***
После двух недель отдыха Драко и Гермиона наконец выбрались из дома. Драко немедленно отправился проверять все защитные чары на острове. Вернувшись, он устроил Гермионе полную экскурсию по территории дома. Она не отпускала его руку, когда они вышли в сад. Завернув за угол, они обнаружили Джинни, наблюдающую, как Джеймс пытается взобраться на пагоду. Девушка натянуто улыбнулась, когда увидела их. — Хорошо, что вы встали. Я уже начала сомневаться, не впали ли вы в спячку. — Джинни посмотрела на Драко. — Есть кое-кто, кто хотел тебя увидеть. Топси! Тут же раздался хлопок, и Топси материализовалась. Эльфийка мгновение стояла, глядя на Драко, ее руки были сцеплены вместе, а огромные глаза сияли. Затем она шагнула вперед и толкнула Драко. — Топси так зла на вас! — сказала она, когда ее пальцы столкнулись с его голенью. — Топси никогда в жизни так не злилась! Она обхватила руками ногу Драко и принялась всхлипывать. — Вы отослали Топси, не попрощавшись. Топси думала, что вы погибли! Она зарылась лицом в его одежду и несколько минут заходилась рыданиями, пока Драко неловко не наклонился и не погладил ее по голове. Джинни бросила на него многозначительный взгляд. — Когда она появилась и узнала, что вы оба здесь, то сначала не поверила в это. Пока позже не увидела вас, а потом плакала весь остаток дня. Не могу поверить, что ты так грубо отослал ее. Когда Топси наконец отпустила Драко, то подошла, взяла Джеймса на руки и унесла его, все еще всхлипывая. Гермиона, Драко и Джинни стояли, смотря друг на друга в неловком молчании. Джинни дергала себя за кончики волос, а затем слегка приподняла подбородок и расправила плечи. — Думаю, мы должны спланировать совместные ужины. Не обязательно ежедневно. В остальное время мы все можем уединяться, но нам нужно хотя бы изредка встречаться за ужином. Она изучала реакцию Гермионы и Драко. Драко ничего не ответил. — Звучит неплохо, — сказала Гермиона. — Мне нравится эта идея. На лице Джинни отразилось облегчение. — Здорово, — она кивнула, — отлично. Ладно, тогда я объясню все эльфам и… увидимся за ужином. Джинни повернулась и поспешила внутрь. Гермиона смотрела, как она уходит, и запоздало поняла, что Джинни, вероятно, остановится и вернется, если она ее позовет. Она открыла рот, но Джинни уже исчезла за дверью. Гермиона и Драко несколько минут молча стояли в саду. Она не знала, как им стоило отреагировать. Все казалось невозможным. Они были вырваны из одной реальности и выброшены в другую, оставленные там, чтобы наконец разобраться, как им жить. Но это был не сон. Все было по-настоящему. Гермиона ощущала соленый запах моря, слышала, как шевелятся листья на ветру и как журчит вода. Она чувствовала запах камфоры и соснового леса. Ладонь Драко согревала ее ладонь, сжимая. И все же Гермиона никак не могла отделаться от тревожных мыслей, напоминающих паранойю. Что-то ждет своего часа, затаившись. Это что-то обязательно разрушит их жизни. Ожидание неизбежного краха, казалось, нависало над ее головой, как дамоклов меч. Остров, на котором они нашли себе пристанище, казался ей тонким, как бритва, пластом льда. Если Гермиона ошибется или на мгновение забудет об осторожности, тот треснет, и она снова погрузится в черный и холодный мир, из которого недавно сбежала, увлекая за собой Драко и всех остальных. Каждый шаг. Каждый вдох. Ступай осторожно. Ты всегда теряешь то, что любишь. Всегда. Ее подбородок задрожал. Девушке хотелось вернуться обратно в дом; там было безопаснее. Где ее палочка? — Я не строил никаких планов относительно этого места, — сказал Драко. — Никогда не думал, что окажусь здесь. С тобой. Гермиона подняла на него глаза, оторвавшись от размышлений. Он смотрел в сторону моря, словно ему было трудно поверить, что оно в действительности находилось там. Он ощущал то же самое. Мир никогда не был добр к ним. Однако когда Драко взглянул на нее сверху вниз, она поняла, что напряжение, которое всегда читалось в его глазах, впервые исчезло. Конечно, он всегда был готов к непредвиденным обстоятельствам; он по-прежнему носил с собой две волшебные палочки, несколько ножей и темный артефакт, но в его лице больше не читалось обреченности, к которой так привыкла Гермиона. Это был тот самый взгляд, которым он смотрел на нее, когда они встречались в Уайткрофте; тот взгляд, когда он аппарировал в хижину, уже мысленно готовясь к тому, что она могла быть ранена. Гермиона поняла, что с тех пор, как приехала в поместье, он всегда так выглядел. Теперь — впервые — этот взгляд исчез. По крайней мере на льду, пусть и тонком, все еще можно было устоять. — Что ты хочешь, чтобы я делал теперь? — спросил он. Она моргнула. — Все что ты пожелаешь. Теперь ты можешь делать все что захочешь. Он осмотрелся вокруг. — Не думаю, что помню, как это. Гермиона слабо улыбнулась. — Я тоже. — Она огляделась и крепче сжала его руку. — Мы вместе узнаем, как это. Не спеша. У нас в запасе вся оставшаяся жизнь, чтобы разобраться.***
