Скованные/Manacled

Сентябрь 2002. Аппарировав в хижину на следующей неделе, Гермиона обнаружила ту абсолютно пустой. Стол, стулья, а также вся остальная немногочисленная мебель, которая стояла там раньше, исчезли. Она почувствовала, как от страха скрутило внутренности, и услышала, как дёрнулась ручка двери после того, как девушка ее отпустила. Гермиона оглядела комнату в поисках свитка. Очевидно, что его не было, но она продолжала надеяться, что могла просто не заметить его. Комната была абсолютно пуста. Она медленно обошла комнату и снова огляделась. «Возможно, Малфой просто был занят. Быть может, он принесёт свиток вечером», — нервно рассуждала она. Но теперь здесь не было даже мебели. Может, он был ранен или убит. Ей никогда не приходила в голову эта мысль. Драко мог погибнуть, а она даже не узнала бы о случившемся. Он бы просто исчез из ее жизни, и она никогда больше его не увидела бы. Северус сказал бы ей, если бы что-то случилось с Драко... Как бы то ни было, дом был пуст... И Гермиона продолжала стоять посреди комнаты, не зная, что ей делать дальше. Конечно же, он бы не отказался от сотрудничества с Орденом только из-за того, что она испачкала кровью его потрёпанный диван. Ради того, чтобы остаться шпионом их стороны, он позволил превратить свою спину в кровавое месиво. Вряд ли его смогло расстроить то, что она запачкала своей кровью его тайное убежище. Возможно, он просто сжёг всю мебель. Она в последний раз окинула комнату взглядом и направилась к двери. Гермиона решила, что вернётся сюда вечером. И позволит себе запаниковать, только если от него не будет никаких вестей на следующей неделе. А пока она не станет волноваться. Возможно, всему этому есть какое-то рациональное объяснение. Она как раз переступала через порог, когда услышала позади себя хлопок аппарации. Резко повернувшись, девушка увидела Малфоя, оказавшегося посреди комнаты. Замерев в растерянности и смущении, она посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Драко оглядел ее с ног до головы, словно ожидая, что Гермиона снова может быть ранена. — Нам нужно возобновить тренировки, — сказал он спустя несколько секунд. Девушка ничего не ответила. Ее обуревали противоречивые эмоции. Ей хотелось одновременно плакать и смеяться. Ее губы дрогнули, пока она пыталась проглотить сдавившие горло чувства. Рука девушки, лежавшая на дверной ручке, дрожала из-за того, каких усилий ей стоило сдержать все те слова, которые она хотела высказать ему. Я приходила каждую неделю. Это ты перестал появляться. Я даже не хотела тогда выпивать с тобой. Это ты заставил меня остаться, а теперь наказываешь меня за это решение. Почему тебя вообще это так волнует? Почему ты снова появился здесь? Зачем шпионишь для нас? Почему я никак не могу разгадать твои мотивы, чтобы понять, осталась ли в тебе хоть капля человечности? Что-то, из-за чего ты все ещё можешь заслуживать прощения. Все это время я была здесь. Я ждала тебя тут, и именно ты не хотел возвращаться. Но Гермиона не произнесла вслух ни слова, а продолжала молча стоять в дверном проёме. Ей так хотелось просто развернуться и уйти. Покинуть это место, чтобы дать себе возможность разобраться, почему все это ее так задевает. Ведь ее действительно задевало его поведение. Она чувствовала себя преданной. Он предупреждал ее об опасностях, заставлял тренироваться, практиковать технику дуэли и советовал быть осторожной. Он вынудил ее переживать каждый раз, когда ее ожидал очередной поход в лес за ингредиентами. Довёл ее до того, что теперь она даже не могла ничего поесть вечером перед вылазкой в лес, потому что из-за накрывавшего волнения вся еда казалась абсолютно безвкусной. Он заставил ее осознать, насколько сильно она не хотела умирать. Гермиона хотела жить. Малфой первым решил тренировать ее, ругал за то, что она была