело за исключением лица. Когда Габриэль возвращалась в Англию с пленниками, это означало, что она не смогла добиться от них информации. В таком случае она оставляла их на попечение Кингсли и Грюма с их классическими методами допроса: легилименцией, Сывороткой правды и психологическим давлением. Каждый раз, когда Кингсли аппарировал вместе с Гермионой на пляж, она не знала, чего ей следовало ожидать. Она старалась морально приготовиться. Девушка открыла дверь и увидела перед собой молодого мужчину, привязанного к стулу. Вокруг него на полу скапливалась в небольшие лужицы кровь. Гермиона сделала глубокий вдох, положила свой кожаный портфель на стол и открыла его. Достав склянки с зельями, она аккуратно расставила их на столешнице. Закончив с приготовлениями, девушка подошла ближе к мужчине и наложила на него диагностические чары. У него не оказалось никаких серьезных травм. Ничего, что могло бы угрожать его жизни. Гермиона увидела много незначительных повреждений в местах с большой концентрацией нервных окончаний. В основном травмированными оказались его руки и — Гермиона напряжённо сглотнула — гениталии. Мужчина находился в сознании, но игнорировал Гермиону, что было ожидаемо. Ее работа заключалась в том, чтобы подлечить пленника перед тем, как Кингсли приступит к допросу. Это делалось не по доброте душевной, а скорее из желания запугать пленника ещё больше. Чтобы он с ужасом ожидал того, что произойдёт с ним дальше. Иногда такого трюка было достаточно для того, чтобы человек не выдержал и начал выдавать информацию прямо во время лечения. В первый раз, когда Гермиону привели в это место и она узнала, что Орден позволяет использовать пытки для получения информации, она пришла в ярость. Между использованием темной магии для самозащиты и пытками была большая разница. Гермиона считала, что, если она согласится исцелять заключённых, она, можно сказать, поддержит Орден с его бесчеловечной стратегией допросов. Кингсли совершенно не тронули ее попытки убедить его прекратить применение пыток. Он напомнил девушке, что в Ордене не существовало никого, кто мог бы сравняться с ней в целительском мастерстве, и если она не будет лечить заключённых, то их просто станут оставлять в том состоянии, в котором доставили в Англию. Гермиона пыталась уговорить Кингсли не давать шпионам возможность выбора методов допроса. Она предложила приготовить больше Сыворотки правды. Тогда Кингсли ответил ей, что члены разведывательной группы не нуждались в этом зелье. Они жаждали мести. Наняв их для работы на Сопротивление, он лишь направлял их злость в нужное русло. Ордену требовались шпионы, готовые пойти на все. Им нужны были люди, которые не сомневались в критические моменты, которые могли пойти до конца. Кингсли напомнил ей, что то, как поступали с пленниками Пожиратели Смерти, было в миллион раз хуже. Словно Гермионе нужно было напоминать об этом, когда она сама и занималась лечением тех, кого держали в лабораториях Пожирателей. Она чувствовала себя монстром каждый раз, когда ее вызывали для исцеления пленников. Даже если они были Пожирателями Смерти, позволение Ордену пытать людей выходило за грани человечности. — Я собираюсь сначала исцелить твои руки, — мягко обратилась она к мужчине. Гермиона опустилась на пол возле него и, взяв его правое запястье, поднесла ближе к свету. Проворным движением палочки она распылила анальгетик по руке мужчины, уделив особое внимание пальцам. Судя по всему, ему под ногти вгоняли иголки. Когда зелье впиталось в кожу, Гермиона начала исцелять поврежденные ткани. Она успела вылечить три пальца на правой руке, прежде чем он заговорил. — Я знаю тебя, — сказал мужчина, подняв голову. Гермиона взглянула на него. Он выглядел смутно знакомым. Плотно сложенный, темноволосый, с лицом, поросшим густой щетиной. Его предплечья и кисти рук были покрыты волосами. — Ты грязнокровная сучка Поттера, — сказал он. Гермиона вздернула бровь и