Как только она перестала беспокоиться о том, чтобы разбудить Драко, Гермиона принялась за работу в своей лаборатории. Ей потребовалась неделя, чтобы соорудить для него первый вариант протеза. Место ампутации зажило идеально, но кровь сохраняла плохую свертываемость, поэтому он не мог обойтись без зелий. Драко сидел на краю ее лабораторного стола, пока она осторожно надевала основание протеза на его предплечье. — Этот первый вариант протеза, еще не доработанный, — сказала Гермиона, закончив накладывать заклинания. — Он соединяется лишь с крупными нервами, поэтому чувствительность твоей руки будет сильно снижена. Пока что тебе будут недоступны движения, требующие развитой сенсомоторной координации, но протез поможет поддерживать проводимость нервных волокон, пока я буду делать следующую версию. Если ждать слишком долго, потом будет трудно восстановить полный диапазон движений с помощью протеза, так как с течением времени ты начнешь терять чувствительность. Она скользнула по металлическому рычагу на основании протеза. Раздался тихий щелчок, когда две части соединились вместе. Гермиона постучала палочкой по металлическим пальцам, и раздался жужжащий звук, когда они дернулись. Она потратила несколько минут, проверяя, все ли работает, и изучая диагностику, чтобы убедиться, что все крепления подошли идеально. Драко, как правило, всегда говорил, что был в порядке, пока не терял сознание. Она послала Драко нервный взгляд. — Будет очень больно, но только на долю секунды и только один раз. Если ты не сломаешь основание протеза, мне больше никогда не придется этого делать. Сейчас я соединю нервы. Он стиснул челюсти. — Просто уже сделай это. — Амальгамаре. Драко закричал сквозь зубы, когда нервы в его руке соединились с магически созданными нервами в протезе. Дрожь пробежала по всему его телу и захватила протез. Металлические пальцы дернулись с отчетливым щелчком. — Прости. Мне очень жаль. Он резко покачал головой и поднял руку, чтобы взглянуть на нее. — Все в порядке. Гермиона положила руку на прохладный металл. — Ты чувствуешь мое прикосновение? Драко с минуту молчал. — Я чувствую прикосновение, но не ощущаю текстуры, температуры или того, насколько сильно давление чужого касания. Гермиона провела рукой по предплечью до пальцев. — Это примерно все, что ты сможешь ощутить. — Она серьезно посмотрела на него. — Тебе придется быть осторожным. Поскольку ты не в состоянии почувствовать собственную силу, то не всегда будешь знать, с каким давлением действуешь. Ты можешь начать вкладывать в свои движения больше силы, чем требуется, чтобы компенсировать отсутствие сенсорной обратной связи. Я сделала руку хрупкой, и поэтому, если ты превысишь определенный порог, внутренние механизмы протеза этому воспрепятствуют. Лицо Драко напряглось, и он пристально посмотрел на нее. Она принялась водить палочкой и пальцами по протезу, проверяя проделанную работу. Драко попытался вырвать у нее руку. Гермиона сомкнула пальцы на его запястье, чтобы успокоить его, но он потянул сильнее. Она подняла глаза и встретила его встревоженный взгляд. Убрав свою палочку, девушка сказала: — Драко, ты не причинишь мне вреда. Смотри. Она постучала по панели на внутренней стороне запястья и открыла ее, демонстрируя механизмы внутри. — Видишь это место, где соединяются сухожилия? Детали, скрепляющие каждое из них, намеренно сделаны хрупкими. Если ты попытаешься приложить силу, которой окажется достаточно, чтобы сломать кость, соединительные детали не выдержат давления. Ты сможешь оторвать кусочек фрукта, но не сможешь сломать палочку пополам. Если какая-то из деталей сломается, часть руки, за иннервацию которой она отвечала, обмякнет. — Гермиона снова закрыла панель. — Ты не причинишь мне вреда. Я просто хотела разъяснить, почему протез, вероятно, будет сначала часто ломаться. Это часть его структуры. Потребуется некоторое время, чтобы определить нужное количество силы для разных действий. Я научу тебя. Все это часть процесса. Гермиона потратила несколько минут, произнося заклинания и проверяя их, прежде чем отступила назад. — Сможешь соединить большой и указательный пальцы вместе? Он несколько секунд смотрел на руку. Его глаза сузились, когда та осталась неподвижной. Через минуту большой палец дернулся. Драко выглядел раздраженным. — Я чувствую, что связан с ним, но не могу понять, как заставить его что-либо делать. — Все в порядке. К этому нужно привыкнуть. Тебе просто придется попрактиковаться. Закрой глаза и посмотри, сможешь ли ты определить, к какому пальцу я прикасаюсь.***