недостаточно жестокой во время дуэли, а потом... отвернулся от неё. Не от Ордена. Только от неё. Но это не должно было так тревожить Гермиону. Ведь ее миссия всегда стояла на первом месте. Главным было то, что он не предал Орден. Но происходящее ранило ее. Каждый раз, когда он не появлялся в хижине в оговорённое время, ей становилось больно. Неужели она была настолько незначительной, что ее оказалось так легко отбросить в сторону? Гермиона чувствовала, как сжимается ее грудная клетка и как сводит щеки от усилий, которые она прикладывает, чтобы не расплакаться. Она ничего не сказала и ничего не сделала. Девушка просто стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами, продолжая молчать, пока не почувствовала, что справляется с эмоциями. — Ладно, — в конце концов ответила она. — С сегодняшнего дня? Или со следующей недели? — С сегодняшнего дня. Если, конечно, у тебя уже не назначена другая встреча. У неё не было назначено никаких встреч. У неё было много свободного времени. Падма брала на себя все больше обязанностей в лазарете, а у Гермионы осталось не так много других дел за его пределами. Кроме ситуаций, когда в ней нуждался Кингсли или когда в больничное крыло доставляли пациентов со сложными повреждениями, она была полностью в распоряжении Малфоя. Гермиона подозревала, что он знал об этом. Она была специалистом в исцелении темных проклятий. Хозяйкой зелий. Она покинула страну и своих друзей, чтобы научиться всему этому. Чтобы приносить пользу во время войны. Но больше всего Орден нуждался в ней не по этой причине. Им нужно было, чтобы она научилась контролировать Драко Малфоя, заставила его зависеть от себя. Она должна была воспользоваться тем, что ему не хватает близости, и суметь подобраться к нему. Иногда она ощущала такую злость, что, казалось, могла умереть из-за одного только чувства. Во всем этом был виноват Малфой. Это он потребовал ее. Он вынудил их обоих быть заложниками ситуации, но почему-то расплачивалась только она одна. Бывали моменты, когда Гермиона ненавидела его так сильно, что ей казалось, будто ее сердце сгорит и превратится в пепел. Она переступила через порог, возвращаясь в хижину, и закрыла за собой дверь. — Как ты смогла сбежать от вампира? — спросил Драко мгновение спустя. — Он прижал к земле мою руку с палочкой, так что я проткнула его висок ножом для сбора трав, — ответила Гермиона, пожав плечами и стараясь не смотреть на Драко. Потому что смотреть на него было... больно. Он кивнул, ни на секунду не отводя взгляда от ее лица. — Ты всегда носишь этот нож с собой? — Он нужен мне для сбора трав, так что да. Обычно я держу его в своей сумке. — Тебе следует разместить его на теле. Ты держишь палочку в кобуре, прикреплённой к руке? Его взгляд скользнул вверх и вниз по ее телу, словно он инспектировал ее внешний вид. — Довольно редко, — ответила Гермиона, скрещивая руки на груди, поскольку чувствовала себя неудобно от столь пристального внимания. — Моя палочка почти одиннадцать дюймов в длину. А предплечье не настолько длинное, так что она ограничивает подвижность кисти. Получается, что я не могу согнуть либо запястье, либо локоть. Она достала палочку из кармана пиджака и приложила к предплечью, чтобы подтвердить свои слова. Драко нахмурился и сжал челюсти. — Понятно. Это может стать проблемой. Тогда где ты держишь палочку? — Если на мне пиджак или куртка, то во внутреннем кармане. Если на мне нет ни того, ни другого, то в сумке или кармане джинсов. — Ты не сможешь достать ее достаточно быстро, если на тебя нападут. Тебе нужно носить с собой хотя бы нож. Вся твоя одежда теперь защищена заклинаниями, не так ли? — Да, — немедленно ответила Гермиона. — Вся одежда, в которой я отправляюсь в лес, окружена защитными заклинаниями. Джордж и другие обитатели убежищ, руки которых все еще были достаточно