продолжила лечить его пальцы. — Ты определённо изменилась, — добавил мужчина, окинув ее похотливым взглядом. — Никогда бы не подумал, что та серая мышка станет выглядеть вот так. Гермиона проигнорировала его. — Грейнджер, не так ли? Нужно будет рассказать всем, что я видел тебя. Мы думали, ты уже мертва. Он наклонился вперёд, пока его лицо не оказалось пугающе близко к лицу девушки. — Я собираюсь раскрыть тебе секрет, Грязнокровка, — прошептал он. — Вы проиграете войну. И когда это случится, я буду пытать ту белобрысую стерву так долго, что она будет молить меня о смерти. Гермиона продолжала игнорировать его, зашивая ровные линии ран, вырезанных на его руках бритвой. Она закончила исцелять правую руку и принялась за левую. Гермиона старалась не думать о том, что в какой-то момент она закончит работать с его руками и будет вынуждена приступить к лечению других частей его тела. — Нужно, чтобы ты откинулся назад на стуле, если хочешь, чтобы я исцелила твои гениталии, — заставила она себя невозмутимо произнести, когда закончила заживлять руки мужчины. Гермиона чувствовала себя так, словно выхолодела изнутри. Ее внутренности скрутило так сильно, что она сомневалась, что когда-нибудь сможет переваривать еду. Мужчина откинулся назад на стуле, к которому он был привязан, и раздвинул колени. Выражение его лица было насмешливым, словно это он являлся хозяином ситуации. Гермионе хотелось оглушить его заклинанием. Но она должна была оставлять пленников в сознании, когда занималась их лечением. Это было одним из способов психологического давления, которым пользовался Кингсли. Взмахом палочки девушка расстегнула его брюки и, немного склонившись, руками стянула их ниже. Габриэль использовала что-то с тонким остриём, чтобы вырезать буквы у основания его члена. Гермиона не могла различить французские слова сквозь покрывавшую их кровь. Она поймала себя на внутренней радости, что это были хотя бы не руны. Затем Гермиона приступила к работе. Девушка не хотела дотрагиваться до него, и это делало ее работу более сложной. Взмахнув палочкой, она очистила раны от крови, а затем использовала антисептическое заклинание. Молодой мужчина застонал от боли. Гермиона взяла в руки склянку с настойкой растопырника и нанесла ее на раны, используя магию. Конечно, таким образом, лечение становилось более болезненным для мужчины, но она запретила себе переживать на этот счёт. Пробормотав необходимые заживляющие заклинания, Гермиона ещё раз воспользовалась диагностическими чарами. В кровеносной системе мужчины содержалось большое количество алкоголя. Скорее всего, Габриэль подобралась к нему с помощью выпивки. Гермиона достала из портфеля склянку с Отрезвляющим зельем и залила его в рот мужчины. По всей видимости, он узнал зелье, потому что не сопротивлялся и с готовностью проглотил его. Затем Гермиона отодвинулась. Мужчина следил за ней взглядом, пока она доставала из сумки Антипохмельное зелье. Гермиона предложила зелье ему. Выпив его, пленник презрительно ухмыльнулся. — Подлатала меня для следующего раунда пыток? — предположил он. — А я-то думал, что вы тут все святоши, которые не убивают своих врагов. Гермиона одарила его кривой ухмылкой, которой она научилась у Малфоя. — Мы не собираемся убивать тебя. Она развернулась и вышла из комнаты. Когда дверь позади неё закрылась, девушка замерла, стараясь собраться с мыслями. Гермиона чувствовала себя омерзительно. Она солгала, когда пьяной сказала Малфою, что у неё ещё остались какие-то принципы. У неё больше не было никаких принципов. Война украла даже их. Единственным, что у неё осталось, было желание спасти Рона и Гарри. Желание выиграть войну. И ради этого она была готова переступить через замученные пытками тела, продать своё тело и вырвать сердце Драко Малфоя, если потребуется. И потом, когда она убедится, что ее друзья в безопасности, она с радостью примет заслуженное наказание за свои грехи наравне с Грюмом и Кингсли.