У них было так много времени. Они исследовали остров. Драко показал ей скрытые тропинки, поросшие мхом, которые вились через лес. Они спускались на каменистый пляж. Гермиона стояла у кромки воды и пристально смотрела на бескрайний океан, простиравшийся так далеко, насколько она могла видеть. Казалось, что они были единственными людьми на земле. Только они и мир, спрятанный подальше от войны. Гермиона выходила на поиски трав. В какой-то момент Драко достал для нее книги о волшебной растительности в этом районе. Остров находился где-то у берегов Японии. Драко, а иногда Джинни и Джеймс ходили с ней, пока она бродила по лесам и полям, собирая ингредиенты для создания своего собственного шкафа с припасами. Они спали. Они рано ложились спать и спали допоздна, а иногда не вставали с постели далеко за полдень. Они отдыхали в саду, и Гермиона никогда не знала, что сказать. У них появилось так много времени, что она никогда не была уверена, когда наступал момент, в который требовалось что-то сказать. Иногда ей просто хотелось представить, что ее жизнь началась всего через несколько дней после того, как они прибыли на остров. Она не хотела думать о прошлом. Она так устала жить, словно находясь в вечном обратном отсчете. У них появилось так много времени, что Гермиона не знала, что со всем этим делать. В конце концов это стало казаться неестественным. Липкое ощущение страха возникало в животе Гермионы, когда она слишком долго пыталась расслабиться. Хуже всего было в моменты, когда Драко отсутствовал, что случалось дважды в день, когда он уходил проверять защитные чары на острове. Полчаса в день она проводила с Джинни и Джеймсом, но, когда визиты затягивались, Гермиона начинала чувствовать, как нарастает напряжение в ее теле. Потраченные впустую часы напоминали ей бесполезные, словно отравленные дни в поместье. Она не могла отвлечься от своих мыслей. Джеймс был так похож на Гарри, но когда сходство переставало остро бросаться в глаза, Гермиона осознавала, что тот был всего лишь ребенком. Девушка нервно прижимала руки к животу, пока наблюдала, как он общается с Джинни. Джеймс болтал без умолку. Он изучал настроение Джинни и полностью отражал его. Джинни была отличной матерью на уровне инстинкта. Она сразу понимала, что нужно Джеймсу, и, казалось, свободно переводила искаженные слова, которые быстро, а иногда и со слезами лились из его рта. Гермиона сидела на веранде дома, наблюдая, как Джеймс летает на крошечной метле, парящей в футе от земли. Джинни посмотрела на Гермиону и заметила напряженное выражение ее лица. — Топси, не могла бы ты отвести Джеймса на пляж? Джинни села рядом с Гермионой и после минутного колебания протянула ладонь и положила ее поверх руки девушки, которую та бессознательно прижимала к животу. Джинни ничего не говорила и не задавала никаких вопросов. Гермиона заметила, что Джинни очень редко задавала вопросы в отсутствие Драко. — Я не знаю, как быть матерью, Джинни, — произнесла Гермиона через несколько секунд. Уголок рта Джинни приподнялся, и она тихо рассмеялась. — Ты заботилась практически о каждом человеке, с которым когда-либо дружила. Гарри и Рон умерли бы на первом году обучения, если бы не ты. Гермиона сглотнула. — Это не одно и то же. Я даже не знаю, как вести себя с Джеймсом. Я могу почитать ему книгу, но не знаю, как понять, почему он расстроен или что он говорит. Я не могу понять, устал ли он. Что если я не смогу распознать те же потребности у собственного ребенка? — Ну, дети не рождаются сразу двухлетками. Ты познакомишься со своим ребенком поближе. Поначалу малыши просто хотят спать, есть и чтобы их обнимали. Если все из этого в порядке, то, скорее всего, дело в смене подгузника. Не волнуйся, я буду рядом. А Топси знает все о детях. Она, вероятно, могла бы в одиночку ухаживать за целым сиротским приютом. Джинни откинулась назад, облокотившись на руки. — Когда Джеймс только родился, я не хотела выпускать его из своих объятий, но ничего не знала о детях, кроме того, что вычитала в книжке. Ты же знаешь, на моих глазах никогда не росли дети. Уход за младенцами звучал легко, когда я читала главу в книге, но когда я пыталась повторить написанное, Джеймс все время извивался и кричал. Я не могла понять, как его успокоить, я даже не знала, как правильно взять его на руки. Я так боялась, что задушу его, если буду держать слишком крепко. Я начинала плакать, а Джеймс продолжал кричать все громче. Топси была со мной уже месяц, но я не доверяла никому из эльфов Малфоя. Я была на грани истерики, прежде чем она смогла убедить меня позволить помочь с Джеймсом. Гермиона, ты будешь не одна. Она мимолетно взглянула на Джинни. — Мне жаль. Я не могу себе представить, каково это — быть здесь одной так долго. Джинни только натянуто рассмеялась и отвернулась. — Я думаю, мое положение было намного лучше, чем твое или кого-либо другого из Ордена. Мне действительно не на что жаловаться. — И все же. Джинни кивнула, и ее лицо приобрело печальное выражение, когда она окинула взглядом сад. — Иногда я думаю о