проворны для колдовства, занимались тем, что накладывали защитные чары на одежду членов Сопротивления, делая ее полезной в сражениях. — Ты предпочитаешь носить пиджаки или мантии? — спросил он спустя несколько секунд слишком обыденным тоном, что показалось Гермионе немного подозрительным. Девушка прищурилась. — Мантии не так приметны в магическом мире. А пиджак на волшебнице сразу относит ее к магглорожденным, — ответила она. — Понятно. Что ж, — сказал он, левой рукой доставая свою палочку из кобуры. Затем он переложил ее в правую руку. — Давай проверим, улучшилась ли твоя техника с прошлого раза. Опустив сумку на пол и наложив на неё защитные чары, Гермиона встала в дуэльную позу. Ее навыки значительно отточились с тех пор, как они с Малфоем практиковались в последний раз. Она так усердно тренировалась, что развила приличную выносливость. Гермиона даже несколько раз просила Кингсли и Грюма сразиться с ней, чтобы проверить свои способности. К тому же, на этот раз она была достаточно зла, чтобы искренне желать попасть в Драко заклятием. Во время их тренировки ему даже пришлось несколько раз уклоняться от выпущенных ею заклинаний, а Гермионе удавалось отбить большую часть летящих в неё капель воды. Наконец Малфой опустил палочку. — Твои навыки стали гораздо лучше, — сказал он. — Я не хочу умирать, — ответила она, пожимая плечами. Ее тон почти не выдавал горечи слов. — Это хорошо, — отрывисто кивнул Драко. Убрав свою палочку, он принялся искать что-то во внутренних карманах мантии. Он достал свиток пергамента и флакон с какой-то жидкостью, в которой Гермиона почти сразу узнала экстракт бадьяна. Девушка не сдержала удивленного вздоха и потянулась к флакону руками, не успев подумать. Экстракт бадьяна требовал такого огромного количества листьев бадьяна, что Гермионе редко удавалось приготовить даже небольшое его количество. Им удалось заполучить несколько склянок, когда Орден уничтожил подразделение, занимавшееся изобретением проклятий, но ей пришлось использовать практически весь раздобытый экстракт для лечения доставленных пленников. Остатки зелья она потратила на то, чтобы нейтрализовать яд в ранах Драко. Гермиона не могла позволить себе купить экстракт, и у неё не было возможности сварить хотя бы один флакон. Даже для одной его капли требовалось несколько сотен листьев бадьяна. Чтобы сэкономить, Гермиона обычно перетирала листья в мелкий порошок или делала на них настойку. Их действенность была меньше, но зато собранных ей ингредиентов хватало на более долгое время, а значит, она могла вылечить больше пациентов. — Больше не появляйся в Хэмпшире, — сказал Драко. — Там обитают сотни вампиров. Тебе повезло выбраться оттуда живой. Гермиона нерешительно приняла флакон из его рук. — Тебя не обнаружат из-за этого? — спросила она, почти с тоской поглаживая стекло флакона. — Такое количество экстракта бадьяна может вызвать подозрения. Один человек за всю жизнь не сможет использовать такое количество зелья. Малфой снисходительно усмехнулся. — Я являюсь генералом армии Темного Лорда. Я могу попросить все, чего пожелаю. Тот, кто подвергнет сомнению мои просьбы, может недосчитаться языка. Гермиона резко побледнела. Увидев ее реакцию, Драко закатил глаза. — Это был сарказм, Грейнджер. Я никогда никому не отрезал язык. Думаю, что должен уточнить, что не собираюсь делать ничего, что могло бы раскрыть меня, только из-за любви к тебе, — он усмехнулся Гермионе в лицо и всунул ей в руки свиток с новыми сведениями. — Продолжай тренироваться. Он беззвучно аппарировал. Замерев, Гермиона несколько минут смотрела на то место, где до этого стоял Малфой. Затем она покинула хижину. Вернувшись на Площадь Гриммо, девушка тайком разлила флакон с экстрактом бадьяна по нескольким десяткам склянок и надежно их спрятала. Большинство членов Ордена совершенно не интересуются зельями, так что они даже не заметят, что у Гермионы появился огромный запас с заживляющим снадобьем. Но Падма заметит. Они постоянно старались придумать, как растянуть их небольшой запас бадьяна на несколько недель. Они с Малфоем продолжали тренироваться. Он оставался молчаливым и мрачным. Драко игнорировал ее вопросы и открывал рот, только чтобы выразить своё недовольство дуэльной техникой девушки. Гермиона даже могла решить, что он ненавидит ее, если бы она не замечала, как он смотрит на неё каждый раз, когда она появляется в дверях хижины. Он выглядел так, словно пытался подготовить себя к тому, что она снова будет ранена. Каждый раз он внимательно осматривал ее с ног до головы, словно пытаясь убедиться, что она в порядке. Их тренировки становились все более продолжительными. Гермиона делала вид, что не замечает этого. Несколько недель спустя после очередной тренировки Малфой протянул Гермионе мантию. Девушка присмотрелась к ней внимательно. Мантия была окружена защитными чарами. — Вся моя одежда защищена заклинаниями. — Гермиона взяла мантию из его рук и расправила ее. Оказалось, что та полностью подходила ей по размеру. — Эта пропитана магией из крови мантикоры. Гермиона резко перевела взгляд на Малфоя. — Это значит, что ты убил ее? — Нет. Оказалось, что невероятно трудно найти убедительную причину для убийства подобного существа. Но моя мантикора оказалась странно меланхоличной, и Макнейр никак не может разобраться, что с ней не так, — сказал он с усмешкой. — Ты пускаешь ей кровь, — догадалась Гермиона, снова опустив взгляд на мантию в руках. Малфой кивнул. — Мантикорам не подходит холодный климат. Возможно, моя встретит свой конец уже этой зимой. Если мне повезёт, она успеет повзрослеть достаточно, чтобы начать производить яд, прежде чем ее окончательно погубит местный климат. — Надеюсь, ты не мучаешь ее? — спросила Гермиона, глядя ему прямо в глаза. — Мантикоры — разумные существа. И даже если бы это не было так, каждое живое существо заслуживает человеческого обращения. — Я не мучаю ее. Правда, называть ее разумной только потому, что она может говорить, слишком великодушно, — заметил Драко с легкой ухмылкой. — Она только и делает, что бормочет о том, как хочет сожрать меня живьём. — Если бы ты держал меня в заключении, пуская кровь и лишая магических способностей, я бы бормотала примерно то же самое, — ответила Гермиона. Драко безрадостно рассмеялся. — Спасибо тебе за мантию, — сказала она, после того как внимательно осмотрела ткань, которую держала в руках. Мантия была искусно сшита. В ткань оказались вплетены чары, регулирующие температуру, так что Гермиона смогла бы носить ее круглый год, не испытывая никаких неудобств. Внутрь мантии было вшито больше десятка потайных карманов с наложенным на них заклятием незримого расширения, а это означало, что в них могло вместиться большое количество нужных ей вещей. Подол был сконструирован так, что в нем невозможно было запутаться. Даже если бы мантия не была защищена магией мантикоры, она должна была стоить целого состояния только из-за тонкой работы того, кто ее смастерил. — Считай это моей благодарностью за то, что ты исцелила мне спину, — сказал Малфой, не смотря на неё. Гермиона всматривалась в его лицо, в то время Драко упорно продолжал изучать происходящее за окном. — Твои раны... — с сомнением начала она, — шрамы не мешают твоим передвижениям? Я собиралась... ты... ты так и не появился, когда я пришла, чтобы проверить твоё состояние. — Все в порядке, — ответил он напряженным голосом. — Физически я почти не ощущаю их. Мне больше не потребуются осмотры. Его челюсти были крепко сжаты. Гермиона несколько секунд изучала выражение его лица, прежде чем опустить глаза на подаренную мантию. — Что ж, это хорошо, — сказала она. — Я... никогда до этого не