том, сколько времени потратила, скрывая беременность. В такие моменты в груди разрастается пустота, в которую, кажется, я когда-нибудь провалюсь. Иногда я жалею, что не умерла вместе с ними. Это слишком неправильно, что я жива, когда больше никого нет. — Не говори так, — возразила Гермиона напряженным и резким тоном. — Ты не должна так думать. Гарри заботился о том, чтобы ты была жива и в безопасности больше всего на свете. Джинни опустила взгляд. — Знаю. Я знаю… я… Просто иногда мне кажется… Что я жива только потому, что была эгоисткой и солгала всем. Мама была бы так взволнована. Она всегда говорила, что будет лучшей бабушкой в мире. Она ведь даже так и не узнала. — Если бы кто-то знал о твоей беременности, Волдеморт бы стал разыскивать тебя. Драко не смог бы выдать чужое тело за твое. Вы с Джеймсом живы, потому что мы держали все в тайне. Джинни все еще выглядела убитой горем, но медленно кивнула. — Гарри сказал… — Гермиона заколебалась и почувствовала волну вины за то, что не сообщила это Джинни раньше. — Прежде чем он заставил меня пообещать заботиться о вас… он попросил меня сказать, что будет думать о тебе до самого конца. Джинни молчала несколько секунд, прежде чем ее губы изогнулись в напряженной, задумчивой улыбке. — Я действительно рада, что ты рассказала ему о Джеймсе. Гермиона потянулась к девушке и взяла Джинни за руку. Несколько минут они сидели в тишине, разделяя тяжесть и скорбь всего того, что потеряли.***
Гермиона скрывалась в лаборатории, если не могла больше справляться с выпавшим на ее долю количеством свободного времени. Дышать становилось легче, когда она была продуктивной. Оказалось приятно просто заниматься любимым делом, не чувствуя, что время, проведенное в лаборатории, отнимало срок чьей-то жизни. Теперь ей было доступно бесчисленное множество вещей. Драко привез достаточно книг и принадлежностей, чтобы занять ее на долгие годы. Сам он, однако, ничего особенно не менял. Драко как одержимый проверял защитные чары. Читал. Практиковался в использовании своего протеза. Ему потребовалось две недели, чтобы освоиться с ним и перестать ломать внутренние механизмы, но в процессе он открыл гораздо больше возможностей протеза, чем ожидала Гермиона. Иногда он сидел в лаборатории и часами наблюдал, как Гермиона работает. Он не разговаривал с Джинни или Джеймсом, если только Гермиона не подталкивала его к этому. Гермиона не давила на него. Если он не хотел заниматься ничем другим до конца своей жизни, он имел на это право. Ей нравилось, что он был рядом. Когда Драко не находился в зоне видимости, беспокойство о нем оседало навязчивой мыслью на краю сознания, и она не могла сосредоточиться, пока не отыщет его и не убедится, что с ним все в порядке. Когда Драко был рядом, она могла расслабиться и собраться с мыслями. Гермиона отрывала взгляд от зелья или от работы над его новым протезом и обнаруживала, что он просто смотрит на нее с неприкрытым выражением собственничества, от которого у нее по спине пробегали мурашки и по венам разливался огонь. Она осознала, что он глушил в себе эту эмоцию в поместье. Она была погребена глубже всего. Подавлена его убежденностью в том, что Гермиона никогда не простит его, когда он умрет. Но по мере того, как недели превращались в месяцы, его собственнические чувства вновь проявлялись. Это вызывало привыкание — наслаждаться в полной мере тем, что раньше доставалось лишь урывками. Она бы бросила все, что делала, и просто утонула в нем. Целуя его, снимая с него одежду и держа в своих объятиях, чувствуя, что он жив. Они оба были живы. Они выжили и были друг у друга. Он скользил рукой по ее горлу, целовал грудь, она слышала, как он бормочет «моя», касаясь ее кожи. — Я твоя, Драко. Я всегда буду твоей, — говорила Гермиона ему так, как всегда говорила раньше. Но порой она словно ощущала рябь на краю сознания. Иногда, когда девушка отводила взгляд от Драко, то ловила напряженное выражение лица Джинни, наблюдавшей за ними. Гермиона не позволяла себе замечать этого. Единственным, что вызывало интерес Драко, было отслеживание новостей, касающихся Европы. Каждую неделю эльфы приносили целую стопку прессы со всех доступных континентов: Европа, Азия, Северная и Южная Америка. Эльфам было поручено доставлять любую волшебную газету, переведенную на английский язык. Изучая все это, можно было получить относительно точный отчет о текущих событиях. Вот что было сферой интересов Драко. Гермиона всегда находилась в центре его вселенной, и теперь, когда она была в безопасности, его безудержному вниманию стало больше не на чем зацикливаться. Все, кроме Гермионы, казалось излишним. Она думала, что вскоре это пройдет. Что как только у них появится больше времени, Драко позволит своему вниманию переключиться на другое, но постепенно она начала подозревать, что ошиблась. У него не появлялось ни