проводила процедуру такого рода. Я переживала... — Не стоило! Мне не нужно, чтобы за меня переживал кто-то вроде тебя. Гермиона смотрела на него расширившимися от неожиданности глазами. Драко сжимал кулаки, разглядывая ее лицо. — Я лишь хотела... — начала девушка. — Просто... Отвали, Грейнджер, — жестко отчеканил он. Резким движением Малфой достал свиток пергамента из внутреннего кармана и, бросив его на пол хижины, аппарировал прочь. Гермиона подняла пергамент с пола и положила его в сумку. Она вышла из хижины и в задумчивости побрела к ручью. Что он говорил о влиянии рун? «В целом они не изменили меня, но я чувствую, что они влияют на мои поступки. Гораздо легче быть беспощадным. Сложнее сдерживаться от импульсивных поступков. Раньше мало что могло отвлечь меня, но теперь все внешние обстоятельства... стали иметь ещё меньше значения». Она выучила его руническую клятву наизусть, проводя столько вечеров за ее разглядыванием. Решительность, коварство, непреклонность, безжалостность, стремление к достижению идеального результата... Но то, в чем он хотел преуспеть, оставалось туманным, предоставленным на его усмотрение. Он хотел ее. Она была почти уверена в этом. Сейчас он разрывался между своей решимостью оттолкнуть ее и желанием обладать ею. Вот почему он был так взбешен тем, что она была ранена. Он не смог убедить себя в безразличии до такой степени, чтобы не волноваться о ней. В то же время он был полон решимости не поддаваться этому желанию, чтобы не скомпрометировать себя. Малфои были собственниками, как драконы — так говорил Северус. Он знал, что она делает, для чего конкретно она была послана. Гермиона осознала это по тому, как изменился его взгляд. В нем теперь всегда присутствовали злость и обида, которых раньше не было. Но он был загнан в угол осознанием того, что она, скорее всего, умрет, если он не будет тренировать ее. Нападение вампира стало удивительно удачным совпадением. Если бы она решилась инсценировать это, то, вероятно, ее попытка не возымела бы подобного эффекта. Если они продолжат проводить совместные тренировки, то его срыв будет вопросом времени. К тому моменту он уже будет слишком одержим ею, чтобы продолжать сдерживаться. Руны поспособствуют этому. Когда это произойдёт… Гермиона вздохнула. Когда это произойдёт, он будет принадлежать ей. Если только он не настолько отчаянно попытается освободиться от своей навязчивой идеи, что захочет убить ее. Иногда она чувствовала на себе его взгляд во время дуэли, похожий на подбрасывание монетки. Как будто он постоянно взвешивал варианты. Как бы Гермиона ни была уверена в его влечении, в то же время она не была достаточно уверена, сможет ли она выжить в конечном счете. В Драко Малфое было так много всего, чего она не знала и не понимала. Когда она смотрела на него, то могла только гадать, принадлежал ли он к разряду тех людей, которые в итоге уничтожают то, что любят. Чем бы ни являлся... его мотив для шпионажа... он уже убил бесчисленное множество людей, чтобы попытаться заполучить то, что хотел. Если он решит, что Гермиона помеха для его цели... возможно, она станет следующей. Решительный, коварный, непреклонный, безжалостный, стремящийся к успеху... Гермиона крутила лямку сумки, продолжая размышлять. Ей стоило уделить больше внимания обучению Падмы, используя любое свободное время, что у нее оставалось. Падма демонстрировала неплохие способности к исцелению. Она могла оставаться спокойной в стрессовых ситуациях и обладала хорошими навыками анализа ситуации и подбора нужных заклинаний. Но у нее все еще оставались проблемы с точностью, необходимой для сложных заклинаний. Также она была склонна полагаться на зубрежку, не используя воображения, необходимого для изобретения контрзаклятий. Но Гермиона надеялась, что с помощью Поппи Падма все-таки сможет в достаточной