малейшего желания или намерения интересоваться чем-либо еще. Джинни, Джеймс, алхимия — все это являлось важным, только пока волновало ее. В какой-то степени это даже касалось их ребенка. Драко интересовался беременностью, потому что та была «частью» Гермионы, потому что ей было не все равно. Он никогда не говорил «наша дочь», когда упоминал, что Гермионе нужен свежий воздух или что Гермиона должна быть в безопасности ради «нашей дочери». Его беспокойство казалось приглушенным. Хотя, возможно, оно просто меркло в сравнении с той ослепительной интенсивностью чувств, которая доставалась Гермионе. Все усугублялось его постоянным беспокойством о ее черепно-мозговой травме. Гермиона просыпалась и регулярно обнаруживала, что над ее головой висит магическая диагностика, а Драко изучает проекцию с напряженным выражением лица. Она отталкивала его палочку: — Не надо. Мы ничего уже не сможем сделать. Повреждения были похожи на растущие трещины в ее памяти; красный цвет смешивался с золотыми огоньками, все еще рассеянными в сознании Гермионы. В течение первого месяца золотое свечение начало кристаллизоваться вокруг красных трещин, словно собственная магия Гермионы похоронила эти воспоминания. Ни Драко, ни Гермиона не были уверены в том, почему это происходит и к чему это приведет. К сентябрю Гермиона обнаружила, что не может получить доступ к части воспоминаний, даже если пытается. Эти воспоминания не ощущались чем-то опасным, к чему, по ее мнению, не следовало приближаться. Скорее воспоминания оказались полностью закрыты от нее, как если бы кто-то заблокировал доступ к уголкам ее собственного разума. Она помнила, что мать Драко подвергалась пыткам и что он стал Пожирателем Смерти, чтобы защитить ее, но не могла вспомнить, как узнала об этом. Общие знания были настолько глубоко вплетены в ее восприятие Драко, что она помнила их, даже не имея воспоминаний. Гермиона не была уверена, что в полной мере осознает количество отсутствующих воспоминаний, но ее настораживало то, что она не могла вспомнить имя матери Драко. Это было поразительно. Она знала о его матери, но постоянно забывала ее имя, что вновь заставляло ее осознавать потерю памяти особенно остро. Гермиона была уверена, что раньше знала ее имя. Она находила его нацарапанным на кусках пергамента, вложенных в книги в ящиках ее комода. «Мать Драко звали Нарцисса» — было написано почерком Гермионы. Но как только она переставала думать об этом, детали снова ускользали. Где бы ни хранилось это знание в ее сознании, она была неспособна получить к нему доступ. Разговор с Джинни или несколько часов в ее лаборатории, и все исчезало, пока она не натыкалась на другой кусок пергамента, напоминающий ей: «Мать Драко звали Нарцисса». В течение нескольких недель она вела дневник, который просматривала и каждый час заполняла новой информацией. Гермиона обнаружила, что, как только информация переставала активно использоваться, то сразу исчезала в тех частях ее разума, до которых она не могла дотянуться. Остальные ее воспоминания о войне возвращались со все большей ясностью, но всё, что было связано с матерью Драко, оставалось размытым. Она знала, что Драко был в курсе, что она не помнила имени его матери. Всякий раз, когда он рассказывал ей что-нибудь о своем детстве, он всегда уточнял «моя мать, Нарцисса», что, очевидно, уже стало для него привычкой. Потеря памяти ограничивалась лишь информацией о его матери. Все остальное казалось нетронутым. Они с Драко составили подробную схему, в которой описали все то, чего она не помнила, чтобы Гермиона могла это изучить. Это было почти бессмысленно, потому что проходило всего несколько часов, прежде чем она снова все забывала. Девушка понимала, что снова потеряла часть информации, но не знала, какую именно. Однако ее успокаивала та мысль, что она сможет отыскать ее снова, когда это понадобится. По большей части Гермиона старалась не думать об этом. Оставалось так много вещей, которые она могла сделать, и для этого не требовалось вспоминать эти конкретные детали. У нее был Драко. Он был жив, но его бы не было, если бы у нее все еще сохранились все ее воспоминания. Она бы отдала гораздо больше, чем несколько воспоминаний, чтобы получить взамен его жизнь. Однако этот факт не утешал Драко. Они лежали в постели, и она пыталась найти место, на котором он мог бы почувствовать, как пинается ребенок. Она прижала его руку к верхней части своего живота, и его пальцы внезапно затрепетали. Гермиона встретилась с ним взглядом, в уголках ее глаз появились морщинки. — Ты это чувствуешь? Драко кивнул. Она направила его руку вверх, к своим ребрам. — Ее голова сейчас здесь, а ноги расположены так, что всю ночь она пинает меня в мочевой пузырь. Уголок его рта дернулся, но затем его большой палец скользнул по узкому шраму, проходящему между ее ребрами, и его внимание переключилось