степени заменить ее. Гермиона начала брать Падму с собой на поиски ингредиентов. Кому-то следовало учиться собирать травы, ведь с приближением зимы уже нужно было пополнить все запасы. Но Гермиона оставалась очень осторожной в том, чтобы не дать Драко понять, что у нее появился напарник по сбору ингредиентов. Если бы он узнал, то, вероятно, перестал бы тренировать ее. По утрам в четверг она собирала травы вместе с Падмой. По вторникам она по-прежнему отправлялась за травами одна, но с большей осторожностью. Гермионе нужно было снова продумать своё поведение, прежде чем она попыталась бы продвинуться дальше в отношениях с Драко. Она смотрела, как вода ускользает под мост, и гадала, не тянет ли время. Она не хотела умирать. Последние несколько недель она думала о смерти почти так же часто, как и о Драко. Почувствовав, как клыки вампира впиваются ей в плечо, Гермиона внезапно осознала, как сильно хочет жить. Она и не подозревала, насколько ошеломляющим будет этот опыт. Разумом девушка всегда понимала, что смерть — это что-то неизбежное, с чем ей когда-нибудь предстоит столкнуться. Но в тот момент, когда она почувствовала ужас от рук, прижимающих ее к земле, и зубов, впивающихся в ее плоть, инстинкт вырваться на свободу любой ценой поглотил ее. Гермиона и не подозревала, что ее чувство самосохранения вытеснит все остальное. Гермиона и не подозревала, как сильно ей не хочется умирать. Но если дело дойдет до ее сражения с Драко, она, скорее всего, умрет. Он мог с лёгкостью убить ее. Еще один труп в его списке. Через некоторое время она просто истечет кровью вместе со всеми остальными его мертвецами. Она горько улыбнулась про себя, думая о том, насколько сильно они отличались. Количество трупов на счету Гермионы было отражением ее неудач. Все те жизни, которые она не смогла спасти. Количество трупов на счету Драко было иллюстрацией его достижений. Они олицетворяли то, кем он являлся и почему был ценен для Волдеморта и Ордена. Их отношения... казались слишком жестокой формой иронии. Словно они были полными противоположностями друг другу. Инь и Ян. Неумолимо кружащиеся друг вокруг друга. Каким-то образом война связала их. Гермиона аппарировала обратно на Площадь Гриммо и отправилась на поиски Кингсли. Обычно она разговаривала только с Грюмом, но Аластор находился сейчас в Ирландии, обучая новобранцев вместе с Ремусом и Тонкс. Кингсли стоял спиной к двери в кабинете, глядя на карту, висящую на стене. Гермиона знала, что он был в курсе ее присутствия, но продолжал не обращать на нее никакого внимания. — Кингсли, — сказала Гермиона, тихо закрывая дверь, — можно вас на пару слов? Он резко повернулся и произнес несколько защитных заклинаний, окружая ими комнату, прежде чем заговорил. — Грейнджер, — ответил он, — новые сведения? Гермиона расстегнула сумку и протянула ему свиток. Кингсли развернул его и изучал в течение минуты, прежде чем спрятать под мантией и снова посмотреть на Гермиону. — Хочешь что-то обсудить со мной, Грейнджер? Гермиона на мгновение посмотрела на него. С тех пор, как Драко потребовал ее, Кингсли перестал называть ее по имени. Она это заметила. Он обращался к Гарри, Рону и большинству других членов Ордена по имени, но к ней всегда обращался по фамилии. Вероятно, чтобы дистанцироваться, решила она. — Я предполагаю, что Северус говорил с вами и Грюмом о своих опасениях относительно Малфоя, — сказала девушка. Кингсли кивнул. Его лицо ничего не выражало. — Да, мы уже обсудили это. Гермиона кивнула в ответ: — Судя по тому, как идут дела... я начинаю подозревать, что Малфой в конечном счете захочет убить меня. Кингсли пристально посмотрел на нее и поправил свою мантию: — Ты просишь нас вытащить тебя с задания, Грейнджер? Гермиона перевела взгляд на натюрморт, висящий на стене. — Нет. Нам нужна эта информация. Если бы не