с ребенка. Она обхватила пальцами его руку. — Драко… — ее горло сжалось, когда она нервно заговорила. Он мгновенно поднял на нее глаза. Его серебристые глаза были полны решимости, наполненные тем же голодным и отчаянным обожанием, которое она видела на лице Люциуса. Гермиона сглотнула. — Драко, ты должен позаботиться о ней. Он тупо уставился на нее. Ее сердце замерло в груди. — Ты… ты не можешь стать таким же, как твой отец. Выражение его лица мгновенно изменилось, и она крепче сжала его руку. — Тебе должно быть не все равно, — яростно сказала Гермиона. — Ты должен как можно скорее разобраться со всем и понять, что тебе не все равно, потому что если ты этого не сделаешь, она узнает. В глазах Драко мелькнуло что-то нечитаемое. Девушка села и продолжала смотреть ему в глаза. — Она должна стать той, о ком ты захочешь заботиться. Той, кто имеет для тебя значение. Я не… — у нее перехватило горло, — я не знаю, как… что со мной станет в будущем. Если что-то… пойдет не так… ты должен будешь стать тем, кто полюбит ее за меня, — ее голос слегка дрогнул, — полюбит ее так, как любила бы ее я. Она должна быть важна для тебя. Драко побледнел, но медленно кивнул. — Хорошо, — сказал он. — Обещай. — Я обещаю. Гермиона кивнула. — Хорошо.***
После нескольких месяцев революций, вспыхнувших в странах, находящихся под контролем Пожирателей Смерти, Международная конфедерация объявила о своем намерении «вмешаться» в ситуацию в Европе в октябре 2005 года. Нестабильность в Европе угрожала Статуту секретности и ставила под угрозу мировое магическое сообщество. У Волдеморта едва хватило войск, чтобы попытаться оказать подобие сопротивления. Пожиратели Смерти всегда сильно полагались на поддержку Темных Существ, и с распадом союзов Волдеморта у него едва ли оставалась армия, которую можно было бы собрать. Даже среди Пожирателей Смерти распространялась неуверенность в способности выиграть еще одну войну. Министр Тикнесс произносил слабые речи о британском суверенитете, но, несмотря на добросовестную пропаганду «Ежедневного Пророка», волшебный мир устал от войны и больше не боялся Волдеморта. Стало слишком много недовольных и слишком мало Пожирателей Смерти, чтобы подавить всех. Без Драко в качестве Верховного Правителя не осталось никого, кто мог бы внушить такой же ужас. Международная конфедерация высадилась в Дании в конце октября и устремилась из Северной Европы в сторону Великобритании. Наблюдая за тем, как Фронт Освобождения Международной Конфедерации эффективно сокрушает режим Волдеморта, Гермиона испытывала облегчение. Но в то же время ее настигало глубокое чувство предательства, когда она задумывалась о том, что все могло быть иначе, если бы Международная Конфедерация протянула руку помощи Сопротивлению во время войны. Тошнотворное чувство боли и ярости поднималось в груди Гермионы каждый раз, когда она думала об этом. Не было бы необходимости во Фронте Освобождения, если бы МАКУСА и Международная конфедерация не бросили Сопротивление, которое затем было уничтожено или захвачено в плен. Гарри, Рон и все остальные могли остаться в живых. Для Гермионы чтение свежих газет было пронизано потоком одновременно как облегчения, так и ядовитого горя.***
Она посвятила большую часть своего времени созданию улучшенной версии протеза для Драко. Гермиона словно собирала головоломку из нескольких тысяч кусочков. Она должна была самостоятельно изготовить все детали и соединить их так, чтобы они не мешали другим элементам. Она закончила работу над улучшенной моделью в ноябре. Драко внимательно следил за ее действиями, пока девушка снимала металлический протез, а затем ставила новый на место. Драко зашипел, а затем вздрогнул, когда все нервы подключились к новому протезу. — Как у тебя получилось? Она провела пальцами по фарфоровой обшивке, на ее губах заиграла улыбка. — Значит, ты можешь это чувствовать? Он кивнул. Драко разжал пальцы и сомкнул их. Внутри раздался едва различимый металлический жужжащий звук. Гермиона провела большими пальцами по ладони и наблюдала, как его пальцы подергиваются в ответ. — Видишь этот узор? Фарфор украшен серебряными нитями. Если бы я встроила подобие чувствительных нейронов непосредственно в металлическое покрытие, это бы расстроило работу механизмов и помешало бы работе других компонентов, но я смогла вплести серебряные нити в фарфоровую обшивку кисти и руки как настоящие нервы. Наибольшая их концентрация в пальцах, — Гермиона погладила его пальцы до кончиков, и он изогнул их так, чтобы поймать ее руку, — так что теперь ты сможешь чувствовать почти все то же, что и здоровой рукой. Внутренние механизмы тут сильнее, чем в предыдущих версиях. Мой план состоит в том, чтобы обновлять их каждую неделю по мере того, как ты будешь адаптироваться к текущему варианту... — Умно. Хотя, знаешь, — он взял карандаш и покрутил его между пальцами, прежде чем повернуть запястье и посмотреть, как двигаются металлические пальцы, — ты могла бы просто поставить мне серебряную руку. Так было бы намного быстрее. Гермиона бросила на него недоверчивый взгляд. — Ты правда думаешь, что я дала бы тебе руку, которая медленно высасывает твою жизненную энергию? В тебе и так достаточно темной магии, циркулирующей в организме из-за рун. Серебряная рука серьезно усугубит твое положение. Даже если это и было бы быстрее, эти протезы невероятно ненадежны, я исследовала их… были случаи, когда они душили… Драко усмехнулся себе под нос, и Гермиона оборвала себя и на мгновение взглянула на него, прежде чем закатить глаза. — У тебя отвратительное чувство юмора. — Она постучала палочкой по фарфоровому кончику пальца, слегка ударив его электрическим током. Он вскрикнул от удивления и прижал свою новую руку к груди. Гермиона строго посмотрела на него, убирая несколько инструментов, а затем вытащила гусиное перо. — А теперь попробуй наложить заклинание. Драко потянулся за палочкой, но Гермиона остановила его с лукавой улыбкой. — Нет. Без помощи палочки. — Она демонстративно вытянула левую руку, указательным пальцем изобразив движение палочки при наложении Вингардиум Левиоса. Драко удивленно посмотрел на нее и опустил взгляд на протез. — В прошлый раз ты сказала, что это не сработает. Она улыбнулась ему и заправила локон за ухо. — Верно. А потом я все поняла. Никто никогда раньше не пытался сконструировать палочку в самом протезе, поэтому нам придется регулярно проверять его, чтобы убедиться, что все компоненты работают слаженно. Ну же, попробуй. На мой взгляд, технология еще не доработанная, хотя я использовала одну из твоих палочек, поэтому сложно делать выводы, не проверив. Он протянул левую руку к столу. — Вингардиум Левиоса. Перо поднялось со стола и легко поплыло по воздуху. Драко снова взглянул на руку, а затем на перо, его глаза замерцали. — Это… Как ты это сделала? У Гермионы слегка сжалось горло, и она отвела взгляд, коснувшись набора инструментов. — О… ну, на самом деле я использовала свои наработки по демонтажу наручников. Девушка взглянула на Драко и обнаружила, как он замер, шокированный ее словами. Она прочистила горло. — Как ты знаешь, в Сассексе проходили действительно выдающиеся исследования в области алхимии и анализа сердцевин волшебных палочек. То, как ученые разбирали их на составляющие и направляли магию, поразительно… — Она подняла подбородок и встретилась с ним глазами. — Я воспользовалась их наработками, чтобы сделать нечто не столь ужасное. Драко продолжал смотреть на нее несколько секунд, а затем опустил взгляд на протез. Гермиона посмотрела на свои обнаженные запястья. — Худшие вещи всегда создаются во время войн; в мире магглов происходит то же. Нет никакого способа удерживать эти знания в ящике Пандоры после того, как они были открыты. Я уверена, что через несколько лет каждое волшебное правительство в мире будет использовать наручники для подавления магии заключенных. Я подумала, что эта технология может быть использована для создания того, что сможет, наоборот, помочь людям. — Она слабо улыбнулась ему, а затем взяла свою палочку. — Возможно, когда-нибудь я смогу отправить некоторые схемы разработок в какую-нибудь больницу. Не все искалеченные во время войны были убиты в темницах. Многим из них улучшенная версия магического протеза облегчила бы жизнь. Она снова посмотрела на Драко и увидела, что он все еще стоял там же, словно оцепенев. Затем он шагнул к ней и нерешительно обхватил ее лицо обеими руками, повернув его вверх и обхватив ладонями, как раньше. Он легко провел большими пальцами по изгибу ее скул; одна его рука была прохладнее на ощупь, чем другая. Она вздрогнула. Драко прижался губами к ее лбу. — Ты лучше нас всех, — тихо сказал он, его дыхание коснулось ее кожи. — Этот мир тебя совсем не заслуживает.***
В декабре пошел снег. Это было прекрасно. Он окутывал их мир белым покрывалом, пока Гермиона сидела рядом с Драко, слушая звук падающих снежинок. Гермионе казалось, что на восьмом месяце беременности она стала размером с дом, и ей просто хотелось впасть в спячку, но Драко вытащил ее из постели и все равно уговорил выйти на улицу. — Здесь холодно. А еще от прогулок у меня болят ноги и спина, — угрюмо сказала она, пока он обматывал ее шарфами. — Я понесу тебя. Гермиона фыркнула. — Ты сломаешь себе спину, если сделаешь это. Я сейчас вешу как взрывопотам. — Я усилю свою руку, чтобы та не сломалась, — сказал он с ухмылкой. Гермиона возмущенно ахнула, ее глаза расширились. — Ты ужасен. — Ты сказала, чтобы я заставлял тебя выходить на улицу каждый день, даже если ты будешь против. Гермиона нахмурилась и натянула плащ: — Я не ожидала, что это будет значить, что мне не дадут нормально поспать. — Я пытался подождать, но это длится вечность. Гермиона