Малфой, мы уже были бы мертвы. Я просто... я хочу знать, что мне стоит поставить в приоритет при тренировке Падмы. У нее не было соответствующего обучения, как у меня. Она должна закрепить ещё многие базовые навыки целительства, прежде чем я смогу научить ее продвинутой специализации исцеления темных проклятий. И еще зелья и добыча ингредиентов. Я просто не уверена... есть ли у нее мотивация и желание быть целительницей. Я знаю, что она хочет участвовать в рейдах с Парвати. Поэтому мне нужно знать ваше мнение о приоритетах в нынешней ситуации. Кингсли с минуту молчал. — Я поговорю с Аластором и просмотрю отчеты больницы. Мы составим список тех вещей для изучения, которых не хватает Ордену. Ответ на твой запрос будет готов на следующей неделе. — Хорошо, — кивнула Гермиона. Ее голос звучал натянуто и механически. — Грейнджер. Скажи мне, какую именно стратегию ты пытаешься использовать? Она снова посмотрела на Кингсли и почувствовала усталость. — Он хочет меня. Он становится одержимым мною. И он знает, что делаю я. По тому, как он смотрит на меня, я могу точно утверждать, что он знает. Я до сих пор не могу выяснить его долгосрочные цели. Он никогда не говорит ничего такого, что могло бы его выдать. Если я продолжу манипулировать им, и выяснится, что я мешаю его первоначальным амбициям, он может решить устранить меня. Если же он не убьет меня... по словам Северуса, Малфои склонны к одержимому собственничеству. Не думаю, что он сможет отказаться от Ордена — не теперь, когда он уже так далеко зашёл. Похоже, для него чрезвычайно важно, чтобы я оставалась рядом с ним добровольно. И он точно знает, что я буду рядом с ним, пока он остается верен Ордену. Затем она пожала плечами: — Или я ошибаюсь, и он обернется против Ордена, как считает Северус. Честно говоря, я не знаю. Это не... я не знаю, как мне правильно вести себя с ним... Кингсли молчал. — Если он стал одержимым тобой... это уже больше того, что я ожидал, — сказал он, положив пальцы на край стола и задумчиво постукивая ими. Гермиона чувствовала, что у нее должна быть хоть... какая-то реакция на эти слова: обида, удовлетворение или что-то еще. Но она ничего не ощущала. Казалось, что ее сердце медленно сжимается в груди, превращаясь в камень. — Я не... — начала она, но тут же замолчала, поджав губы. Гермиона слегка повернула голову, почувствовав, как напряжение в шее начало расходиться вниз по плечам. — Я не могу лгать ему, Кингсли. И я не могу притворяться. Эмоциональная связь между нами вполне реальна. Пальцы Кингсли замерли, и он изучающе посмотрел на нее слегка прищуренными глазами: — Надеюсь, он не настроит тебя против нас, Грейнджер. Судьба Ордена зависит от возложенной на тебя миссии. Гермиона натянуто кивнула: — Моя преданность Ордену всегда будет на первом месте. Выражение лица Кингсли не смягчилось: — Гарри... Ты же в курсе, что я могу уберечь его от самых опасных миссий, только если знаю, когда и где они будут. Гермиона вздрогнула: — Я понимаю. И я делаю все, что в моих силах, Кингсли. Даже больше. Я никогда не совершу ничего, что могло бы подвергнуть опасности Гарри. — Тогда продолжай делать что должна, — сказал Кингсли, снова отворачиваясь к карте на стене. Гермиона несколько мгновений смотрела на его спину, потом, развернувшись и положив ладонь на дверную ручку, она тихо рассмеялась. — Что-то ещё, Грейнджер? — в голосе Кингсли послышались легкие нотки раздражения. Гермиона оглянулась через плечо. Он все еще стоял к ней спиной. — Я только что осознала, — тихо сказала она, — что если мне удастся преуспеть в своей миссии, вы будете использовать меня, чтобы контролировать Малфоя так же, как используете Гарри, чтобы контролировать меня. Это... это почти заставляет меня испытывать жалость к нему. Кингсли на мгновение замолчал. — Он, в отличие от тебя, заслуживает этого.