фыркнула и позволила ему зашнуровать и завязать ее ботинки. Они шли по аккуратно расчищенным дорожкам. Небо, деревья и земля были ослепительно белыми от только что выпавшего снега. — Скоро Рождество, — заметила она. Ее дыхание поднялось в воздух облачком пара. Драко кивнул. — Я и не знала, что мне настолько надоест быть беременной. В то же время мне трудно представить, что у нас скоро появится ребенок. — Она взглянула на Драко. — Все будет по-другому, когда нас будет трое. Драко еще раз коротко кивнул. Гермиона сжала его руку. — Надеюсь, она не унаследует наше упрямство. Драко фыркнул. — Если бы мне нужно было поставить на это, то я бы сказал, что шансы сильно не в нашу пользу. Гермиона улыбнулась. — Возможно. Ребенок действительно был упрямым. Срок родов Гермионы наступил и прошел без каких-либо признаков схваток. Девушка перешла от зимней спячки к решительному восхождению по всем лестничным пролетам в доме и путешествию по самым крутым тропинкам на острове в надежде ускорить процесс наступления родов. Она была почти на сорок первой неделе, уверенная в том, что не сможет вынести еще один день беременности, когда у нее наконец начались схватки. Они были нерегулярными в течение двух дней, а затем постепенно подошли к интервалу в каждые восемь-десять минут. Топси суетилась, взволнованно подпрыгивая на цыпочках и понимающе глядя на Гермиону. Джинни передала Джеймса домовому эльфу и подала всем чай. Гермиона пыталась читать и не питала надежды, что схватки с интервалом в восемь минут закончатся быстро. Они все еще были достаточно терпимыми, чтобы она могла их игнорировать. Драко, казалось, был готов умереть от хронического стресса. Он напрягался каждый раз, когда Гермиона шевелилась или резко вздыхала в момент, когда схватки достигали пика. Он не сводил с нее глаз. Гермиона или Джинни каждый час проводили диагностику, чтобы проверить раскрытие и родовой процесс, и каждый раз видели его слабую активность. Наконец Гермиона встала со вздохом отчаяния. Джинни и Драко одновременно вскочили. Она накинула плащ и сунула ноги в ботинки, прежде чем произнести заклинание, чтобы зашнуровать их. — Я собираюсь еще раз прогуляться. Возможно, это ускорит дело. Если и это не сработает… — девушка послала Драко взгляд, не упоминая варианты, которые уже рассматривала. Джинни кивнула, скривив губы. — Я пойду проверю, как там Джеймс. Ты можешь послать мне весточку, когда захочешь, чтобы я пришла. Драко открыл рот, затем беззвучно закрыл его. Он подал Гермионе руку и позволил вести себя вверх по стольким лестницам, скольким она хотела. Она стояла на вершине моста, сжимая его руку, пытаясь подавить стон и дышать сквозь схватки. — Грейнджер, я мог бы привести акушерку. — Это исключено, — прошипела Гермиона сквозь зубы, согнувшись пополам. — Мы с Джинни справимся. Я не позволю тебе рисковать… и я не позволю тебе приводить сюда кого-нибудь, а потом убивать, чтобы замести следы. Драко виновато молчал. Гермиона тихо вздохнула. — Мы больше не будем этого делать. Мы в безопасности. Здесь мы в безопасности. Не смей этого делать.***
— Ненавижу это. — Знаю. — Мне больно. — Да. — Я устала. Схватки длятся уже несколько часов. — Я знаю. — Прекрати соглашаться со мной. После этого Драко очень долго молчал. Гермиона не была уверена, кто из них крепче сжимал ладонь другого. Казалось, они могли сломать друг другу руки. Джинни сидела между ног Гермионы рядом с Топси. — Гермиона, ты уверена, что не хочешь зеркало, чтобы ты могла это видеть? — Не знаю, — ответила Гермиона ровным голосом, переводя дыхание, прежде чем ее настигла очередная схватка. Она со стоном резко подалась вперед. — Ты большая молодец. Голова уже снаружи. Потерпи еще немного, сейчас будут плечи. — Джинни посмотрела на Драко. — Ты хочешь первым взять ребенка? Драко просто смотрел на Джинни, пока она снова не опустила взгляд между ног Гермионы. Гермиона стиснула зубы и зажмурилась. Она снова наклонилась, сосредоточив все свое тело и разум на том, чтобы тужиться. — Все. Вот и все. Да! Плечи вышли, просто дыши. Не тужься. Раздался жалобный вопль, и внезапно мокрый, извивающийся сверток лег на обнаженную грудь Гермионы. Она тихонько ахнула, когда крошечное, сморщенное личико ее дочери уткнулось ей в грудь. Головка ребенка была покрыта темными мокрыми кудрями. Ее усталость была мгновенно забыта. Руки Гермионы дрожали, когда она обхватила маленькое тельце ребенка и положила пальцы на мокрую головку. Малышка посмотрела в лицо Гермионе, ее рот скривился, а из ее рта вырвался вибрирующий вопль. Гермиона потеряла дар речи. Джинни и Топси разговаривали, но Гермиона не обращала на них внимания. Малышка нахмурила свои светлые, как перышко, брови и на мгновение расширила глаза. Они были такими же ярко-серебристыми, как мерцающая буря. Гермиона всхлипнула и обняла ее крепче. — Драко, у нее твои глаза.